Лауреатом премии имени Алексея Комеча стал профессор Вячеслав Орфинский. Ему известен секрет вечной молодости деревянных храмов
Во вторник, 15 апреля, в Москве состоится очередная церемония вручения международной Премии имени Алексея Комеча. Эта ежегодная награда вручается за общественно значимую гражданскую позицию в деле защиты и сохранения культурного наследия России. В этом году ее лауреатом стал директор НИИ народного зодчества, профессор Петрозаводского университета, академик архитектуры Вячеслав Орфинский, благодаря которому был спасен ряд ценных памятников деревянного зодчества Карелии.
В течение многих лет в сфере заботы Орфинского – Спасо-Преображенская церковь в Кижах. История реставрации знает разные способы работы с деревянными памятниками. Сейчас выяснилось, самый лучший – это так называемая "переборка". Если строение покосилось, если из-за деформаций оно может развалиться и из него уже отдельные части выпадают, здание разбирают по бревнышку и дощечке, а затем собирают заново. Так делали в старину, и, оказывается, ничего лучше придумать нельзя. При этом ветхие и трухлявые части заменяют на новые. Подлинный, исторический материал грамотные реставраторы максимально пытаются сберечь, но больший или меньший процент замен неизбежен. Именно это сейчас происходит в Кижах. Яростный критик прежних методов работы на объекте Всемирного наследия ЮНЕСКО, Вячеслав Орфинский впервые спокоен за судьбу церкви. К заменам он относится философски:
– Можно сказать, это символ всей нашей жизни – постепенное умирание и замена. Нас травмирует не смена, она в любом случае неизбежна. Нас травмирует поспешность, с которой она наступает. Существует два компонента подлинности. Это подлинность
исторического материала, то есть древесины, и подлинность технологии. Подлинность технологии является вечной. Сейчас ее удельный вес в реставрационной науке возрастает. Тот метод, который реализовывают в Кижах, – секрет вечной молодости. Да, изменения будут. В конце концов, когда-нибудь прежнего, старого материала вообще не останется. Но к тому времени все уже привыкнут к когда-то сделанным заменам и не будут их замечать. Будет спокойное осознание того, что это неизбежно; случилось то, что должно было случиться. Это как древние римские скульптуры не огорчают нас, хотя они являются зачастую копиями еще более ранних греческих скульптур.
– Вы создатель нового научного направления – этноархитектуроведения. Что это такое?
– Это комплексное изучение объектов культурного наследия, с позиций не только архитектуры, но также истории и этнографии. Это объясняет, к примеру, почему священная роща рядом с каким-нибудь погостом и древней часовней – не менее ценная, чем сама часовня. А эти рощи в Карелии неразумные люди вырубают!
Несколько лет назад мы спасали деревню Панозеро. Ей угрожало затопление из-за строительства Белопорожской ГЭС. Между тем Кемский каскад сгубил уже много деревень, заливали целые поселения. В общем, весь Север был опустошен строительством ГЭС. Территория использовалась на износ. Переселялись на новые места целые этнические группы населения, они теряли свою идентичность. Это настоящий геноцид! В конце концов осталась в Кемском районе одна деревня незатопленная – пятисотлетнее Панозеро. Это чистая карельская северная деревня, по национальности все ее жители карелы. Там совершенно иные законы, иные обычаи. Деревня очень интересная, своеобразная планировка, хорошая роща. В карельской национальной архитектуре очень много интересных отличий от русского деревянного зодчества. Борьба с властями за Панозеро была очень упорная. Надо сказать, что основной куратор проекта был Чубайс. Эта личность вам знакома?
– Конечно. И как же вам удалось такого могущественного человека, как Анатолий Чубайс, победить?
– Вы живете в Петрозаводске и занимаетесь, помимо деревень, культурным наследием этого города. Если сравнить в Карелии сельскую и городскую старинную застройку, каких памятников больше сохранилось?
– В Петрозаводске мало старинного, хотя вообще-то этот город – ровесник Петербурга и его провинциальный брат. Для меня это особый город, я уезжал из него в эвакуацию, когда мне было 12 лет. И вот этот отъезд из Петрозаводска – рубеж между юностью и ранним взрослением. Я ведь был избалованный маменькин
сынок, если бы не война, я не знаю, что бы из меня вышло. А потом приходилось жить в очень трудных условиях. Все верили, что вернемся через неделю, и не брали с собой ничего, что можно было бы менять на еду. Голод был страшный. Я все время мечтал о встрече с Петрозаводском. Он воспринимался как самая дорогая часть моей жизни. Когда наша семья вернулась, мы увидели руины. При отступлении наши войска сожгли весь город. Я поступил в техникум. На старшем курсе техникума нас отправили в экспедицию по Карелии в качестве рабочей силы. Мы увидели подлинные деревни. С этого момента вся моя жизнь посвящена деревянной архитектуре. Я все время занимался деревянным зодчеством Карелии и Петрозаводска.
– Значит, все-таки в Петрозаводске хоть что-то осталось, если вы что-то спасали от сноса и искажения?
– Осталось! Есть отдельные дома. Главное же, здесь рельеф своеобразный. Это город междуречья, он амфитеатром спускается к озеру. Уличная планировка – это гармоничная масштабность. Еще в Петрозаводске лучший ансамбль сталинского классицизма, по провинциальному спокойный и неброский. Это был самый красивый город. Сейчас его испоганили.
– Современной застройкой?
– Да, современными постройками. Когда стали призывать пересматривать историческую планировку для того, чтобы она не мешала вести бизнес. 2006 год был переломным, когда пришел мэр Виктор Масляков, город в короткий срок деградировал на несколько порядков. Я надеюсь, что еще можно что-то сделать. Надеюсь, что в Петрозаводске еще что-то можно спасти, но все труднее и труднее это делать. Суды тянутся один за другим.
– Вы прежде всего известны как человек, который занимается Карелией. Но есть в вашей биографии еще одна страница, а именно – вы боролись против возведения "Охта-центра" в Петербурге. Почему вы подключились к этой борьбе? Ведь это не ваша тематика.
– Видите ли, три лучших памятника России – исторический центр Москвы, ансамбль центра Петербурга и ансамбль Кижского погоста. Они были первыми включены в список ЮНЕСКО и первыми оказались под угрозой гибели. Будем защищать их и дальше, – уверен академик Вячеслав Орфинский.
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"
В течение многих лет в сфере заботы Орфинского – Спасо-Преображенская церковь в Кижах. История реставрации знает разные способы работы с деревянными памятниками. Сейчас выяснилось, самый лучший – это так называемая "переборка". Если строение покосилось, если из-за деформаций оно может развалиться и из него уже отдельные части выпадают, здание разбирают по бревнышку и дощечке, а затем собирают заново. Так делали в старину, и, оказывается, ничего лучше придумать нельзя. При этом ветхие и трухлявые части заменяют на новые. Подлинный, исторический материал грамотные реставраторы максимально пытаются сберечь, но больший или меньший процент замен неизбежен. Именно это сейчас происходит в Кижах. Яростный критик прежних методов работы на объекте Всемирного наследия ЮНЕСКО, Вячеслав Орфинский впервые спокоен за судьбу церкви. К заменам он относится философски:
– Можно сказать, это символ всей нашей жизни – постепенное умирание и замена. Нас травмирует не смена, она в любом случае неизбежна. Нас травмирует поспешность, с которой она наступает. Существует два компонента подлинности. Это подлинность
Нас травмирует не смена, а поспешность, с которой она наступает
– Вы создатель нового научного направления – этноархитектуроведения. Что это такое?
– Это комплексное изучение объектов культурного наследия, с позиций не только архитектуры, но также истории и этнографии. Это объясняет, к примеру, почему священная роща рядом с каким-нибудь погостом и древней часовней – не менее ценная, чем сама часовня. А эти рощи в Карелии неразумные люди вырубают!
Несколько лет назад мы спасали деревню Панозеро. Ей угрожало затопление из-за строительства Белопорожской ГЭС. Между тем Кемский каскад сгубил уже много деревень, заливали целые поселения. В общем, весь Север был опустошен строительством ГЭС. Территория использовалась на износ. Переселялись на новые места целые этнические группы населения, они теряли свою идентичность. Это настоящий геноцид! В конце концов осталась в Кемском районе одна деревня незатопленная – пятисотлетнее Панозеро. Это чистая карельская северная деревня, по национальности все ее жители карелы. Там совершенно иные законы, иные обычаи. Деревня очень интересная, своеобразная планировка, хорошая роща. В карельской национальной архитектуре очень много интересных отличий от русского деревянного зодчества. Борьба с властями за Панозеро была очень упорная. Надо сказать, что основной куратор проекта был Чубайс. Эта личность вам знакома?
– Конечно. И как же вам удалось такого могущественного человека, как Анатолий Чубайс, победить?
Деревянная архитектура по Вячеславу Орфинскому
– У нас есть заклинание наше: борьба за безнадежное дело – единственный выход из тупика. Наш коллектив ученых детально все изучил и создал комплексный труд "Панозеро: сердце Беломорской Карелии". Целый тираж книги мы распространили среди заместителей министров. Дело в том, что вопрос строительства этой ГЭС рассматривали представители всех министерств на уровне первых заместителей. И вот они увидели, ознакомившись с книгой, что это просто преступление, если такую культуру уничтожить из-за сомнительных выгод. Все согласились с нашими доводами. Была интересная борьба – и вот выиграли. А Чубайс потом написал мне письмо. Он все-таки умел проигрывать. И он сказал, что от строительства отказываюсь. А деревня Панозеро жива. Это единственное из карельских поселений в Карелии, да и вообще единственный объект в России, награжденный медалью Europa Nostra, высшей наградой за сохранение культурного наследия.– Вы живете в Петрозаводске и занимаетесь, помимо деревень, культурным наследием этого города. Если сравнить в Карелии сельскую и городскую старинную застройку, каких памятников больше сохранилось?
– В Петрозаводске мало старинного, хотя вообще-то этот город – ровесник Петербурга и его провинциальный брат. Для меня это особый город, я уезжал из него в эвакуацию, когда мне было 12 лет. И вот этот отъезд из Петрозаводска – рубеж между юностью и ранним взрослением. Я ведь был избалованный маменькин
– Значит, все-таки в Петрозаводске хоть что-то осталось, если вы что-то спасали от сноса и искажения?
– Осталось! Есть отдельные дома. Главное же, здесь рельеф своеобразный. Это город междуречья, он амфитеатром спускается к озеру. Уличная планировка – это гармоничная масштабность. Еще в Петрозаводске лучший ансамбль сталинского классицизма, по провинциальному спокойный и неброский. Это был самый красивый город. Сейчас его испоганили.
– Современной застройкой?
– Да, современными постройками. Когда стали призывать пересматривать историческую планировку для того, чтобы она не мешала вести бизнес. 2006 год был переломным, когда пришел мэр Виктор Масляков, город в короткий срок деградировал на несколько порядков. Я надеюсь, что еще можно что-то сделать. Надеюсь, что в Петрозаводске еще что-то можно спасти, но все труднее и труднее это делать. Суды тянутся один за другим.
– Вы прежде всего известны как человек, который занимается Карелией. Но есть в вашей биографии еще одна страница, а именно – вы боролись против возведения "Охта-центра" в Петербурге. Почему вы подключились к этой борьбе? Ведь это не ваша тематика.
– Видите ли, три лучших памятника России – исторический центр Москвы, ансамбль центра Петербурга и ансамбль Кижского погоста. Они были первыми включены в список ЮНЕСКО и первыми оказались под угрозой гибели. Будем защищать их и дальше, – уверен академик Вячеслав Орфинский.
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"