Яков Кротов: Сегодняшний выпуск нашей программы будет посвящен встрече с замечательным гостем - Михаилом Львовичем Гринбергом, руководителем издательства "Гешарим - Мосты Культуры" и историком.
Михаил Львович самый, что ни на есть, ортодоксальный иудей, представитель непрерванной традиции, выходец из семьи, где иудейские праздники отмечались и в самые душные советские годы. Это технически было очень сложно?
Михаил Гринберг: Если Вы говорите обо мне, когда мы начали отмечать это в 1969 году, то технически это сложное объяснение. Не очень было сложно.
Яков Кротов: А для Ваших родителей?
Михаил Гринберг: Родители, конечно, соблюдали. И это не было очень сложно.
Яков Кротов: Даже для военного человека, каким был, как я понимаю, был Ваш отец?
Михаил Гринберг: Даже для военного человека, наверное, в таком виде, в каком они это помнили, да.
Яков Кротов: Он был членом партии?
Михаил Гринберг: Он был членом партии. Он вступил в партию в конце 1942 года, как раз будучи в Сталинграде.
Яков Кротов: У Вас не было конфликта поколений. Когда он увидел, что Вы более религиозный, чем он, он обрадовался.
Михаил Гринберг: Он не был религиозным. Это было просто соблюдение некоторых традиций, некоторых обычаев и, в основном даже больше мать, чем отец, хотя отец вырос в очень религиозной семье. Мой дед был преподавателем не только языка, но и еврейской традиции, знания еврейской религии. Моя преемственность была в том, что сохранились выражения, сохранились обычаи праздника, сохранились представления. Какие-то основы я получил из детства, безусловно.
Яков Кротов: Вы ощущаете какую-то напряженность в отношениях с теми, кто пришел к иудейской традиции из полностью ассимилированных еврейских семей или даже из русских семей? В современной православной среде это напряжение чувствуется на каждом шагу. Для Вас этот конфликт знаком?
Михаил Гринберг: Это, конечно, не конфликт. То, что мы видим сейчас, и то, что я видел в 70-е - 80-е годы, действительно, было старое поколение, сохранившее и знания, и то, что можно было соблюдать. Все это поколение я застал. Конечно, в середине 70-х начался наплав людей еврейского происхождения, неофитов, как я называю. Конфликт для меня в иногда их очень горячности, нетерпеливости и нетерпимости к инакомыслящим. Они, придя несколько лет назад, уже становились нетерпимы ко всему остальному еврейскому народу. Потому что, да, они соблюдают, и все евреи должны соблюдать.
Яков Кротов: У Вас кто-то победил? Или это так все и тянется?
Михаил Гринберг: Что значит - победил?
Яков Кротов: В этом конфликте.
Михаил Гринберг: Нет, конфликта нет. Просто иногда это смешно, иногда это огорчает. Но борьбы - стенка на стенку - нет.
Яков Кротов: Я имею в виду вот что. Недавно мне рассказывали казус, когда люди из одного северного русского города, кажется, из Костромы, поехали в Москву на специальном православном автобусе поклониться мощам Матронушке, которая около метро "Таганская". По дороге они проезжали мимо Троице-Сергиевой лавры. Экскурсовод сказал, что автобус остановится, давайте, зайдем в церковь, где мощи преподобного Сергия. Весь автобус отказался. А когда с экскурсоводом человека три вышли, все остальные демонстративно остались сидеть. Мы к Матронушке! Преподобный Сергий нас не интересует. С моей точки зрения, это большой конфликт. Это ведь меняет традицию и довольно резко. Нет?
Михаил Гринберг: В иудаизме есть другое. Все равно побеждает традиционная точка зрения. Особенно сейчас в России, когда, в основном, руководящие посты все-таки занимают люди с непрерывным религиозным стажем семейным от отцов к дедам и прадедов, потому что они приехали сюда или из Израиля, или из США и даже из Швейцарии с Францией.
Когда Вы приводите пример, я могу привести другой пример. Столкновения между иудеями могут совершенно по-другому происходить. Это разделение на направления восточное и западное. Тем не менее, евреи молятся вместе, я не говорю о консерваторах и реформистах.
Яков Кротов: А почему Вы о них не говорите?
Михаил Гринберг: Потому что я пока говорю про ортодоксов. Вопрос не было, я и не отвечал. Кроме того, в России практически нет традиции реформаторского и консервативного иудаизма. Да, были какие-то мелкие общины. В Одессе была большая община.
Яков Кротов: Мы говорим о России, и вдруг всплывает Одесса.
Михаил Гринберг: Я говорю в рамках Российской империи географически.
Михаил Львович самый, что ни на есть, ортодоксальный иудей, представитель непрерванной традиции, выходец из семьи, где иудейские праздники отмечались и в самые душные советские годы. Это технически было очень сложно?
Михаил Гринберг: Если Вы говорите обо мне, когда мы начали отмечать это в 1969 году, то технически это сложное объяснение. Не очень было сложно.
Яков Кротов: А для Ваших родителей?
Михаил Гринберг: Родители, конечно, соблюдали. И это не было очень сложно.
Яков Кротов: Даже для военного человека, каким был, как я понимаю, был Ваш отец?
Михаил Гринберг: Даже для военного человека, наверное, в таком виде, в каком они это помнили, да.
Яков Кротов: Он был членом партии?
Михаил Гринберг: Он был членом партии. Он вступил в партию в конце 1942 года, как раз будучи в Сталинграде.
Яков Кротов: У Вас не было конфликта поколений. Когда он увидел, что Вы более религиозный, чем он, он обрадовался.
Михаил Гринберг: Он не был религиозным. Это было просто соблюдение некоторых традиций, некоторых обычаев и, в основном даже больше мать, чем отец, хотя отец вырос в очень религиозной семье. Мой дед был преподавателем не только языка, но и еврейской традиции, знания еврейской религии. Моя преемственность была в том, что сохранились выражения, сохранились обычаи праздника, сохранились представления. Какие-то основы я получил из детства, безусловно.
Яков Кротов: Вы ощущаете какую-то напряженность в отношениях с теми, кто пришел к иудейской традиции из полностью ассимилированных еврейских семей или даже из русских семей? В современной православной среде это напряжение чувствуется на каждом шагу. Для Вас этот конфликт знаком?
Михаил Гринберг: Это, конечно, не конфликт. То, что мы видим сейчас, и то, что я видел в 70-е - 80-е годы, действительно, было старое поколение, сохранившее и знания, и то, что можно было соблюдать. Все это поколение я застал. Конечно, в середине 70-х начался наплав людей еврейского происхождения, неофитов, как я называю. Конфликт для меня в иногда их очень горячности, нетерпеливости и нетерпимости к инакомыслящим. Они, придя несколько лет назад, уже становились нетерпимы ко всему остальному еврейскому народу. Потому что, да, они соблюдают, и все евреи должны соблюдать.
Яков Кротов: У Вас кто-то победил? Или это так все и тянется?
Михаил Гринберг: Что значит - победил?
Яков Кротов: В этом конфликте.
Михаил Гринберг: Нет, конфликта нет. Просто иногда это смешно, иногда это огорчает. Но борьбы - стенка на стенку - нет.
Яков Кротов: Я имею в виду вот что. Недавно мне рассказывали казус, когда люди из одного северного русского города, кажется, из Костромы, поехали в Москву на специальном православном автобусе поклониться мощам Матронушке, которая около метро "Таганская". По дороге они проезжали мимо Троице-Сергиевой лавры. Экскурсовод сказал, что автобус остановится, давайте, зайдем в церковь, где мощи преподобного Сергия. Весь автобус отказался. А когда с экскурсоводом человека три вышли, все остальные демонстративно остались сидеть. Мы к Матронушке! Преподобный Сергий нас не интересует. С моей точки зрения, это большой конфликт. Это ведь меняет традицию и довольно резко. Нет?
Михаил Гринберг: В иудаизме есть другое. Все равно побеждает традиционная точка зрения. Особенно сейчас в России, когда, в основном, руководящие посты все-таки занимают люди с непрерывным религиозным стажем семейным от отцов к дедам и прадедов, потому что они приехали сюда или из Израиля, или из США и даже из Швейцарии с Францией.
Когда Вы приводите пример, я могу привести другой пример. Столкновения между иудеями могут совершенно по-другому происходить. Это разделение на направления восточное и западное. Тем не менее, евреи молятся вместе, я не говорю о консерваторах и реформистах.
Яков Кротов: А почему Вы о них не говорите?
Михаил Гринберг: Потому что я пока говорю про ортодоксов. Вопрос не было, я и не отвечал. Кроме того, в России практически нет традиции реформаторского и консервативного иудаизма. Да, были какие-то мелкие общины. В Одессе была большая община.
Яков Кротов: Мы говорим о России, и вдруг всплывает Одесса.
Михаил Гринберг: Я говорю в рамках Российской империи географически.