Чаша с темным вином

Друг стужи и средство от ячменя
Романтики русского Золотого века в молодости были веселыми людьми: в их поэзии и прозе вино искрится, сверкает красками, да и сами тексты романтиков как будто бродят, излучают энергию, присущую процессу брожения. У Пушкина есть стихи о вине, которые читатель с легкостью может выпить почти залпом: "Да здравствует Бордо, наш друг!" Это из IV главы "Евгения Онегина", начатой в конце 1824 году и завершенной в начале 1826 года. В те же месяцы молоденький славянофил Хомяков в стихотворении "Желание покоя" бодро восклицает: "Налей, налей в бокал кипящее вино!" Много позже 64-летний Вяземский дописывает вторую часть своего жовиального стихотворения "Эперне" (по названию французского городка, славного своими винами), но эти стихи обращены в прошлое и посвящены гусару-стихотворцу Денису Давыдову:

Вином кипучим с гор французских
Он поминал родимый Дон,
И, чтоб не пить из рюмок узких,
Пил прямо из бутылок он.


Уже в 1825 году Пушкин называет вино "осенней стужи другом", предвосхищая закат золотого века вина в русской литературе. Но у Пушкина – двойная оптика: один и тот же образ у него может быть то источником света, то сгустком тьмы.

Вино входит в состав воздуха, и воздух, атмосфера в фигуральном и прямом смыслах сказываются на отношениях с вином. После 14 декабря 1825 года в России резко меняется атмосфера дружеского доверительного застолья, и потому вино утрачивает игривые свойства. Герцен вспоминает угрюмую пирушку, участниками которой были Жуковский и Белинский:

"Жуковский, в белых форменных штанах с золотым "позументом", сел наискось против него. Долго терпел Белинский, но, не видя улучшения своей судьбы, он стал несколько подвигать стол; стол сначала уступал, потом покачнулся и грохнул наземь, бутылка бордо пресерьезно начала поливать Жуковского. Он вскочил, красное вино струилось по его панталонам; сделался гвалт, слуга бросился с салфеткой домарать вином остальные части панталон, другой подбирал разбитые рюмки..."

У Некрасова есть длинное стихотворение "Вино", в котором поэт упрямо повторяет рифму "вина" – "сатана". Мужик, от лица которого написано стихотворение, глушит вино штофами (штоф – литр с лишним). У Некрасова же есть издевательское описание нового русского франта (лирическая комедия "Медвежья охота"), который ассоциируется с лореткой, коньками, скачками и, конечно же, вином:

Чтобы в разгаре кутежа,
В угоду пристающим спьяна,
Есть устрицы с железного ножа
И пить вино из грязного стакана!

Какое вино пьют персонажи Некрасова, читатель может только гадать. Лишь однажды поэт упоминает "венгерское".

В романе "Обломов" деятельная героиня Ольга, разглядывая ячмень на правом глазу своего несостоявшегося жениха Обломова, говорит: "Вы примачивайте простым вином, когда у вас зачешется глаз, ячмень и не сядет". Какая проза!

Западник Герцен, проживший в Западной Европе около 23 лет и умерший в Париже, вино, судя по его воспоминаниям, жаловал, но время от времени спохватывался и обличал его с пафосом социалиста:

"Вино оглушает человека, дает возможность забыться, искусственно веселит, раздражает. Как же не пить слуге, осужденному на вечную переднюю, на всегдашнюю бедность, на рабство, на продажу? В Италии и южной Франции нет пьяниц, оттого что много вина. Дикое пьянство английского работника объясняется точно так же. Что же тут удивительного, что, пробыв шесть дней рычагом, колесом, пружиной, винтом, человек дико вырывается в субботу вечером из каторги мануфактурной деятельности и в полчаса напивается пьян, тем больше, что его изнурение не много может вынести".

Упоминание Франции и Италии и сам довод "оттого что много вина", кажется, противоречит логике Герцена. Уже в молодости Герцен знал толк в vin de Graves, мадере, а оказавшись под арестом в Пречистенской полицейской части, где позволялось потреблять до бутылки вина в день, наслаждался "Иоганнисбергом" (по названию рейнской деревушки), воспетым десятью годами раньше Языковым:

Вино первейшее; пред тем вином бледнеет
Краса всех прочих вин, как звезды пред луной.
О! Дивное вино! Струею золотой
Оно бежит в стакан, не пенно, не игриво…


Романтику Языкову любовь к рейнскому вину вовсе не мешала люто ненавидеть западников:

О вы, которые хотите
Преобразить, испортить нас
И онемечить Русь, внемлите
Простосердечный мой возглас!


В Швейцарии Герцен охотно пьет шательские и ивронские вина (эти вина до сих пор пользуются популярностью в Швейцарии), причем среди его собутыльников – местные крестьяне, учителя, священники, политэмигранты. Cвободный швейцарский воздух делает вино легким и дружелюбным.

Вторую жизнь образу вина в России возвращает Серебряный век. В название этой заметки я вынес слова Бунина из стихотворения, написанного им в молодости, в 1902 году. Позже Франция оставила несколько винных пятен в его прозе, хотя и немного. В "Темных аллеях" бунинские герои вспоминают белое и красное вино князя Голицына и вино "Феслау" (по названию городка в Нижней Австрии). Поэты Серебряного века, недолго дышавшие воздухом свободы, нашли обольстительные винные слова и образы. Я часто вспоминаю стихи Николая Гумилева о том, как жить в согласии с самим собой:

Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.


Чего здесь не хватает, что не договорено? Догадаться не трудно: для полного согласия с собой еще нужно быть поэтом, ну хотя бы чуть-чуть.