Видеоверсия программы доступна на нашем канале в Youtube по ссылке
Леонид Велехов: Мы запустили нашу еженедельную программу за 100 дней до начала Игр, и за 17 недель, что она выходила в эфир, в студии Радио Свобода побывали легендарные спортсмены, звезды Олимпиад прошлых лет, историки спорта, коллеги-журналисты. Теперь все, Игры закончены. Но подвести черту под Сочи-2014 мы позвали человека, который, скорее, наоборот, взял на себя творческие обязательства оставить эти Игры для вечности.
Известный российский кинорежиссер-документалист Сергей Мирошниченко по заказу Международного Олимпийского комитета снимает масштабный фильм о сочинской Олимпиаде. Но говорить мы с ним будем не только о фильме.
Сергей Валентинович, у нас есть традиция, что мы нашу программу начинаем с представления гостя, которое на этот раз сделает ваш коллега Мумин Шакиров.
Мумин Шакиров: Сергей Мирошниченко, безусловно, значимая и яркая фигура в документальном кино со своим почерком, видением мира и эпохи. Мирошниченко – мастер рисовать портреты людей, без которых трудно себе представить историю России за последние 70 лет. Это писатели Солженицын, Астафьев, Распутин, артист Жженов, художник Глазунов, не говоря о политике Путине, который редко пускает в свое личное пространство человека с кинокамерой. Договориться о съемках с героем будущего фильма это одно, а вот раскрыть его образ, выбрать точную интонацию повествования, расставить нужные акценты – это уже мастерство. Сергей Мирошниченко вдумчивый, неторопливый рассказчик, для него важны детали: быт героев, место обитания, ключевые фразы и слова, молчание, паузы, дающие возможность зрителю прочувствовать увиденное и сказанное. Мирошниченко вошел в историю российского кино как летописец. Свой знаменитый проект "Рожденные в СССР", съемки которого начались накануне распада Советской империи, он снимает почти тридцать лет, каждые семь лет возвращаясь к своим героям, ныне живущих по всему свету.
Леонид Велехов: Сегодня говорим об Олимпиаде, и прежде всего я хотел вас расспросить именно о ваших впечатлениях от Игр. И какое самое сильное впечатление?
Сергей Мирошниченко: Самое сильное впечатление – это работа международного телевизионного сообщества, высоких профессионалов. Все, что мы видели на экранах, снимает международное сообщество. Допустим, коньки снимают голландцы, хоккей снимают канадцы, мы только вкрапления делаем для своих спортсменов. И я увидел, как налажена эта машина, как она хорошо работает, какие профессионалы со всего мира собираются, какая техника. Мы все время говорим о глобализме, и это вот – пример глобализма, когда собираются лучшие силы в мире, и это, конечно, впечатляет. И я понял, чтобы нам участвовать в мировом процессе, нельзя обособляться, нам надо научиться честно конкурировать. Мы должны сами хорошо что-то снимать, предоставлять это ОБС – это Международная организация бродкастеров всего мира, которые транслируют Олимпийские игры и не только. И чтобы попасть туда, нужно соответствовать этому. Не ругаться, не обижаться, что мы такие особенные, нас не понимают, а научиться талантливо все делать.
Я видел там, в Международном центре, где журналистам дали пространство, и телевидению дали пространство, это такое огромное помещение, колоссальных размеров, там четыре или пять Красных площадей по квадратным метрам. И я видел отсеки, меня пускали, Эн-Би-Си… Это студии отдельные! Шли прямые трансляции, это работа студий, работа немецкого, японского телевидения… И все это было организовано и подчинено, такой огромный механизм! Когда ты заходишь в "мозги" этого организма, ты видишь миллионы проводов и тысячи экранов, которые одновременно транслируют со всех мест. У нас есть эпизоды – медиа, журналист, которые там работают. Как делается так, что за конькобежцем, который летит, как пуля, летит параллельно камера, допустим? Все же уже привыкли к этому! И вот эта работа международного сообщества журналистов, телевизионных операторов меня, конечно, поразила!
Леонид Велехов: А ваше главное спортивное впечатление? Кто главный герой – спортсмен?
Сергей Мирошниченко: У меня есть несколько спортсменов, которых мы ведем, которых мы снимаем. И конечно, у нас есть несколько персоналий, которые попали. Например, Бьорндален – великий человек! Его списали, он для всех уже был никто, потому что есть уже молодые. И вот этот момент снят блестяще оператором Машковичем, - это замечательный, великий оператор, я считаю, один из лучших в нашей стране сейчас, - это когда все бегут, добегают, падают, прямо крупно – едят снег, поднимают глаза и понимают, что они проиграли, плачут там. И он добегает – и он не упал… Вот есть рыцари, и он очень умный человек, талантливый. Я помню, как он стоял перед тем, как награждать его, он стоял и что-то обдумывал. Наверное, жизнь свою просчитывал. Ему же уже под 40 лет, и он обыграл этих мальчишек, которые моложе и сильнее, но он все рассчитал. Выдающийся человек, сильный, талантливый!
Или, например, канадская женская сборная по хоккею. И там мы снимаем двух человек. Там есть у американцев умнейшая, интеллигентнейшая женщина-тренер, она из Бостона, и такой канадский мачо. И вот за три минуты до конца, за четыре, американки выигрывают 2:0. И драма просто! Счет сравнялся, а потом побеждают эти канадки. Это такая драма для этой женщины! Я на ее стороне, я за нее болел. Я схватился за голову и буквально плакал, потому что это такая умница женщина, такая сильная!
Или Патрик Чан – наш герой. Он не выиграл, это такой канадский специалист… Шон Уайт – великолепный человек, который создал всю эту систему со сноубордами, раскрутил это. И он проиграл тоже, но выдающийся человек! Мы не только тех, кто выиграли снимали. Ну, и конечно, наша хоккейная драма. Это конечно чудовищное ощущение! Если потом внашей группы были какие-то провалы, я говорил: "Вы работаете, как наша сборная по хоккею". И они сразу начинали усиленно работать! Я сказал: "Вы хотите проиграть? Чтобы наш фильм оказался таким же бездарным, как они сыграли?" Это, конечно, чудовищно!
Леонид Велехов: Вы как раз перед Олимпиадой в интервью говорили о том, как российские хоккеисты в Канаде способствуют популяризации России, улучшению образа России, как там появляются на трибунах полторы тысячи Дацуков… Чему поспособствовали российские хоккеисты в Сочи?
Сергей Мирошниченко: Ну, Дацук умирал на льду, это понятно! Он был травмирован, и он выложился до конца. Но другие… Эгоистичные! Сейчас природа российского человек не позволяет ему собраться в команде. Мы эгостичные, мы завистливые…
Леонид Велехов: Это из-за изменения российской жизни последних лет, как вы считаете?
Сергей Мирошниченко: Я могу сказать, что во многом, наверное, да. Мы просто неправильно поняли демократию и стали воспитывать определенным образом молодых людей. Вот американская команда – она, может быть, не такая звездная, хотя стоит прилично. Канадская сборная стоит в три раза больше, чем наша сборная. Потом, мне кажется, наша пресса преувеличила значение некоторых наших хоккеистов, и мы ждали это преувеличенное значение. Не такой уж великий Овечкин по сравнению с Кросби. И вот эта вот преувеличенность, она…
Леонид Велехов: Это ведь легко просчитать, когда слушаешь комментаторы, как мало звучала фамилия Овечкина, а Кросби – совсем другая история, он все время с шайбой!
Сергей Мирошниченко: Он сделал финал! Ему достаточно было сделать один пас и один гол – и шведы сдались. Они поняли, что есть гений, который их обыграет все равно, даже великого вратаря, который у нас тоже герой. Два героя было – вратарь шведской сборной и Кросби, которого мы снимали наравне со всеми. Тоже умница! А надеялся, что наши ребята понимают значение этой игры. Ведь Олимпийские игры – это даже не игры НХЛ. НХЛ – чуть-чуть шоу, интересно. А на Олимпийских играх это не работает. Выходит 40-летний финн Селинен, и он бьется до конца, и он собирает всю команду. И вдруг оказывается, что у финнов есть дух, есть команда, есть народ! А у нас – нет.
Ну, много вещей. Например, вратарь. Вот был Бобровский – замечательный вратарь, порядочный, хороший и талантливый человек. А есть вратарь, вокруг которого какая-то шумиха, какую-то он девушку взял такую, которая на него написала бумажку, и вот уже надо подумать, прежде чем ставить на ответственные матчи, - значит, он не все правильно просчитывает. А вранье должен все просчитывать правильно! И ставить на такой матч… Я удивлен не столько даже, что он плохо отстоял. А он отстоял так, что команда смялась, она испугалась. То, что Третьяк, будучи вратарем, не мог подсказать, что психологически устойчивее второй вратарь, он показал, что он стоит блестяще, и в таких играх, когда по две шайбы всего забивают, каждая шайба…
Леонид Велехов: Как тот же Третьяк говорил: "Когда я стоял, я знал, что я могу, как минимум, две шайбы пропустить, потому что наши три забьют". А тут этого не было.
Сергей Мирошниченко: А здесь – нет. Если говорить о первой пятерке, они ветераны, они бились. А вот пятерка очень хорошего человека Жени Малкина, я у него брал интервью, ведь они с Овечкиным конкурировали, что гениальнее, и всю игру погубили! Как тренер не мог понять, что их надо развести, что они друг друга обивают? Из-за того, что было два "гения" в одном звене, игра не увеличилась. Вот у нас есть система назначения, назначили человека, и структура двигалась какое-то время, она выдавала ошибки, это было видно, но почему-то мы не любим менять структуры, которые дают ошибки.
Леонид Велехов: Видимо, русское – "авось вывезет"…
Сергей Мирошниченко: Знаете, у русских еще есть одна поговорка: на Бога надейся, а сам не плошай. Вот надежда на Бога не была раньше присуща русскому человеку, российскому, мы до 1917 года как-то по-другому думали об этом, а потом стали надеться на Карла Марка и на Бога. Поэтому и… оплошали! Вот я когда смотрел это наше поражение, у меня мелькнула жуткая мысль, что мы присутствовали при закате советской школы хоккея. Если сейчас разумные люди поймут что-то, они только через 15 лет смогут вернуться в четверку лучших команд. Ведь все лучшие, кто лучше всех играл, они уходят, а дальше-то вообще. Это была трагедия российского хоккея! Я в чудо не верю. Я верю в то, что работать надо, много работать, чтобы состоялось что-то хорошее. Мне кажется, что должно быть такое осознание, что дальше наш успех – к нему надо будет идти очень долго.
Леонид Велехов: И какими-то совсем другими путями, чем шли последние годы.
Сергей Мирошниченко: Да. Высосали все, что было, из советского периода. Дальше там ничего нет.
Леонид Велехов: А теперь – к фильму! Цитирую: "Самый масштабный проект российского документального кино. Бюджет исчисляется миллионами долларов. Самый дорогой фильм в истории российской документалистики". Зачем такой размах? Спорт мимолетен, Игры закончились, о них теперь будут вспоминать только, наверное, спортивные историки, а мир будет жить ожиданием следующих Игр. Фильм ваш может оказаться востребованным?
Сергей Мирошниченко: Ну, это все зависит от моего таланта. Есть фильмы таких режиссеров, как Леуш, которые востребованы и на сегодня – о Гренобле, например. Или Саура сделал фильм "Марафон". Фильм Рифеншталь, нравится нам это или не нравится, живет тоже. Но есть, допустим, и Чикава делал замечательные...
Леонид Велехов: Форман, кажется, тоже делал.
Сергей Мирошниченко: Форман сделал новеллы. Там и Озеров, и благодаря этой новелле ему и дали право делать о московской Олимпиаде. Поэтому что-то остается как кинематограф, а что-то превращается просто в хронику. Но в любом случае, поверьте, просто взять то, что транслируют, как хронику невозможно, потому что там размещены логотипы, нет чистого телевизионного изображения. И только фильм является хроникой, летописью. И почему еще дорогой такой фильм, потому что МОК требует от меня сделать фильм на пленке. Я должен сделать фильм на пленке, сдать на пленочное хранение.
Леонид Велехов: Этот фильм для вас – престижный заказ или вы вложили в него что-то свое сокровенное?
Сергей Мирошниченко: Это для меня прежде всего ужас и кошмар! (смеются) Потому что я столкнулся с разрушенной системой документалистики в нашей стране. У нас была система студий, и когда Озеров делал, он опирался на ЦСДФ, хронику, Мосфильм… Я когда начал, я столкнулся с тем, что у нас длиннофокусной оптики нет ни в игровом кино, ни… Три объектива! А у нас было 18 операторов. И нам пришлось просить группу Кэнон, которой я очень благодарен, они нас обеспечивали – со всей Европы свозили специально объективы, чтобы мы могли снимать. У нас, оказывается, даже в игровом кино не снимают длиннофокусной оптикой. У нас нет хороших трансфокаторов, они еще с советского времени все цветут, есть несколько только. Так как на пленке, унам надо было 18 "редепиков", а у нас в стране нет такого количества. Уже не говоря о том, что наши операторы-документалисты в последнее время не снимали событийных фильмов, кроме маленьких камер. Вот эта система – снимать маленькими камерами, телефонами в интернет, она, к сожалению, привела к тому, что деградация операторского мастерства произошла.
Леонид Велехов: Любительщина поглощает профессию.
Сергей Мирошниченко: Операторы у меня были… я хочу сказать, что они отдали все, что можно, они просто болели на съемках. И была такая уральская замечательная оператор, и она говорила, что ее последнее время просто используют как девочка с маленькими камерками. А она выдающийся человек! И они привыкали даже к этой аппаратуре, учились по ходу съемок. Но были люди, они настолько хорошо готовились, которые изучали физиологию движения человек. Вот Кирилл Мошкович мне рассказывал, как он учился сначала – смотрел физиологию человека. И поэтому он на 800-м объективе снимал движения людей с такой бешеной скоростью, как на хоккее. И получились просто выдающиеся кадры.
Леонид Велехов: А фильм Ленни Рифеншталь повлиял на ваш замысел, на вашу работу? Фильм-то великий, никуда не денешься от этого…
Сергей Мирошниченко: Фильм великий. Но самое великое там – игровые куски. Мы все забываем о том, что у нее пролог и эпилог – самое сильное в фильме. И плюс как это сделано и как это снято. Кстати, это был заказ МОК. И там, кстати, Гитлер показан не очень хорошо. "Олимпия" – это отдельное произведение, о нем мы не будем говорить. Но более того, геббельсовская команда создавала параллельно фильм. Они понимали, что Рифеншталь – свободный человек и может что-то другое сделать, и они создавали свой фильм, и государственные деньги они дали на это другому человеку. А Рифеншталь снимала на частные деньги. Она сначала, кстати, отказывалась, потому что понимала, что объединить по мысли это огромное действо невозможно. Потом, я у нее учился тому, как она выстраивала систему собственной работы. Она не работала на площадке, и я тоже приезжал только в те места, где какой-то крах шел, но она смотрела материал, и я смотрел материал, потому что надо было корректировать операторов, давать им задания, менять их местами, менять возможности… Невозможно быть на всех точках, на всех соревнованиях, а надо собрать команду, сложить всю систему, и я ее складывал.
Я еще узнавал, как Озеров делал. Спрашивал я это у покойного Юсова Вадима Ивановича, он был одним из операторов, который снимал еще те Олимпийские игры. И он мне рассказал, как была построена система, как операторы работали. И я ее взял просто, немножко изменил, добавил своего. Я читал, как это рассказывал Лелуш. Я понял следующее: фильм не должен быть о спорте. Тогда он умирает, если о спорте чисто. Если это подобие трансляции и попытка рассказать то, что все уже увидели, это смерть. Фильм должен показать воздух вокруг Олимпиады, что происходило рядом, что происходило до и после. История оставляет только те фильм, в которых видна политика, жизнь и все остальное. И я операторов настроил на это. Вот помните открытие, там рабочий и колхозница пролетают, и мои операторы все это сняли. Но у меня есть еще оператор, который стоял в сарайчике, и там есть гениальный кадр: привозят эту фигуру огромную, и в рот залезает человек, и он начинает ее сжимать, и эта фигура начинает корчить морды. (смеются) Я у нее какие-то морщины появляются, она сжимается. И вот это – кино!
Леонид Велехов: Наверное, вы не станете отрицать, что у этой Олимпиады есть оборотная сторона. Колоссальные расходы, неадекватные для такой плохо живущей в общем страны, как Россия. Экологии нанесен ущерб грандиозной стройкой. Тысячи людей оказались согнаны с мест, на которых они десятилетиями жили. Из этого ничего в фильм не войдет?
Сергей Мирошниченко: У меня немножко в этом отношении другой взгляд. Был у нас такой царь – Петр Первый. Он построил Петербург.
Леонид Велехов: На костях.
Сергей Мирошниченко: Как угодно. Он его построил. Мы там живем, я люблю туда приезжать. Был у него Меншиков, который воровал со страшной силой. Были другие люди. Там были народы балтийские, которых согнали. Хорошо ли, что у нас есть Петербург? Я думаю, что хорошо.
Леонид Велехов: Но мы помним все-таки, что он построен на костях.
Сергей Мирошниченко: Но построен. Я думаю, что на меньших костях, цивилизованнее построено Сочи.
Леонид Велехов: Это бесспорно.
Сергей Мирошниченко: Второе, у нас ежегодно выделяется бюджет, и когда ничего не строили, он так же разворовывался великолепно. У нас 42 миллиарда каждый год выделяется – и мало что построено. А здесь – построено! И я был наверху, особенно я очень люблю то место, которое построил за свои деньги Потанин, не государство, а Потанин, который вложил 87 миллиардов рублей в эту Олимпиаду, который обещает очистить всю реку до конца, и очистит ее, потому что ему выгодно, чтобы форель там плавала. 50 процентов затрат – это частные деньги. Почему я должен жалеть деньги… ну, Вексельберг вложил туда, почему я должен переживать по этому поводу? Деньги не лежат в Швейцарии, например, а вложены в эти дома – это уже плюс. Я не знаю, каким способом, может быть, приказным, может быть, еще как-то, но эти деньги заработали. И я буду счастлив, если, например, возьмут Самару и весь центр сделают красивым! И там тоже кто-то разворует, но будет место, где мы сможем гулять. Мне надоело жить в городах-помойках! Мне надоело, что в нашей стране нет ни одного места, которым мы могли бы похвастаться.
Здесь есть частные инвестиции. Вот, например, Медиа-центр, вот если бы умные люди в нашем государстве были, они бы сделали там киностудию. Там все есть – юг, гостиницы рядом, павильоны… Архитектор-австралиец, который строил "Фишт", он сказал, что это лучший театр, - он его называет театром, не стадионом, а театром, - за последнее время, который он построил. Мы забываем, что это построило международное сообщество, там строили немцы, австралийцы, канадцы, латыши, литовцы… Все эти люди вложили свой талант, чтобы это появилось. Так что я вижу это по-другому. Я понимаю, всегда говорят: таджики строили. Да прекрасно, что таджики! Если честно говорить, я бы вот таджикский курс набрал, потому что они бы и режиссерами лучшими были бы, наверное, потому что работают они хорошо. Это талантливый народ с древней культурой, а мы не понимаем этого. То, что они строили, может быть, дольше стоять будет.
Это есть, и надо этим воспользоваться! Я знаю, что там сейчас появится большая велосипедная школа, там будет сейчас Формула-1 проходить. Многие люди, инженеры, работники считают это своим достижением. Уверен, что были нарушения, что-то было не так, но сейчас это были… Мой студент там снимал как раз, у него был фильм про то, как сгоняют, и он получил призы. Но я видел эти мазанки, я видел это нищенское существование, где не было ни водопровода, ничего. Да, наверное, это очень романтично – жить в сарае рядом с вишней в 21-м веке, но пора был нам не в сараях и не на болотах жить. Я думаю, если будут умные люди – мэр Сочи, Адлера, они и экологию постепенно поправят, и разовьют это все. А если будет как всегда, но тогда это не вина тех, кто это делал. У истоков идеи стояли люди… вот я знаю, что Потанин долго пробивал это, и не думаю, что он самый плохой у нас олигарх.
Я увидел не всегда качественно доделанные вещи и очень хорошо построенные рядом частные гостиницы, которые гораздо качественнее. И я подумал, что часть людей, кому доверили государственные деньги, сумели сделать некий баланс между тем, что они построили для Олимпиады, и своими частными гостиницами, и частные оказались лучше. Это говорит о нашей ментальности ужасной. Мы сами готовы воровать все, что дают. Лечению это не поддается…
Леонид Велехов: А вы согласны с бытующим словосочетанием "путинские игры"? В этом же тоже особенность этих Игр – никакие другие не сопрягали с именем президента страны, где они проходили.
Сергей Мирошниченко: Прежде всего это победа международного спорта. Отсюда это не видно. Главными на Олимпиаде были Бах и компания МОК. И они участвовали в строительстве этой Олимпиады, вкладывали свои усилия, привлекали специалистов, и это их успех во многом тоже. Второй успех, что не было теракта. Мы не потеряли людей, болельщиков, спортсменов, и это счастье! Наши открытия – это создание общей инфраструктуры, находящейся рядом с олимпийскими объектами. Через дорогу люди переходили из того места, где они жили, до того, где играли. Это равенство всех спортивных держав, потому что раньше кто-то размещался в суперотелях, а кто-то жил в сараях. И эта возможность быстрого взаимодействия двух кластеров – очень удобная вещь. Я на стороне МОК сейчас. Президент МОК сказал, что это было здорово, и я с ним согласен. Роль Путина была в том, чтобы это все достроили. Мы настолько безобразно привыкли опаздывать во всем, не доделывать свою работу, что если бы не было этой жесткой руки, то мы бы просто не успели.
Чтобы понять, что мы сделали, надо побывать там. Я видел людей, которые приехали из разных стран мира, и они с интересом рассматривали это все. И они были удивлены, что Россия может. Мы порвали рубашку, и не одну, но, поверьте, кризиса не будет из-за этого. Кризис может быть из-за того, что плохо и неправильно многие годы строили экономику, разворовывали нефть и газ.
Леонид Велехов: Хочу спросить вас еще о другом вашем фильме, он вышел не то в первые дни Олимпиады, не то накануне – "Философия мягкого пути". И там главный герой – Путин, мне кажется.
Сергей Мирошниченко: Для меня – народ.
Леонид Велехов: Хорошо, но эта часть концепции войдет в олимпийский фильм?
Сергей Мирошниченко: Нет. В олимпийском фильме будет два, может быть, три портрета, как обычно, руководителя государства. Вот, помните, принц Чарльз был активным участником Лондонской Олимпиады, и два-три эпизода попали в фильм о спорте. Там главные герои – спортсмены. Никакой пропаганды и агитации там быть не может.
Леонид Велехов: А вот "Философия мягкого пути" – это политическая философия Путина или вы это только применительно к олимпийскому строительству формулируете?
Сергей Мирошниченко: Я вообще считаю, что в нашей стране должна быть философия мягкого пути. Название мной придумано, и я вообще сторонник мягкого пути. Если мы хотим жить на свободе, она существует, когда у руководства существует мягкий путь и умение корректировать себя, если путь ошибочный. Я сторонник философии мягкого пути. И еще, я хотел показать в этой работе, что Олимпиада построена многими-многими людьми, наряду с теми, кто руководил. Но я не мог бы народу показать этих людей, потому что, если бы я сделал просто про них, в праймтайм это бы не поставили. А вот благодаря тому, что там есть такой гид у нас, этих людей увидела вся страна.
Леонид Велехов: То есть это некий компромисс, на который вы пошли?
Сергей Мирошниченко: Это идея, которая для меня собрала картину. Я пробовал другие варианты, но считаю, что этот вариант лучший. И потом, мне хотелось увидеть, как изменился президент. Я его снимал в 1999 году, "Неизвестный Путин", и вот снимал сейчас. Я думаю, что Олимпиада на пользу президенту. Он стал думать о том, что надо строить. Чем больше мы будем строить, тем меньше будет ошибок. Знаете, обычно ссорятся с соседями, ищут виновных, когда бездельничают. Чем больше мы будем строить, тем больше мы будем нравиться миру, и сами будем заняты, и на мир будем смотреть по-другому. Сделать так же, как немцы, сложно, как японцы – невозможно, но стремиться к этому надо. Сила Америки в том, как работают люди там, а не только в политиках и в спецслужбах. Там все сделано хорошо, там мосты крепкие, дороги отличные. А нам очень много надо работать. Вот пример, что можно работать и получать результат, нужен нам.
Вот будет футбол, чемпионат мира по футболу. Я был в Донецке, видел, как они сделали свой стадион, гостиничный комплекс, улицы, и пришлось сделать из ужасающего просто Донецка – приличный город. И в Киеве многое было сделано благодаря чемпионату, и в Харькове. Да, это не спорт, надо понять, я теперь понял, что это проект, который стимулирует общество интеллектуально собираться.
Леонид Велехов: А я хотел уже перефразировать Достоевского: спорт спасет Россию. Но вы перевели со спорта на более глубокие вещи.
Сергей Мирошниченко: Все объекты, там и нанотехнологии использовались, там были выдающиеся люди, которые с Запада нам передавали технологии, и я им благодарен.
Леонид Велехов: Не могу не задать этот вопрос. Революция на Украине совпала с этой Олимпиадой, и в многочисленных комментариях по поводу революции и прошедшего на днях награждения, когда Медведев награждал "Мерседесами" призеров и чемпионов Олимпиады, и кто-то написал: "Пока выигрывали Олимпиаду, про*рали Украину". Ведь разрушившийся украинский режим политический тоже был в большой степени проектом Владимира Владимировича Путина, он сильно способствовал тому, чтобы Янукович пришел к власти и удержался у этой власти.
Сергей Мирошниченко: Вы уверены в этом? У нас самые лучшие взаимоотношения с Украиной были, когда была премьером Тимошенко. Кстати, ее за это и посадили, как вы помните. Конечно, мы не сейчас потеряли хорошие взаимоотношения с частью украинского народа, истоки гораздо глубже. Когда Сталин захватывал часть территории, на которой люди никогда не жили даже в Российской империи, это горные территории, независимый, свободолюбивый народ, украинский или околоукраинский. Не надо была туда лезть никогда! Это Австро-Венгерская империя, люди с совершенно другим менталитетом. Это люди, которые предпочитают всегда свободу. Они умрут, но будут свободными! Их убеждения я не буду комментировать, они мне иногда не очень близки, иногда нормально. Мы никогда туда не посылали нормальных дипломатов, которые могли бы работать с Украиной как с равным и братским народом, а всегда это было каким-то образом неправильно структурировано. Это большая ошибка. Не быть готовым к такому повороту событий – посла надо убирать сразу. Он должен был предупреждать об этом.
Сейчас Янукович очень обидел западную часть Украины, когда стал туда привозить начальников из Донецкой области. Эти начальники отбирали бизнес, нагибали. И они дождались вот этого взрыва. Потом, он же сам не знал, чего хотел. Он хотел, чтобы и деньги в Европе хранились его, и в то же время чтобы русские продолжали вкачивать в него деньги. Это позиция достаточно странная, это как женщина легкого поведения. Ну, и выгнали женщину, мужики пришли и прогнали бабу.
Леонид Велехов: Интересная трактовка! (смеются)
Сергей Мирошниченко: Но он так вел себя! Не думаю, что всю ответственность за это несет только Путин. Я ношу фамилию украинскую, и мне интересно, что там реально происходит, сумеет ли коллективный разум страны не довести ее до распада, сумеют ли лидеры не привести ее к нацизму, к национал-демократии. Некоторые балтийские республики дошли в этом до какого-то предела, после чего стали уезжать люди, и сейчас эти республики обескровлены. Они, может быть, свободны, но обескровлены. Отток 7 миллионов русскоязычного населения в Россию принесет для Украины катастрофические последствия, и нужно об этом хорошенько думать. А так – надо работать, и надо было вести работу изначально со всеми.
Я бы давно с Украиной старался найти общий язык, со всеми людьми, но я не политик. Я свой группой управлял, у меня было 55 человек, 18 операторов, - тяжело было пройти весь путь. И талантливых людей очень мало у нас в стране, чтобы так вот их расставить на важные посты. Вот у меня есть друг – Григорий Либергау, и он мне как-то сказал, что за период, пока мы говорили, что у нас талантливых людей много, 18 миллионов уехало. Но это уехали те, кто принимают решения, кто мыслит. И сейчас мне группу набрать было очень сложно! И я набирал, например, из Высшей школы экономики людей. Вот моя помощница, которая работала с ОБС, 25 лет, три языка знает, блестящий опыт! Ну, она, конечно, жила в Америке, во Франции работала самостоятельно, Ольга Кучменко. Вообще молодые ребята у меня работали!
Леонид Велехов: Тоже украинская фамилия. (смеются)
Сергей Мирошниченко: Да, есть такое… У меня второй режиссер – Музыченко.
Леонид Велехов: Спасибо за этот замечательно интересный разговор!
Это была заключительный выпуск программы "Игры на Свободе". На протяжении 16-ти предыдущих передач мы говорили почти исключительно о спорте, стараясь помнить, что Олимпийские игры – это игры прежде всего, спортивные соревнования, не больше. Хотя и не меньше. Но никуда не уйдешь от того, что вокруг этих Игр сложилась особая, наэлектризованная атмосфера. Одни считают их не просто спортивным триумфом, но победным боем, который Россия дала всему остальному миру, другие сравнивают сочинскую Олимпиаду со свадьбой в бедной российской семье, в кредит, из последних сил, но с лимузинами. Не будем лукавить, Олимпийские игры – это прежде всего спорт, но не только спорт. Еще Джон Кеннеди сказал, что престиж нации – это космические полеты и олимпийское золото. Еще недавно в России было плохо и с тем, и с другим, теперь хотя бы с золотом стало все в порядке. На этой примиряющей сторонников и противников сочинской Олимпиады ноте и закончим наши "Игры на Свободе" и их последний выпуск.
Леонид Велехов: Мы запустили нашу еженедельную программу за 100 дней до начала Игр, и за 17 недель, что она выходила в эфир, в студии Радио Свобода побывали легендарные спортсмены, звезды Олимпиад прошлых лет, историки спорта, коллеги-журналисты. Теперь все, Игры закончены. Но подвести черту под Сочи-2014 мы позвали человека, который, скорее, наоборот, взял на себя творческие обязательства оставить эти Игры для вечности.
Известный российский кинорежиссер-документалист Сергей Мирошниченко по заказу Международного Олимпийского комитета снимает масштабный фильм о сочинской Олимпиаде. Но говорить мы с ним будем не только о фильме.
Сергей Валентинович, у нас есть традиция, что мы нашу программу начинаем с представления гостя, которое на этот раз сделает ваш коллега Мумин Шакиров.
Мумин Шакиров: Сергей Мирошниченко, безусловно, значимая и яркая фигура в документальном кино со своим почерком, видением мира и эпохи. Мирошниченко – мастер рисовать портреты людей, без которых трудно себе представить историю России за последние 70 лет. Это писатели Солженицын, Астафьев, Распутин, артист Жженов, художник Глазунов, не говоря о политике Путине, который редко пускает в свое личное пространство человека с кинокамерой. Договориться о съемках с героем будущего фильма это одно, а вот раскрыть его образ, выбрать точную интонацию повествования, расставить нужные акценты – это уже мастерство. Сергей Мирошниченко вдумчивый, неторопливый рассказчик, для него важны детали: быт героев, место обитания, ключевые фразы и слова, молчание, паузы, дающие возможность зрителю прочувствовать увиденное и сказанное. Мирошниченко вошел в историю российского кино как летописец. Свой знаменитый проект "Рожденные в СССР", съемки которого начались накануне распада Советской империи, он снимает почти тридцать лет, каждые семь лет возвращаясь к своим героям, ныне живущих по всему свету.
Леонид Велехов: Сегодня говорим об Олимпиаде, и прежде всего я хотел вас расспросить именно о ваших впечатлениях от Игр. И какое самое сильное впечатление?
Сергей Мирошниченко: Самое сильное впечатление – это работа международного телевизионного сообщества, высоких профессионалов. Все, что мы видели на экранах, снимает международное сообщество. Допустим, коньки снимают голландцы, хоккей снимают канадцы, мы только вкрапления делаем для своих спортсменов. И я увидел, как налажена эта машина, как она хорошо работает, какие профессионалы со всего мира собираются, какая техника. Мы все время говорим о глобализме, и это вот – пример глобализма, когда собираются лучшие силы в мире, и это, конечно, впечатляет. И я понял, чтобы нам участвовать в мировом процессе, нельзя обособляться, нам надо научиться честно конкурировать. Мы должны сами хорошо что-то снимать, предоставлять это ОБС – это Международная организация бродкастеров всего мира, которые транслируют Олимпийские игры и не только. И чтобы попасть туда, нужно соответствовать этому. Не ругаться, не обижаться, что мы такие особенные, нас не понимают, а научиться талантливо все делать.
Я видел там, в Международном центре, где журналистам дали пространство, и телевидению дали пространство, это такое огромное помещение, колоссальных размеров, там четыре или пять Красных площадей по квадратным метрам. И я видел отсеки, меня пускали, Эн-Би-Си… Это студии отдельные! Шли прямые трансляции, это работа студий, работа немецкого, японского телевидения… И все это было организовано и подчинено, такой огромный механизм! Когда ты заходишь в "мозги" этого организма, ты видишь миллионы проводов и тысячи экранов, которые одновременно транслируют со всех мест. У нас есть эпизоды – медиа, журналист, которые там работают. Как делается так, что за конькобежцем, который летит, как пуля, летит параллельно камера, допустим? Все же уже привыкли к этому! И вот эта работа международного сообщества журналистов, телевизионных операторов меня, конечно, поразила!
Леонид Велехов: А ваше главное спортивное впечатление? Кто главный герой – спортсмен?
Сергей Мирошниченко: У меня есть несколько спортсменов, которых мы ведем, которых мы снимаем. И конечно, у нас есть несколько персоналий, которые попали. Например, Бьорндален – великий человек! Его списали, он для всех уже был никто, потому что есть уже молодые. И вот этот момент снят блестяще оператором Машковичем, - это замечательный, великий оператор, я считаю, один из лучших в нашей стране сейчас, - это когда все бегут, добегают, падают, прямо крупно – едят снег, поднимают глаза и понимают, что они проиграли, плачут там. И он добегает – и он не упал… Вот есть рыцари, и он очень умный человек, талантливый. Я помню, как он стоял перед тем, как награждать его, он стоял и что-то обдумывал. Наверное, жизнь свою просчитывал. Ему же уже под 40 лет, и он обыграл этих мальчишек, которые моложе и сильнее, но он все рассчитал. Выдающийся человек, сильный, талантливый!
Или, например, канадская женская сборная по хоккею. И там мы снимаем двух человек. Там есть у американцев умнейшая, интеллигентнейшая женщина-тренер, она из Бостона, и такой канадский мачо. И вот за три минуты до конца, за четыре, американки выигрывают 2:0. И драма просто! Счет сравнялся, а потом побеждают эти канадки. Это такая драма для этой женщины! Я на ее стороне, я за нее болел. Я схватился за голову и буквально плакал, потому что это такая умница женщина, такая сильная!
Или Патрик Чан – наш герой. Он не выиграл, это такой канадский специалист… Шон Уайт – великолепный человек, который создал всю эту систему со сноубордами, раскрутил это. И он проиграл тоже, но выдающийся человек! Мы не только тех, кто выиграли снимали. Ну, и конечно, наша хоккейная драма. Это конечно чудовищное ощущение! Если потом внашей группы были какие-то провалы, я говорил: "Вы работаете, как наша сборная по хоккею". И они сразу начинали усиленно работать! Я сказал: "Вы хотите проиграть? Чтобы наш фильм оказался таким же бездарным, как они сыграли?" Это, конечно, чудовищно!
Леонид Велехов: Вы как раз перед Олимпиадой в интервью говорили о том, как российские хоккеисты в Канаде способствуют популяризации России, улучшению образа России, как там появляются на трибунах полторы тысячи Дацуков… Чему поспособствовали российские хоккеисты в Сочи?
Сергей Мирошниченко: Ну, Дацук умирал на льду, это понятно! Он был травмирован, и он выложился до конца. Но другие… Эгоистичные! Сейчас природа российского человек не позволяет ему собраться в команде. Мы эгостичные, мы завистливые…
Леонид Велехов: Это из-за изменения российской жизни последних лет, как вы считаете?
Сергей Мирошниченко: Я могу сказать, что во многом, наверное, да. Мы просто неправильно поняли демократию и стали воспитывать определенным образом молодых людей. Вот американская команда – она, может быть, не такая звездная, хотя стоит прилично. Канадская сборная стоит в три раза больше, чем наша сборная. Потом, мне кажется, наша пресса преувеличила значение некоторых наших хоккеистов, и мы ждали это преувеличенное значение. Не такой уж великий Овечкин по сравнению с Кросби. И вот эта вот преувеличенность, она…
Леонид Велехов: Это ведь легко просчитать, когда слушаешь комментаторы, как мало звучала фамилия Овечкина, а Кросби – совсем другая история, он все время с шайбой!
Сергей Мирошниченко: Он сделал финал! Ему достаточно было сделать один пас и один гол – и шведы сдались. Они поняли, что есть гений, который их обыграет все равно, даже великого вратаря, который у нас тоже герой. Два героя было – вратарь шведской сборной и Кросби, которого мы снимали наравне со всеми. Тоже умница! А надеялся, что наши ребята понимают значение этой игры. Ведь Олимпийские игры – это даже не игры НХЛ. НХЛ – чуть-чуть шоу, интересно. А на Олимпийских играх это не работает. Выходит 40-летний финн Селинен, и он бьется до конца, и он собирает всю команду. И вдруг оказывается, что у финнов есть дух, есть команда, есть народ! А у нас – нет.
Ну, много вещей. Например, вратарь. Вот был Бобровский – замечательный вратарь, порядочный, хороший и талантливый человек. А есть вратарь, вокруг которого какая-то шумиха, какую-то он девушку взял такую, которая на него написала бумажку, и вот уже надо подумать, прежде чем ставить на ответственные матчи, - значит, он не все правильно просчитывает. А вранье должен все просчитывать правильно! И ставить на такой матч… Я удивлен не столько даже, что он плохо отстоял. А он отстоял так, что команда смялась, она испугалась. То, что Третьяк, будучи вратарем, не мог подсказать, что психологически устойчивее второй вратарь, он показал, что он стоит блестяще, и в таких играх, когда по две шайбы всего забивают, каждая шайба…
Леонид Велехов: Как тот же Третьяк говорил: "Когда я стоял, я знал, что я могу, как минимум, две шайбы пропустить, потому что наши три забьют". А тут этого не было.
Сергей Мирошниченко: А здесь – нет. Если говорить о первой пятерке, они ветераны, они бились. А вот пятерка очень хорошего человека Жени Малкина, я у него брал интервью, ведь они с Овечкиным конкурировали, что гениальнее, и всю игру погубили! Как тренер не мог понять, что их надо развести, что они друг друга обивают? Из-за того, что было два "гения" в одном звене, игра не увеличилась. Вот у нас есть система назначения, назначили человека, и структура двигалась какое-то время, она выдавала ошибки, это было видно, но почему-то мы не любим менять структуры, которые дают ошибки.
Леонид Велехов: Видимо, русское – "авось вывезет"…
Сергей Мирошниченко: Знаете, у русских еще есть одна поговорка: на Бога надейся, а сам не плошай. Вот надежда на Бога не была раньше присуща русскому человеку, российскому, мы до 1917 года как-то по-другому думали об этом, а потом стали надеться на Карла Марка и на Бога. Поэтому и… оплошали! Вот я когда смотрел это наше поражение, у меня мелькнула жуткая мысль, что мы присутствовали при закате советской школы хоккея. Если сейчас разумные люди поймут что-то, они только через 15 лет смогут вернуться в четверку лучших команд. Ведь все лучшие, кто лучше всех играл, они уходят, а дальше-то вообще. Это была трагедия российского хоккея! Я в чудо не верю. Я верю в то, что работать надо, много работать, чтобы состоялось что-то хорошее. Мне кажется, что должно быть такое осознание, что дальше наш успех – к нему надо будет идти очень долго.
Леонид Велехов: И какими-то совсем другими путями, чем шли последние годы.
Сергей Мирошниченко: Да. Высосали все, что было, из советского периода. Дальше там ничего нет.
Леонид Велехов: А теперь – к фильму! Цитирую: "Самый масштабный проект российского документального кино. Бюджет исчисляется миллионами долларов. Самый дорогой фильм в истории российской документалистики". Зачем такой размах? Спорт мимолетен, Игры закончились, о них теперь будут вспоминать только, наверное, спортивные историки, а мир будет жить ожиданием следующих Игр. Фильм ваш может оказаться востребованным?
Сергей Мирошниченко: Ну, это все зависит от моего таланта. Есть фильмы таких режиссеров, как Леуш, которые востребованы и на сегодня – о Гренобле, например. Или Саура сделал фильм "Марафон". Фильм Рифеншталь, нравится нам это или не нравится, живет тоже. Но есть, допустим, и Чикава делал замечательные...
Леонид Велехов: Форман, кажется, тоже делал.
Сергей Мирошниченко: Форман сделал новеллы. Там и Озеров, и благодаря этой новелле ему и дали право делать о московской Олимпиаде. Поэтому что-то остается как кинематограф, а что-то превращается просто в хронику. Но в любом случае, поверьте, просто взять то, что транслируют, как хронику невозможно, потому что там размещены логотипы, нет чистого телевизионного изображения. И только фильм является хроникой, летописью. И почему еще дорогой такой фильм, потому что МОК требует от меня сделать фильм на пленке. Я должен сделать фильм на пленке, сдать на пленочное хранение.
Леонид Велехов: Этот фильм для вас – престижный заказ или вы вложили в него что-то свое сокровенное?
Сергей Мирошниченко: Это для меня прежде всего ужас и кошмар! (смеются) Потому что я столкнулся с разрушенной системой документалистики в нашей стране. У нас была система студий, и когда Озеров делал, он опирался на ЦСДФ, хронику, Мосфильм… Я когда начал, я столкнулся с тем, что у нас длиннофокусной оптики нет ни в игровом кино, ни… Три объектива! А у нас было 18 операторов. И нам пришлось просить группу Кэнон, которой я очень благодарен, они нас обеспечивали – со всей Европы свозили специально объективы, чтобы мы могли снимать. У нас, оказывается, даже в игровом кино не снимают длиннофокусной оптикой. У нас нет хороших трансфокаторов, они еще с советского времени все цветут, есть несколько только. Так как на пленке, унам надо было 18 "редепиков", а у нас в стране нет такого количества. Уже не говоря о том, что наши операторы-документалисты в последнее время не снимали событийных фильмов, кроме маленьких камер. Вот эта система – снимать маленькими камерами, телефонами в интернет, она, к сожалению, привела к тому, что деградация операторского мастерства произошла.
Леонид Велехов: Любительщина поглощает профессию.
Сергей Мирошниченко: Операторы у меня были… я хочу сказать, что они отдали все, что можно, они просто болели на съемках. И была такая уральская замечательная оператор, и она говорила, что ее последнее время просто используют как девочка с маленькими камерками. А она выдающийся человек! И они привыкали даже к этой аппаратуре, учились по ходу съемок. Но были люди, они настолько хорошо готовились, которые изучали физиологию движения человек. Вот Кирилл Мошкович мне рассказывал, как он учился сначала – смотрел физиологию человека. И поэтому он на 800-м объективе снимал движения людей с такой бешеной скоростью, как на хоккее. И получились просто выдающиеся кадры.
Леонид Велехов: А фильм Ленни Рифеншталь повлиял на ваш замысел, на вашу работу? Фильм-то великий, никуда не денешься от этого…
Сергей Мирошниченко: Фильм великий. Но самое великое там – игровые куски. Мы все забываем о том, что у нее пролог и эпилог – самое сильное в фильме. И плюс как это сделано и как это снято. Кстати, это был заказ МОК. И там, кстати, Гитлер показан не очень хорошо. "Олимпия" – это отдельное произведение, о нем мы не будем говорить. Но более того, геббельсовская команда создавала параллельно фильм. Они понимали, что Рифеншталь – свободный человек и может что-то другое сделать, и они создавали свой фильм, и государственные деньги они дали на это другому человеку. А Рифеншталь снимала на частные деньги. Она сначала, кстати, отказывалась, потому что понимала, что объединить по мысли это огромное действо невозможно. Потом, я у нее учился тому, как она выстраивала систему собственной работы. Она не работала на площадке, и я тоже приезжал только в те места, где какой-то крах шел, но она смотрела материал, и я смотрел материал, потому что надо было корректировать операторов, давать им задания, менять их местами, менять возможности… Невозможно быть на всех точках, на всех соревнованиях, а надо собрать команду, сложить всю систему, и я ее складывал.
Я еще узнавал, как Озеров делал. Спрашивал я это у покойного Юсова Вадима Ивановича, он был одним из операторов, который снимал еще те Олимпийские игры. И он мне рассказал, как была построена система, как операторы работали. И я ее взял просто, немножко изменил, добавил своего. Я читал, как это рассказывал Лелуш. Я понял следующее: фильм не должен быть о спорте. Тогда он умирает, если о спорте чисто. Если это подобие трансляции и попытка рассказать то, что все уже увидели, это смерть. Фильм должен показать воздух вокруг Олимпиады, что происходило рядом, что происходило до и после. История оставляет только те фильм, в которых видна политика, жизнь и все остальное. И я операторов настроил на это. Вот помните открытие, там рабочий и колхозница пролетают, и мои операторы все это сняли. Но у меня есть еще оператор, который стоял в сарайчике, и там есть гениальный кадр: привозят эту фигуру огромную, и в рот залезает человек, и он начинает ее сжимать, и эта фигура начинает корчить морды. (смеются) Я у нее какие-то морщины появляются, она сжимается. И вот это – кино!
Леонид Велехов: Наверное, вы не станете отрицать, что у этой Олимпиады есть оборотная сторона. Колоссальные расходы, неадекватные для такой плохо живущей в общем страны, как Россия. Экологии нанесен ущерб грандиозной стройкой. Тысячи людей оказались согнаны с мест, на которых они десятилетиями жили. Из этого ничего в фильм не войдет?
Сергей Мирошниченко: У меня немножко в этом отношении другой взгляд. Был у нас такой царь – Петр Первый. Он построил Петербург.
Леонид Велехов: На костях.
Сергей Мирошниченко: Как угодно. Он его построил. Мы там живем, я люблю туда приезжать. Был у него Меншиков, который воровал со страшной силой. Были другие люди. Там были народы балтийские, которых согнали. Хорошо ли, что у нас есть Петербург? Я думаю, что хорошо.
Леонид Велехов: Но мы помним все-таки, что он построен на костях.
Сергей Мирошниченко: Но построен. Я думаю, что на меньших костях, цивилизованнее построено Сочи.
Леонид Велехов: Это бесспорно.
Сергей Мирошниченко: Второе, у нас ежегодно выделяется бюджет, и когда ничего не строили, он так же разворовывался великолепно. У нас 42 миллиарда каждый год выделяется – и мало что построено. А здесь – построено! И я был наверху, особенно я очень люблю то место, которое построил за свои деньги Потанин, не государство, а Потанин, который вложил 87 миллиардов рублей в эту Олимпиаду, который обещает очистить всю реку до конца, и очистит ее, потому что ему выгодно, чтобы форель там плавала. 50 процентов затрат – это частные деньги. Почему я должен жалеть деньги… ну, Вексельберг вложил туда, почему я должен переживать по этому поводу? Деньги не лежат в Швейцарии, например, а вложены в эти дома – это уже плюс. Я не знаю, каким способом, может быть, приказным, может быть, еще как-то, но эти деньги заработали. И я буду счастлив, если, например, возьмут Самару и весь центр сделают красивым! И там тоже кто-то разворует, но будет место, где мы сможем гулять. Мне надоело жить в городах-помойках! Мне надоело, что в нашей стране нет ни одного места, которым мы могли бы похвастаться.
Здесь есть частные инвестиции. Вот, например, Медиа-центр, вот если бы умные люди в нашем государстве были, они бы сделали там киностудию. Там все есть – юг, гостиницы рядом, павильоны… Архитектор-австралиец, который строил "Фишт", он сказал, что это лучший театр, - он его называет театром, не стадионом, а театром, - за последнее время, который он построил. Мы забываем, что это построило международное сообщество, там строили немцы, австралийцы, канадцы, латыши, литовцы… Все эти люди вложили свой талант, чтобы это появилось. Так что я вижу это по-другому. Я понимаю, всегда говорят: таджики строили. Да прекрасно, что таджики! Если честно говорить, я бы вот таджикский курс набрал, потому что они бы и режиссерами лучшими были бы, наверное, потому что работают они хорошо. Это талантливый народ с древней культурой, а мы не понимаем этого. То, что они строили, может быть, дольше стоять будет.
Это есть, и надо этим воспользоваться! Я знаю, что там сейчас появится большая велосипедная школа, там будет сейчас Формула-1 проходить. Многие люди, инженеры, работники считают это своим достижением. Уверен, что были нарушения, что-то было не так, но сейчас это были… Мой студент там снимал как раз, у него был фильм про то, как сгоняют, и он получил призы. Но я видел эти мазанки, я видел это нищенское существование, где не было ни водопровода, ничего. Да, наверное, это очень романтично – жить в сарае рядом с вишней в 21-м веке, но пора был нам не в сараях и не на болотах жить. Я думаю, если будут умные люди – мэр Сочи, Адлера, они и экологию постепенно поправят, и разовьют это все. А если будет как всегда, но тогда это не вина тех, кто это делал. У истоков идеи стояли люди… вот я знаю, что Потанин долго пробивал это, и не думаю, что он самый плохой у нас олигарх.
Я увидел не всегда качественно доделанные вещи и очень хорошо построенные рядом частные гостиницы, которые гораздо качественнее. И я подумал, что часть людей, кому доверили государственные деньги, сумели сделать некий баланс между тем, что они построили для Олимпиады, и своими частными гостиницами, и частные оказались лучше. Это говорит о нашей ментальности ужасной. Мы сами готовы воровать все, что дают. Лечению это не поддается…
Леонид Велехов: А вы согласны с бытующим словосочетанием "путинские игры"? В этом же тоже особенность этих Игр – никакие другие не сопрягали с именем президента страны, где они проходили.
Сергей Мирошниченко: Прежде всего это победа международного спорта. Отсюда это не видно. Главными на Олимпиаде были Бах и компания МОК. И они участвовали в строительстве этой Олимпиады, вкладывали свои усилия, привлекали специалистов, и это их успех во многом тоже. Второй успех, что не было теракта. Мы не потеряли людей, болельщиков, спортсменов, и это счастье! Наши открытия – это создание общей инфраструктуры, находящейся рядом с олимпийскими объектами. Через дорогу люди переходили из того места, где они жили, до того, где играли. Это равенство всех спортивных держав, потому что раньше кто-то размещался в суперотелях, а кто-то жил в сараях. И эта возможность быстрого взаимодействия двух кластеров – очень удобная вещь. Я на стороне МОК сейчас. Президент МОК сказал, что это было здорово, и я с ним согласен. Роль Путина была в том, чтобы это все достроили. Мы настолько безобразно привыкли опаздывать во всем, не доделывать свою работу, что если бы не было этой жесткой руки, то мы бы просто не успели.
Чтобы понять, что мы сделали, надо побывать там. Я видел людей, которые приехали из разных стран мира, и они с интересом рассматривали это все. И они были удивлены, что Россия может. Мы порвали рубашку, и не одну, но, поверьте, кризиса не будет из-за этого. Кризис может быть из-за того, что плохо и неправильно многие годы строили экономику, разворовывали нефть и газ.
Леонид Велехов: Хочу спросить вас еще о другом вашем фильме, он вышел не то в первые дни Олимпиады, не то накануне – "Философия мягкого пути". И там главный герой – Путин, мне кажется.
Сергей Мирошниченко: Для меня – народ.
Леонид Велехов: Хорошо, но эта часть концепции войдет в олимпийский фильм?
Сергей Мирошниченко: Нет. В олимпийском фильме будет два, может быть, три портрета, как обычно, руководителя государства. Вот, помните, принц Чарльз был активным участником Лондонской Олимпиады, и два-три эпизода попали в фильм о спорте. Там главные герои – спортсмены. Никакой пропаганды и агитации там быть не может.
Леонид Велехов: А вот "Философия мягкого пути" – это политическая философия Путина или вы это только применительно к олимпийскому строительству формулируете?
Сергей Мирошниченко: Я вообще считаю, что в нашей стране должна быть философия мягкого пути. Название мной придумано, и я вообще сторонник мягкого пути. Если мы хотим жить на свободе, она существует, когда у руководства существует мягкий путь и умение корректировать себя, если путь ошибочный. Я сторонник философии мягкого пути. И еще, я хотел показать в этой работе, что Олимпиада построена многими-многими людьми, наряду с теми, кто руководил. Но я не мог бы народу показать этих людей, потому что, если бы я сделал просто про них, в праймтайм это бы не поставили. А вот благодаря тому, что там есть такой гид у нас, этих людей увидела вся страна.
Леонид Велехов: То есть это некий компромисс, на который вы пошли?
Сергей Мирошниченко: Это идея, которая для меня собрала картину. Я пробовал другие варианты, но считаю, что этот вариант лучший. И потом, мне хотелось увидеть, как изменился президент. Я его снимал в 1999 году, "Неизвестный Путин", и вот снимал сейчас. Я думаю, что Олимпиада на пользу президенту. Он стал думать о том, что надо строить. Чем больше мы будем строить, тем меньше будет ошибок. Знаете, обычно ссорятся с соседями, ищут виновных, когда бездельничают. Чем больше мы будем строить, тем больше мы будем нравиться миру, и сами будем заняты, и на мир будем смотреть по-другому. Сделать так же, как немцы, сложно, как японцы – невозможно, но стремиться к этому надо. Сила Америки в том, как работают люди там, а не только в политиках и в спецслужбах. Там все сделано хорошо, там мосты крепкие, дороги отличные. А нам очень много надо работать. Вот пример, что можно работать и получать результат, нужен нам.
Вот будет футбол, чемпионат мира по футболу. Я был в Донецке, видел, как они сделали свой стадион, гостиничный комплекс, улицы, и пришлось сделать из ужасающего просто Донецка – приличный город. И в Киеве многое было сделано благодаря чемпионату, и в Харькове. Да, это не спорт, надо понять, я теперь понял, что это проект, который стимулирует общество интеллектуально собираться.
Леонид Велехов: А я хотел уже перефразировать Достоевского: спорт спасет Россию. Но вы перевели со спорта на более глубокие вещи.
Сергей Мирошниченко: Все объекты, там и нанотехнологии использовались, там были выдающиеся люди, которые с Запада нам передавали технологии, и я им благодарен.
Леонид Велехов: Не могу не задать этот вопрос. Революция на Украине совпала с этой Олимпиадой, и в многочисленных комментариях по поводу революции и прошедшего на днях награждения, когда Медведев награждал "Мерседесами" призеров и чемпионов Олимпиады, и кто-то написал: "Пока выигрывали Олимпиаду, про*рали Украину". Ведь разрушившийся украинский режим политический тоже был в большой степени проектом Владимира Владимировича Путина, он сильно способствовал тому, чтобы Янукович пришел к власти и удержался у этой власти.
Сергей Мирошниченко: Вы уверены в этом? У нас самые лучшие взаимоотношения с Украиной были, когда была премьером Тимошенко. Кстати, ее за это и посадили, как вы помните. Конечно, мы не сейчас потеряли хорошие взаимоотношения с частью украинского народа, истоки гораздо глубже. Когда Сталин захватывал часть территории, на которой люди никогда не жили даже в Российской империи, это горные территории, независимый, свободолюбивый народ, украинский или околоукраинский. Не надо была туда лезть никогда! Это Австро-Венгерская империя, люди с совершенно другим менталитетом. Это люди, которые предпочитают всегда свободу. Они умрут, но будут свободными! Их убеждения я не буду комментировать, они мне иногда не очень близки, иногда нормально. Мы никогда туда не посылали нормальных дипломатов, которые могли бы работать с Украиной как с равным и братским народом, а всегда это было каким-то образом неправильно структурировано. Это большая ошибка. Не быть готовым к такому повороту событий – посла надо убирать сразу. Он должен был предупреждать об этом.
Сейчас Янукович очень обидел западную часть Украины, когда стал туда привозить начальников из Донецкой области. Эти начальники отбирали бизнес, нагибали. И они дождались вот этого взрыва. Потом, он же сам не знал, чего хотел. Он хотел, чтобы и деньги в Европе хранились его, и в то же время чтобы русские продолжали вкачивать в него деньги. Это позиция достаточно странная, это как женщина легкого поведения. Ну, и выгнали женщину, мужики пришли и прогнали бабу.
Леонид Велехов: Интересная трактовка! (смеются)
Сергей Мирошниченко: Но он так вел себя! Не думаю, что всю ответственность за это несет только Путин. Я ношу фамилию украинскую, и мне интересно, что там реально происходит, сумеет ли коллективный разум страны не довести ее до распада, сумеют ли лидеры не привести ее к нацизму, к национал-демократии. Некоторые балтийские республики дошли в этом до какого-то предела, после чего стали уезжать люди, и сейчас эти республики обескровлены. Они, может быть, свободны, но обескровлены. Отток 7 миллионов русскоязычного населения в Россию принесет для Украины катастрофические последствия, и нужно об этом хорошенько думать. А так – надо работать, и надо было вести работу изначально со всеми.
Я бы давно с Украиной старался найти общий язык, со всеми людьми, но я не политик. Я свой группой управлял, у меня было 55 человек, 18 операторов, - тяжело было пройти весь путь. И талантливых людей очень мало у нас в стране, чтобы так вот их расставить на важные посты. Вот у меня есть друг – Григорий Либергау, и он мне как-то сказал, что за период, пока мы говорили, что у нас талантливых людей много, 18 миллионов уехало. Но это уехали те, кто принимают решения, кто мыслит. И сейчас мне группу набрать было очень сложно! И я набирал, например, из Высшей школы экономики людей. Вот моя помощница, которая работала с ОБС, 25 лет, три языка знает, блестящий опыт! Ну, она, конечно, жила в Америке, во Франции работала самостоятельно, Ольга Кучменко. Вообще молодые ребята у меня работали!
Леонид Велехов: Тоже украинская фамилия. (смеются)
Сергей Мирошниченко: Да, есть такое… У меня второй режиссер – Музыченко.
Леонид Велехов: Спасибо за этот замечательно интересный разговор!
Это была заключительный выпуск программы "Игры на Свободе". На протяжении 16-ти предыдущих передач мы говорили почти исключительно о спорте, стараясь помнить, что Олимпийские игры – это игры прежде всего, спортивные соревнования, не больше. Хотя и не меньше. Но никуда не уйдешь от того, что вокруг этих Игр сложилась особая, наэлектризованная атмосфера. Одни считают их не просто спортивным триумфом, но победным боем, который Россия дала всему остальному миру, другие сравнивают сочинскую Олимпиаду со свадьбой в бедной российской семье, в кредит, из последних сил, но с лимузинами. Не будем лукавить, Олимпийские игры – это прежде всего спорт, но не только спорт. Еще Джон Кеннеди сказал, что престиж нации – это космические полеты и олимпийское золото. Еще недавно в России было плохо и с тем, и с другим, теперь хотя бы с золотом стало все в порядке. На этой примиряющей сторонников и противников сочинской Олимпиады ноте и закончим наши "Игры на Свободе" и их последний выпуск.