Кристина Горелик: На этой неделе правозащитники обнародовали результаты собственного расследования, которое они провели в Лазаревском районе города Сочи. Сводная мобильная группа российских правозащитных организаций направилась на место «профилактических» мероприятий краснодарского ОМОНа, сотрудники которого в масках и с оружием в конце июля избивали мужчин и подростков. ОМОНом было задержано около 18 человек. В настоящее время потерпевшими признаны 17 человек, в том числе трое несовершеннолетних. Двое подростков 15 и 17 лет были госпитализированы с травмами.
Правозащитники провели общественное расследование. С его выводами, я надеюсь, они нас и познакомят. Поэтому самое время представить наших гостей. Это директор фонда «Общественный вердикт» Наталья Таубина (этот фонд, собственно говоря, активно и занялся расследованием этого дела и оказанием, насколько я понимаю, юридической помощи пострадавшим от ОМОНа людям). С нами на телефонной связи из Сочи – Олег Хабибрахманов, руководитель сводной мобильной группы, он так же представляет организацию «Комитет против пыток», Нижний Новгород. Так же в Сочи с нами на связи одна из пострадавших – Людмила Адамян, вернее, пострадавшим считается ее 15-летний сын, который как раз и находился в больнице.
Перед тем, как я узнаю от вас самые последние новости, я хочу дать слово Геннадию Шляхову, который вкратце расскажет, а что, собственно говоря, и произошло в Сочи.
Геннадий Шляхов: Более 30 человек были избиты бойцами ОМОН в поселке Макапсе Лазаревского района Сочи. Вот как это было.
18 июля около одиннадцати часов вечера к детскому оздоровительному лагерю «Дружба» подъехали четыре автомобиля УАЗ и автобус с ОМОНом. Ничего не объяснив и избив охранника, бойцы через территорию лагеря прошли к летнему кафе. Здесь прямо на берегу моря и началась расправа. Рассказывает Геворг Навганян.
Геворг Навганян: Они сразу начали бить всех. «Лечь всем на пол». Все, конечно, встали, начали, кто куда бежать хотели, никто не успел убежать. Они всех завалили на пол и все. Ничего не говорили. Начали бить, электрошоком начали делать всех.
Геннадий Шляхов: ОМОН избивал всех подряд, досталось даже 13-летнему Артему Оганесян. Он приехал отдохнуть к родственникам и в тот вечер находился в кафе.
Артем Оганесян: Меня отводят за кафе, один за одну руку поднимает, другой за другую, третий бьет.
Геннадий Шляхов: А вот еще одно свидетельство вожатого оздоровительного лагеря «Дружба» Дмитрия Михайличенко.
Дмитрий Михайличенко: Мы вышли из корпуса ночью, просто покурить, слышим шум какой-то, ОМОН. Женька побежал, ему сразу с ходу коленом дали в живот, завалили шокером. Я подхожу, мне говорят тоже: «Падай». Я говорю: «А в чем дело?» Меня поднимают, коленом об голову, шокером опять, тоже скрутили, посадили в эту «таблетку», в машину, повезли в Лазаревское. По дороге тоже мы сидели на полу, скрюченные все, тоже шокером, палками бамбуковыми били.
Держали около двух часов, заставили написать расписку о том, что не имеем претензий, то есть физическая сила не применялась. Без этой расписки нас не выпускали вообще с территории УВД. Всем пришлось подписать.
Геннадий Шляхов: 18 избитых людей в автобусе ОМОНа доставили в Лазаревский райотдел УВД, где продержали до утра. Многие из них после этого были вынуждены обратиться к врачам. Двое из них, 15-ти и 17-летний подростки, госпитализированы. Вот что рассказывает мать одного из них Ася Мелконян.
Ася Мелконян: Били моего сына очень жестоко, ногами. Он потерял сознание. Его приводили электрошоком. На ребенке очень много следов ожога от электрошоков, не меньше десяти раз. Били детей между ногами, заставляли раздвигать ноги, по несколько раз повторялась эта процедура.
Геннадий Шляхов: Поводом для рейда ОМОНа, по словам очевидцев, стал инцидент, произошедший за два дня до этого. Двое бойцов ОМОНа, проживавших на территории оздоровительного комплекса «Дружба», шумно гуляли в тот вечер в приморском кафе, грязно приставали к официанткам, на замечание, последовавшее от группы мужчин, отдыхавших в том же кафе, полезли драться. Получили отпор и были побиты. Два дня спустя, взяв с собой подкрепление, решили разобраться. По факту избиения людей прокуратура Лазаревского района возбудила уголовное дело. Двое ОМОНовцев - старший инспектор группы информации, капитан милиции
Королев и помощник начальника штаба ОМОН ГУВД Краснодарского края Пруидзе - по решению суда арестованы, по отношению к ним возбуждено уголовное дело по статье Превышение должностных полномочий с применением насилия.
Для Радио Свобода Геннадий Шляхов, Сочи
Кристина Горелик: Итак, Олег, я от вас надеюсь сейчас получить самую свежую информацию об этом деле.
Олег Хабибрахманов: Здравствуйте. На настоящий момент, по нашим данным, потерпевшими, фактически потерпевшими, от преступления, которое было совершено сотрудниками ОМОНа, является около 24 человек.
Кристина Горелик: То есть уже увеличилось число пострадавших?
Олег Хабибрахманов: Нет. Мы абсолютно точно считаем пострадавшими и родителей, у которых на глазах избивали их детей. Потому что они пережили очень серьезный стресс, и у них очень сильно ухудшилось здоровье. В настоящий момент мы очень активно сотрудничаем с прокуратурой, заявляем ходатайства о проведении ряда следственных действий, эти ходатайства почти что все удовлетворяются. Люди подходят, допрашиваются, мы их подвозим прямо к прокуратуре, проводят опознания и другие следственные действия. По результатам опознаний в настоящий момент уже четыре сотрудника ОМОНа находятся под стражей. Вот это текущие новости на данный момент.
Кристина Горелик: То есть вы в тесном контакте с прокуратурой находитесь, насколько я понимаю?
Олег Хабибрахманов: Да, конечно. И благодаря нам появился ряд свидетелей в уголовном деле, до сих пор обнаруживаются все новые и новые потерпевшие, о допросе которых мы сразу ходатайствуем в прокуратуре.
Кристина Горелик: Скажите, а вот как раз что касается потерпевших, вам никто не говорил о том, что, например, на них попытались оказать давление, скажем, сотрудники правоохранительных органов?
Олег Хабибрахманов: Да, вы знаете, вы очень хорошо информированы, действительно случаи такие нами зафиксированы, примерно три, четыре. Некие мужчины, два человека, ходят по поселку и, обращаясь к потерпевшим, предлагают им всяческие деньги в виде компенсации морального вреда, но при этом они почему-то намекают, что было бы неплохо прежде, чем получить компенсацию, отказаться от своих показаний и забрать свои заявления. То есть такие случаи нами выявлены. У одного из потерпевших, причем одного из самых тяжелых потерпевших, его очень сильно били, это Николай Сердюк, буквально позавчера была взломана квартира, там пропали некоторые вещи, но на кражу это не совсем похоже, потому что деньги, драгоценности, которые лежали буквально на видном месте, они просто не тронуты. Сам непосредственно Николай Сердюк считает, что таким образом пытаются его запугать.
Кристина Горелик: Людмила Андреевна, я теперь вам хотела бы задать вопрос. Расскажите, вы присутствовали при вот этих, скажем так, «профилактических» мероприятиях? Вы видели, как избивали вашего сына или он уже потом вам рассказал о том, что произошло?
Людмила Адамян: Нет, как конкретно избивали моего сына, я не видела. Он просто шел домой после дискотеки и по пути, уже он почти вышел за пределы детского оздоровительного комплекса, его просто сбили с ног, избили и закинули в УАЗик, его и его товарища. Он там пробыл где-то минут 20, потом его снова били, снова в УАЗик просто запихнули, потому что там было мало места, все не помещались дети. И вот когда он просидел примерно с полчаса, причем он сказал, что его несколько раз вытаскивали и несколько раз били по пять человек, он потом случайно в окно вот этого УАЗика, запотевшее окно, случайно увидел нашу соседку, которая там работает медсестрой, и проходила она мимо. Он стал кричать, ее звать и когда она услышала его голос, подошла, то он попросил позвонить родителям. Кстати, ОМОНовец, который сторожил детей в этом УАЗике, он сказал ей, что, «если вы позвоните, то мы вам убьем». Она все-таки позвонила нам и когда мы услышали об этом… ну, все это безобразие уже минут 40 продолжалось. Когда мы об этом услышали, мы сразу же просто побежали на территорию пансионата и стали искать своего сына. Не зная, где он, мы побежали в начале на пляж, пляж, который прилегает к детскому пансионату и вот там находится кафе «Оазис», в основном там подростки собираются после дискотеки, едят мороженое. Когда мы прибежали туда, то, в общем-то, увидели страшную картину. В окружении примерно 40-45 ОМОНовцев, которые были с дубинками, с электрошокерами, лежали ребята, человек 25. Причем сразу я не поняла, кто это, это было на пляжной полосе, прямо лицом в гальку лежали ребята. Сразу я не узнала, что это все, в общем-то, ребята с нашей улицы. Их били, по ним просто топтались, таким образом считали их. Это удивительно было. Применяли электрошокеры. Причем, знаете, поднимали головы и сапогами в лицо. Зрелище было ужасное.
Я просто стала проходить между этими ребятами и по одежде высматривать своего сына. Когда я не обнаружила своего сына по одежде, то мы пошли в другое место их искать. И вот когда мы его обнаружили, наконец, в этом УАЗике, то через некоторое время повели как раз этих ребят. Их вели через детский пансионат, через всю территорию. Причем, знаете, вели их по два человека на каждого, руки заломлены были, они просто вприсядку шли, не могли совершенно идти. В общем, ситуация была ужасная, потому их вели и били снова. Если ребята, на самом деле они уставали, им предлагали лечь на землю и затем как бы снова оживляли этими электрошокерами и снова вели. Вот так на глазах у многих детей, которые приехали, в общем-то, из разных городов отдыхать в наш пансионат, провели строем, почти 25 человек их было, довели до КПП, до автобуса и затем, снова избивая, стали просто закидывать в автобус. Потому что сидеть им, естественно, не разрешили и они на полу в этом автобусе, в тесноте, один на одном просто лежали. Кто-то был без сознания, все были избиты. В общем, зрелище было конечно ужасное. К этому моменту уже стали собираться родители, потому что и мы кому-то звонили, кого из ребят узнали, родители стали собираться, стали спрашивать, в чем дело, куда ребят везут и за что. Вот тогда прозвучала такая, в общем-то, страшная, я думаю, на мой взгляд, фраза, «это акт возмездия». Кого наказывали таким образом, было сразу непонятно.
Когда приехали все уже в РОВД, там конечно ситуация тоже была несколько странная, потому что никого не было видно, совершенно никого из местных милиционеров. Такое впечатление, что РОВД просто был захвачен – захвачен ОМОНовцами, которые стояли и на воротах, и всех впускали, но никого не выпускали. Причем, когда одному из ребят стало плохо, вот как раз 17-летнему мальчику, который потом впоследствии лежал в больнице, когда ему стало плохо, он потерял сознание, то мы попытались вызвать «скорую помощь». Приехала машина, встала возле ворот РОВД, а ее не пускали и нас не выпускали с детьми. Потом просто, знаете, уже все мужчины, которые там присутствовали, родители, они чуть ли не снесли ворота и вынесли вот этих ребят, которых нужно было отправить в больницу, и, в общем-то, таким образом, как раз ребята и попали в больницу.
Ну, обращались, конечно, очень многие ребята, ну вот в больницу положили только двоих, 15-летнего мальчика, моего сына, и 17-летнего мальчика. 13-летний мальчик тоже получил очень много ударов, ушибов, ну, вот его в больницу на два дня положили, затем выпустили. Вот такая была ситуация, очень кратко, правда.
Кристина Горелик: Людмила Андреевна, все-таки какой диагноз поставили вашему сыну?
Людмила Адамян: Моему сыну поставили ушиб почки и ушибы внешней стенки живота. В начале подозревали гематому печени, но вот, слава богу, что не подтвердилось.
Кристина Горелик: Скажите, а он вам говорил, как-то вот эти сотрудники ОМОНа, они объясняли свои действия им или вообще не предъявляли документов, не объясняли, что они хотят?
Людмила Адамян: Нет. Естественно, нет. Я поняла ваш вопрос. Нет, они ничего совершенно не объясняли. Я уже сказала, еще раз повторю, что он просто шел домой после дискотеки детской. Когда мой сын спросил, «почему вы нас бьете» и «дайте позвонить родителям, потому что мне всего 15 лет»… Вы понимаете, мы всегда ему говорили, что «пока ты несовершеннолетний, ты должен всегда рядом с нами находиться». Тем более он у нас окончил первый курс колледжа юридического, как бы немножечко он стал разбираться в этих вещах. И он стал объяснять, что он несовершеннолетний, но его за это еще больше били. Никаких объяснений совершенно. Уже позже он узнал о том, что случилось раньше. И вот когда в очередной раз моего сына вытаскивали из УАЗика и начинали бить, и он каждый раз спрашивал, за что, кто-то сказал, «вот ты был два дня назад, ты кого-то бил». Но, вы знаете, это несколько нелепая ситуация, потому что ОМОНовцы все-таки люди взрослые, обученные, а моему-то ребенку всего лишь 15 лет и внешне-то видно, что он ребенок, он никак не мог побить ОМОНовца, тем более в такой ситуации. Тем более что он еще ребенок, чтобы по вечерам ходить, в ночь находиться на пляже вот в этом кафе, то есть его там совершенно не было 16-го числа. Но они просто… они просто спрашивали, причем не спрашивали, а какие-то пытки уже применяли, то есть они били и говорили, «признайся, что это ты там был», снова били и снова произносили эти же фразы.
Кристина Горелик: Скажите, а как он себя сейчас чувствует?
Людмила Адамян: Сейчас его уже отпустили домой. Но, вы знаете, его выписали, сказали, что, в общем, подлечили, все в порядке, но болят у него почки. Мы сейчас стали сами его лечить. Психологически конечно он у нас довольно напуган. И хотя я сама педагог и стараюсь как-то с ним проводить какие-то беседы, но я понимаю, что это бесполезно, что мне нужно искать психолога, специалиста. Он напуган, да, он никуда один не хочет идти, хотя внешне он у нас мальчик спортивный, он занимается у нас дзюдо, то есть я бы никогда не подумала, что он может чего-то испугаться. Он постоянно ходит с кем-то из нас, он никуда вечерами не ходит, да и мы его не отпускаем. Но вот с ним нужно работать, чтобы все эти последствия психологические именно как-то убрать.
Кристина Горелик: Вы сами написали заявление в прокуратуру?
Людмила Адамян: Конечно. Мы написали заявление сразу же, на следующий день, да. Так что мы сейчас тоже как бы участвуем, если можно так выразиться, в следствии. Завтра мы едем на опознание. В общем, мы давали показания несколько раз. Конечно, мы активно участвуем, потому что это очень серьезный вопрос, мне не хотелось бы, чтобы мой ребенок на начальном этапе жизненного пути получил такой, в общем-то, негативный урок, а потом остались последствия.
Кристина Горелик: Благодарю вас. Олег, скажите, все-таки, так что вам удалось выяснить? Потому что есть разные версии, скажем так. Вот после того, как вы расскажите ту версию, которая сформировалась у сводной мобильной группы правозащитников, которые провели общественное расследование, я расскажу нашим слушателям о версии, скажем так, которую предлагают сотрудники ГУВД.
Олег Хабибрахманов: Действительно 16 июля был такой инцидент, как показывают очевидцы. Действительно двое сотрудников милиции, с их слов, находясь в состоянии алкогольного опьянения, вели себя очень неприлично на территории кафе. Им делали замечания, на которые они никоим образом не реагировали, свои бесчинства продолжали, после чего их просто-напросто там побили. Они пообещали людям отдыхающим, что они туда еще обязательно вернутся, и через два дня после этого там проводилась такая вот «контртеррористическая» операция, скажем так. ОМОНовцы, которые проводили задержание, они даже и не пытались скрывать, зачем они здесь. То есть они выясняли, кто здесь из Ростова, потому что по информации, эти два парня, которые побили ОМОНовцев, они были из Ростова, и тех били с особой жестокостью.
Кристина Горелик: То есть они даже не скрывали, что это был акт возмездия?
Олег Хабибрахманов: Они прямо так и называли. Они говорили, что «это вам акт возмездия». Так что никакой контртеррористической операцией там не пахло.
Кристина Горелик: Скажите, а что касается санкционирования, это кто-то отдал приказ? Если верить словам Людмилы Андреевны, то было 40-45 человек ОМОНовцев. То есть они организованной группой в автобусах, я не знаю, в масках они были, с оружием… С оружием, судя по всему, если говорят о том, что они применяли электрошоки, в масках или нет, это я у вас как раз хотела бы выяснить. Организованно выезжают в определенное место и производят подобные мероприятия. Наверняка они были одеты соответственно. То есть это было санкционировано кем-то?
Олег Хабибрахманов: Сейчас я вам расскажу в таком случае, как это было примерно. То есть действительно ОМОНа было не менее 30 человек, это даже установлено официальным следствием, возможно и больше. Они действительно были при исполнении своих должностных обязанностей. Они были в присвоенной им форме одежды, они были на служебных автомашинах, у них были спецсредства. И при этом, кроме электрошокеров, они почему-то еще использовали и бамбуковые палки, вот такая интересная особенность, не резиновые, как обычно, а именно бамбуковые.
Что касается приказа, то здесь руководство ГУВД немножечко путается. Мы не можем понять, как было на самом деле, потому что я лично разговаривал с начальником Лазаревского РОВД, он говорит, что никакого приказа в помине не было, это был эксцесс, который был допущен сотрудниками ОМОНа. Якобы все руководство УВД Сочи в это время находилось в Краснодаре на совещании, и такой приказ отдать никто не мог, санкционировать в том числе. Я сегодня разговаривал с руководителем пресс-службы ГУВД Краснодарского края, он мне сказал обратное, что якобы был такой приказ, и они действительно проводили там какую-то то ли контртеррористическую, то ли профилактическую операцию. То есть они путаются и понять, был ли личный приказ, мы не можем в настоящий момент.
Кристина Горелик: Очень интересную информацию вы сообщили. Кстати, что касается пресс-службы ГУВД, вот как раз по версии ГУВД все выглядит, ну, по крайней мере, не настолько масштабно и не так страшно, как об этом рассказывают сами пострадавшие. По крайней мере, как говорится в ГУВД Сочи, сотрудники во время очередного рейда, сотрудники ОМОН предложили посетителям кафе предъявить документы, на что компания молодежная отреагировала негативно. А поскольку подростки неадекватно, скажем так, восприняли предложение предъявить документы, подняли шум и стали ругаться, сотрудникам ОМОН пришлось выводить молодых людей из кафе, усаживать их в машины и отправлять в Управление внутренних дел. Вполне возможно, что в этой ситуации кто-то мог получить ушиб или синяк, отмечают в ГУВД. То есть несколько другая картина.
Олег Хабибрахманов: Да, эту информацию я где-то читал в средствах массовой информации, в Интернете, по-моему, если я не ошибаюсь. Она не соответствует действительности. Наверное, можно сказать, что это просто ложь, потому что проверять документы у людей, которые находятся на пляже, по меньшей мере, глупо; кафе находиться прямо на берегу. Ни один ни из потерпевших, ни из очевидцев ни разу в своем объяснении, несмотря на то, что мы такие вопросы задавали, ни разу не сказал о том, что кто-то просил какие-то документы предъявить. То есть такого факта мы не установили. Людей задерживали просто так. Мало того, после того, как их задержали, не был составлен ни один документ об их задержании, ни один административный материал составлен не был. Поэтому, значит, никаких нарушений они не совершали и ни в каких преступлениях они не подозревались. Их задерживание и доставление в отдел были незаконными.
Кристина Горелик: Благодарю вас, Олег. Дадим, наконец, слово Наталье Таубиной.
Наталья, сразу же напрашивается аналогия с другими, так называемыми спецоперациями - в Благовещенске, в Бежецке, в других городах. Сейчас Олег, как вы слышали, говорил о том, что непонятно, санкционировано это было в Лазаревском районе Сочи или нет. Потому что в Благовещенске, как правозащитники выяснили, это было все-таки санкционировано, массовое избиение граждан, я напомню нашим слушателям. Тут, судя по тому, что рассказывают сами пострадавшие, картина практически такая же. Или нет?
Наталья Таубина: В Благовещенске, да, действительно, был приказ, на основании которого сотрудники действовали. А как на самом деле развивались, как установит следствие, эти события - это еще как бы дело будущего, если говорить про Лазаревское.
Если говорить про отличия между всеми этими операциями, то основное, с моей точки зрения, это сегодня уже неоднократно прозвучало, это то, что следственные действия происходят намного эффективнее, оперативнее и всесторонне и при этом в тесном контакте с правозащитными организациями. Такого не было ни в Благовещенске, такого практически не было в Бежецке и в других местах.
Кристина Горелик: А чем вы это объясняете? Действительно и Олег только что говорил о том, что они работают в тесном контакте с прокуратурой.
Наталья Таубина: Хочется надеяться, что, может быть, все-таки произошло осознание, что если подобное… За последние полтора-два года подобного рода мероприятия, стали, извините, некоей нормой жизни на территории Российской Федерации, в разных регионах. Ужасно так говорить, но это факт. Расследуются они из ряда вон плохо, до суда доходят и потом в судах тоже очень долго все происходит. Очень хочется надеяться, что как бы случилось некое осознание, что если не проводить расследование по подобного рода делам, то, как бы эта практика просто станет такой узаконенной нормой жизни.
Кристина Горелик: А вы сами верите в то, что вдруг решили, что, вот, наверное, это плохо, поэтому будем тесно сотрудничать с правозащитниками?
Наталья Таубина: Хочется верить, отвечу так, что это именно так, что это не просто разовая акция, а что это некий поворотный момент.
А подобного рода сводные мобильные группы - это не первые в истории нашей работы, такие же группы направлялись в Благовещенск, такие же группы были в Бежецке, работали в Ивановской, в других местах, где проходили массовые спецоперации. И этот метод показал себя очень эффективным. Расследовать по горячим делам, собирать показания, помогать потерпевшим предпринять все необходимые шаги, которые потом бы помогли эффективному следствию в проведении эффективного расследования и представления доказательств в суде – это именно сводная мобильная группа, она очень сильно способствует, очень сильно помогает.
Кристина Горелик: Дай бог. Я напоминаю, что в программе, посвященной «спецоперации» в Лазаревском районе города Сочи, принимали участие директор некоммерческого фонда «Общественный вердикт» Наталья Таубина, Олег Хабибрахманов, руководитель сводной, как раз той самой сводной мобильной группы российских правозащитных организаций, который сейчас находятся в Краснодарском крае и расследуют как раз это дело, а так же с нами на связи была Людмила Адамян, чей сын пострадал в результате вот этой так называемой «спецоперации».
Некоторые из правозащитников объясняют подобные операции ОМОНа «чеченским синдромом». Не секрет, что сотрудники, наверное, каждого подразделения ОМОНа проходят командировку в Чечне. Возможно, методы, которые они применяли в республике, автоматически переносятся на регионы, куда их направляют уже после чеченской командировки.
Пятый ежегодный доклад по Чечне, подготовленный российскими правозащитниками, не стал поводом для оптимизма. Чечня по-прежнему остается регионом, где не обеспечен хотя бы минимальный уровень безопасности жителей, а альтернативной возможности их расселения на территории России на сегодняшний момент нет. Таков главный вывод, к которому пришли разработчики доклада – правозащитный центр «Мемориал», сеть «Миграция и право», комитет «Гражданское содействие», Интернет-издание «Кавказский узел» и другие правозащитные организации.
В то же время в докладе отмечается уменьшение числа похищений и убийств чеченских жителей. В среднем на 30%. Так, если в 2004 году убийств было 310, в 2005 их стало 192, а в первом полугодии 2006 года – были убиты 47 человек. Что касается похищений, то в 2004 году, по данным правозащитников, были похищены 448 человек, в 2005-м – 316, а за первое полугодие 2006 года – похищено 25 человек.
Но это отнюдь не потому, что людей стали меньше похищать и убивать, уверена Светлана Ганнушкина, главный редактор доклада по Чечне, руководитель сети «Миграция и право».
Светлана Ганнушкина: Можно ли вообще ориентироваться на эту статистику? Что сами по себе говорят эти цифры? Отчасти они, к сожалению, говорят о том, что люди не решаются обращаться ни в правоохранительные органы, ни в правозащитные организации. Почему? Потому что наши власти добились того, чего они хотели, они добились «чеченизации» конфликта, когда уже чеченцы против чеченцев совершают те самые преступления, которые совершали наши войска доблестные на территории Чечни. И в этой ситуации люди стараются решить какими-то традиционными методами свои проблемы, не доверяя ни правоохранительным органам, ни правозащитникам. Они боятся, что будет хуже. Вот это ужасно, это то, что звучало в свое время по всей России и будет звучать, к сожалению, потому что все, что происходит в Чечне, постепенно расползается на всю территорию России; это страх, что будет хуже, нельзя жаловаться, надо попробовать договориться. Поэтому мы своей статистике не доверяем полностью, к сожалению. Мы не можем утверждать, что это отражение реальной ситуации.
Кристина Горелик: В 22 приложениях к докладу - конкретные истории о похищениях и убийствах жителей Чечни. Светлана Ганнушкина привлекла внимание к трем событиям: это спецоперация в селе Бороздиновская, в результате которой был убит один пожилой житель села, еще 11 человек похищены и сегодня считаются пропавшими без вести; похищение в апреле этого года Булата Чилаева, сотрудника комитета «Гражданское содействие», судьба которого до сих пор неизвестна ни родственникам Булата, ни правозащитникам; и похищение Мурада Мурадова, руководителя гуманитарной организации.
Светлана Ганнушкина: Тоже во время спецоперации, я подчеркиваю. Я касаюсь только тех случаев, когда речь идет о спецоперациях. Во время спецоперации задерживается весной прошлой молодой человек Мурад Мурадов, руководитель гуманитарной организации «Спасем поколение», это такая молодежная активная чеченская организация, которая делает много всего разного, в основном в гуманитарной сфере, даже не правозащитной. Прокурор Кравченко на вопрос о том, что делается, он говорит: «Мы ведем расследование и, знаете, у нас есть основания считать, что этот молодой человек имел отношение к бандформированиям». Хорошо, у нас на это всегда такая реакция: хорошо, имел, но пустите к нему адвоката! С момента задержания он имеет право иметь адвокатскую поддержку. Скажите родственникам, где он. Ничего. Длительная пауза, а потом, вот мы приводим в нашем докладе, чудовищная, чудовищная бумага из прокуратуры родственникам, «уважаемые господа, заберите тело вашего сына в таком-то морге» и приписка, «никаких оснований считать, что он был членом бандформирования (я даже прочту сейчас) нет», то есть, никакой вины на нем нет. «Согласно полученной информации из УФСБ по Чеченской республике, компрометирующих материалов в отношении Мурадова М.Х., в том числе, что он является участников НВФ, нет». Отдают его тело и тело второго, Кадаева, задержанного в этот же день вместе с ним, отдают в неузнаваемом виде. Молодые люди не опознаваемы, обожженные тела. Никаких возможностей узнать, чьи это тела, нет. Родственники не верят до сих пор. Ну, родственники обычно не верят в такие вещи.
Спрашивается, что такое Чечня? Что это за черная дыра, где от момента задержания до момента выдачи обожженного трупа неизвестного лица, неизвестно, что происходит?
Кристина Горелик: 27 июля Европейский суд по правам человека в Страсбурге вынес первое в истории решение по делам о насильственных исчезновениях в Чечне. Он удовлетворил иск Фатимы Базоркиной, сына которой задержали российские военные, после чего он пропал без вести. По постановлению суда российские власти должны будут выплатить матери Яндиева 35 тысяч евро в качестве моральной компенсации.
Телекомпания CNN в свое время показала видеозапись 2000 года, на которой генерал-полковник Александр Баранов, допрашивавший Яндиева, отдает приказ о его расстреле. Генерал-полковник наказан не был, не было найдено и тело Яндиева.
Вообще, что касается наказания военных, виновных в исчезновениях и убийствах жителей Чечни, российские власти, как утверждают правозащитники, проявляют явное нежелание расследовать, доводить до конца подобные дела. До настоящего времени ни один из российских военных не был привлечен к ответственности в связи с насильственным исчезновением, заявляет международная организация Human Rights Watch .
За всю историю конфликта было разве что одно громкое дело - дело полковника Юрия Буданова, убившего чеченскую девушку Эльзу Кунгаеву. Какое давление оказывалось на суд и на свидетелей во время этого процесса, вспоминает Лейла Хамзаева, представлявшая в то время интересы потерпевшей стороны.
Лейла Хамзаева: Основное давление оказывалось на свидетелей военных. Так вот свидетели обвинения фактически становились на судебном заседании свидетелями защиты. То есть они меняли свои показания в пользу полковника Буданова. Когда мы им начинали задавать уже дополнительные вопросы, они путались, терялись, не могли на них отвечать. Вот опять же, полковнику Буданову уже не было предъявлено обвинение в изнасиловании, хотя не надо быть специалистом, чтобы, взглянув на фотографию трупа, понять, там ясно видно, что имело место сексуальное насилие. Но вину за это преступление взял на себя, сержант, по-моему, Егоров, его фамилия, который сказал, что он надругался над трупом этой девушки. Кто-то даже из ваших коллег ездил туда потом к нему домой, я уже не помню фамилию, скрытой камерой там снимал все, и Егоров этот говорил, что дал показания в пользу Буданова, потому что надо было ему помочь. Постоянно стояли пикеты и местные власти, милиция никак на это не реагировала.
Кристина Горелик: Пикеты в защиту полковника Юрия Буданова?
Лейла Хамзаева: В защиту Буданова и с лозунгами, такого угрожающего характера в адрес потерпевшей стороны, вообще там явные экстремистские лозунги, такой в частности был лозунг, Хамзаева… Это адвокат Хамзаев, мой отец, он представлял интересы потерпевшей стороны - «Хамзаева в гости к Кунгаевой». Что это значит? К какой Кунгаевой? Которую убили. Значит, смысл его отправить следом. Никто на это никак не реагировал. То есть они стояли каждый день, непосредственно перед воротами суда, это считается вообще давлением на суд. Ни милиция, ни суд ничего не предпринимали.
Вообще те, кто направлял свои усилия на то, чтобы увести полковника Буданова от уголовной ответственности, остались принятым решением, окончательным решением недовольны. И по-прежнему, наверное, направляют свои усилия, это очевидно, на то, что если уже ему не помочь, то, во всяком случае, как-то отомстить тому, кто это решение принял.
Кристина Горелик: Несмотря на давление, судья Владимир Букреев вынес Юрию Буданову обвинительный приговор. Практически сразу же после вынесения приговора против судьи начали проводиться оперативно-розыскные мероприятия Департаментом военной контрразведки. Против Букреева было возбуждено уголовное дело.
Первый заместитель председателя Северо-Кавказского окружного военного суда, отработавший в военной юстиции около 20 лет и не имевший за это время ни одного отмененного приговора, обвиняется в мошенничестве. Сейчас с Букреева взята подписка о невыезде, рассматривается вопрос о взятии его под стражу. Не видя другого выхода, федеральный судья был вынужден на днях обратиться за помощью к правозащитникам. Слово председателю движения «За права человека» Льву Пономареву.
Лев Пономарев: Это не так часто бывает, что федеральный судья обращается к правозащитникам. Видимо, допекло. Это очень нестандартная ситуация. Тем более, судья, который работал в военном ведомстве, военный гарнизонный судья. В чем суть как бы, что произошло? Этот судья получил не только российскую, но и всемирную известность, он судил полковника Буданова. Вы знаете, в каком сложном политическом, я бы сказал, психологически политическом пространстве происходил этот процесс. Тем не менее, судья выполнил до конца свой долг, несмотря на колоссальное давление, я должен сказать, не столько, может быть, власти, а, может быть и власти, отдельных органов власти, военной власти, но и общества, что еще труднее, судья довел этот процесс до конца. Сразу после процесса практически он подал в отставку, обнаружив, что есть недоверие, есть слежка за ним.
Почему мы сразу взялись, правозащитники, за это дело? Потому что мы увидели, что там с самого начала были грубейшие нарушения его прав. Заявление одного из свидетелей мы вам предоставляем, на которого оказывается давление, но свидетель не побоялся сделать заявление о давлении, которое на него оказывают, он его у нотариуса заверил, что тоже не так часто бывает, чтобы все как бы вот этому заявлению свидетеля поверили, что да, действительно, оказывается давление на свидетелей для того, чтобы сфабриковать дело против Букреева.
Кристина Горелик: Весь процесс происходит с грубейшими нарушениями прав Владимира Букреева, утверждает его адвокат Елена Орлянкина.
Елена Орлянкина: На свидетелей оказывается давление. В адрес свидетелей высказываются угрозы со стороны следователей Главной военной прокуратуры, со стороны Управления собственной безопасности, чтобы они изменили свои показания, которые дали по этому делу. Идет, на мой взгляд, фальсификация документов. Особо обращает на себя внимание то, что в ходе расследования выясняется у Букреева в нарушение закона о статусе судей, сколько и почему он выносил оправдательных приговоров! В принципе это не может выясняться у судьи. Он руководствовался законом, все приговоры вступили в законную силу, но, тем не менее, Главная военная прокуратура считает возможным и вправе задавать вопросы по оправдательным приговорам. В частности они очень интересовались делом, которое рассматривалось судом под председательством Букреева в 1999 году по делу Данилевского. Суд вынес оправдательный приговор.
Кроме того, в течение последнего года Букреев 11 раз лежал в больнице. Тем не менее, Главная военная прокуратура, зная об этом, выясняет у Букреева, куда он выезжал отдыхать с того момента, как находился на подписке о невыезде. На возмущенный ответ моего подзащитного, что они прекрасно знают, где он находился, начальник Второго управления Главной военной прокуратуры Барсуков Сергей Васильевич пояснил: «Задумайтесь, почему вас так не любит военная контрразведка». Тут же, буквально через минуту отметив, какой прекрасный приговор он вынес по делу Буданова.
Ну, такие совпадения нас все-таки заставляют задуматься. Все это дает основания полагать, что Букреев Владимир Викторович преследуется за свою профессиональную деятельность, за деятельность судьи, которую он осуществлял достаточно безупречно.
Кристина Горелик: Что касается сути обвинения.
Елена Орлянкина: Один из однокашников, достаточно высокопоставленный сотрудник военной прокуратуры, в апреле месяце попытался, как он говорит, не попытался, а передал Букрееву крупную сумму денег за принятие решения в пользу своего знакомого. При этом этот знакомый на тот момент был свидетелем, и дело вела Главная военная прокуратура. Букреев к этому делу не имел никакого отношения. То есть расследование не было закончено, дело было возбуждено по факту. Данный человек проходил по делу в качестве свидетеля. Каких-либо судебных претензий и судебных вопросов к Серкину на тот момент не было, да и не могло быть у суда - неизвестно, чем закончится предварительное следствие. Передача денег произошла в период с апреля по середину июня. Как раз в это время Букреев слушал дело Юрия Буданова. На просьбу уточнить дату, чтобы мы могли строить свою защиту, так все-таки, когда приезжал данный сотрудник в Ростов и как бы передавал деньги, нам сказали, что достаточно периода. Букреев возражает, говорит: «Я мог быть в судебном заседании, у меня есть документы, меня могло не быть в Ростове, я мог жить, не жить в это время». Ни суд, ни Главная военная прокуратура на такие существенные возражения не предпринимают никаких действий. Дело поступило в Ростовский гарнизонный военный суд в декабре 2003 года. Было рассмотрено, суд постановил приговор, не связанный с лишением свободы, который прошел кассационную проверку, а также проверку в надзорной инстанции. Какое отношение к этому делу имел Букреев, непонятно.
Лев Пономарев: Букреев не рассматривал это дело?
Елена Орлянкина: Букреев не рассматривал это дело.
Кристина Горелик: Людмила Алексеева, также вступившаяся за судью Владимира Букреева, не согласна со Львом Пономаревым в том, что такие случаи, когда судьи обращаются за помощью к общественным организациям, редки.
Людмила Алексеева: Если бы это было первое дело, с которым обратился судья к правозащитникам. Это не массовое явление, но это и не единичные случаи. Судьи обращаются с жалобами на незаконные увольнения суда, как судья Кудешкина, например, которая отказалась исправлять приговор так, как требовала председатель суда Егорова, и судья Мельников, тоже уволенный, и судья Пашин, которого удалось отстоять, и вот из Краснодарского края, это Стрельникова. Не один это случай. И, обратите внимание, но ведь действительно уж точно больная судебная система – судьи обращаются за помощью к правозащитникам, то есть людям, стоящим, очевидно, и вне судебной системы, и вообще не обладающими никакими властными полномочиями. Почему? Потому что они как судьи прекрасно знают бессилие человека, против которого выдвигаются ложные обвинения и если эти обвинения инициированы телефонным звонком, намеком или каким-то требованием от высокостоящих властей.
Что касается истории с Будановым, тут я абсолютно согласна, что ситуация с судьей Букреевым – это месть военных за приговор полковнику Буданову. Нам известно, что в военных кругах этот приговор считают несправедливым, они считают, что военные имеют право убивать кого угодно, в Чечне, во всяком случае, по-видимому.
Кристина Горелик: Именно консолидировано отстоять права и свободы российских граждан в современных условиях, отдаленно напоминающих демократические, - такую задачу поставил перед собой Всероссийский Гражданский конгресс. Он объединил правозащитные, общественные организации, оппозиционные властям политические партии и движения. Сегодня Людмила Алексеева беседует с его сопредседателем Георгием Сатаровым.
Людмила Алексеева: Он известный в стране человек. Он принадлежит к той части российской интеллигенции, которая в конце 80-х годов, возмечтав о свободной и единой с Европой Россией, активно включилась в перестройку. Настолько активно, что политическая и общественная деятельность стала основным содержанием их жизни. По образованию и прежнему занятию Георгий Сатаров математик, но в первые годы президентства Бориса Ельцина он занимал должность его помощника. Когда настроения 1991 года в Кремле иссякли, Сатаров оставил государственную службу и в 1996 году создал Фонд информатики и демократии, сокращенно «Индем», он возглавляет этот фонд и сейчас. Самые известные направления работы «Индема» - отслеживание ситуации с коррупцией в России. Надо сказать, что экспертиза в этой области дает не то, что неутешительные, но пугающие результаты. В течение последних трех лет сумма доходов от коррупции возросла в разы и продолжает расти.
Георгий Александрович не ограничивается только экспертной работой. Он один из сопредседателей Всероссийского Гражданского конгресса, неформального объединения, в которое входят и правозащитники, и экологи, и активисты молодежных организаций, а также члены оппозиционных партий, как правых, так и левых. Общая задача Гражданского конгресса – расширить базу гражданского сопротивления наступлению бюрократического государства на наши конституционные права и свободы. И обязанности президента фонда «Индем», и участие в Гражданском конгрессе предполагают постоянное общение с самой широкой аудиторией на всей территории России. К такому общению Георгий Сатаров склонен и по природе, он очень много ездит по стране. Вот об этих поездках, о впечатлениях от встреч во время этих поездок мы и будем говорить с Георгием Александровичем.
Скажите, пожалуйста, куда вы ездили в последний раз?
Георгий Сатаров: Моя последняя поездка была в Барнаул, на ежегодную конференцию, которую устраивают Владимир Рыжков и фонд «Эберта», и на этой конференции обсуждаются текущие проблемы страны – и внутренние, и международные, и так далее. Приезжают, конечно, несколько экспертов из Москвы, бывают, как правило, международные эксперты, но в основном там обширная региональная аудитория, там местные эксперты тоже представлены не только из Барнаула, но и из прилегающих регионов. Это всегда такой индикатор настроений в регионах, условно говоря, в провинции, хотя я не очень люблю этот термин.
Людмила Алексеева: По вашим наблюдениям, аудитория заметно различается по регионам по интеллектуальному развитию, по настроениям?
Георгий Сатаров: Наверное, у меня точка отсчета довольно смещенная, потому что те аудитории, в которые я попадаю, это, в общем-то, аудитории довольно просвещенные. Это либо Школа публичной политики («Открытая Россия»), либо такого рода конференции. Поэтому нельзя сказать, что это очень репрезентативно. Но, если говорить об интеллектуальной элите, то я не вижу большого разброса. Потому что обычно представленные в таких аудиториях различные точки зрения, там могут быть и «Единая Россия», там могут быть «Родина», естественно, либерально-демократические партии и соответствующие эксперты разных взглядов. Поэтому достаточно объемная картина. И, если говорить о каких-то серьезных впечатлениях, то главное другое – это достаточно глубокий уровень все-таки осмысления ситуации.
Людмила Алексеева: То есть, у вас нет такого ощущения, что «пипл» схавает то, что ему дают по телевизору?
Георгий Сатаров: Ой, нет. Вы знаете, один очень интересный пример, как раз с последней конференции, про которую я говорил вначале. На первой сессии там обсуждались национальные проекты. Один из экспертов выступал по проблемам сельского хозяйства, есть у нас такой четвертый национальный проект. Вот он сказал, более-менее дословно цитирую, что на самом деле проекты, которые они придумали, это проекты не для нас, это проекты для них. Его тут же спросили, потом, когда начали задавать вопросы: «Скажите, пожалуйста, это ваша экспертная точка зрения или вы, общаясь в этой аудитории сельскохозяйственной, можете рассказать, как они думают?» На что он ответил: «Вы знаете, они все прекрасно понимают и они точно так же думают, что это проекты не для них, представителей этой отрасли, а это проекты для этих кремлевских товарищей».
Людмила Алексеева: Ну, а вот на тему, в которой вы дока, с вами заговаривают, я имею в виду тему коррупции?
Георгий Сатаров: Мне всегда подкидывали какие-то примеры, подтверждающие наши социологические наблюдения. Я, собственно, поэтому и езжу, потому что вижу такой благодарный отклик.
Людмила Алексеева: То есть в разных городах вы находите единомышленников?
Георгий Сатаров: Не обязательно, это могут быть люди и других точек зрения, но, тем не менее, эти точки зрения все равно интересны, они достаточно фундированы, по крайней мере, в этих аудиториях. Это люди думающие, поэтому есть предмет дискуссии, предмет спора. Если человек думает, это значит, что его можно убеждать.
Людмила Алексеева: А ходят ли на такие мероприятия какие-то чиновники или это все, так сказать, интеллектуальная элита и активисты-общественники?
Георгий Сатаров: Раньше, скажем, та же, вот эта барнаульская конференция, как ее иногда называют «алтайский Давос», раньше ходили обязательно и выступали, а в последние годы, ну, года два-три, наверное, все меньше, все меньше. Та же тенденция прослеживалась на Школах публичной политики «Открытой России»: тоже сначала достаточно активно ходили представители власти, а потом все меньше и меньше, а потом вопрос отпал сам собой, как вы знаете.
Людмила Алексеева: Ну да, поскольку Школа публичной политики – это проект фонда «Открытая Россия», а фонд «Открытая Россия» финансировался Михаилом Ходорковским. Вообще-то Школа публичной политики еще существует? Ведь с «Открытой Россией» всякие неприятности происходят? Есть будущее у этого проекта?
Георгий Сатаров: Дело в том, что «Открытая Россия» взяла максимальный курс на сохранение своих региональных отделений, она пошла на то, что она дала им полную свободу смены бренда. Если местные власти смущает старый бренд, ассоциирующийся с Ходорковским и, собственно, с «Открытой Россией», они предлагают менять бренд, помогают самостоятельно искать финансирование, кое-где это удается, я, в общем, осенью планирую пару поездок в такие оставшиеся школы.
Людмила Алексеева: И порядочно осталось?
Георгий Сатаров: Пока есть куда ездить и с кем общаться, слава богу.
Людмила Алексеева: Нет ли у вас такого впечатления, что со временем люди стали говорить менее свободно?
Георгий Сатаров: Нет. В этой последней поездке, а Барнаул и Алтайский край, в общем, известны, как достаточно свободолюбивый регион, есть индекс их демократичности в российских регионах, Алтай как раз относится к первой десятке там, безусловно. Поэтому нет, я не почувствовал, абсолютно свободно высказываются. Нет.
Людмила Алексеева: Вот вы говорите об Алтайском крае. А в остальных? Скажем, на протяжении последних двух-трех лет нет такой тенденции?
Георгий Сатаров: Нет, я не ощущаю существенной разницы.
Людмила Алексеева: У меня еще один вопрос. Вы ездите по регионам и в Москве тоже выступаете. Есть ли разница между аудиториями московской и в регионах?
Георгий Сатаров: Есть. Я бы так сказал, московская аудитория более накаленная, с большим апломбом, с меньшей готовностью выслушивать другую точку зрения. Как правило, в регионах люди более спокойны и спокойнее слушают и дискутируют. Уровень мышления, уровень образованности – разницы не вижу.
Людмила Алексеева: Это очень отрадно слышать. Я могу сказать, это подтверждается и моим немалым опытом общения с самыми разными людьми из разных регионов. Тревога по поводу снижения уровня образования - и школьного, и высшего – обоснована, но все-таки и сейчас Россия по образовательному уровню населения не уступает другим европейским странам. И это одно из важнейших наших преимуществ перед странами третьего мира, к которым мы стали относиться по некоторым существенным показателям, таким, как продолжительность жизни, степень развития коррупции, степень развития демократических институтов.
И еще утешительно, что люди, несмотря на завинчивание гаек при построении вертикали власти, не перестали свободно говорить. Поможет ли нам все это преодолеть отставание от развитых демократических стран или Россия скатится в третий мир окончательно? Это уже узнают наши потомки.
Кристина Горелик: Людмила Алексеева о путях развития России, Всероссийском Гражданском конгрессе и его сопредседателе - Георгии Сатарове.
На этом мы завершаем программу «Дорога Свободы».