Тамара Ляленкова: Сегодня мы поговорим о вполне конкретном образовательном проекте - школе для сирот "Большая перемена". Дело в том, что в России, если у ребенка нет поддержки родителей, то есть ему не читают сказки, не учат считать, он попадает не просто в детский дом или интернат, но очень часто в коррекционное учебное заведение. А там уровень обучения настолько низкий, что так называемый социальный лифт, которым принято считать образование, на их этаже даже не останавливается, просто потому что это подвал. И тогда ребятам, которые мечтают о достойном будущем, приходится самим искать пути. Вот в качестве примера я приведу историю одной из учениц "Большой перемены", ее зовут Тея.
Тея: Была до этого в детском доме, и там училась до 18 лет. Там ничего не выдавалось после 9-го. Я еще в 10-м классе училась, и все. Сразу же переводят во взрослый интернат, и я сразу думала, как бы пойти учиться в общеобразовательной. И мне посоветовали сюда. Мне уже 19 лет. Отцу звонили, но мне сказали, что он не поднимает трубку. У меня отец есть. Я не отказная... Я думаю поступать на кулинарию, но у меня пока нет аттестата. Я цель себе поставила, что буду учиться и трудности преодолевать, и вот преодолеваю.
Тамара Ляленкова: Позже мы еще услышим несколько историй, а пока я представлю гостей московской студии Радио Свобода. Это учредитель, исполнительный директор Благотворительного фонда содействия образованию детей-сирот "Большая перемена" Ирина Рязанова; консультант в группе компаний "Да-Стратегия", член правления "Большой перемены" Марина Галушкина; и педагог-методист, автор и руководитель культурно-развивающих программ Елизавета Зверева. А по Скайпу с нами - научный консультант, старший научный сотрудник Института психолого-педагогических проблем детства РАО Наталья Касицына.
Ребята заканчивают учебное заведение и не могут реально встроиться потом в образовательную систему дальше, профессионально. Или к вам приходят дети и более раннего возраста?
Ирина Рязанова: Первые наши ребята, с которыми мы начинали заниматься, это как раз был выпускники. И начало было именно с ребятами из коррекционных интернатов. Сейчас круг существенно расширился. Это ребята выпускных классов, начиная с 8, 9, 10, 11 классов, такие интернатные классы, это выпускники. Причем мы принимаем ребят вне зависимости от возраста. К нам иногда обращаются молодые люди, проживающие в психоневрологическом интернате, и 30 лет от роду, и даже старше. Мы не ставим границы, и если у человека пробудилось желание именно в этом возрасте начать свой путь в образование, значит, у него пробудилось. За последний год все чаще стали обращаться приемные родители. Идет активная передача детей в семьи, и приемные родители встречаются с образовательными проблемами детей, и там детки могут быть младше. И там по-другому строится процесс, по-другому строится программа.
Тамара Ляленкова: Программа ваша должна как-то подстраиваться под детей, да? Во-первых, они взрослые, у них проблемы серьезные в жизни, и то, что они попали в коррекционные учебные заведения, уже говорит о том, что педагоги не смогли справиться с той проблемой, которая есть.
Елизавета Зверева: Иногда бывает, что у ребят просто не было возможности учиться. Так сложилась ситуация, что они попали в детский дом-интернат. Поэтому мы начинаем просто с азов. Я веду русский язык, и мы начинаем знакомство с основами русского языка - с частями речи, звуками составом слова. И когда ребята азы усвоили, можно уже идти дальше. Поэтому у нас программа делится на базовый курс, когда основы какие-то выстраиваются, а потом уже постепенно мы доходим до курса общеобразовательной школы.
Тамара Ляленкова: Психологические сложности, уже прожитые ребятами и оставившие какой-то след, неумение, не привычка к учебе - насколько это требует серьезной корректировки и включения? Да и сложная история - начинать учиться во взрослом возрасте практически.
Наталья Касицына: Для таких ребят то, что они начинают обучение в таком возрасте, находка даже педагогическая. Можно подключить еще один ресурс - это осознанность и желание добиться результата. И вот педагоги "Большой перемены" - это уникальный вариант, который позволил наработать интересные ходы в обучении взрослых людей. Прежде всего здесь, конечно, включена их собственная мотивация. Ребята приходят с огромным желанием преодолеть проблемы и стать, как они говорят, нормальными людьми. И они проявляют просто чудеса упорства и трудолюбия. Этот мощный ресурс позволяет им в сравнительно небольшие сроки достигать вот этих образовательных результатов. Наша группа исследовательская, занимающаяся педагогикой поддержки уже более 20 лет, исследует вот эту способность людей разного возраста выходить в осознанную позицию по отношению к собственным образовательным проблемам и становиться в позицию самообразования, самовоспитания, самообучения. И вот это "само", каким образом оно развивается, и как с его помощью достигать результатов, вот мы на базе "Большой перемены" получили очень интересные результаты. И второе, конечно, что позволяет говорить о несомненном успехе педагогики "Большой перемены", это то, что здесь работает высококлассная группа профессионалов, которая уже много лет работает еще и в исследовательском формате, то есть, по сути дела, это такая небольшая, но мощная группа, которая делится своими результатами друг с другом, и вот этот взаимообмен и совместный поиск, исследования совместные - это очень огромная силища такая, которая при огромном желании ребята и огромном желании педагогов сделать все, чтобы у них все получилось, это все дает свои плоды.
Тамара Ляленкова: Интересно, что это еще не просто помощь выпускникам интернатов и детских домов, это еще и такая исследовательская работа. Это необходимо, чтобы поддержать то, что вы делаете, или это необходимо, что двигаться дальше?
Ирина Рязанова: Я думаю, что это необходимо и чтобы двигаться дальше, и чтобы поддерживать то, что есть. Потому что практически все задачки, которые решают педагоги, они являются творческими и инновационными. То есть здесь нет стандартных решений, стандартных программ и прописанных путей. Разные сроки, разные проблемы, разные жизненные ситуации, разные устремления ребят, разный темп усвоения материала. И здесь очень важно именно такое включенное наблюдение, очень точные исследования, очень точные, согласованные действия всех членов педагогической команды. С одной стороны, я согласна с Наташей, действительно, возраст - это большой плюс, именно в смысле осознанности, но возраст - это также и определенный минус здесь, потому что ребята торопятся, им нужно достаточно быстро преодолеть тот разрыв, который у них накопился к их взрослому возрасту. А педагогам необходимо помочь им в этом стремлении. Соответственно, нужно искать вот эти инновационные ходы.
Тамара Ляленкова: Тем более что ребята с возрастом не только мотивацию получают, но и еще какие-то привычки, работать уже приходится некоторым, потому что возраст такой, что надо помогать себе. И я хочу послушать еще одну историю - Мурада.
Мурад: Жизнь сложилась такая. Где я жил, нас там просто не учили. Ну, куда нас родители сдают - сначала в детский приют, потом в детский дом. Там я жил 18 лет. Я когда пришел в "Большую перемену", я писать и читать вообще не мог. Мне было 18 лет, я пришел учиться сначала. Я работаю и учусь. Сначала привыкал к правилам "Большой перемены": на занятия надо приходить, не опаздывать, чтобы на уроке был выключен телефон, правила по поводу спиртного, соблюдать порядок, все вот это. Привык, все нормально. Для меня самое трудное было, когда человек идет к какой-то цели, чего он хочет, до какого уровня дойти. Сейчас я учусь в 5-м классе, а начал я с 1-го класса. Есть тяжелые предметы, а есть легкие. Самые тяжелые предметы - математика и русский. Но идем, двигаемся. По русскому языку я занимаюсь один, а с сентября буду уже заниматься в группе. Остальные предметы в группах.
Тамара Ляленкова: Понятно, что работа индивидуальная, и нужно получать результат...
Ирина Рязанова: Мурад - это одна из самых сложных у нас программ. Конечно, есть индивидуальные занятия, и попытки объединить Мурада в группу до этого момента не увенчались у нас никаким успехом. На следующий год мы будем делать еще одну попытку, потому что человеку нужно учиться взаимодействовать в группе, использовать группу как ресурс для своего продвижения вперед. Он не учился. Быть среди людей и быть с людьми - это две разные вещи. Если ребенок долго не учился... Вот наши дети сначала ведь один на один с мамой, они учатся говорить, читать, каждый ребенок получает полное индивидуальное внимание матери. Здесь при таком возрастном разрыве, когда человек взрослый по возрасту, а по развитию он как ребенок, по социальному развитию, по интеллектуальному развитию, и педагогу приходится в фокусе своего внимания одновременно удерживать его биологический возраст, его необходимость жить в социуме самому себя обеспечивать, и уровень его развития индивидуального. Именно поэтому вот выстраивается такая индивидуальная программа. Действительно, те предметы, которые даются значительно сложнее, связанные с речью, с логическим мышлением, математикой, они проходят в индивидуальном формате. Там, где нам нужно все-таки ставить способность взаимодействовать в группе, педагоги специально выстраивают урок с фокусом даже не столько на предметные области, сколько на способности Мурада быть и жить, и взаимодействовать с ребятами и с педагогом, а предмет в этой ситуации вторичен.
Тамара Ляленкова: Русский язык нужен ребятам в первую очередь, в частности чтобы сдать ГИА или ЕГЭ.
Елизавета Зверева: Да, и поэтому мы начинаем индивидуально либо в малых группах, куда собираются ребята примерно одного уровня, и их можно объединить и оптимально для ребят, которые вообще не учились, это 3-4 человека. Когда они постигают азы, и можно уделить внимание каждому, его особенностям, когда они начинают придумывать. Как показала практика, ребятам очень важно пощупать это все самим, придумывать какие-то рассказы. Они пишут рассказы на любые темы, со словарными словами. И получается от маленького предложения до сочинения на несколько листов, и снимается страх перед бумагой, перед письменной речью. Это возможность поработать в группах в парах, и даже если человек работал один сначала, потом он начинает вливаться в группы. Еще раз, для таких ребят очень важны основы.
И очень важен темп - как идти от того, что они уже знают, к тому, что они не знают, именно в их темпе. Очень важно рассчитать, чтобы этот шаг не был больше и не был меньше. Поэтому вот такое постепенное простраивание темпов, и когда они в группе начинают взаимодействовать и друг друга поддерживать, зная уже свои особенности, помогая друг другу настроиться на волну. Как сказал один из наших учеников - "сегодня я не настроился на волну, у меня не получается". Еще очень помогают такие зрительные опоры, как карты, у нас есть там карта частей речи или карточки Генриетты Генриховны Граник, и у нас есть прямо путь, по которому идут ребята, и они видят, куда они уже пришли и сколько они сделали за урок. Если сначала это было две карточки, то теперь и десять бывает. То есть такие зрительные опоры позволяют им сравнивать, что они уже сделали, что они хотят сделать. Вот это планирование и, главное, осознанность.
Тамара Ляленкова: Русский язык и математика очень важны для дальнейшей образовательной траектории, но у вас есть и преподаватели и ИЗО, и английского, и естествознания. Это тоже все входит в курс обучения для всех или для тех, кто выбрал себе что-то из этого?
Ирина Рязанова: У нас нет обязательного набора предметов, потому что каждый из ребят приходит с разной образовательной задачей. Это может быть задача - сдать ЕГЭ и поступить в определенный колледж, и тогда у человека может быть два предмета или четыре предмета на его выбор, в зависимости от цели, которую он поставил. Или же это может быть крайняя другая ситуация. Например, человек только входит и решает свои социальные задачи. Он вышел из психоневрологического интерната, у негоо семья, и он растит ребенка. И когда я его спрашиваю: "А что тебе самому важно сейчас?" - "Мне важно быть хорошим отцом и хорошим мужем". - "А что для тебя хороший отец?" - "Это отец, который умеет читать своему ребенку книжки, может ему рассказать сказки. Это отец, который может рассказать о том, какие растения растут в парке..." И ровно из этого выстраивается образовательная программа такого человека. Он не ставит себе задачу сдать ЕГЭ, он ставит задачи: научиться читать - чтение, понимать текст - развитие речи, естествознание - окружающий мир. Я считаю, что быть для ребенка хорошим отцом ничуть не меньшая задача, чем сдать ЕГЭ, а может быть, и существенно большая.
Тамара Ляленкова: Да, и это примерно то, что дает начальная и средняя школа, что является такой нормой, необходимой для жизни, существования в реальном мире. И я хочу показать вам фрагмент - мы поговорили с учителями "Большой перемены". Это педагог английского языка Ольга Злобина и учительница естествознания Мария Линник. Мы просили их, как они общаются с ребятами, выстраивают свои программы.
Ольга Злобина: Я специально не придумываю ничего, мои занятия я всегда как-то старалась делать живыми. Не то что строго по программе, какие-то грамматические упражнения, берем тему, ее разбираем... Я всегда старалась разбавлять какими играми, интерактивными вещами.
Мария Линник: Ребята приходят без образования часто, а начинается все с пятого класса. Во-вторых, это нужно для жизни, потому что ребята приходят, и они могут не знать каких-то элементарных вещей, в каких-то элементарных закономерностях природы они не очень разбираются. Поэтому, в принципе, необходимо с этого начинать. В курсе естествознания еще важно не то, что только вот природу мы изучаем, а то что в процессе познания природы ребята учатся озвучивать то, что они видят. Потому что изначально вот этот словарный запас, способность его применять, представлять какие-то объекты и называть их - с этим большие трудности. Маленький и большой, плохой или хороший -вот четыре прилагательных, которые в основном используются, чтобы описывать очень много явлений, которые окружают. Здесь, может быть, нужно разобраться с ребятами. Очень важно пробуждение живого интереса и активности ребят, это вот просто отдельный этап, который с ними приходится проходить на занятиях. У нас небольшой огород на территории. И один молодой человек просто испугался и совсем запутался, что столько действий нужно сделать: что-то с землей сделать, семечки посадить, рассчитать все, не забыть, где какое растение.
Тамара Ляленкова: Понятна необходимость деятельности фонда, и видно, как люди двигаются во взрослую жизнь, настоящую, но деньги на эту работу вам приходится все время искать. Ирина, когда вы начинали эту историю, вы понимали, откуда вы будете брать средства?
Ирина Рязанова: Я, скорее, не могла этого не делать. И когда я начинала, было совершенно непонятно, откуда брать деньги и как все это будет происходить. Очень важно самообразование и пробужденный интерес к делу, которое ты начинаешь делать. Мы не делаем ничего такого с ребятами, что не делаем сами. Мне просто было важно научиться привлекать средства на образовательную деятельность, на поддержку ребят. Я училась, я пробовала, я совершала ошибки, и расстраивались, я лила слезы и продолжала двигаться дальше. Деньги всегда дают люди, которые заинтересованы в тех детях, которым мы помогаем. И это самые лучшие доноры, лучшие благотворители, которые дают не потому, что нужно отчитаться, нужно решить какие-то свои дополнительные задачи, а потому что они действительно искренне заинтересованы в результате. И они не торопятся, они не подгоняют, видят мелкие продвижения и доверяют педагогу в его движении с ребенком. Способы сбора средств разнообразные. Мы пишем заявки на гранты, мы обращаемся в компании, мы пробуем собирать частные пожертвования, проводить мероприятия...
Тамара Ляленкова: Да, можно даже оплатить урок конкретного ребенка, стоит это 500 рублей, можно перечислить эти деньги.
Ирина Рязанова: Да, можно зайти на наш сайт, там есть специальные платежные системы. Можно приехать в фонд, сделать пожертвования. Можно позвонить по телефону, мы встретимся, поговорим, можно выбрать поддержку одного студента или программы, или какой-то части ее. Я абсолютно открыта к диалогу. Деньги действительно очень нужны! Эту работу делают профессиональные педагоги, у нас среди педагогов нет волонтеров. В том году была одна девушка волонтер по английскому, которая занималась с двумя девчонками. И мне важно сохранить вот этот опыт, сохранить педагогов, которые наработали такой мощный педагогический опыт, чтобы они продолжали это делать - не эпизодически, в зависимости от того, удалось привлечь средства или не удалось. Школа - это всегда педагоги, об этом нельзя забывать!
Тамара Ляленкова: Марина, вы с самого начала основания фонда работаете с ним. Ваш интерес в чем?
Марина Галушкина: Та технология, которая создана в фонде, я ее оцениваю как уникальную технологию для российской педагогики. Думаю, что она пока недостаточно отрефлексирована, недостаточно описана, но это работающая технология, которая создана в течение 10 лет. Если угодно, это некий аналог становящейся школой Монтесори в тот исторический период. Я просто в саму идею влюбилась. Она настолько правильная в педагогическом смысле! Это же те дети, от которых не просто кто-то отвернулся, государство, родители, а к ним никто никогда и не поворачивался. То есть там же ставятся медицинские диагнозы, их проекция на педагогическую необучаемость, малую обучаемость. Это люди, которые не просто там двигаются по жизни, а они заканчивают школу, поступают к колледжи, получают профессии. И в плане благотворительности... ну, не очень хорошо живется, скажем честно, этому учебному заведению. При этом я думаю, что даже если финансовое состояние будет еще хуже, школа эта все равно будет существовать. Но что мне кажется совершенно неправильным, что уникальность этого опыта не представлена публично.
Я вам благодарна, что опыт этот начинает появляться в общественной среде, потому что это уникальный педагогический опыт и уникальные люди! И я считают этих людей просто героями в профессиональном смысле. Многие учителя и в обычных средних школа занимаются с детьми индивидуально. Здесь педагогическая технология представлена во всей полноте. Вот есть благотворительность, когда мы помогаем тем, кто беспомощен, болен, голоден, такая прямая помощь нуждающимся. И совсем другое дело - благотворительность, которой "Большая перемена" занимается, когда ресурсы, интеллектуальные и временные, финансовые, вкладываются в развитие, чтобы дать возможность людям дальше двигаться.
Тамара Ляленкова: Именно такая благотворительность и работает, потому что можно подать милостыню, но она уйдет непонятно куда, а можно научить человека работать, чтобы он зарабатывал, и это как раз важная, действенная благотворительность.
Марина Галушкина: Если человек в беде, ему нужно помочь, но важны и социальные программы, которые направлены на развитие. До сотни человек учатся в нашей школе, а сколько таких детей по стране? Если оформить эту программу, поставить обучение педагогов, это же огромную общественную проблему можно начинать решать.
Тамара Ляленкова: Действительно, такая форма благотворительности непривычна для большинства людей. Проще там перечислить деньги и не вдаваться в подробности. А кто поддерживает фонд, что это за люди и организации?
Ирина Рязанова: У меня совершенно замечательный попечительский совет. Это взрослые, состоявшиеся мужчины, владельцы своего бизнеса, у каждого из них по трое-четверо детей. Эти люди пришли, посмотрели, что-то сами так поняли, даже без моих слов, и дальше они начали приводить своих друзей. Сейчас, к сожалению, попечительский совет стал немножко меньше, потому что часть из иностранцев уехала, и мне хотелось бы усилить его такими же взрослыми, состоявшимися, ответственными людьми, которые понимают, сколько усилий нужно вложить в воспитание своего ребенка и в поддержку другого ребенка, которому нужна такая же поддержка. Очень хорошо помогают компании, которые занимаются консалтингом, банки, именно те люди, которые понимают высокую ценность образования. Как только есть совпадение по ценностям, диалог выстраивать проще. "Эрнестэн Янг", ПМГ, "Прайс Вотерхаус", долгое время нас поддерживал "Юниаструм-банк", НРД-банк, то есть это организации, которые понимают ценность человеческих кадров.
Тамара Ляленкова: А есть какие-то государственные программы, которые должны помогать этим детям?
Ирина Рязанова: Государство объявляет грантовые конкурсы, открывает субсидии для поддержки социально ориентированных некоммерческих организаций, благотворительных. Мы участвуем в этих субсидиях и грантовых конкурсах, где-то нам удается выиграть, где-то нет. Инновационные подходы не всегда понятны, иногда понятны более стандартные ходы.
Эта программа не дешевая. Если у меня учится ребенок, молодой человек 10-12 лет, для того чтобы дойти до уровня взрослого самостоятельного человека, если с ним занимаются индивидуально педагоги, если работают методисты, если работают научные руководители, для того чтобы это состоялось, это не может быть дешево. Если эффективность программ мерить способом деления бюджета на количество детей, то, конечно, нам все будет дорого. Если же смотреть на качественные результаты и смотреть, какая программа приносит именно этот качественный результат в жизни ребенка, в его развитии, тогда, возможно, эффективность программ будет мериться по-другому. Но при этом жить на грантовые деньги школе, которая наша текущая деятельность, с ремонтов унитазов, с завхозом, со всеми теми нуждами, которые есть у школы, и это ни в один грант не уложишь. И не обоснуешь, почему нужен водопроводчик, чтобы уровень образования детей был выше. (смеется)
Марина Галушкина: На самом деле, еще одна важная проблема - те дети, которые из детских домов. У выпускников детских домов формируется, к сожалению, иждивенческая позиция по отношению к социуму и государству. Их должны обеспечить квартирой, минимальной зарплатой... Это же не взрослое отношение к себе, это формирование четкой иждивенческой позиции. Детские дома начинаю поддерживать одеждой, ноутбуками и хорошим диванами, но поддерживают это отношение "нам должны". В этом смысле те дети, которые пропали в "Большую перемену", вынуждены не то что ломать эту установку, но перестраивать ее.
Ирина Рязанова: Я тут одному из наших учеников задал вопрос: "Что ты хочешь?" И он ответил: "От кого?" И это был автоматический ответ.
Тамара Ляленкова: Да, в коррекционные классы попадают часто дети в силу педагогической запущенности, ну, просто не справились с ребенком. И я хочу показать еще один сюжет. Девочки, Тамара и Аня, учились как раз в таком учебном заведении.
Тамара: Я сначала была в детском доме, московском, коррекционном. Я отставала по учебе. В детском доме закончила 9-ый класс коррекционной школы. Меня хотели уже перевести в общеобразовательную школу, потому что я училась на одни "пятерки", но из-за друзей я хотела остаться, мне было лет 11, не понимала еще. И мне легко было учиться.
Анна: А я в той же школе, что и Тамара, училась.
Тамара: Когда проблемы были, помогали. Если отстаешь, говорит учитель: я тебе больше в этот раз дам, ты сделай. Я в конце 4-го пришла, в 5-ый поступила уже. И до 9-го класса. Можно было еще в 10-11-м остаться, но там никаких изменений не было. Мы решили, что мы пойдем в колледж, получим образование, как все дети, чтобы больше в профессии выбора было. При окончании коррекционной школы был выбор - 4-5 профессий всего.
Анна: Швея, маляр-штукатур, озеленитель и повар.
Тамара: Мы на швею поступили - получалось, и знали, что нас ожидали. Уже не третий курс перешли, вместе учимся. И мы еще сюда ходим, чтобы подтянуть предметы, потому что нам еще экзамены сдавать по русскому, математике, чтобы получить образование. И обычная школа - там, конечно, уже сложнее, не одни "пятерки". Но я закончила первый год без "троек". У меня получается, и мне "Большая перемена" очень помогает. Хожу сюда два раза в неделю.
Тамара Ляленкова: Какая сильная у ребят мотивация! Они учатся и там, и здесь, хотя у них тоже привычки к этому тоже большой нет. Но все ли такие, кто к вам приходит? Или просто за общением приходят, человеческим?
Ирина Рязанова: Да, и за общением приходят тоже. Иногда стремление к общению - это основное, и в общении ребята придумывают, что они хотят сдать и куда поступить. Кстати, вот когда мы это поняли, мы существенно изменили программу - мы добавили форм, в которых ребята могут общаться. Потому что человеческое общение - еще и общение культурное, социально-приемлемое, которое ведет к взаимопониманию, к согласию, к возможности установить контакт с другим человеком, - ценнейшая вещь. Это то, на чем основывается все остальное - трудовая деятельность, учебная, познавательная. И все равно ребята выходят в общество, и без общения это не случится никогда. Второй год уже работает школа общения, и у ребят появилась возможность приходить и развиваться как субъекты общения. Общение - серьезная вещь, это не болтовня на скамейке, а средство создания общности.
Марина Галушкина: С мотивацией, с линией мотивации человека достаточно много работают в этой школе, в этой технологии, сильно больше, чем в средней школе. Это линия на формирование у человека привычки отвечать на вопрос: что я хочу, что я могу? Не плыть просто по жизни. Если не работать с этими ребятами, жизнь у них будет нерадостная, часто они уходят в криминальные зоны или в психоневрологические. Это комплексная программа как раз для этой группы ребят.
Елизавета Зверева: Задача наших клубов, а у нас клубы разные, - есть художественная студия, английский клуб, школа общения, есть программа "Путешественник", театральный клуб, музыкальная гостиная, - чтобы ребята сами стали организовывать свою жизнь, чтобы они научились ориентироваться в жизненных ситуациях. Иногда и не догадаешься, чего ребята не умеют или не знают, начиная от того, что для ребят, которые выросли в детском доме, абсолютно неочевиден факт, что в театр нужно купить билет, и заканчивая тем, как рассчитать время на дорогу в метро, маршрут и так далее. И здесь очень важна осознанность. Не только как самому организовать, но и взять на себя осознанную ответственность. Мы после каждого события, после спектакля, экскурсии, путешествия с ребятами отвечаем на три вопроса: что тебе больше всего понравилось, меньше всего понравилось, удивило, поразило? Как понять себя?
Тамара Ляленкова: Ирина, расскажите, пожалуйста, про концерт, который будет в скором времени.
Ирина Рязанова: Я бы хотела сначала резюмировать немножко. Образование нельзя рассматривать как сдачу ЕГЭ. Это все-таки не об этом. Если относиться к этому как к образованию себя как человека, который способен сам жить в этом обществе, то тогда абсолютно необходимо говорить об общении, о способности к самоорганизации, о всех других вещах, которые прописаны сейчас прекрасно в федеральном государственном стандарте. Они там все есть.
Тамара Ляленкова: Почему же ваша практика существует в таком небольшом формате? Как помогают социализироваться еще ребятам?
Ирина Рязанова: Нет пока тех людей, которым было бы интересно этой в той же мере, как и нам.
Тамара Ляленкова: Это же важная государственная проблема! Таких детей много, и они выходят из детских домов, переходят в интернаты, из детских интернатов попадают во взрослые интернаты, там живут...
Ирина Рязанова: Социологи говорят, что, когда происходят изменения, они происходят достаточно долго, а чтобы вернуть обратно к чему-то, реабилитировать человека, систему образовательную, например, нужно очень много осознанных усилий. Вот деградация происходит бессознательно, а осознанные усилия очень кропотливы, это труд не одного поколения. Поэтому тут просто нужно вложить в это много труда - создавать сообщество педагогов, привлекать финансы, выводить это на системный уровень.
Тамара Ляленкова: И теперь у вас есть опыт, который можно преобразовать в систему и спасти, может быть, какую-то часть ребят, которые не только в Москве живут.
Ирина Рязанова: Да, и приглашаю на концерт. Мы собираем деньги на следующий учебный год, и нам очень важна ваша поддержка. 26-го числа, в 19 часов, в Саду Баумана будет музыкальный благотворительный концерт. Приходите! Все средства пойдут на поддержку программ фонда.