Маркс открыл пролетариату глаза на то, что такое заработная плата при капитализме. Он показал, что сколько-то часов рабочий трудится на себя, а сколько-то – на хозяина. Отсюда следовало, что если устранить хозяина, то рабочий будет всю смену, год, жизнь трудиться только на себя.
В СССР ему объясняли, а в Северной Корее объясняют и сейчас: получает он все, но, конечно, за вычетом того, что идет на развитие производства и на содержание государства рабочих и крестьян, а это, мол, все равно на себя – на кого же еще, раз нет капиталиста! Оставался пустяк: внушить рабочему, что он не должен лениться, ловчить и тащить с родного завода все, что плохо лежит, внушить не только словами, но и привлечением его к управлению предприятием. По-немецки – Mitbestimmung.
За гриву этого конька – как за единственное, что у них еще оставалось, – до последнего держались немецкие социал-демократы, пока Вилли Брандт не сказал: "Что-то с этим не получается", издав при этом самый глубокий в своей партийной жизни вздох. Прошла четверть века, прежде чем мы, уже в наши дни, стали осознавать, какая именно подлянка подстерегала учение Маркса – Ленина – Брандта о работе на себя. Человек решил, что работать на себя – это хорошо, а вовсе не работать – лучше. Маркс видел становящийся все более густым "лес рук, простертых вверх с требованием работы, а сами руки – все более худыми", мы же видим несколько иное.
Бездельничают полными семьями, родами, кланами, есть поселки и города, не желающие работать ни при каких условиях. Имеются, наконец, ничего не делающие народы и страны. Мужская часть кавказского молодого поколения презирает труд, особенно в сфере обслуживания, это – по закону гор, как молодежи нравится закон понимать. Властитель Чечни не зря, видимо, мечтает отправить сколько-то тысяч своих джигитов в Украину, чтобы они полегли в степи донецкой. (Пока что счет на сотни. На украинском базаре рассказывают: "Идут на наши позиции так, будто у нас не пулеметы, а накрытые столы для дорогих гостей. Необученные, хотя считается, что куда там... Ну, встречаем. Потом складываем их, бородатых, в фуры". Базар есть базар, много веры ему быть не может, тем более когда он насмотрелся всякого кина, но в данном случае примечательно настроение.)
Маркс уверял, что с течением времени все большей ценностью для людей будет становиться свободное время, что они в конце концов совсем избавятся от "проклятия труда", а высвободившееся время будут использовать для всестороннего развития и творчества. Пока что этого не наблюдается.
Стремление избавиться от труда, забот и обязанностей, в том числе – перед собой, становится стержнем века. Это приобретает силу древнего рева: "Хлеба и зрелищ!" Один из самых солидных американских левозакрученных трепачей ожидает, что в обозримом будущем требование делиться будет повсюду только нарастать, что станет серьезным вызовом для имущих и правящих, а для него лично – последней радостью в его бесконечной жизни. Простой советский человек (а как учил меня бывший директор Русской службы Радио Свободы Марио Корти: "Каждый человек на Земле, Толя, советский, только в разной степени") все более открыто ставит нас в известность о своем решении быть одномерным – пиплом, которому нужно только хавать.
Работа на себя остается и будет оставаться важной ценностью для малого меньшинства. Оно-то и будет обеспечивать существование все более ненасытного большинства, чем, собственно, занимается от века. Ничего нового под Луной, так что не будем бояться. Удельный вес бездельников будет возрастать, но не до бесконечности – процесс остановится на определенном природном уровне. Вряд ли решение, что с ними делать, будет отличаться оригинальностью. Их будут, как сказано, кормить за счет роста общественной производительности труда и/или избавляться от них по-кадыровски – на основе, конечно, строгой добровольности.
…А писал Маркс красочно и мощно, ничего не скажешь, кулаки сжимаются сами собой: "Как знатный варвар-рабовладелец, капитал уносит с собой в могилу трупы своих рабов – целые гекатомбы рабочих, погибающих во время кризисов", но в промежутках "у господ капиталистов не будет недостатка в свежих, пригодных для эксплуатации мускулах и крови, они предоставляют мертвым погребать своих мертвецов". Вообще говоря, осознание того, что существует природный уровень всего на свете, будь то социальная рознь и вражда, просвещенность и невежество, красота и уродство, трудоголики и лодыри, – это едва ли не самое утешительное, к чему склоняется мысль после обозрения многочисленных попыток что-то подправить в мироустройстве. На каждого умного по дураку. Религии призывают к смирению, осмысленнная безрелигиозность из своего опыта делает добавку: творческое смирение. …Странно только, почему он хочет, чтобы на Диком поле, под звездой Новой Америки, их полегло именно семьдесят четыре тысячи, а не семьдесят три или семьдесят пять. Украинский базар, в свою очередь, недоумевает: "О своих потерях кричим, их потери занижаем. Это что, политика такая?"
Анатолий Стреляный – писатель и публицист, ведущий программы Радио Свобода "Ваши письма"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции
В СССР ему объясняли, а в Северной Корее объясняют и сейчас: получает он все, но, конечно, за вычетом того, что идет на развитие производства и на содержание государства рабочих и крестьян, а это, мол, все равно на себя – на кого же еще, раз нет капиталиста! Оставался пустяк: внушить рабочему, что он не должен лениться, ловчить и тащить с родного завода все, что плохо лежит, внушить не только словами, но и привлечением его к управлению предприятием. По-немецки – Mitbestimmung.
За гриву этого конька – как за единственное, что у них еще оставалось, – до последнего держались немецкие социал-демократы, пока Вилли Брандт не сказал: "Что-то с этим не получается", издав при этом самый глубокий в своей партийной жизни вздох. Прошла четверть века, прежде чем мы, уже в наши дни, стали осознавать, какая именно подлянка подстерегала учение Маркса – Ленина – Брандта о работе на себя. Человек решил, что работать на себя – это хорошо, а вовсе не работать – лучше. Маркс видел становящийся все более густым "лес рук, простертых вверх с требованием работы, а сами руки – все более худыми", мы же видим несколько иное.
Бездельничают полными семьями, родами, кланами, есть поселки и города, не желающие работать ни при каких условиях. Имеются, наконец, ничего не делающие народы и страны. Мужская часть кавказского молодого поколения презирает труд, особенно в сфере обслуживания, это – по закону гор, как молодежи нравится закон понимать. Властитель Чечни не зря, видимо, мечтает отправить сколько-то тысяч своих джигитов в Украину, чтобы они полегли в степи донецкой. (Пока что счет на сотни. На украинском базаре рассказывают: "Идут на наши позиции так, будто у нас не пулеметы, а накрытые столы для дорогих гостей. Необученные, хотя считается, что куда там... Ну, встречаем. Потом складываем их, бородатых, в фуры". Базар есть базар, много веры ему быть не может, тем более когда он насмотрелся всякого кина, но в данном случае примечательно настроение.)
Маркс уверял, что с течением времени все большей ценностью для людей будет становиться свободное время, что они в конце концов совсем избавятся от "проклятия труда", а высвободившееся время будут использовать для всестороннего развития и творчества. Пока что этого не наблюдается.
Как учил меня бывший директор Русской службы Радио Свободы Марио Корти: "Каждый человек на Земле, Толя, советский, только в разной степени"
Работа на себя остается и будет оставаться важной ценностью для малого меньшинства. Оно-то и будет обеспечивать существование все более ненасытного большинства, чем, собственно, занимается от века. Ничего нового под Луной, так что не будем бояться. Удельный вес бездельников будет возрастать, но не до бесконечности – процесс остановится на определенном природном уровне. Вряд ли решение, что с ними делать, будет отличаться оригинальностью. Их будут, как сказано, кормить за счет роста общественной производительности труда и/или избавляться от них по-кадыровски – на основе, конечно, строгой добровольности.
…А писал Маркс красочно и мощно, ничего не скажешь, кулаки сжимаются сами собой: "Как знатный варвар-рабовладелец, капитал уносит с собой в могилу трупы своих рабов – целые гекатомбы рабочих, погибающих во время кризисов", но в промежутках "у господ капиталистов не будет недостатка в свежих, пригодных для эксплуатации мускулах и крови, они предоставляют мертвым погребать своих мертвецов". Вообще говоря, осознание того, что существует природный уровень всего на свете, будь то социальная рознь и вражда, просвещенность и невежество, красота и уродство, трудоголики и лодыри, – это едва ли не самое утешительное, к чему склоняется мысль после обозрения многочисленных попыток что-то подправить в мироустройстве. На каждого умного по дураку. Религии призывают к смирению, осмысленнная безрелигиозность из своего опыта делает добавку: творческое смирение. …Странно только, почему он хочет, чтобы на Диком поле, под звездой Новой Америки, их полегло именно семьдесят четыре тысячи, а не семьдесят три или семьдесят пять. Украинский базар, в свою очередь, недоумевает: "О своих потерях кричим, их потери занижаем. Это что, политика такая?"
Анатолий Стреляный – писатель и публицист, ведущий программы Радио Свобода "Ваши письма"
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции