Право на свободу собраний. Задержания на антивоенных митингах и митингах в поддержку “узников Болотной”. Особенности новой волны протеста. Как зависит поведение полиции от украинских событий? Почему задержания на разрешенных или срочных антивоенных митингах в принципе незаконны? Сколько часов по закону о митингах и свободе собраний может провести в ОВД задержанный? Как обжаловать штрафы и административные аресты? Продюсер фильма “Дубровский” как задержанный за участие в антивоенном митинге.
Совместный выпуск с Ovdinfo.org. В программе участвуют Григорий Охотин и Даниил Бейлинсон, участники проекта Ovdinfo (мониторинг задержаний граждан в Москве); задержанные на антивоенном митинге Лев Гершензон, программист, it-эксперт, и Евгений Гиндилис, кинопродюсер; адвокат Ольга Гнездилова; поэт Лев Рубинштейн; филолог Роман Лейбов (Тарту). Ведет программу Елена Фанайлова
Полная видеоверсия http://youtu.be/gbbJYob1boU
http://vimeo.com/88442507
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Право на свободу собраний
Елена Фанайлова: У продюсера Евгения Гиндилиса только что состоялась премьера кинофильма "Дубровский", который парадоксальным образом оказался про русское насилие, про людей в форме, которые оказываются правы во всем, и вот Евгений был задержан 2-го числа. Женя, ваши яркие впечатления?
Евгений Гиндилис: Да, в общем, это было интересно... Я на следующий день получил смс от одной из своих сотрудниц кинокомпании, которая написала: "Женя, я в шоке! Вы были в каталажке!" И я ей на это ответил, что грань между кино и реальностью иногда бывает очень тонкой. Меня задержали первый раз, хотя мы во всех митингах до сих пор принимали участие, были и у Хамовнического суда, и практически везде, но в этот раз было все гораздо жестче. Мы простояли там 5 минут, ничего не делали, в ответ на предложение спуститься в метро мы сказали, что вышли просто погулять, но в этот момент меня начали достаточно жестко винтить. Я лег на землю, и с этого момента уже вступил ОМОН, и несколько человек меня просто отнесли в автобус. А Женя Лавут, моя жена, бежала за мной и собирала вещи, которые из меня сыпались, телефон, очки и так далее (смеется). И ее тоже за компанию отправили в этот автозак.
В автозаке мы встретили много знакомых. С другой стороны, мы немедленно все связались с ОВД-Инфо. А один из сотрудников полиции, сидя за дверцей, смотрел по телефону какое-то громкое видео со звуками митинга, и когда я его спросил, что же там такое интересное у него идет, оказалось, что он смотрит сцены с Майдана и говорит: "Вот видите, как здесь "Беркут" бьют. С нами может быть так же, поэтому мы..." И совершенно очевидно, что у них есть такая установка на то, чтобы это все смотреть и набираться опыта, так сказать.
Лев Гершензон: Я с Женей не встретился на Манежной площади, хотя мы, видимо, были где-то рядом. Но похожая история, я провел там минут 5 и... У меня это был не первый раз в автозаке, а третий, хотя я это не люблю, воодушевления неофита у меня уже не было. Действительно, мы заметили и по митингам, по собраниям у Замоскворецкого суда, посвященным "Болотному делу", что по сравнению с тем, что было два года назад, гораздо жестче стали действовать и менее предсказуемо. Раньше была логика: есть плакат - это участие в митинге, стоишь тихо без плаката - тебя не берут. Сейчас эта логика нарушена. И видно при задержании, что сотрудники ОМОНа очень сильно раздражены, обозлены. Кажется, что они действительно получают какой-то специальный видеоконтент, у них явно есть своя картина мира, которую довольно трудно изменить. Мы видели кадры с академиком Васильевым, его ведут аккуратно, а многих жестко задерживали, и это тоже, мне кажется, такой комплект, который прилагается теперь при малейшем подозрении на сопротивление.
Лев Рубинштейн: Я в этот раз никуда не попал, но однажды в автозаке побывал, давно. Сейчас я выходил и к суду, и на Манежную площадь, и вокруг меня шла бурная прополка, и я даже был на виду и раздавал интервью, но почему-то избежал задержания. У Министерства обороны я не был, но следил за ситуацией, и в виде картинок и документов это еще страшнее. Например, известная учительница истории Тамара Эйдельман, которая тоже туда попала, в этом участке прочитала лекцию об истории революции в Европе. Так что вся эта история обрастает еще и фольклором.
Елена Фанайлова: Меня удивляет в событиях последних дней, что задерживается интеллигенция, гуманитарии, протест последних дней - протест гуманитарный.
Лев Рубинштейн: Интересно, что еще и пафос и стилистика этого нового протеста... Там же лозунги в основном не негативные, а позитивные. Там речь идет о мире. Человек держит плакат "Миру - мир!", это официальный пропагандистский плакат времен СССР. То есть сейчас перекодируется абсолютно вся символика, все приобретает новый смысл.
Елена Фанайлова: Роман, как у вас проходили антивоенные выступления?
Роман Лейбов: Да, у нас в Таллинне были антивоенные выступления. В Тарту был один митинг, маленький, еще в самом начале, во время противостояния на Майдане. Нас собралось человек 15 в центре Тарту. Мероприятие было зарегистрировано часов за 12 до самого мероприятия, по интернету. Зрителей не было, но Тарту вообще довольно безлюдный город. Там были в основном международные студенты из Тартуского университета. Сегодня будет больше народу, в том числе на фейсбуке отметился один из патриархов диссидентского движения господин Никлус. Думаю, что всего будет человек 150, и в основном это будет публика из Тартуского университета, в основном молодежь. Возле консульства Российской Федерации в городе Тарту.
Елена Фанайлова: Роман Григорьевич, вы написали на своей страничке, что хватит уже теоретических рассуждений о Путине, пора петь походные песни. Сегодня вы какую-нибудь походную песню споете?
Роман Лейбов: Только со Львом Семеновичем дуэтом!
Лев Рубинштейн: Надо петь "Дети разных народов, мы мечтою о мире живем..."
Роман Лейбов: Я не имел в виду, что надо срочно бить в барабан, как один немецкий поэт писал.
Елена Фанайлова: Послушаем адвоката Ольгу Гнездилову, она рассказывает о том, как обстоят дела с законом о митингах и свободе собраний, и как обжалуются задержания.
Ольга Гнездилова: Закон о свободе собраний, о порядке проведения уличных мероприятий говорит, что если мероприятие проводится с уведомлением, то оно должно пройти спокойно, оно не должно прекращаться сотрудниками полиции. Даже если на мероприятии происходит нарушение порядка проведения, то такие граждане в отдельном порядке должно привлекаться полицией к административной ответственности. Кодекс об административных правонарушениях говорит, что все протоколы должны составляться на месте, только в исключительных случаях гражданина доставляют в отдел полиции. Получается, что у нас все случаи являются исключительными, и это, конечно, неправильно. Как такового понятия "разрешенных" митингов у нас нет. У нас все разрешено, что проводится с уведомлением, либо одиночные пикеты, для которых уведомления не нужны. Либо иные формы, скажем, собраний, где также подача уведомления не требуется. Поэтому задержание - это такая достаточно порочная практика, и опять же прекращение публичного мероприятия, любого, должно сопровождаться бумагой от представителя органа местного самоуправления, где он обосновывает причины такого прекращения. Она выдается либо сразу на момент прекращения, либо в течение 24 часов.
Елена Фанайлова: А с какими формулировками сейчас задерживали людей? Я имею в виду последние антивоенные митинги и митинг в поддержку осужденных по "Болотному делу".
Ольга Гнездилова: В протоколах писали, что они нарушали порядок проведения мероприятия. Это тоже некорректно, поскольку порядок проведения у нас установлен законом, и там сказано, что участники публичного мероприятия не вправе находиться на мероприятии в состоянии опьянения, иметь оружие, закрывать лицо маской и так далее, есть перечень обязанностей участников. Если он нарушается, то это нарушение порядка проведения. То, что пишут в протоколах, что человек должен быть подвергнут ответственности, поскольку он участвовал в мероприятии, на которое не подавалось уведомление, это неверно, потому что за уведомление у нас отвечает организатор, а участник не обязан интересоваться, подано ли уведомление, это не его функция. Здесь правоохранительные органы, если они хотя кого-то оштрафовать, должны найти организатора, составить на него протокол о нарушении порядка организации. А участники отвечают только за свое приличное поведение, грубо говоря, на пикете.
Елена Фанайлова: Сколько можно содержать под стражей задержанного на подобном митинге?
Ольга Гнездилова: Здесь тоже идут на хитрость. Если мы говорим о нарушении порядка проведения или организации митинга, то только до трех часов. Чтобы держать людей дольше, составляют протоколы по статье 19.3 "Неповиновение законному требованию сотрудника полиции". Здесь интересная история, потому что эта статья, как многими экспертами считается, не должна применяться в таких случая. Если речь идет о митинге, то вопрос законности его прекращения связан, в том числе, с бумагой от представителя мэрии, почему мероприятие подлежит прекращению. Такой бумаги я никогда в жизни не видела, хотя статья 17-я ФЗ предусматривает, что митинг может быть прекращен только по такому документу, но никто нигде его не составляет. И когда человека обвиняют в неповиновении, то там задержания возможны на срок до 48 часов без судебного постановления. И здесь, конечно, этим пользуются, поскольку это фактически уже наказание, если человек проводит ночь в отделении. Я считаю применение этой статьи некорректным.
Что касается антивоенных митингов, ситуация здесь очень интересная, поскольку практически одновременно прошли митинги за войну и против войны. Мы видели большое шествие и большие мероприятия в разных городах, которые не выдержали этот срок уведомления, предусмотренный законом, за 10 дней до проведения публичного мероприятия. Нет ни одного задержанного на митингах за войну, и масса задержанных на митингах против введения войска. Это явная политическое решение, перекошенное. Много раз мы говорили о том, что нужны такие поправки в законодательство, которые предусматривают возможность срочно собраться, не уведомляя за 10 дней или за три, когда происходят действительно важные события, как произошедшее 1 марта. У нас такой процедуры нет. И получилось, что люди, которые вышли с миротворческими лозунгами, были задержаны, потому что они должны были подать уведомление, закон это предусматривает. В то же время, митинги, организованные властями, прошли без задержаний, хотя ситуация абсолютно та же: каких уведомлений люди не подавали, либо они подали их каким-то упрощенным порядком, и получилась преференция по политическим мотивам.
Елена Фанайлова: Ольга Гнездилова еще сказала, что при апелляции в Европейский суд по правам человека этот политический момент обязательно будет учитываться. На этой волне протеста обнаружились такие вещи, как массовые задержания, жестокость задержаний, специальная информационная подготовка сотрудников полиции. Каковы ваши впечатления, Гриша?
Григорий Охотин: Все перечисленное совершенно не является новым. Подобные по массовости задержания были 6 мая, когда задержали 650 человек. Сейчас задержали 1400 человек за неделю, на трех акциях. Тогда в мае задержали 1500 за две недели. В этом нет ничего нового, это было и до белоленточных протестов. Жесткость задержаний варьируется от социального состава присутствующих на акции, "другороссов" крутят жестче, интеллигенцию мягче. Вы еще говорили, что удивительно то, что задерживали практически всех, не по плакатам, - это один из их методов, они иногда задерживают, чтобы пресечь конкретное какое-то действие, а иногда, чтобы разогнать акцию, у них множество разных методов. Один из методов - задержать 30-50 процентов пришедших, если акция малочисленная. Все акции, на которых сейчас были задержания, в общем-то, были малочисленные, и людей задерживали почти половину.
Чем отличаются эти задержания, это тем, что это первая акция со времени введения нового закона о митингах, который увеличил штраф до 20-30 тысяч рублей. Задержали огромное количество интеллигенции и хипстеров, то есть социальный состав автозаков был иным, чем обычно на политических акциях. У Жени Гиндилиса есть голос, информационные возможности, и распространение информации о том, как проходят задержания, что происходит в полиции, в суде, и после того, как задерживают такой состав, ситуация резко меняется. В частности, когда задерживают интеллигенцию и хипстеров, они говорят: ох, как же все ужасно... Но тут можно только рекомендовать читать сайт ОВД-Инфо: задерживают не впервые, задерживают каждые полтора-два дня, а время от времени задерживают очень много.
Лев Гершензон: А процент задержанных, которые остались ночевать в ОВД, разве не рекорд, не новая история?
Григорий Охотин: Нет, рекорд был 6 мая, когда оставили почти всех, и 5 декабря, когда задержали 300 человек, всем дали 19.3, и все остались ночевать. И 6 мая почти всем дали 19.3, и всех оставили ночевать.
Даниил Бейлинсон: Мне это все напоминает акции "Стратегии-31". Тоже так выхватывали, несли вниз головой, глаза пытались выдавить. 21-го числа полиция закрыла людей с двух сторон на Татарской улице, у Замоскворецкого суда, и начала говорить в мегафон "Расходитесь!", а расходиться некуда. Думаю, что многие люди совершенно не хотели попасть в автозак, но выхода просто не было буквально. Что касается цифр по судам, то по статье 19.3, которая подразумевает административный арест или штраф, в основном выписывают штрафы, кроме двух граждан, один из них белорус, другой украинец, которым дали по 5 суток на первой акции. По второй акции ситуация совершенно иная, 9 человек оставили на ночь, судили, одному дали 15 суток, трем - 10 суток, одной - 5 суток и 20 тысяч рублей штрафа. То есть там уже людей, оставшихся на ночь в ОВД, просто закрывают.
Лев Гершензон: Несколько человек не успели судить и оставили на вторую ночь в ОВД.
Даниил Бейлинсон: Да. И тем, кому присудили сутки, они тоже ночевали в ОВД, и их сейчас вернули, чтобы судить по статье 20.2.
Елена Фанайлова: Теперь у каждого такого человека есть графа "судимость"?
Даниил Бейлинсон: Нет. Здесь нужно отличать административную судимость и уголовную.
Лев Гершензон: Но несколько человек сразу по двум статьям были осуждены - и на штраф, и на административный арест. И это, по-моему, новое. У нас есть по этому решение Верховного суда...
Григорий Охотин: Это, к сожалению, тоже не новое. Просто они начинают оформлять по статье 20.2, а потом по какой-то причине им надо оставить человека на ночь, они, например, не успели оформить протокол, и они добавляют к этому 19.3. Эта порочная практика, но против людей, задержанных на митингах, вообще неправомерно применять статью 19.3, то есть неповиновение сотруднику полиции. Потому что если человек после того, как в мегафон сказали расходиться, не ушел, и его задержали, то его должны оформить по закону по 20.2. То, что он не стал расходиться, это отягчающее обстоятельство в статье 20.2, это не отдельная статья. Так что ничего нового там не было. Мы занимаемся мониторингом два года, и все это было.
Лев Гершензон: Я не имею в виду новое в том смысле, что этого совсем не было. Я имею в виду мои ощущения о том, как изменилась ситуация за два года. Для меня новое - в отношениях с сотрудниками ОМОНа и сотрудниками ОВД, с которым мы общаемся в отделении. Два года назад, когда ты общался с полицейскими в отделениях, было ощущение, что они были подчеркнуто вежливы, понимали абсурдность ситуации, и даже иногда они говорили что-то типа того, что "да вот, ребята, мы понимаем, мы за вас, да если бы вас побольше..." - что-то в таком духе. У меня ощущение и по улице, и по автобусу, автозаку, и по тому, что происходило потом в отделении, что сейчас мы явные враги. И любой вопрос, любая апелляция к закону вызывает только раздражение и злобу. Для меня это новое, скорее. И еще, вот сейчас брали хипстеров, и похоже, ход рассуждения такой: вы хотели покататься - мы вас будем дольше держать; вам нормально покататься, не страшно, не жалко времени - давайте мы вас рублем, 20 тысяч рублей - большие деньги в России. И это работает.
Евгений Гиндилис: Я бы здесь разделил тех людей, которые задерживают, и тех людей, которые оформляют. Вот наш опыт в ОВД "Даниловский" был в том, что мы провели 4 часа, ну, скучно, и я просто начал разговаривать с полицейскими. И конечно, их очень волнует ситуация на Украине, потому что они украинские события проецируют на себя. И понятно, что элемент контрпропаганды, которая ведется по отношению к ним, в первую очередь связан с очень простой позицией: посмотрите, что там сделали с "Беркутом", вот то же самое сделают с вами здесь, если вы не... Но, с другой стороны, они прекрасно понимают, что ситуация непростая, и когда им приводятся какие-то вполне серьезные аргументы по поводу того, что Крым не является частью территории России, и присутствие российское военное там является серьезным нарушением наших обязательств, они эту логику слышат. И второе, все очень сильно зависит от каких-то местных правил, потому что с нами в ОВД "Даниловское" обращались крайне лояльно, никто наши права там никак не ущемлял. Наоборот, они были заинтересованы в том, чтобы максимально быстро нас оформить и отпустить, а некоторые особо информированные наши товарищи просто вышли оттуда, как только истекли три часа. Потому что они не отдавали никаких документов, а просто там с копией паспорта попрощались со всеми и были таковы.
Роман Лейбов: Хотел бы обратиться к тем, кто приводит аргумент, что в Эстонии были события "бронзовой ночи", когда довольно жестко были разогнаны люди, вышедшие на защиту памятника Советскому воину-освободителю в Таллинне. Действительно, была такая история, вышло довольно большое количество людей, критически большое, я бы сказал, по символическому поводу (то, что имеет отношение к убеждениям, к мыслям, к свободе выражения мнений). И эти люди были довольно жестко разогнаны полицией. Но это не аргумент по нескольким причинам. Во-первых, никого не выхватывали из мирно стоящей цепочки граждан. Там ситуация накалилась, и полетели камни в витрины. Не знаю, можно ли назвать это массовыми беспорядками, я не специалист, но, в принципе, полиция обязана здесь вмешиваться. Действительно, иногда полиция неадекватно жестко в таких случаях действует, и не только в Эстонии, а и в разных других европейских странах. Германские товарищи жалуются, датские негодуют. Есть одно простое соображение по поводу событий "бронзовой ночи". Прокуратура вышла с обвинениями в организации этих беспорядков, и все эти обвинения развалились, все люди, которые обвинялись, были оправданы. Просто задайте себе вопрос: возможно ли это в России? Вот это - большая разница! Полиция везде зарывается, и политики не всегда очень умны, но должны быть механизмы, которые регулируют эту ситуацию.
Григорий Охотин: На самом деле, проблемы свободы собраний есть во всех странах, и в Европе, и в США, свобода собраний нарушается достаточно сильно почти везде. Разница заключается в том, что комплекс вопросов, которые выстраиваются вокруг задержаний, включает не только свободу собраний, но включает поэтапно сотрудников полиции, отделение полиции, комплекс законов, практику вокруг этого, и потом комплекс вопросов вокруг судебной системы. Задерживают очень жестко в США и в Британии, однако потом их не очень жестко содержат в отделениях полиции, не нарушают там их прав. И потом у них есть реальная возможность оправдаться. В Британии, когда там были массовые беспорядки, задержали около 5 тысяч человек, было большое дело, большое количество людей пошли в тюрьму, примерно 18 человек сели, но там реально были доказаны факты разбития витрин, драки с полицейскими и так далее. И средний срок тюремного заключения этих людей составлял 9 месяцев.
Если вернуться к тому, что было нового в наших последних задержаниях, видимо, надо смотреть состав людей и какова культура протеста в России, какова культура протеста в Америке и Европе, в культуре победившего протеста. У нас культура протеста - выйти с лозунгом, задержаться, рассказать об этом в фейсбуке. В США движение за права черного населения, женщин и так далее - все проходило через большую стадию походов в суд. Люди реально отстаивали свои права шаг за шагом. Меня, например, совершенно устраивает Владимир Путин, если будет работоспособная судебная система. Меня не интересует, Путин, "Единая Россия", меня даже не интересует война в Крыму, меня интересует, чтобы была нормальная полиция, нормальная судебная система. А судебная система заработает только в том случае, если у нее появятся клиенты, если в нее будут ходить такие люди, как вы, и реально заставлять эту систему работать. Это все уже было показано на примере наблюдения за выборами, когда вменяемые люди прочли законы и массово пошли наблюдать, и выборная система вдруг подчинилась практически полностью в городе Москве.
Лев Гершензон: У нас история с судами - история победившей лжи. Вот история с задержанием Навального. Есть герметичный эпизод, он длится минуту или полторы, когда человек поднимает руки и говорит: "Я иду, иду... Смотрите, я никак не сопротивляюсь", - говорит Навальный. Есть эта видеозапись, она приобщается в суде, но потом судья говорит: "Да, на этой видеозаписи никакого сопротивления нету, но у нас есть свидетельские показания сотрудников полиции, и они этому противоречат, и я склонен доверять им". Что касается моего задержания, я подготовился тоже и сказал, например, что меня обвиняют в том, что я мешал проезду общественного транспорта на нулевом километре, а там не ходит общественный транспорт. И плюс сливается абсолютно история про твое задержание и про историю, которая стала поводом твоего выхода. То есть для них если ты против войны, а мы за войну, значит, ты виноват.
И второе, у нас так было в ОВД "Войковское", и я знаю историю про ОВД "Тушино", когда там 40 минут адвоката, которого позвали к задержанным, просто не пускали, и формулировка очень хорошая. Адвокат говорит: "У меня адвокатское удостоверение, вы по закону должны меня пустить". На КПП полицейский говорит: "Я знаю, но у меня инструкция..." Вот сейчас инструкция важнее закона. И они все понимают, что они все врут, они на суде лжесвидетельствуют. Все построено на лжи! Мое наблюдение, что максимум, что ты можешь сделать, это им показать, что это так, ты человека можешь поймать. Я спрашиваю: "Почему меня задерживают?" - "Вы не подчинились законным требованиям сотрудника полиции". - "Но вас же там не было". - "Да, меня не было, но были другие, кто вас сюда доставил". - "Так пусть эти другие придут и мне скажут, что были за требования". - "Вам сказали расходиться". - "Я слышал, что мне сказали расходиться, но это не является законным требованием". И человек злится. Нет ни одного закона, который запрещает мне кричать на улице.
Лев Рубинштейн: Вообще находиться на улице, да.
Лев Гершензон: Все это понимает, но есть круговая порука. И мое наблюдение, что их уже это не смущает.
Евгений Гиндилис: В этом нет ничего удивительного, потому что если наш президент, комментируя ситуацию в Крыму, может позволить откровенную ложь, о которой мы все знаем, что это не так, знаем прекрасно, что в Крыму сейчас находятся представители российских вооруженных сил, эта ситуация не отличается, на самом деле, ничем от тех микроситуаций, в которые каждый из нас попадает. Если возможна ложь во имя каких-то геополитических задач на самом верху, то дальше все это по вертикали спускается вниз, эта ложь необходима для того, чтобы решать задачи, и эти задачи очень четко сформулированы. И каждый элемент этой системы эти задачи в силу своей компетенции решает. А мы являемся элементами, которые этому противостоят.
Лев Рубинштейн: Вот я оказался среди людей, имеющих свежий и яркий опыт, и я сижу и их слушаю. Женя сказал, что торжествует ложь на всех уровнях, и эта ситуация усугубляется, причем усугубляется в ту сторону, что если чуть раньше, скажем, ложь чем-то прикрывалась или мозги пропагандистские работали, чтобы эту ложь сделать хотя бы минимально правдоподобной, сейчас она просто узаконена. Вообще, происходит в каком-то смысле лингвистическая катастрофа. Это не катастрофа совести, рефлексии. Это слова перестают иметь значение. И это серьезная штука, и что с этим делать, непонятно. Но точно надо что-то делать!
Даниил Бейлинсон: Полностью согласен про ложь, но это не повод не сопротивляться. Нужно идти в суд апеллировать до ЕСПЧ.
Григорий Охотин: Действительно, это конвейерная система производства лжи, документированной лжи. Но если это ложь, то логично превращать ее в истину, то есть надо опровергать эту ложь такими же документированными действиями. И смысл не только в том, чтобы выиграть в суде, но в том, чтобы доказывать, доказывать и доказывать и публике, и судебной системе, где ложь, а где истина. И бумажка с ложью, и твоя бумажка с истиной будут подниматься по инстанциям. Смысл в этом очень простой: ровно так же система производства фальсификаций есть избирательная система. Когда туда пришло 500 человек, люди увидели это, страшно удивились и рассказали. А когда туда пришло 5 тысяч человек, избирательная система подчинилась. Выборы у нас не стали конкурентными, но избирательная система в Москве, в принципе, починена. А вот когда первые 500 человек, которые сейчас, интеллигентные, хипстерские автозаки пойдут в эти суды, возможно, это приведет к тому, что все поймут, что суды правда производят ложь, а потом придут уже 5 тысяч человек.
Елена Фанайлова: Гриша, вашими устами бы да мед пить...
Лев Рубинштейн: Я тоже оптимист! Такая ситуация человека, который привык находить вокруг здравый смысл, просто парализует. Но сопротивление является абсолютным императивом, оно должно находить различные формы. Я считаю, что уличная активность важна, просто очень важен количественный фактор. Не знаю, что для этого должно произойти, но на улицах в какой-то момент должно появиться очень много народу! Кстати, Комитет протестных действий подал заявку на проведение 15 марта "Марша мира".
