Когда идешь по этой выставке, чье название – строка ахматовской "Поэмы без героя", стихи начинают звучать в ушах сами собой. Во-первых, потому, что выставка проходит в тех самых стенах:
Под кровлей Фонтанного Дома,
Где вечерняя бродит истома
С фонарём и связкой ключей, –
там, где жила Ахматова, где к ней приходили гости, лица которых можно встретить на этих портретах, в том самом зале,
Где, свидетель всего на свете,
На закате и на рассвете
Смотрит в комнату старый клён
И, предвидя нашу разлуку,
Мне иссохшую чёрную руку,
Как за помощью, тянет он.
Клен точно так же тянет руку в окно из круглого сада, окруженного дворцовыми стенами, тоже становящегося частью экспозиции. Как будто все, кого мы видим на этих портретах, собрались не только на выставочных стенах, но и в этом саду, пропитанном магией ахматовского слова.
"Поэма без героя" начинается на солнечной заре ХХ века и заканчивается в его черной пропасти, угасая в грохоте Второй мировой. Выставка начинается за год до рождения "календарного ХХ века" и заканчивается почти вместе с ним: самая ранняя из работ – "Портрет Дмитрия Философова" Валентина Серова – написана в 1899 году, самая поздняя, "Портрет Лидии Гинзбург", создана Ароном Зинштейном почти через столетие – в 1989-м.
Как меняется век вместе с веком! Куда деваются эти удивительные, ни на кого не похожие женщины Серебряного века, узнаваемые сразу не только благодаря тогдашним модам – весь их летучий облик, ищущий, словно "голодный" взгляд, обращены к таким высотам, таким глубинам духа, которых не может выдержать обыденная жизнь. Она и не выдерживает, как мы знаем, оборачивается катастрофой. И глядя на другие женские портреты, уже более поздние, можно вспомнить тех, в кого превратились ахматовские "чаровницы":
Ты спроси у моих современниц,
Каторжанок, стопятниц, пленниц,
И тебе порасскажем мы,
Как в беспамятном жили страхе,
Как растили детей для плахи,
Для застенка и для тюрьмы.
Но это не ХХ век вообще, это галактика, вращающаяся вокруг мира Ахматовой, не просто реальный мир, но мир, отчасти творимый по слову поэта.
– Это и ближний круг Ахматовой, люди, с которыми она имела человеческие или профессиональные отношения, и дальний круг, и просто современники, это лица писателей, поэтов, художников ХХ века, причем не просто лица – здесь сразу возникает два плана: один план – это персонажи портретов, а второй план – это сами художники и их судьбы, – говорит директор музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме Нина Попова. – Вернее, история их пребывания в пространстве культуры в условиях, когда политика государства по отношению к людям искусства становилась все жестче. Уже было мало возращения к простому академизму, уже требовалось соблюдение канонов соцреализма – и кто устоял, а кто сдался, все это можно проследить по изменению художественной манеры, стилистики этих работ.
Здесь видны не только лица людей, изображенных на портретах, но и художественные тенденции, на которые влияет время и место. Видно, как меняются лица – не только потому что люди стареют, а потому что наступает совершенно другое время.
Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"
Под кровлей Фонтанного Дома,
Где вечерняя бродит истома
С фонарём и связкой ключей, –
там, где жила Ахматова, где к ней приходили гости, лица которых можно встретить на этих портретах, в том самом зале,
Где, свидетель всего на свете,
На закате и на рассвете
Смотрит в комнату старый клён
И, предвидя нашу разлуку,
Мне иссохшую чёрную руку,
Как за помощью, тянет он.
Клен точно так же тянет руку в окно из круглого сада, окруженного дворцовыми стенами, тоже становящегося частью экспозиции. Как будто все, кого мы видим на этих портретах, собрались не только на выставочных стенах, но и в этом саду, пропитанном магией ахматовского слова.
"Поэма без героя" начинается на солнечной заре ХХ века и заканчивается в его черной пропасти, угасая в грохоте Второй мировой. Выставка начинается за год до рождения "календарного ХХ века" и заканчивается почти вместе с ним: самая ранняя из работ – "Портрет Дмитрия Философова" Валентина Серова – написана в 1899 году, самая поздняя, "Портрет Лидии Гинзбург", создана Ароном Зинштейном почти через столетие – в 1989-м.
Как меняется век вместе с веком! Куда деваются эти удивительные, ни на кого не похожие женщины Серебряного века, узнаваемые сразу не только благодаря тогдашним модам – весь их летучий облик, ищущий, словно "голодный" взгляд, обращены к таким высотам, таким глубинам духа, которых не может выдержать обыденная жизнь. Она и не выдерживает, как мы знаем, оборачивается катастрофой. И глядя на другие женские портреты, уже более поздние, можно вспомнить тех, в кого превратились ахматовские "чаровницы":
Ты спроси у моих современниц,
Каторжанок, стопятниц, пленниц,
И тебе порасскажем мы,
Как в беспамятном жили страхе,
Как растили детей для плахи,
Для застенка и для тюрьмы.
Работа Александра Альтмана
В этих портретах время не только отражается, дробясь и рассыпаясь во множестве лиц, оно и рефлексирует над собой. Вот портрет Ахматовой кисти Альтмана, а вот шарж Альтмана на самого себя – "Альтман, пишущий Ахматову". Выпирающие из холста объемы и углы кубиста Николая Кульбина, черные плоские силуэты-тени Елизаветы Кругликовой, изысканный сомовский карандашный портрет Блока 1907 года, работы Бакста, Сомова, Серова, Тырсы и реалистические портреты 50-60-х годов, где перед нами проплывают лица Тынянова, Голлербаха, Тициана Табидзе, Шостаковича – все это ХХ век, время в движении, в преображении, в осмыслении самого себя.Но это не ХХ век вообще, это галактика, вращающаяся вокруг мира Ахматовой, не просто реальный мир, но мир, отчасти творимый по слову поэта.
– Это и ближний круг Ахматовой, люди, с которыми она имела человеческие или профессиональные отношения, и дальний круг, и просто современники, это лица писателей, поэтов, художников ХХ века, причем не просто лица – здесь сразу возникает два плана: один план – это персонажи портретов, а второй план – это сами художники и их судьбы, – говорит директор музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме Нина Попова. – Вернее, история их пребывания в пространстве культуры в условиях, когда политика государства по отношению к людям искусства становилась все жестче. Уже было мало возращения к простому академизму, уже требовалось соблюдение канонов соцреализма – и кто устоял, а кто сдался, все это можно проследить по изменению художественной манеры, стилистики этих работ.
Здесь видны не только лица людей, изображенных на портретах, но и художественные тенденции, на которые влияет время и место. Видно, как меняются лица – не только потому что люди стареют, а потому что наступает совершенно другое время.
Толстой карандаша Леона Бакста
– Для музея выставка важна еще и потому, что 125-летие Анны Ахматовой совпадает с 25-летием самого музея, и это – повод показать то, что накопилось в фондах. Но хотелось не просто показать работы, – продолжает Попова. – И не случайно автор выставки – театральный художник Эмиль Капелюш. Почему именно театральный – потому что мы очень не хотели такой академической развески: вот портреты замечательных людей, вот замечательные мастера, все работы висят по стенкам на веревочках, – а хотели некой театральной игры. И Капелюш придумал эту игру, создал подобие лабиринта, ключ к которому каждый посетитель будет искать самостоятельно. Но, конечно, ему даются некие подсказки. Фоном для выставки выбран темно-синий цвет, и есть у нас такой занавес, знак личности, и за ним мерцает множество лампочек. Получается некий знак жизни – жизни каждого, вернее, высшего замысла жизни каждого человека. Этот свет обязательно присутствует при рождении, и нам важно, как он потом трансформируется вместе с движением ХХ века. Наша задача была – не просто раскрыть свои фонды, показать свою коллекцию, а показать, как движется ХХ век через каждого человека искусства, ломая судьбу и мировоззрение не просто потому, что людям приходилось решать, уезжать или не уезжать, а потому, что ломались представления о том, каким должен быть художник.Фрагмент итогового выпуска программы "Время Свободы"