Предел искривления

Я не знаю, есть ли какое-то измерение выживаемости человека в негативной информационной среде. Типа: сколько толерантный, не подверженный массовой истерии, умеющий думать своей головой, в меру ироничный и не принимающий взахлеб решения партии и правительства, а также подконтрольных им органов власти человек может нормально существовать в системе, которая держится на култивировании всего точно обратного этому? То есть сколько он может прожить в искривленной под определенный запрос реальности (даже с выкинутым телевизором), не искривляясь вместе с ней?

Интересно также, сколько времени способна правильно настроенная с точки зрения власти информационная среда поддерживать, например, патриотический раж в тех, кто как раз восприимчив к этому – бездумно или вполне охотно. А также интересно, есть ли предел искривления реальности. Это я не про герметичные страны а-ля Северная Корея, там как раз все более или менее понятно. Мои прекрасные друзья, жившие в СССР и пережившие СССР (что само по себе уже удача), когда практически не было никакого иного выбора, кроме как в этом жить и выживать, доказали, что человек и в такой системе может, оставаясь в более или менее естественном для него состоянии ума и духа, минимизировать давление негативной среды, включив цинизм, чувство юмора и относительный социальный аутизм. И даже дожить до логического конца среды и похоронить ее. По крайней мере формально.

Фантомные боли от потери сформированного госпропагандой за многие десятилетия советской власти желательного (что не значит реального) образа страны преследуют по сей день довольно значительное количество людей, чувствовавших себя комфортно в СССР или убедивших себя, что это было лучшее время в их жизни. Их страдания по прошлому не столько на уровне естественных
Срок действия любой инъекции ограничен, если это не передозировка с известным финалом
человеческих эмоций (потеря связей при распаде, разбросанные теперь уже по разным странам родные люди, например), что как раз вполне понятно. Но прежде всего следствие потери сформированной советскими идеологами идентичности, которая за десятилетия проела сознание: самые сильные, самые победители, самые ядерные, самые космические. Люди, отторгавшие и отторгаемые советским порядком, но сумевшие сохранить себя внутри него, в сегодняшних обстоятельствах настроены спокойнее, мудрее, что ли, тех, кто не обладает опытом той жизни и выживания, и внезапно (за несколько последних месяцев) оказался в нынешней чем-то схожей с советской, но гораздо более агрессивной, примитивной и прямолинейной пропагандистской среде.

Добавлю – весьма эффективной, и понятно почему: "Крымнаш", "Украина не государство", "Страна встала с колен" – эти лозунги как внутривенная инъекция для тех, кто на фоне распада СССР приобрел или унаследовал комплекс неполноценности. Действует сразу. Правда, срок действия любой инъекции ограничен, если это не передозировка с известным финалом.

Тем, кто не разделяет восторга большинства и впервые оказался в такой реплике советской пропаганды, как в машине времени, сегодня не просто. У них – небезосновательное ощущение сжавшегося вокруг пространства, весьма негативного. Плюс ко всему, как будто чтобы усилить схожесть с давними временами, за них пытаются решить, какими источниками информации им пользоваться. Большинство граждан России, как показывает статистика, до сих пор получают информацию из телевизора. Но выросло поколение и сформировалась целая среда, на которую это правило не распространяется. Отрубание привычных и надежных информационных интернет-ресурсов, заходить на которые стало уже рефлексом, – штука болезненная, хотя не непоправимая. Плюс угрозы не сегодня завтра отключить соцсети, поисковики и прочие важные инструменты их ежедневной информационной жизни. Чувство нарастающей опасности в последние пару месяцев и по мере развития ситуации в Украине не покидает, причем не только меньшинство, названное национал-предателями, как показывают опросы.

Россия в сущности живет сейчас в состоянии стресса и диаметрально противоположных сильных эмоций. Среднего положения практически нет. Это напоминает распадающуюся семью, когда нормальный разговор не складывается; только эмоции, только горлом, только на разрыв и до полного идиотизма. Парадокс состоит в том, что меньшинство отлично про себя все понимает – и про отторжения, и про поперек тренда. Оно зажато между бушующими патриотами, манипулирующими ими политиками и людьми своего круга, которые присоединились или к первым, или ко вторым, или и к тем и другим, или пропагандируют спасительный конформизм. В то же время, если судить по принимаемым Думой законам (невольно вспоминаются слова Льва Толстого, кажется, о Думе, от которой у него было три впечатления: комичное, возмутительное и отвратительное), отмороженным пиар-кампаниям (растяжкам с портретами "пятой колонны" в центре столицы, где не хватает разве что слова "Wanted", или оно там было?) и пафосу телепропаганды, складывается впечатление, что эти ничтожные количественно несогласные – силища, с которой нужно вести постоянный и неравный бой.

Да уже забудьте, казалось бы. Подумаешь, горстка интеллектуалов, пусть себе живут своей жизнью. Ну вот же результаты опроса по Крыму: 88% за "Крымнаш", 5% – это незаконная аннексия, 7% не знают, что и думать. Пять процентов, есть о чем говорить. Почти статистическая погрешность. Правда, я тут обнаружила, что за месяц с марта по апрель на 6 процентов (с 9 до 15) выросло число тех, для кого отторжение Крыма – это не возвращение к традиционной роли "великой державы", а растущий авантюризм российской власти. Ну окей, 15%, не 85 же. Зачем столько законодательных и вербальных усилий, если нацеленных против этого – меньшинство, если абсолютному большинству плевать или нравится окукливание России, дистанцирование от Запада, ограничение свобод, в том числе информационной, да и просто выбора в широком смысле слова. Я вижу по собственному фейсбуку, как друзья устали жить в постоянном негативе или ожидании негатива. Как радостно они реагируют на красивые фотографии или какие-то эссе из жизни, где есть улыбка и оптимизм. Как хочется "перепрыгнуть через несколько месяцев".

Мы на повышенной скорости и без предварительной подготовки влетели в финальный этап цикла, начавшегося в середине 80-х, который может завершиться гораздо болезненнее, чем распад СССР. Удерживать патриотический раж без конкретной подпитки будет все сложнее для власти, а с конкретной подпиткой – все опаснее для страны. Понимаю, как сложно быть в меньшинстве и не сойти с ума, не спиться, не скурвиться, не сдаться и дожить до перемен. Очень не просто проживать в реальном времени этот период раскола, раздрая, потери даже минимальных возможностей влиять на ситуацию и ощущения собственной беспомощности что-то изменить.

Народ сегодня говорит словами власти и ее телеглашатаев, а не наоборот. Как говорил в сталинскую эпоху словами Сталина, прокуроров и передовиц партийной печати
Думаю, множество людей из тех, кто так избыточно патриотичен сегодня, пережил по разным причинам и при разных обстоятельствах нечто похожее в начале 90-х. О чем иногда следует себе напоминать. Так что же делать меньшинству? Эдуард Лимонов считает, что "бывают эпохи, в которые не следует быть слишком сложно устроенным индивидуумом, в которые следует вдруг сделаться простым и проникнуться простыми эмоциями солидарности со своим народом, стать частью народного тела. Сейчас именно такая эпоха". Позиция не новая и обращена именно в этому сложно устроенному меньшинству. Да и сам Лимонов еще не так давно был совершенно отдельным индивидуумом, пока не нашел поводы совпасть, наконец, – не с народом, конечно, но с властью. Народ сегодня говорит словами власти и ее телеглашатаев, а не наоборот. Как говорил в сталинскую эпоху словами Сталина, прокуроров и передовиц партийной печати. Меньшинству надо пытаться минимизировать влияние навязываемой искривленной реальности (эмоционально уж точно), искать союзников, а не грызться внутри себя, смотреть на всю шахматную доску, а не уходить в самосозерцания (век не тот), попытаться к моменту, когда перегнут палку до окончательного треска и разлетающихся щепок, предложить какой-то рациональный проект или проекты. Ему надо учиться выживать и проходить сквозь стены, которыми пытаются изолировать людей даже друг от друга, чтобы не оказаться под ними погребенными.

История, разумеется, на стороне сложноустроенного меньшинства, которому и предстоит ее писать, как философски заметил профессор Янов. Российская власть это понимает и мстит этому меньшинству за будущее. Отсюда – все эти вышеупомянутые избыточные и нерациональные телодвижения. Чтобы живое и думающее не пикало, ловило ртом воздух, трепыхалось как бабочка на игле, а лучше бы уже усохло и отвалилось. Это за то, что оно переживет и эту власть, как пережило ту, безвозвратно ушедшую с СССР.

В России большинство странным образом не чувствует, не признавало и не признает собственной ответственности за то, что происходит со страной, и совершенно не настроено делить ответственность с той властью, которую, оно, это большинство, взасос поддерживало или поддерживает. Большинство, которое принято называть обобщающе народом, анонимно и априори всегда право, хотя, на мой взгляд, это чушь. А меньшинство имеет имена. Может, поэтому меньшинство огребает по полной программе, когда приходит время искать виноватого (в России в последние двадцать лет всегда такое время) – и за то, что делает, и за то, что не делает, и за то, что и как думает, и за то, как исправляет чужие ошибки, и за свои собственные.

Наталья Геворкян – журналист

Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции