Земная жизнь – одна минута
Падения от "Да" до "Нет".
Лишь тот поймет его секрет,
Кто не раскроет парашюта.
Андрей Грязнов
Она стояла на перекрестке на Пушкинской с авоськой, наполненной всякими сладостями. Авоська, если кто не знает, это такая а-ля рыбацкая сеть в руках, но более крупной вязки, так что утаить, что там внутри, невозможно. Понятия не имею, откуда взялось это название, но в свое время на пике дефицита оно звучало очень точно: авось что-то полезное в эту сеть и попадет – для дома, для семьи. Как все люди с серьезным дефектом зрения, Новодворская казалась трогательно-нерешительной на этом перекрестке. И пронзительно-беззащитной. Я перебежала к ней поверху, игнорируя красный свет светофора, и подкралась сбоку.
Наташа, сказала Лера своим гортанным, как будто застревающим на выходе голосом, вот кстати – я тут вас помянула в книге. Я сжалась. В тот момент начала 90-х я вообще чувствовала себя газетным корабликом, который бросили в бурную реку, состоящую исключительно из порогов. И на каждом спотыкалась, потому что разобраться в сложных судьбах и взаимоотношениях диссидентов было мне не под силу. Делаешь интервью с одним, получаешь пинок от другого, не менее уважаемого и легендарного. "Лера, может, лучше не надо было меня поминать?" – жалко отреагировала я, то ли держась за нее, то ли поддерживая ее, пока мы переходили дорогу.
В этом "Лера" не было никакого амикошонства. Она так хотела, а я какое-то время привыкала так к ней обращаться. Аргумент, что Лера немногим старше меня, так что ничего удивительного в этом обращении по имени (но всегда на "вы" с обеих сторон), у меня даже не возникал. Она была старше меня на всю свою биографию: на листовки в 1969-м, на аресты, на психушку, на прочитанное ею и до сих не прочитанное мною. В 19 лет девушки обычно крутят романы и разбрасывают разве что кокетливые взгляды. А она через год после подавления "пражской весны" написала в листовке, которую разбросала в Кремлевском дворце съездов:
Спасибо, партия, тебе
За все, что сделала и делаешь,
За нашу нынешнюю ненависть
Спасибо, партия, тебе!
Спасибо, партия, тебе
За все, что предано и продано,
За опозоренную Родину
Спасибо, партия, тебе!
Спасибо, партия, тебе
За рабский полдень двоедушия,
За ложь, измену и удушие
Спасибо, партия, тебе!
Спасибо, партия, тебе
За все доносы и доносчиков,
За факелы на пражской площади
Спасибо, партия, тебе!
За рай заводов и квартир,
На преступлениях построенных,
В застенках старых и сегодняшних
Изломанный и черный мир...
Спасибо, партия, тебе
За ночи, полные отчаянья,
За наше подлое молчание
Спасибо, партия, тебе!
Спасибо, партия, тебе
За наше горькое неверие
В обломки истины потерянной
В грядущей предрассветной мгле...
Спасибо, партия, тебе
За тяжесть обретенной истины
И за боев грядущих выстрелы
Спасибо, партия, тебе!
Лера об этом не знала, но всякий раз после разговора с ней я утыкалась в книги или статьи, которые она цитировала, и сокрушалась, что я же вот это тоже читала, но почему-то не выцепила, не запомнила, прошла мимо. А что-то не читала, а как я могла это не читать?!
Я вообще не понимаю, как человек, занимающийся политикой, может быть свободным, но она так сложила свою жизнь, что если бы в России вдруг почему-то решили создать статую свободы, то она – Свобода – должна была бы обладать чертами Новодворской
Парадоксально, что я во всех деталях запомнила именно ту встречу, хотя было много других. Как Лера была одета, какие были очки, какие пирожные ели, как и что она говорила, по поводу чего шутила. Но я напрочь, совсем не помню, по поводу чего она меня упомянула в своей книге "По ту сторону отчаяния". Заметка, скорее всего, была о последней психиатрической экспертизе и последнем аресте Новодворской. Все это уже в разгар перестройки. Она написала буквально следующее: "Здесь негодование радикалов разделили даже "Московские новости" (это доброе дело зачтется Наталии Геворкян, она ведь и Сергею Кузнецову помогла)…" Как я помогла Сергею Кузнецову, тоже не помню, хотя помню, что Кузнецова, члена Демократического Союза, посадили тоже в перестройку, в 1988 году, по сфабрикованному делу.
Сейчас, когда те события и те заметки вытеснены из памяти множеством иных событий и иных заметок, я понимаю, что она прекрасно могла обойтись без этой скобки. А вчера, перечитывая ночью книгу, я вдруг подумала, что Лера таким скобочным образом вписала и меня в свою биографию и в каком-то смысле в историю. Я всегда улыбалась в ее присутствии, черт знает почему. И остро чувствовала рядом с ней собственную ограниченность.
Я вообще не понимаю, как человек, занимающийся политикой, может быть свободным, но она так сложила свою жизнь, что если бы в России вдруг почему-то решили создать статую свободы, то она – Свобода – должна была бы обладать чертами Новодворской. Конечно, она была юродивой в высоком смысле слова, который и предопределяет эту недостижимую свободу (в том числе и слова) и предполагает правду в глаза царям.
Увы, не откликнется на ее смерть Борис Ельцин, к которому она относилась, как мне кажется, страстно. От нее досталось Горбачеву (не говоря уже о его предшественниках) и Путину. Горбачев, надеюсь, еще скажет. Путин уже выразил соболезнования. Помню, в каком-то интервью Новодворскую спросили: "Правда ли, что Путин тебя терпеть не может?" Она ответила совершенно безмятежно на равных: "Я его тоже терпеть не могу".
Это неправда, что свято место пусто не бывает. Вот оно осталось. На следующий день после ее смерти как-то ничего не хотелось писать. Опубликовала в фейсбуке фотографию: кафе под окнами моего дома. Распахнутые двери. Стул почти на улице. Пустой. Обычно на нем почему-то сидят какие-то необычные, своеобразные персонажи. Фрики, ну да, такие, не сливающиеся с толпой, отдельные. Лера бы хорошо и правильно на нем смотрелась. Ела бы прекрасный торт, поправляла очки, ругала бы меня за мою жизнь за границей и любила бы Париж. А я бы улыбалась, не соглашалась, соглашалась и снова улыбалась. "Революционерка с котом!", как она однажды над собой посмеялась, о себе уже все написала. Никто не сделает это лучше, беспощаднее и талантливее, чем она сама.
И я, конечно, пишу, не о ней, а о себе, которой выпала радость знакомства. У меня нет никакого объяснения, почему после известия о смерти Леры мой фейсбук взорвался любовью и нежностью. Может быть, от того, что мало кто из известных нам людей прожил этот миг, который равен жизни, так ни разу и не раскрыв парашют.
Наталья Геворкян – журналист
Прощание с Валерией Ильиничной Новодворской - в 10 часов утра 16 июля в Сахаровском центре. Радио Свобода планирует прямую видеотрансляцию.