Инна Ходорковская сообщила в интервью Радио Свобода, что ее дом арестован. Точнее, дело обстоит так: наложен арест на весь коттеджный поселок "Яблоневый сад" в Жуковке под Москвой. Вместе с лицеем для сирот, который основал Михаил Ходорковский, и – как только сейчас стало известно со слов его жены – вместе с домом, где живет Инна с тремя детьми. Другого жилья у семьи Ходорковского нет.
Словно предвидя это, вернее сказать, вовсе не "словно", а зная, с кем имеет дело, Ходорковский говорил в своем последнем слове на суде: "Я получал ровно столько, сколько мне нужно было для жизни моей семьи. Я мог зарабатывать и получать гораздо больше, просто у меня нет и не было таких потребностей. У меня, в отличие от тех скромных бизнесменов и бизнес-чиновников, которые стоят за делом ЮКОСа и соответствующими действиями Генпрокуратуры, нет яхт, дворцов, гоночных машин, футбольных клубов. Даже дом для "Комсомолки" сфотографировали не мой. Мой – гораздо скромнее, и его фотографы просто не заметили – он слишком мал на фоне типовых громад Рублево-Успенского шоссе. И имущества за границей у меня нет. Можете спросить у спецслужб – они это теперь прекрасно знают. Я был неправильным олигархом. Видимо, поэтому власть не только отобрала ЮКОС, но и держит меня в тюрьме".
"Неправильному олигарху" не помогло ничто: ни зарабатывание огромных денег не только для себя, но и для страны, ни уплата налогов, составлявших пять процентов всего бюджета России, ни финансирование детских домов, сельских библиотек, университетов, интернет-центров.
Как бывало много раз за столетия российской истории – при Иване, Петре, Александрах, Николаях, Сталине, Брежневе, Путине – существенен не человек и его заслуги, а то, как он вписывается и соответствует.
На другой день после ареста Ходорковского появился анекдот: «Состояние российского заключенного в среднем равно десяти тысячам долларов». Сейчас уже нет. Просто взять и поделить, как завещал Шариков, никогда не получалось. ЮКОС объявил о банкротстве, инвесторы напуганы, денег стало меньше у всей страны, и, значит, у каждого ее жителя. Стало еще меньше ощущения безопасности от государства. Еще меньше прав отдельной личности. Еще меньше свободы. Еще меньше уважения к человеку. Хотя, кажется, куда уж.
Когда Ходорковский говорил, что предпочитает быть скорее политзаключенным, чем политэмигрантом, он, похоже, полагал, что стране не нужны и не выгодны ни политэмигранты, ни политзаключенные. Но страна по-прежнему – это государство, а оно не любит и боится тех, кто поднимается над общим уровнем, ему нужны не способные, а послушные.
Ходорковский продолжает не слушаться. Находясь в лагере, он учредил фонд "Поэзия и правда" – стипендию двенадцати русским поэтам. Называется, нашел время и место – поразительное великодушие. То самое великодушие, намека на которое не заметно у высшей российской власти, добивающей и компанию, и ее бывшего владельца, и его семью. Один из поэтов-стипендиатов, Лев Лосев, назвал все это "хамской расправой", пояснив: "Я говорю "хамской", потому что она выделяется не только чудовищным уровнем несправедливости и произвола, но и каким-то особо наглым, показным на весь мир характером: вот, глядите, как мы кого хочем, того топчем, а чо вы нам сделаете?"
"Из хама не сделаешь пана" – поговорка.