Великие иллюзии. Невероятные и правдивые истории из жизни кинематографистов. Известный кинорежиссер Али Хамраев когда-то воплощал прогрессивное узбекское кино, следовал путем Тарковского и Иоселиани. Он автор таких картин как «Триптих», «Человек уходит за птицами», «Без страха», «Чрезвычайный комиссар» и «Седьмая пуля». Мы продолжаем серию его увлекательных рассказов о знаменитых режиссерах, попавших волей судьбы в гостеприимную Среднюю Азию. Али Хамраев, словно Вергилий, взялся сопровождать своих героев по горным и пустынным пейзажам Таджикистана и старинным кварталам древних узбекских городов.
Режиссер Микеланджело Антониони и его сценарист Тонино Гуэрра приехали в 1976 году в Узбекистан на поиски натуры для съемок очередного фильма под названием «Бумажный змей». И лучшего попутчика и гида, чем Али Хамраев, нельзя было найти в Ташкенте, так как большую часть своих фильмов знаменитый узбекский режиссер снял у себя на родине.
«Дорога в Исфару лежала через город Коканд, — рассказывает Али Хамраев. Коканд — небольшой уютный узбекский городок. В 1976 году у меня такое ощущение было, что туда вообще впервые иностранцы приехали, потому что я поехал без разрешения. Я прилетел в Коканд на самолете с итальянской делегацией, там нас встретили мои друзья, и мы поселили итальянцев на одну ночь в Дом колхозника. Вероятно, наши люди представляют, что такое Дом колхозника. Четырехэтажное здание на городском базаре. В вестибюле расселись со своими сумками иностранцы, я пошел к директору гостиницы и говорю: "Вот здесь министр кино Италии, ему нужен люкс". Тот побледнел и говорит: "У меня нет таких вообще номеров — люксов. Это Дом колхозника". Я говорю: "Нужен какой-нибудь большой номер". "Пойдемте, я вам покажу". И он показал самую большую комнату, где стояло 20 кроватей, около каждой кровати — сапоги, калоши, узелки. Народ был на базаре, это приехали колхозники какие-то. Я говорю: "Надо оставить две кровати". Посмотрел ванную — антиквариат жуткий. Обещали помыть все. Короче говоря, директор гостиницы стал со своими сослуживцами выкидывать кровати, две кровати поставили, чистое белье. Антониони был со своей молодой супругой. Я говорю: "А холодильник? Жарко же, воду минеральную надо поставить". Он говорит: "Холодильник придется взять из парикмахерской, пойдемте". Мы пошли вниз, и я с ним вдвоем, с этим человеком беру и несу холодильник. И вдруг на втором этаже вижу Антониони, который просто прогуливался: "Что вы делаете?" Я говорю: "К вам несем холодильник". И он стал помогать.
Ему очень понравился номер — просторный, и окна прямо на базар выходят. "Хорошо", — говорит. И мечеть недалеко. И когда мы поздно из парка вернулись, я ему пожелал спокойной ночи, ушел, смотрел телевизор, а потом думаю: ну, как так Микеланджело, все ли нормально? Поднялся на четвертый этаж и смотрю - там 20 матрасов. Этих же людей выселили из номера, и они прямо в вестибюле четвертого этажа спали на полу, на матрасах все. Сапоги около каждого матраса, узелки. А в центре кружком сидят эти колхозники, бородатые, молодые, седые, в своих полосатых халатах таких, национальных костюмах, тюбетейках, сидят, пьют чай с Антониони, угощают его, а он их о чем-то расспрашивает, и уже замученный, потный переводчик все переводит. И вот это вот меня поразило».
Вода как жизнь: минералка в радиаторе
«А потом мы поехали искать натуру на таком "Рафике" девятиместном, едем — и на другом берегу Кайракунского водохранилища настоящая пустыня. Едем-едем — и заблудились. Отстала машина сопровождения, везде какие-то холмы, барханы, уже сумерки, смеркается, а водитель говорит: "У меня перегрелся мотор, нужна вода". Я на всякий случай взял в портфель 20 бутылок воды, и я говорю: "Давай эту воду минеральную туда нальем". Наклоняется ко мне Антониони и говорит: "Вы настоящий режиссер. Вы нашли выход из положения. Сейчас мы нальем воду в радиатор — и спасемся, может быть, выедем. Но на всякий случай одну бутылку оставьте нам на двоих". Вот это меня поразило.
И потом, когда мы выехали, мы вдруг встречаем двух стариков, идущих по дороге, в чепанах, с посохами, бородатые. У меня инструкция от КГБ: когда иностранцы — никогда не останавливаться, никого не брать из пассажиров. Я шоферу говорю: "Гони". А они голосуют, эти два старика. Он проскочил, и Антониони поднял скандал: "Ну-ка назад! Это что такое? Вы же уважаете старших на Востоке, почему вы нарушаете эту традицию? Назад!" Прямо истерика. Я говорю водителю: "Давай назад, здесь никого нет, ни одного чекиста". Я не предполагал, что сам водитель — чекист. Он дал назад, стариков посадили, едем, и Антониони их разглядывает, потом ему понравился халат, и он стал щупать, что за ткань. Как ему по руке ударит старик. Я говорю: "Что вы делаете?!" А он говорит: "А почему он без разрешения меня трогает?" Антониони сказал: "Он прав. Извините, надо было спросить разрешения. Он прав, он прав". Стал расспрашивать. Один говорит: "Мне 82 года, а вот ему 85". "Да? Ой, какие вы молодцы". "Вот ему 85, и у него сыну год. Да, у него сын родился, сыну год". Тут уже вообще итальянцы обалдели.
Высадили стариков, и они куда-то должны были идти в гору. И Антониони говорит: "Я хочу вас на память снять. Можно?" Вытащил "Поляроид", тогда это диковинка была — "Поляроид", 30 лет назад. Выходят, на них наставляют аппарат, а они загораживают лица руками и говорят: "Нет, не хотим, не хотим". Я говорю: "Отцы, как вам не стыдно, этот человек вернул нас назад, мы вас подвезли 5-6 километров. В благодарность хоть разрешите сфотографировать". Они вытянулись по стойке "смирно", глядя прямо в объектив. Одна фотография вышла — Антонини говорит: "Это мне". Вторая фотография проявляется в течение 15 секунд, он протягивает им фотографию и говорит: "Это вам на память". Они говорят: "Нет, нам не нужно". Я говорю: "Что вы, возьмите на память". "Нет!" И один из стариков говорит мне: "Объясни ему, что нам не нужны наши тени, мы же вот живые стоим". Повернулись и ушли. И когда мы поехали дальше, гнетущая тишина в машине. Антониони поворачивается к Тонино Гуэрра и говорит: "Ты понимаешь, какой мы ерундой занимаемся? Наше кино — это искусство теней, мы правду с тобой услышали от этих двух мудрых людей"».
«Бумажный змей»
К сожалению, фильм "Бумажный змей", ради которого Микеланджело Антониони и его спутник Тонино Гуэрра приехали в Среднюю Азию, не был снят. У Али Хамраева есть своя версия провала проекта: «Чиновники просто испугались ответственности. Мы летали с Антониони в Хиву, в Бухару на вертолетах, очень далеко. Все было хорошо. Уже оператор Юрий Клименко, художник Шавкат Абдусалламов, они выбирают натуру. И вдруг я чувствую — очень упорно, целенаправленно стараются этот проект разрушить. Вплоть до того, что один сопровождающий из Москвы меня просил, чтобы я напугал Антониони, что здесь нельзя снимать, что здесь местное население может просто ножами прирезать за осквернение каких-то традиций, что здесь холера может появиться, тиф, они умрут, что тут вода отравлена. Я говорю: "Я никогда пугать не буду. Что это такое, да пусть работают". В общем, я отказался от таких провокационных вещей. Но через некоторое время узнаю, что проект заглох. И через несколько лет я спросил у Микеланджело: "А почему заглох проект?" И он мне ответил: "Правительство ваше заявило, что негатив будет принадлежать им — в этом как бы участие совместное Советский Союз—Италия. А если негатив будет у вас, у Советского Союза, я не хозяин фильма, и мой продюсер итальянский тоже не хозяин фильма. На этом все и рухнуло". Я думаю, просто поставили такие условия — невыполнимые».
Проект "Бумажный змей" не состоялся, но сценарий, написанный Тонино Гуэррой, сохранился. Вот один из его фрагментов:
«Все население пустыни — и кочевое, и оседлое, и даже те, кто живут за ее пределами, — сбиваясь с ног, ищет нить для бумажного змея. Старухи распускают старинные ковры, развязывая миллионы узелков, бедняки жертвуют своими кофтами, сматывая их в мотки. Шелковичные черви, как будто их тоже известили о великом событии, поднялись на деревья и в мгновение ока скрылись в коконах. А люди бросаются собирать их, как абрикосы, и стаскивают в огромные шалаши, где уже стоят наготове котлы с кипящей водой. Женщины позаботились о том, чтобы раскрутить коконы, и спряли из шелка прочные нити, которые затем смотали в огромные, выше дома, золотистые бобины. На голом, округлом холме, у самого края пустыни, появляются семь невиданных машин, их толкают впереди себя люди, говорящие так, что понятны лишь отдельные слова: наречие приграничных областей звучит более гортанно. Оказывается, что эти машины — не что иное, как клубки нити необъятных размеров. Достигнув вершины, люди легонько подталкивают их, и клубки сами катятся вниз. Если один застревает, кто-нибудь из людей тут же подправляет его».
Кинорежиссер Али Хамраев попытался разобраться, почему идея запустить бумажного змея на луну так напугала чиновников из «Госкино»: «Там сюжет о том, как затерявшаяся где-то в пустыне небольшая народность решила послать бумажного змея на Луну. Но не достал змей. Тогда они стали собирать все нитки, которые есть, и все подвязывать, подвязывать. И змей уходил к Луне. Нитки кончились — они начали ковры распутывать, баранов своих остригли, бараны подохли, а эти фанаты все — к Луне. И кончилось тем, что они свою одежду распутали. И сидит эта народность абсолютно голая, и все — к Луне, к Луне. А потом, значит, какие-то американские ученые заметили, наблюдавшие со спутника, что к Луне приближается какой-то странный предмет. Подняли в воздух все самолеты, и они эту нить порвали, протаранили. И эти нити, километры нитей стали падать и опутывать Нью-Йорк, Токио, Лондон, Париж... Люди думали: что такое, какая-то паутина с неба идет! Потрясающе Гуэрра и Антониони придумали этот проект.
Но я понимаю наших, почему они отказались. Антониони покажет миру, что советский народ — это вот этот народ, который сидит голый, а на эту абсолютно бессмысленную идею — дотянуться до Луны... Мы победим в космосе, будем самыми сильными, но абсолютно голыми останемся. Да, это притча, но наши сразу думают: это же будет на нас, на Советский Союз. И не захотели взять ответственность. И поломали этот проект, к сожалению».