Друг стужи и средство от ячменя
Романтики русского Золотого века в молодости были веселыми людьми: в их поэзии и прозе вино искрится, сверкает красками, да и сами тексты романтиков как будто бродят, излучают энергию, присущую процессу брожения. У Пушкина есть стихи о вине, которые читатель с легкостью может выпить почти залпом: "Да здравствует Бордо, наш друг!" Это из IV главы "Евгения Онегина", начатой в конце 1824 году и завершенной в начале 1826 года. В те же месяцы молоденький славянофил Хомяков в стихотворении "Желание покоя" бодро восклицает: "Налей, налей в бокал кипящее вино!" Много позже 64-летний Вяземский дописывает вторую часть своего жовиального стихотворения "Эперне" (по названию французского городка, славного своими винами), но эти стихи обращены в прошлое и посвящены гусару-стихотворцу Денису Давыдову:
Вином кипучим с гор французских
Он поминал родимый Дон,
И, чтоб не пить из рюмок узких,
Пил прямо из бутылок он.
Уже в 1825 году Пушкин называет вино "осенней стужи другом", предвосхищая закат золотого века вина в русской литературе. Но у Пушкина – двойная оптика: один и тот же образ у него может быть то источником света, то сгустком тьмы.
Вино входит в состав воздуха, и воздух, атмосфера в фигуральном и прямом смыслах сказываются на отношениях с вином. После 14 декабря 1825 года в России резко меняется атмосфера дружеского доверительного застолья, и потому вино утрачивает игривые свойства. Герцен вспоминает угрюмую пирушку, участниками которой были Жуковский и Белинский:
"Жуковский, в белых форменных штанах с золотым "позументом", сел наискось против него. Долго терпел Белинский, но, не видя улучшения своей судьбы, он стал несколько подвигать стол; стол сначала уступал, потом покачнулся и грохнул наземь, бутылка бордо пресерьезно начала поливать Жуковского. Он вскочил, красное вино струилось по его панталонам; сделался гвалт, слуга бросился с салфеткой домарать вином остальные части панталон, другой подбирал разбитые рюмки..."
У Некрасова есть длинное стихотворение "Вино", в котором поэт упрямо повторяет рифму "вина" – "сатана". Мужик, от лица которого написано стихотворение, глушит вино штофами (штоф – литр с лишним). У Некрасова же есть издевательское описание нового русского франта (лирическая комедия "Медвежья охота"), который ассоциируется с лореткой, коньками, скачками и, конечно же, вином:
Чтобы в разгаре кутежа,
В угоду пристающим спьяна,
Есть устрицы с железного ножа
И пить вино из грязного стакана!
Какое вино пьют персонажи Некрасова, читатель может только гадать. Лишь однажды поэт упоминает "венгерское".
В романе "Обломов" деятельная героиня Ольга, разглядывая ячмень на правом глазу своего несостоявшегося жениха Обломова, говорит: "Вы примачивайте простым вином, когда у вас зачешется глаз, ячмень и не сядет". Какая проза!
Западник Герцен, проживший в Западной Европе около 23 лет и умерший в Париже, вино, судя по его воспоминаниям, жаловал, но время от времени спохватывался и обличал его с пафосом социалиста:
"Вино оглушает человека, дает возможность забыться, искусственно веселит, раздражает. Как же не пить слуге, осужденному на вечную переднюю, на всегдашнюю бедность, на рабство, на продажу? В Италии и южной Франции нет пьяниц, оттого что много вина. Дикое пьянство английского работника объясняется точно так же. Что же тут удивительного, что, пробыв шесть дней рычагом, колесом, пружиной, винтом, – человек дико вырывается в субботу вечером из каторги мануфактурной деятельности и в полчаса напивается пьян, тем больше, что его изнурение не много может вынести".
Упоминание Франции и Италии и сам довод "оттого что много вина", кажется, противоречит логике Герцена. Уже в молодости Герцен знал толк в vin de Graves, мадере, а оказавшись под арестом в Пречистенской полицейской части, где позволялось потреблять до бутылки вина в день, наслаждался "Иоганнисбергом" (по названию рейнской деревушки), воспетым десятью годами раньше Языковым:
Вино первейшее; пред тем вином бледнеет
Краса всех прочих вин, как звезды пред луной.
О! Дивное вино! Струею золотой
Оно бежит в стакан, не пенно, не игриво…
Романтику Языкову любовь к рейнскому вину вовсе не мешала люто ненавидеть западников:
О вы, которые хотите
Преобразить, испортить нас
И онемечить Русь, внемлите
Простосердечный мой возглас!
В Швейцарии Герцен охотно пьет шательские и ивронские вина (эти вина до сих пор пользуются популярностью в Швейцарии), причем среди его собутыльников – местные крестьяне, учителя, священники, политэмигранты. Cвободный швейцарский воздух делает вино легким и дружелюбным.
Вторую жизнь образу вина в России возвращает Серебряный век. В название этой заметки я вынес слова Бунина из стихотворения, написанного им в молодости, в 1902 году. Позже Франция оставила несколько винных пятен в его прозе, хотя и немного. В "Темных аллеях" бунинские герои вспоминают белое и красное вино князя Голицына и вино "Феслау" (по названию городка в Нижней Австрии). Поэты Серебряного века, недолго дышавшие воздухом свободы, нашли обольстительные винные слова и образы. Я часто вспоминаю стихи Николая Гумилева о том, как жить в согласии с самим собой:
Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Чего здесь не хватает, что не договорено? Догадаться не трудно: для полного согласия с собой еще нужно быть поэтом, ну хотя бы чуть-чуть.
Вином кипучим с гор французских
Он поминал родимый Дон,
И, чтоб не пить из рюмок узких,
Пил прямо из бутылок он.
Уже в 1825 году Пушкин называет вино "осенней стужи другом", предвосхищая закат золотого века вина в русской литературе. Но у Пушкина – двойная оптика: один и тот же образ у него может быть то источником света, то сгустком тьмы.
Вино входит в состав воздуха, и воздух, атмосфера в фигуральном и прямом смыслах сказываются на отношениях с вином. После 14 декабря 1825 года в России резко меняется атмосфера дружеского доверительного застолья, и потому вино утрачивает игривые свойства. Герцен вспоминает угрюмую пирушку, участниками которой были Жуковский и Белинский:
"Жуковский, в белых форменных штанах с золотым "позументом", сел наискось против него. Долго терпел Белинский, но, не видя улучшения своей судьбы, он стал несколько подвигать стол; стол сначала уступал, потом покачнулся и грохнул наземь, бутылка бордо пресерьезно начала поливать Жуковского. Он вскочил, красное вино струилось по его панталонам; сделался гвалт, слуга бросился с салфеткой домарать вином остальные части панталон, другой подбирал разбитые рюмки..."
У Некрасова есть длинное стихотворение "Вино", в котором поэт упрямо повторяет рифму "вина" – "сатана". Мужик, от лица которого написано стихотворение, глушит вино штофами (штоф – литр с лишним). У Некрасова же есть издевательское описание нового русского франта (лирическая комедия "Медвежья охота"), который ассоциируется с лореткой, коньками, скачками и, конечно же, вином:
Чтобы в разгаре кутежа,
В угоду пристающим спьяна,
Есть устрицы с железного ножа
И пить вино из грязного стакана!
Какое вино пьют персонажи Некрасова, читатель может только гадать. Лишь однажды поэт упоминает "венгерское".
В романе "Обломов" деятельная героиня Ольга, разглядывая ячмень на правом глазу своего несостоявшегося жениха Обломова, говорит: "Вы примачивайте простым вином, когда у вас зачешется глаз, ячмень и не сядет". Какая проза!
Западник Герцен, проживший в Западной Европе около 23 лет и умерший в Париже, вино, судя по его воспоминаниям, жаловал, но время от времени спохватывался и обличал его с пафосом социалиста:
"Вино оглушает человека, дает возможность забыться, искусственно веселит, раздражает. Как же не пить слуге, осужденному на вечную переднюю, на всегдашнюю бедность, на рабство, на продажу? В Италии и южной Франции нет пьяниц, оттого что много вина. Дикое пьянство английского работника объясняется точно так же. Что же тут удивительного, что, пробыв шесть дней рычагом, колесом, пружиной, винтом, – человек дико вырывается в субботу вечером из каторги мануфактурной деятельности и в полчаса напивается пьян, тем больше, что его изнурение не много может вынести".
Упоминание Франции и Италии и сам довод "оттого что много вина", кажется, противоречит логике Герцена. Уже в молодости Герцен знал толк в vin de Graves, мадере, а оказавшись под арестом в Пречистенской полицейской части, где позволялось потреблять до бутылки вина в день, наслаждался "Иоганнисбергом" (по названию рейнской деревушки), воспетым десятью годами раньше Языковым:
Вино первейшее; пред тем вином бледнеет
Краса всех прочих вин, как звезды пред луной.
О! Дивное вино! Струею золотой
Оно бежит в стакан, не пенно, не игриво…
Романтику Языкову любовь к рейнскому вину вовсе не мешала люто ненавидеть западников:
О вы, которые хотите
Преобразить, испортить нас
И онемечить Русь, внемлите
Простосердечный мой возглас!
В Швейцарии Герцен охотно пьет шательские и ивронские вина (эти вина до сих пор пользуются популярностью в Швейцарии), причем среди его собутыльников – местные крестьяне, учителя, священники, политэмигранты. Cвободный швейцарский воздух делает вино легким и дружелюбным.
Вторую жизнь образу вина в России возвращает Серебряный век. В название этой заметки я вынес слова Бунина из стихотворения, написанного им в молодости, в 1902 году. Позже Франция оставила несколько винных пятен в его прозе, хотя и немного. В "Темных аллеях" бунинские герои вспоминают белое и красное вино князя Голицына и вино "Феслау" (по названию городка в Нижней Австрии). Поэты Серебряного века, недолго дышавшие воздухом свободы, нашли обольстительные винные слова и образы. Я часто вспоминаю стихи Николая Гумилева о том, как жить в согласии с самим собой:
Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Чего здесь не хватает, что не договорено? Догадаться не трудно: для полного согласия с собой еще нужно быть поэтом, ну хотя бы чуть-чуть.