28 марта исполнилось 100 лет со дня рождения одного из самых известных чешских писателей второй половины XX века Богумила Грабала. Автор четырех десятков книг художественной и документальной прозы, лауреат премии "Оскар" за сценарий к фильму Иржи Менцеля по своему же роману "Поезда особого назначения", Грабал, как считают литературные критики, счастливо соединял в своем творчестве стиль народного повествования и интеллектуальную философичность. Среди самых известных книг этого писателя: "Я обслуживал английского короля", "Слишком шумное одиночество", "Пострижение".
С детства он любил две вещи: читать и слушать рассказы своего дядюшки, ставшего впоследствии одним из главных персонажей его произведений. В школе Грабал учился плохо, аттестат о среднем образовании получил только в двадцать лет. Его дважды оставляли на второй год с неудовлетворительными оценками по нескольким предметам, в том числе по родному языку. Позже писатель вспоминал, что главной причиной его плохой успеваемости были скучные занятия. Возможность восполнить упущенные в школе знания появилась в 1935 году: Грабал поступил на юридический факультет Карлова университета. В это же время он много путешествовал. На велосипеде объехал Чехословакию, побывал в Германии, Финляндии, Швеции, Польше...
Он перепробовал множество профессий. Выучившись на юриста, пошел работать коммивояжером. Был и писарем в нотариальной конторе, складским рабочим при железной дороге, помощником дорожного обходчика. В 1949 году устроился рабочим на сталелитейный завод. Затем – упаковщик в одном из пражских пунктов приема макулатуры, рабочий сцены, артист массовки в театре.
К фактам личного жизненного опыта Грабал подходил как художник, пытаясь "создавать" свою биографию. Он объяснял, что с помощью своих "искусственных судеб" научился понимать других, смотреть вокруг себя, а потом и внутрь себя — и там находить такой вымысел, который сообщает о реальности куда больше, чем повседневная банальная действительность.
Первая книга Богумила Грабала называлась "Людские разговоры". Она вышла в 1956 году тиражом в 250 экземпляров и объемом всего в 21 страницу. Автору было 42 года... Власти будут его преследовать, читатели – боготворить. Он будет номинирован на Нобелевскую премию по литературе за книгу "Слишком шумное одиночество" и получит "Оскара" за сценарий к фильму "Поезда особого назначения".
Роковой 1968 год и советская оккупация отразились на его писательской карьере. В годы так называемой нормализации власть не видела необходимости в его
"пабителях". Книги автора издавались лишь самиздатом и за рубежом. Официально он словно бы не существовал. После "бархатной революции" 1989 года Богумил Грабал вновь обрел массовую аудиторию. А в 1996 году из рук президента Чешской Республики Вацлава Гавела Грабал получил медаль "За заслуги". В 1997 году писатель погиб в возрасте 82 лет: он пытался покормить голубей из окна и выпал с пятого этажа больничного корпуса. Полагают, что это было самоубийство. Урна с его прахом погребена на сельском кладбище в семейном склепе под Прагой. Рассказывают, что незадолго до этого там пронесся ураган, вырвавший с корнем несколько старых деревьев. И вспоминается одна из шуток Грабала: "Ураган и проливной дождь – это верные признаки того, что Бог весел".
– Это действительно интересный вопрос, почему Грабал стал не только выдающимся чешским писателем, но выдающимся писателем в мировой литературе, – говорит в интервью Радио Свобода пражский славист и литературный критик Томаш Гланц. – Я бы сказал, что Грабал феноменальным, неповторимым способом балансирует между почти противоположными позициями литературного и вообще художественного творчества: между высокой культурой модернизма довоенной эпохи, с которой он был очень хорошо знаком и на основе которой сформировал свое мировоззрение, с одной стороны, и низкой "культурой пивной кружки", с другой стороны. Он балансирует между сюрреализмом и пивным фольклором. Он балансирует между официальной культурой и культурой самиздата, начиная с 1960-х годов, но, особенно в 1970-80-е годы, когда Грабал вышел за рамки даже этого внешнего культурно-политического деления. Он балансирует между модернизмом и постмодернизмом, а в позднем творчестве балансирует между художественной прозой и публицистикой, между стилем, который мы обозначаем как фикшн, между художественной литературой и документализмом. Во всех этих случаях проявляется мощная сила его таланта, Грабал просто поверх самых разных барьеров. Эта способность не сочетаться с рамками, заданными культурной историей, мне кажется, и является причиной той насыщенности текстов, которая чувствуется даже при переводах его прозы на другие языки.
– Грабал в Чехии становится все более народным писателем. Это видно даже по тому, как отмечается его юбилей: организованы пивные маршруты по тем заведениям, куда Грабал любил заходить. Если сказать, что Грабал в таком своем проявлении продолжает традиции Ярослава Гашека, это будет правильным?
– Я бы сказал, что это всего лишь интерпретация. Перевод Грабала в народную культуру ширпотреба, конечно, недоразумение. Это способ, которым массовое общество присваивает себе этого великого автора. Этот простонародный аспект в его творчестве, безусловно, присутствует. Но к народной пивной культуре не стоит сводить всего Грабала, это очень ограниченная интерпретация настоящего культурного жеста, который Грабала делает великим, интернационально значимым. Мне кажется, что некоторую шутку с Грабалом сделали экранизации его книг Иржи Менцелем, который снял и "Поезда особого назначения", и "Подстриженные". С одной стороны, Менцель сделал для Грабала многое, сделал его режиссером, связанным с премией "Оскар". Тем не менее экранизация сыграла не только положительную роль, поскольку она сделала Грабала проще, более народным и более банальным, чем он на самом деле был. Пивной разговор, болтовня под кружку пива – не та стихия для того, чтобы понять Грабала на высоте его стиля, понять, каким он вошел в мировую литературу.
– Бывают писатели-философы, бывают бытописатели, бывают писатели, создающие свой фантастический мир, внутри которого они выстраивают свои литературные конструкции, бывают писатели злободневные, острополитические. К какому типу принадлежал Грабал?
– На этот вопрос нельзя дать однозначный ответ. В прозе Грабала почти из автоматического текста (причем текста устного, из разговорной речи) вдруг выстраиваются образы, рождаются художественные контексты, которые вполне сочетаются с традициями сюрреализма и философского письма. Он в этом плане – свободный художник, который не идентифицирует себя и свое письмо с привычными рамками истории литературы. Любопытно, что у Грабала нет каких-то явных учеников или эпигонов. Тем не менее, если вы будете читать подряд чешских писателей, которых сегодня и переводят, которые в Чехии получают премии за прозу, которые считаются, так или иначе, канонизированными, признанными, то вы в их стиле и письме найдете какую-нибудь линию, идущую от Грабала. Хотя у Грабала именно с идентификацией стиля или конкретных литературных приемов возникают большие осложнения, он оказался более влиятельным для литературы вообще, чем это кажется на первый взгляд, – сказал в интервью Радио Свобода чешский литературовед Томаш Гланц .
Богумил Грабал обогатил чешский язык множеством новых слов, которые позднее будут включены в специальный "Грабаловско-чешский" словарь. Одно из таких слов – "пабитель". Вот как сам писатель объяснял его суть:
"С некоторого времени я стал... называть "пабителями" определенный тип людей... Как правило, это люди, о которых можно сказать, что они сумасшедшие, чокнутые, хотя не все, кто их знал, назвали бы их именно так. Это люди, способные все преувеличивать, причем с такой любовью, что это доходит до смешного. Люди беспомощные, ибо "нищие духом", и, глядя со стороны, в самом деле сумасшедшие и чокнутые. "Пабители" непостижимы, их облик неясен, спорен, порой неприятен на вид, неудобен. Но, несмотря на это, они примерно за полгода всюду становятся своими..."
Фрагмент итогового выпуска программы "Вроемя Свободы"
С детства он любил две вещи: читать и слушать рассказы своего дядюшки, ставшего впоследствии одним из главных персонажей его произведений. В школе Грабал учился плохо, аттестат о среднем образовании получил только в двадцать лет. Его дважды оставляли на второй год с неудовлетворительными оценками по нескольким предметам, в том числе по родному языку. Позже писатель вспоминал, что главной причиной его плохой успеваемости были скучные занятия. Возможность восполнить упущенные в школе знания появилась в 1935 году: Грабал поступил на юридический факультет Карлова университета. В это же время он много путешествовал. На велосипеде объехал Чехословакию, побывал в Германии, Финляндии, Швеции, Польше...
Он перепробовал множество профессий. Выучившись на юриста, пошел работать коммивояжером. Был и писарем в нотариальной конторе, складским рабочим при железной дороге, помощником дорожного обходчика. В 1949 году устроился рабочим на сталелитейный завод. Затем – упаковщик в одном из пражских пунктов приема макулатуры, рабочий сцены, артист массовки в театре.
К фактам личного жизненного опыта Грабал подходил как художник, пытаясь "создавать" свою биографию. Он объяснял, что с помощью своих "искусственных судеб" научился понимать других, смотреть вокруг себя, а потом и внутрь себя — и там находить такой вымысел, который сообщает о реальности куда больше, чем повседневная банальная действительность.
Первая книга Богумила Грабала называлась "Людские разговоры". Она вышла в 1956 году тиражом в 250 экземпляров и объемом всего в 21 страницу. Автору было 42 года... Власти будут его преследовать, читатели – боготворить. Он будет номинирован на Нобелевскую премию по литературе за книгу "Слишком шумное одиночество" и получит "Оскара" за сценарий к фильму "Поезда особого назначения".
Роковой 1968 год и советская оккупация отразились на его писательской карьере. В годы так называемой нормализации власть не видела необходимости в его
Ураган и проливной дождь – это верные признаки того, что Бог весел
– Это действительно интересный вопрос, почему Грабал стал не только выдающимся чешским писателем, но выдающимся писателем в мировой литературе, – говорит в интервью Радио Свобода пражский славист и литературный критик Томаш Гланц. – Я бы сказал, что Грабал феноменальным, неповторимым способом балансирует между почти противоположными позициями литературного и вообще художественного творчества: между высокой культурой модернизма довоенной эпохи, с которой он был очень хорошо знаком и на основе которой сформировал свое мировоззрение, с одной стороны, и низкой "культурой пивной кружки", с другой стороны. Он балансирует между сюрреализмом и пивным фольклором. Он балансирует между официальной культурой и культурой самиздата, начиная с 1960-х годов, но, особенно в 1970-80-е годы, когда Грабал вышел за рамки даже этого внешнего культурно-политического деления. Он балансирует между модернизмом и постмодернизмом, а в позднем творчестве балансирует между художественной прозой и публицистикой, между стилем, который мы обозначаем как фикшн, между художественной литературой и документализмом. Во всех этих случаях проявляется мощная сила его таланта, Грабал просто поверх самых разных барьеров. Эта способность не сочетаться с рамками, заданными культурной историей, мне кажется, и является причиной той насыщенности текстов, которая чувствуется даже при переводах его прозы на другие языки.
– Грабал в Чехии становится все более народным писателем. Это видно даже по тому, как отмечается его юбилей: организованы пивные маршруты по тем заведениям, куда Грабал любил заходить. Если сказать, что Грабал в таком своем проявлении продолжает традиции Ярослава Гашека, это будет правильным?
– Я бы сказал, что это всего лишь интерпретация. Перевод Грабала в народную культуру ширпотреба, конечно, недоразумение. Это способ, которым массовое общество присваивает себе этого великого автора. Этот простонародный аспект в его творчестве, безусловно, присутствует. Но к народной пивной культуре не стоит сводить всего Грабала, это очень ограниченная интерпретация настоящего культурного жеста, который Грабала делает великим, интернационально значимым. Мне кажется, что некоторую шутку с Грабалом сделали экранизации его книг Иржи Менцелем, который снял и "Поезда особого назначения", и "Подстриженные". С одной стороны, Менцель сделал для Грабала многое, сделал его режиссером, связанным с премией "Оскар". Тем не менее экранизация сыграла не только положительную роль, поскольку она сделала Грабала проще, более народным и более банальным, чем он на самом деле был. Пивной разговор, болтовня под кружку пива – не та стихия для того, чтобы понять Грабала на высоте его стиля, понять, каким он вошел в мировую литературу.
– Бывают писатели-философы, бывают бытописатели, бывают писатели, создающие свой фантастический мир, внутри которого они выстраивают свои литературные конструкции, бывают писатели злободневные, острополитические. К какому типу принадлежал Грабал?
– На этот вопрос нельзя дать однозначный ответ. В прозе Грабала почти из автоматического текста (причем текста устного, из разговорной речи) вдруг выстраиваются образы, рождаются художественные контексты, которые вполне сочетаются с традициями сюрреализма и философского письма. Он в этом плане – свободный художник, который не идентифицирует себя и свое письмо с привычными рамками истории литературы. Любопытно, что у Грабала нет каких-то явных учеников или эпигонов. Тем не менее, если вы будете читать подряд чешских писателей, которых сегодня и переводят, которые в Чехии получают премии за прозу, которые считаются, так или иначе, канонизированными, признанными, то вы в их стиле и письме найдете какую-нибудь линию, идущую от Грабала. Хотя у Грабала именно с идентификацией стиля или конкретных литературных приемов возникают большие осложнения, он оказался более влиятельным для литературы вообще, чем это кажется на первый взгляд, – сказал в интервью Радио Свобода чешский литературовед Томаш Гланц .
Богумил Грабал обогатил чешский язык множеством новых слов, которые позднее будут включены в специальный "Грабаловско-чешский" словарь. Одно из таких слов – "пабитель". Вот как сам писатель объяснял его суть:
"С некоторого времени я стал... называть "пабителями" определенный тип людей... Как правило, это люди, о которых можно сказать, что они сумасшедшие, чокнутые, хотя не все, кто их знал, назвали бы их именно так. Это люди, способные все преувеличивать, причем с такой любовью, что это доходит до смешного. Люди беспомощные, ибо "нищие духом", и, глядя со стороны, в самом деле сумасшедшие и чокнутые. "Пабители" непостижимы, их облик неясен, спорен, порой неприятен на вид, неудобен. Но, несмотря на это, они примерно за полгода всюду становятся своими..."
Фрагмент итогового выпуска программы "Вроемя Свободы"