Марина Тимашева: 15 лет назад в Москве, Петербурге, на Фаросе разыгрывался, как теперь кажется, трагифарс. Тогда его называли путчем. В версии Юрия Векслера путч представлен воспоминаниями людей искусства: писателя Виктора Пелевина, поэта Игоря Иртеньева и композитора Александра Кнайфеля.
Диктор: Заявление советского руководства. В связи с невозможностью по состоянию здоровья исполнения Горбачевым Михаилом Сергеевичем обязанностей президента СССР, и идя навстречу требованиям широких слоев населения о необходимости принятия самых решительных мер по предотвращению сползания общества к общенациональной катастрофе, ввести чрезвычайное положение в отдельных местностях СССР, на срок 6 месяцев, с 4-х часов по московскому времени 19 августа 1991 года.
Юрий Векслер: Август 1991 года, ГКЧП, путч, ассоциируются у многих с музыкой Петра Ильича Чайковского из балета «Лебединое озеро». Потому что фрагментами именно из его «Лебединого озера» перемежало телевидение зачитывание обращений ГКЧП. Вскоре после путча один из депутатов решил извиниться перед композитором с трибуны. Он произнес тогда: «Прости, дорогой Петр Ильич, что мы твою оперу… Но «Лебединое озеро» от этого не перестало быть балетом».
Игорь Иртеньев: «Про Петра». С подзаголовком «Опыт синтетической биографии».
Люблю Чайковского Петра,
Он был заядлый композитор,
Великий звуков инквизитор,
Певец народного добра.
Он пол-России прошагал,
Был Бурлаком и окулистом,
Дружил с Плехановым и Листом,
Ему позировал Шагал.
Он всей душой любил народ,
Презрев чины, ранжиры, ранги,
Он в сакле чумной и яранге
Ходил простой как кислород.
Входил, садился за рояль,
И нажимая на педали,
В такие уносился дали,
Какие нам постичь едва ли.
Но, точно зная, что почем,
Он не считал себя поэтом,
И потом y писал дуплетом,
С Модестом, также Ильичом.
Когда ж пришла его пора,
Что в жизни происходит часто,
Осенним вечером ненастным,
Не досчитались мы Петра.
Юрий Векслер: Если участие композитора Чайковского в путче несомненно, то история своеобразного участия в путче другого современного композитора, петербуржца Александра Кнайфеля, гораздо менее известна. Наверное, был прав и искренен Михаил Горбачев в своем первом интервью по возвращению из Фароса. Он сказал тогда: «Всей правды об этом вы никогда не узнаете». Сегодня можно увидеть, что были и пророчества. Одним из них была повесть Кабакова «Невозвращенец» и, еще более – фильм, снятый по этой повести.
Александр Кнайфель: Снежкин сделал по Кабакову, за два года до путча, фильм о путче. Ему запрещали и все такое, и я прекрасно помню, как 19-го он мне позвонил. Вечером 19-го Собчак санкционировал показ фильма по питерскому каналу. Шли танки, «снятые» Снежкиным по Кабакову, а по Первому каналу шли документальные танки. Просто один в один. Там должен был быть эпизод, снятый на Красной площади - самосожжение в знак протеста. Уже все было сделано, но кто-то из местных московских военачальников запретил. И в том месте, где это было, там просто прерывается лента и идет огромный титр: «В этом месте должен был быть эпизод самосожжения на Красной площади, который был самолично запрещен генерал-майором таким-то».
Юрий Векслер: Говорит Игорь Иртеньев, который был в те дни одним из защитников Белого дома.
Игорь Иртеньев: Что касается этого романтического бдения у Белого дома, то я до сих пор считаю, что это были три лучших дня в моей жизни, самые высокие, по крайней мере. То, что нас потом так «макнули», так это, видимо, было неизбежно. Даже не сильная усталость, а апатия в какой-то момент была. Да, собственно, она иной раз навещает и сейчас. Но, наверное, это просто издержки перехода из одной экономической формации в другую. Не самым страшным способом это, наверное, было сделано, но и не самым легким.
Юрий Векслер: Рискну поделиться и своей собственной загадочной историей, произошедшей в первые часы путча. Еще до пресс-конференции ГКЧП, я встретил на улице своего приятеля - дирижера Жору Хилеско. Жора со своим оркестром должен был через несколько дней участвовать в большом концерте на стадионе в Лужниках. Мы встречаемся на улице, и Жора говорит: «Надо репетировать – через пару дней играть». Я несколько оторопел: «Ты что, собираешься дирижировать концертом перед этими фашистами, что ли?». В ответ на это Жора произнес: «Да нет, это все делается для того, чтобы быстро привести к власти Ельцина». Все дальнейшие события подтвердили это пророчество. Я рассказывал эту историю разным людям – верящим в заговоры, не верящим в заговоры. Когда писатель Виктор Пелевин был в Берлине, я позвонил ему, рассказал эту историю и, в ответ, услышал.
Виктор Пелевин: Давайте я вам расскажу куда более показательную историю. Мы в это время, с одним моим приятелем, жили в отрыве от цивилизации. Что мы должны делать? Мы выбегаем на улицу, ловим тачку, говорим шоферу: «На баррикады». Он на нас смотрит и говорит: «За сколько хотите, ребята?». «Ну, 25» «Нет, до баррикад – сороковник». Все-таки, понимаете, Ельцина к власти привел не путч, а вот эти 40 рублей до баррикад. Заговор против России, безусловно, существует. Но проблема в том, что в нем принимают участие те люди, которые в ней живут.
Марина Тимашева: Волна публикаций о музейных хищениях побудила меня обратиться к нашему историческому рецензенту Илье Смирнову, чтобы он попробовал оценить степень угрозы, то есть коррупции, а также и саму антикоррупционную кампанию.
Илья Смирнов: Прежде всего, выскажу безмерное уважение к работникам музеев, архивов и библиотек, которые, всё-таки, сохранили вверенные им ценности при совершенно убийственном соотношении своих зарплат с рыночными ценами на старину и при фактической безнаказанности казнокрадства. При отключённом, извините, электричестве и охране, которую пресловутая «невидимая рука рынка» снимала за какие-то мистические «долги» одних государственных организаций перед другими, тоже государственными. Честность в таких условиях есть подлинное чудо. Нарушение всех, якобы объективных, законов экономики. Совсем недавно в Архиве древних актов уникальные специалисты получали 3000 рублей в месяц. И с такой получки покупали газету «Известия», чтобы прочитать, как нечто само собою разумеющееся: «К написанию политических программ и бизнес-планов уже привлечены полтора десятка крупных непубличных экспертов (преимущественно с гуманитарных факультетов МГУ, а также из нескольких негосударственных вузов с экономическим уклоном). Их услуги стоят недешево... Пятизначные суммы (в долларах, разумеется)». И ведь, прочитав, не бросили своё дело, не переквалифицировались в этих – в "непубличные эксперты". Сейчас, благодаря Путину и высоким ценам на нефть, становится легче, повышаются зарплаты, делаются ремонты, закупается оборудование – так тем более стоило бы поклониться людям, которые продержались до этого времени.
Конечно, в семье не без урода. Нашлись нечестные люди в Эрмитаже, РГАЛИ. Но, прежде чем выносить отраслевые вердикты, нужно сопоставить положение дел в разных отраслях, а для начала просто назвать вещи своими именами, как советовал Конфуций.
Сам термин «коррупция» вводит в заблуждение. Там, откуда он пришел, подразумевалось следующее: вообще-то полицейские работают за зарплату, но конкретный Джон – за взятки, мы его выявим и осудим. Только у нас, в начале 90-х, произошло нечто иное. Приватизация государства – в полном соответствии с предвидением Троцкого, что советская бюрократия откажется от сталинизма, когда сочтёт, что ей выгоднее преобразовать корпоративную собственность в частную. Соответственно, каждый приватизировал то, к чему приставлен. Наверху делили нефтяные месторождения, внизу, в обшарпанной районной поликлинике, выписывали несчастным пенсионерам «номерные» рецепты на сушёные лопухи от всех болезней. Как здесь отделить нелегальную коррупцию от легальной коммерции? Один и тот же таможенник левой рукой брал в карман с конкретной фуры, а правой официально пропускал эшелоны «благотворительного» алкогольного суррогата.
Но – заметьте!- среди общей разрухи из музеев и архивов оказались украдены, всё-таки, отдельные экспонаты, причём, не первостепенные. А киностудии, тем временем, просто перепрофилировались под съемку рекламы и под склады одноразовых кроссовок. К художественному кинематографу, в котором Советский Союз не уступал ни одной другой стране, ни то, ни другое не имело отношение. Сейчас кино со скрипом восстанавливают. Вроде, и деньгами удобрили, а культура плохо прорастает, всё больше «9 рота» и «Изображая жертву». Если опыт соседей прямо перенести в музейное дело, то автографами Пушкина должны были торговать на Новом Арбате, вперемешку с крадеными военными орденами, а Эрмитажу предстояло не запасники проверять... Киноцентр на Пресне – вот так должен был бы выглядеть Эрмитаж. А в Третьяковке центральным экспонатом должно было стать фото голого эксгибициониста, изображающего собачку, с корявой матерной подписью.
Подозрительно то, что музейщиков начинают воспитывать люди, которым такая этика с эстетикой – «вместо статуй будут урны…» – очень нравится. Подозрительны статейки про хранительниц пенсионного возраста, которые, дескать, только и знают, что чай пить на рабочем месте. Надо бы их в утиль, а на их место – продвинутых менеджеров. Похожими подленькими статейками про «пожилую учительницу Мариванну»: дескать, чему она может научить современную молодёжь (Гагарина как-то вот выучила, а мерчендайзера по франчайзингу – нет, не осилят) – вот такими статейками в тех же самых газетах оправдывали разгром системы образования, наверное, не идеальной, но вполне конкурентоспособной. И ещё, как сейчас помню, пугали коррупцией среди преподавателей. Ну, никак её не победить, если не ввести тесты вместо нормальных экзаменов и «модули» вместо наук. На базе общей коммерциализации, то есть легальной купли – продажи дипломов, которая, конечно же, с коррупцией не имеет ничего общего.
Полагаю, что если государство действительно пересматривает установки 90-х годов, то при нынешней мощи разнообразных правоохранительных структур, которых у нас больше чем при Сталине, не составляет особого труда разобраться с отдельными нечистыми на руку музейными работниками. Благо, таких немного. А остальных - подавляющее большинство - оставить в покое. Ну, можно ещё помочь материально. За счёт тех средств, которые сейчас щедро расходуются на мусорные «биеннале» и на кинематограф типа «Сволочей» к очередной годовщине Победы.
Марина Тимашева: До сих пор неизвестна судьба большей части рисунков известного архитектора Якова Чернихова, похищенных из Российского государственного архива литературы и искусства. Что это за работы? В чем их ценность? Об этом - сюжет Лили Пальвелевой
Лиля Пальвелева: Яков Чернихов был блестящим теоретиком архитектуры и – так уж распорядилась эпоха – мастером создавать на бумаге то, что, пользуясь его терминологией, можно назвать «архитектурными фантазиями». Эти графические листы высоко ценят коллекционеры. 9 работ Чернихова в июне нынешнего года оказались выставленными на продажу аукционным домом Christie .
Однако, вот скандал! Рисунки оказались украденными из РГАЛИ! Тревогу забил Андрей Чернихов, президент Международного архитектурного благотворительного фонда имени Якова Чернихова, его деда.
Проверка в архиве показала: 700 работ заменены подделками, что нетрудно было доказать, ведь в свое время, стараниями Фонда, эти вещи были отсканированы, - сообщает Андрей Чернихов .
Андрей Чернихов: Мы сканировали, в первую очередь, наиболее ценные циклы, те, которые опубликованы были Черниховым в книгах «101 архитектурная фантазия», «Основы современной архитектуры», «Конструкция архитектурных машинных форм» и те, которые были подготовлены к изданию, но, по причине изменения стилистики архитектуры и искусства, которое мы обозначаем сталинским переворотом в культуре 35-го года, эти книги не были изданы. Зная истинную ценность этих композиций, мы сканировали эту тысячу, как лучшее из того, что находилось в архиве. Помимо композиций этих циклов, в фонде Якова Чернихова в РГАЛИ хранятся рукописи, машинописные тексты, эскизы, чертежи, фотографии, проекты. Кончено, все количество мы обработать еще не успевали.
Лиля Пальвелева: Два слова о вашем деде. Если я не ошибаюсь, реализован был только один его проект.
Андрей Чернихов: Конечно, больше.
Лиля Пальвелева: Просто все упоминают сейчас только одну водонапорную башню в Петербурге.
Андрей Чернихов: Может потому, что Заху Хадид,которая получала свою премию в Эрмитаже два с половиной года назад, после церемонии вручения отвезли и показали как пример промышленного конструктивизма в Ленинграде сталепрокатный цех завода «Красный гвоздильщик», на углу которого стоит очень изящно и классно сделанная водонапорная башня. Но она находится в аварийном состоянии, там уже сгнила внутренняя лестница. Мы надеемся, что нам удастся отреставрировать эту башню и, хотя бы, фасады этого цеха. Потому что само это сооружение великолепно. Она просто более известна. Хотя, в том же самом Петербурге надстроен Институт инженеров транспорта. Потому что Яков Чернихов несколько лет был не только завкафедрой этого института, но и надстроил само это здание. Им самим констатировалось где-то около 60-ти проектов реальных зданий, в основном, промышленного характера, которые он спроектировал и построил. Беда в том, что многие из них находились в глуши, как многие промышленные предприятия или могли даже быть снесены, потому что на местах двухэтажных поселков для рабочих, которые строились в 30-е годы, сегодня возникли новые кварталы.
Лиля Пальвелева: Если бы я попросила вас охарактеризовать, каковы основные стилевые черты его графических работ и его архитектурных сооружений, что, в первую очередь, следует упомянуть?
Андрей Чернихов: Чернихов известен, все-таки, как архитектор-фантаст, более проявивший себя в конструктивистском стиле. На самом деле, это был не конструктивизм. Конструктивизму посвящена только одна его книга «Конструкция архитектурных машинных форм», в которой он анализировал ту ситуацию, которая, вообще, сложилась в культуре. Эта ситуация - машина и архитектура, машина и человек, машина и культура.
Лиля Пальвелева: Да, в 30-е годы этой темой очень увлекались.
Андрей Чернихов: Хотя им, на самом деле, было подготовлено к печати (а издана только одна пятая) 50 трудов в области начертания, даже супрематического черчения, построения классического шрифта. Это фундаментальный труд, тогда он с помощью моей мамы, своей дочери, сделал 144 таблицы (а каждая таблица – 55 на 77 сантиметров) анализа построения того или иного шрифта, той или иной эпохи, того или иного народа. Включая эфиопский шрифт, русский, старорусский, елизаветинские, романские шрифты. Он обнаружил в них определенные закономерности. Он вскрывал геометрический код построения шрифтов, как азбук тех или иных народов. Я недавно летел в самолете и понял, как я хочу назвать одну из глав той монографии, которую сейчас заканчиваю. «Учитель Геометрии», где и то, и другое слово написано с большой буквы. Потому что Чернихов архитектурой увлекался безумно, но, на самом деле, он сделал в десятки раз больше, чем то, что опубликовано в конце 20-х – начале 30-х годов. А маленькая книжка «Искусство начертания» была издана на газетной бумаге и сохраняет, на самом деле, слабенькие серенькие иллюстрации великолепных цветных композиций супрематического плана. Он начал еще в Одессе, в 10-е годы, делать композиции свободной геометрии, асимметричной геометрии, он начал искать в орнаменте асимметрию. У него есть потрясающий цикл, который мы демонстрировали на выставках, под общим называнием «Архитектурные сказки». Но это были и «Сказки индустрии», которые он делал в 30-е годы, и сказки, которые можно охарактеризовать, как путешествие в прошлое. То есть он, в один и тот же день, занимаясь проектированием современных зданий и сооружений в конструктивистском ключе, делал со своими помощниками вот эти потрясающие фантазии, которые входили в изданные книги и были не столь конструктивистские. Это просто была современная архитектура. И эта современная архитектура продолжает еще жить, она продолжает воспроизводиться в реальных постройках и проектах современных архитекторов мира. Не надо думать, что это плагиат. Это просто предсказание того, что будет. Жанр архитектурных фантазий это особый жанр, очень редкий. Он расцвел в 20-м веке. Мы пережили несколько пиков бумажной архитектуры. Леонидов не построил ничего. Практически, он один из создателей направления современной архитектуры, который не реализовал ни одного своего объекта. Мельников тоже делал проекты, в большинстве своем. Но Чернихов сделал тысячи архитектурных фантазий, образов архитектуры. На самом деле, он представлял фигуру того самого великого геометра - его мозг был практически сконструирован по принципу огромной компьютерно-графической станции. Потому что он порождал огромное количество идей, огромное количество сюжетов и пытался найти закономерности построения форм вне классической архитектуры, в которой сам получил блестящее образование.
Лиля Пальвелева: А похищенные работы, они к какому периоду и направлению относятся?
Андрей Чернихов: Это супрематическая графика. Цветная, черно-белая. «Графика машинных архитектурных форм» и из циклов «Основы современной архитектуры» и «101 архитектурная фантазия». Хотя остались «Дворцы коммунизма», «Сказки», «Дворцы социализма», «Пантеоны великой Отечественной войны». Это не тронули. Это было уже в таком « перонезианском» стиле. Работы после 35-го года.
Лиля Пальвелева: Что наводит на простую мысль: работы похищались выборочно, как целостная коллекция. По сведениям Андрея Чернихова, на сегодняшний день из 700 рисунков найдено только 274.
Марина Тимашева: В Ленинградской области 29 музеев. Один из них - вросшая в землю старая изба 18-ого века. Она стоит в поселке Кобрино Гатчинского района. Когда-то она принадлежала няне Пушкина Арине Родионовне. Рассказывает Татьяна Вольтская.
Татьяна Вольтская: Маленькая и даже по виду очень старая избушка стоит на довольно оживленной дороге, на которую нанизаны деревни с мелодичными названиями – Пижма, Воскресенское, Мельница. Избушка приютилась на краю поселка Кобрино. Ее бывшая хозяйка – няня, можно сказать, всей русской поэзии, Арина Родионовна, родилась не здесь, а в Воскресенском. В Кобрино ее, девицу уже весьма серьезного, по тем временам, возраста – 23-х лет - выдали замуж за крестьянина Федора Матвеева. Но это не тот дом, куда привезли невесту. Эта изба досталась ей позже. Сколько ценнейших памятников утрачено с той поры. И вот надо же, избушка няни поэта пережила многие смутные времена. С 1974 года здесь открыт музей. Каким образом изба досталась Арине Родионовне, говорит заведующая музеем Наталья Клюшина.
Наталья Клюшина: Мария Алексеевна Ганнибал - бабушка Александра Сергеевича Пушкина - в знак благодарности за то, что она была три года кормилицей племянника Алексея, в 1795 году подарила ей эту избу.
Татьяна Вольтская: А когда Арине Родионовне стукнул 41 год, она стала няней будущего поэта. Но это уже другая история. Здесь же, так сказать, кулисы будущего спектакля, так сильно повлиявшего на всю русскую литературу. И кулисы настоящие, деревенские. Грубо сколоченный стол под святыми, под иконой, красиво убранной домотканым полотенцем, лавки, колыбель, прялка, огромная беленая печь – сердце избы, где рождалось тепло, готовилась еда, пекся хлеб, где, между прочим, и мылись обитатели дома, если не было отельной бани. Это обстоятельство особенно изумило детей, пришедших сюда на экскурсию.
Сережа: Cамое интересное – печь. Я не представляю, что раньше туда люди залезали и мылись там.
Татьяна Вольтская: A как спали все?
Сережа: Tоже не могу представить. Там места мало.
Татьяна Вольтская: Мишу поразило совсем другое.
Миша: Mне больше всего понравился красный уголок. Потому что икона хорошо стояла и красиво.
Татьяна Вольтская: Обобщает увиденное Оля.
Оля: Hа самом деле, очень интересный быт. Даже трудно представить, как приспосабливались к тяжелым условиям жизни.
Татьяна Вольтская: А что самое тяжелое?
Оля: Работали, пряли, л a пти плели.
Татьяна Вольтская: А ты себе живо представляешь, что это твои предки? Или как-то это не связывается?
Оля: C ложно себе представить. Потому что сейчас мы уже настолько привыкли к комфорту.
Татьяна Вольтская: Это единственный музей, посвященный быту не просто русского крестьянства, а конкретной женщины, няни поэта, - говорит Наталья Клюшина. Понятно, что он не мог сохраниться в первозданном виде. Что же здесь подлинное?
Наталья Клюшина: Сохранилось шесть венцов по всему периметру избы и средняя потолочная балка. Из личных вещей Арины Родионовны – сумочка-торба висит. В Пушкинских горахсохранилась еще шкатулка. Остальные вещи в музее - просто из той эпохи. То есть, у кого что оставалось, люди приходили и дарили. Этот музей создан любовью народа.
Татьяна Вольтская: В сенях - портрет. Это Наталья Михайловна Ныркова, как написано здесь, которая сохранила для нас дух няни в Кобрино. Кто это такая?
Наталья Клюшина: Из поколения в поколение здесь жили родственники Арины Родионовны. Трошковы - последние родственники - получили в Ленинграде жилье, а этот дом остался, и сюда приехала Наталья Михайловна Ныркова. Она узнала от местных жителей, что в этом доме жила Арина Родионовна, купила у Трошковых этот дом, отремонтировала на свои средства и стала здесь жить. К ней приходил Пушкинский актив, навещали ее.
Татьяна Вольтская: A что такое Пушкинский актив?
Наталья Клюшина: Тимуровцы, которые приносили воды, дров. Она сама рассказывала очень интересные сказки. Много знала сама сказок и интересно рассказывала. И вот Наталья Михайловна Ныркова поехала в Пушкинский дом, встретилась с Ниной Ивановной Грановской, старшим научным сотрудником института. Благодаря этим двум женщинам и, вообще, всем – сподвижникам, краеведам - в 1974 году открылся этот музей.
Татьяна Вольтская: Среди экспонатов, подаренных местными жителями, есть не просто интересные, ценные, a есть такие, на которые нельзя смотреть без слез. В детской люльке, убранной самодельными кружевами, лежит плетеная погремушка.
Наталья Клюшина: Во время блокады голод страшный был, a маленький ребенок сидел и грыз эту погремушку. И оттуда посыпался горох. Мама знала, где покупала, пошла и скупила все эти погремушки. А горох очень питательный, разваривается очень хорошо. И, благодаря этому гороху, семья выжила. И живет до сих пор в Петербурге.
Татьяна Вольтская: Шесть венцов, сохранившихся с 18-го века, хорошо видны. Их можно рассмотреть, потрогать, они выглядят очень черными и прокопченными.
Наталья Клюшина: Когда была последняя реставрация, заменили где три, где четыре венца, сменили крышу и, чтобы снять напряжение со стен, потому что стены очень старые, реставраторы поставили четыре деревянные балки, которые держат потолок и крышу. Таким образом, нагрузку со стен сняли.
Татьяна Вольтская: А изба была именно такой высоты? Потолок был такой низкий?
Наталья Клюшина: Да. Раньше, когда строили, учитывалось многое. Во-первых, дерево не пилили, а рубили, оно должно вылежаться. Мастер-плотник по звуку топора определял годно оно в строительство или нет, учитывалось с северной стороны дерево или с южной. Южная - более открытая, дерево шло вовнутрь, а северная - более закрытая. Очень много всяких тонкостей. Почему так сохранилась? Потому что раньше топили по черному. А дым - очень хороший антисептик и консерватор, никакой жучок там не заводился. Поэтому так долго простояли стены. Этот дом, действительно, живет. Печка топится. Особенно зимой экскурсанты приезжают – тут огонь, запах печи.
Татьяна Вольтская: Вообще, в музее 151 экспонат, говорит старший научный сотрудник Наталья Андреева, которая не налюбуется на вверенные ей вещи.
Наталья Андреева: Самые интересные вещи? Да все. Особенно, на столе. Вот это блюдо. Посмотрите, какое красивое! Конца 18-го века, резное, расписное.
Татьяна Вольтская: На блюде вырезаны слова молитвы: «Хлеб наш насущный дашь нам днесь».
Наталья Андреева: На полочке - очень интересные вещи…. Очень любят смотреть на мутовку. Мы рассказываем, как она произошла, как ее делают. Идут в Чистый четверг в лес, находят сосну с нечетным количеством веточек. Считали так: «мутовка, плутовка, мутовка, плутовка».... Нужно было, чтобы оканчивались на мутовку. Если на плутовку оканчивается, то будет плутовать, не будет сбивать сметану. И доказано, что нечетное количество веточек взбивает лучше, чем четное количество. Отрезалась сосна, привязывали сверху за ствол и опускали в кипящую горячую воду. После остывания ее сушили, очищали, обрезали. Получалась мутовка. Можно сделать самим.
Татьяна Вольтская: Наталья Андреева объясняет значение многих вещей, которые, казалось бы, понятны, а на самом деле - не совсем.
Наталья Андреева: Рушник и ширинка. Ширинку по ширине полотна отрезали, поэтому она так и называлась.
Татьяна Вольтская: А в красном углу, что за икона?
Наталья Андреева: Икона – та, которую любил Александр Сергеевич Пушкин. Знамение Божьей Матери. Нам подарена икона намоленная. Посмотрите, каким красивым полотенцем она украшена! «Пила кофе, пила чай, пришел милый невзначай», «Выпейчайку - позабудешь тоску». Ручная работа и очень старая. Мы его очень бережем. В сенях короба, туеса, лари, в которых крестьяне держали продукты в зимнее и летнее время, веники, травы.
Татьяна Вольтская: У Арины Родионовны, вообще, была тяжелая жизнь, как у крепостной крестьянки или, все-таки, ничего ей жилось?
Наталья Андреева: У крепостных не было легкой жизни.
Татьяна Вольтская: Зато теперь она продолжается как будто в самом светлом из возможных на земле вариантов. А в окно, где между рамами мох и ягоды рябины, глядит другая жизнь. Или не такая уж и другая?
Марина Тимашева: В Сочи прошел Международный фестиваль органной музыки. Впервые он состоялся семь лет назад. И если раньше музыкантов надо было соблазнять морем и красотами черноморских субтропиков, то теперь органисты стремятся в Сочи из-за «музыкального климата». Рассказывает Геннадий Шляхов
Геннадий Шляхов: Уже на первом концерте фестиваля – аншлаг. Артур Адамян, органист из Армении играл в Сочи национальную классику. Спендиарова, Комитаса. В их обработке звучали средневековые армянские мелодии, в которых некоторые музыковеды рекомендуют искать истоки Баха. С этим мнением согласен и сам исполнитель - Артур Адамян.
Артур Адамян: В смысле хоральных прелюдий очень много схожего - баховских хоральных прелюдий и наших. Специфика в том, что наша манодия очень богатая. Она всегда была манодией. Но сейчас мы полифоничные элементы привносим. И от этого она не страдает. Эта гибкость сохраняется. И вот в этом, по-моему, и родство. А самое главное – это духовное начало. Самое главное.
Геннадий Шляхов: Артур Адамян из Армении, впрочем, как и все участники фестиваля, в своей концертной программе исполнял произведения Иоганна Себастьяна Баха. Великая, гениальная музыка неподвластна времени. Его прелюдии, фуги и хоралы, написанные три столетия назад, по-прежнему, звучат современно.
Непростая для восприятия органная музыка Баха сегодня собирает аншлаги. Этому удивляются даже сами музыканты. Вот, что говорит Михаил Павалий, органист из Краснодара.
Михаил Павалий: Тут какая-то абсурдная ситуация получается – когда в афише пишут Бах – это всегда кассовые концерты. А в реальности лучше воспринимается музыка другая. Потому что баховская музыка рассчитана на слушателя подготовленного. То есть это достаточно серьёзная музыка. Для неподготовленного слушателя воспринимается тяжеловато. Эта музыка заставляет думать.
Геннадий Шляхов: Михаил Павалий – органист из Краснодара - на фестивале играл только Баха. Ирена Косикова из Чехии тоже исполнила монопрограмму из музыки великого немца. В её репертуаре – все органные произведения Иоганна Себастьяна Баха. Случай в исполнительской практике довольно редкий. Как и судьба органистки.
Ирена Косикова – дочь запрещённого в социалистической Чехословакии философа Карела Косика. А потому по политическим мотивам до «бархатной революции» власти не разрешали ей исполнять музыку.
Ирена Косикова: Нельзя играть, нельзя учиться.
Геннадий Шляхов: Её не выгнали из страны, не посадили. Просто запретили заниматься музыкой. Подобное унижение испытал и сам Иоганн Себастьян Бах. В 1717 году он был придворным гофорганистом у герцога Вильгельма в Веймаре и упрямо настаивал на увольнении. Проявив для подчинённого недозволенную строптивость, он на месяц был посажен под арест. Образ великого Баха – это и сегодня пример для подражания. Гений 18-го столетия в одном лице был композитором, и исполнителем, дирижёром и хормейстером. Вот и многие современные музыканты идут по этому пути.
Янус Торрим: Моя работа такой: в церкви всё надо сделать, на органе играть, хором надо дирижировать, аккомпанировать. Бах тоже дирижировал, аккомпанировал, играл, учил. Всё он делал.
Геннадий Шляхов: Янус Торрим – главный органист собора Святой Елизаветы в городе Пярну. На сочинский фестиваль программу под названием «Музыка из собора Святой Елизаветы». Это не только старая классика Букстехуде, Баха или Вивальди. Но и музыка композиторов 20-го столетия.
Доминирующие позиции во всех концертах фестиваля занимала классическая органная музыка. Нельзя сказать, что современные композиторы не пишут для этого инструмента. Но мало таких авторов. Вот что по этому поводу рассказывает Брэнда Лин Лич, органистка из США.
Брэнда Лин Лич: Сегодня в Америке есть композиторы, которые сочиняют музыку для органа. Например, Сэмюэль Адлер. Очень известный американский композитор, который к тому же преподаёт в Джулиардской школе музыки в Нью-Йорке. Есть женщина-композитор Либби Ларсен, которая сочиняет талантливую очень яркую музыку. И есть композиторы, которые пишут специально музыку для церкви. Иногда используя старые народные американские песни. Но, всё же немногие композиторы в совершенстве знакомы со спецификой органа и понимают - насколько трудно писать для этого инструмента. Знают все его возможности. (Как мы используем руки, ноги при игре на педали). Писать музыку для оркестра, для фортепиано – совсем не то, что для органа. Надо быть человеком увлечённым.
Геннадий Шляхов: В Америке органная музыка - неотъемлемая часть католической и протестантской традиции.
В России всё иначе. Ещё каких-то 50 лет назад у нас на всю страну было 6 органов. Никаких органных концертов и в помине не проводилось. Разве что, только в Пицундском храме, что находится Абхазии. Отдыхавшие там члены Политбюро, не будучи меломанами, в абсолютно пустом храме слушали органную музыку, что называется, для экзотики.
Сегодня в России исполнение органной музыки в концертных залах стало привычным явлением. Появилось много новых инструментов в краевых и областных центрах, крупных городах.
В Сочи орган чешской фирмы «Ригер Клосс» был установлен двадцать лет назад. И фестиваль этого года приурочен к этой круглой дате. Рассказывает творческий руководитель фестиваля Валерия Анфиногенова.
Валерия Анфиногенова: То, что мы проводим фестиваль ежегодно в одно и то же время в седьмой раз подряд - я могу сказать, что это даёт совершенно конкретный ощутимый результат. Есть у нас стабильный интерес – почти полный зал, есть уже целые семьи, которые специально подгадывают отпуск к июлю месяцу, чтобы послушать ту музыку, которой они лишены в своих городах. Особенно это касается отдалённых регионов. Хотя те же москвичи, те же петербуржцы – они ведь тоже живут в своём городе в своём напряжённом графике. И, пожалуй, только находясь на отдыхе, они могут выкроить время, чтобы спокойно пойти на концерт и получить удовольствие.
Геннадий Шляхов: Органный зал во время фестиваля был полон. Особенно много среди слушателей было родителей с детьми.
Слушатель н и ц а: Гуляя по Сочи, увидели рекламу, решили обязательно сводить своих детей, побывать самим. Потому что первый раз (я рассказывала мужу и детям), когда я вообще услышала орган, такое ощущение, что кроме музыки и тебя, вообще ничего не существует. На меня нахлынули слёзы, я плакала. И мне было интересно сегодня смотреть в зале за реакцией детей. Я в восторге.
Геннадий Шляхов: В нотах для органа не расписано, в каких регистрах надо исполнять то или иное произведение или даже часть его. Поэтому органист – это ещё и соавтор композитора. И от него в немалой степени зависит, как зазвучит музыка. И критерий тут один – реакция слушателей. На органном фестивале в Сочи она была бурной и доброжелательной.
Марина Тимашева: Все чаще оглашается воздух стенаниями: невозможно-де развитие нового театрального языка в отсутствии современной драматургии. Многие, видать, от отчаяния впали в язычество: они полагают, что заклинаниями можно вызвать к жизни эту самую отсутствующую драматургию. Люди, более разумные, находят другие пути выхода из кризиса. Петербургский театр на Литейном, например, показывает спектакль « Вся жизнь впереди». Инсценировку романа Эмиля Ажара сделал художественный руководитель театра Александр Гетман. Эмиль Ажар это тоже самое, что Ромен Гари. Напомню историю. В свое время писатель Ромен Гари получил Гонкуровскую литературную премию за роман «Корни неба». Прошло 20 лет и та же премия была вручена никому не известному человеку по имени Эмиль Ажар. Только по истечении 5-ти лет мистификатор был разоблачен. Им оказался Ромен Гари – единственный человек, которому удалось дважды стать обладателем Гонкуровской премии. Французский писатель русского происхождения написал роман «Вся жизнь впереди» от лица 14-летнего арабского мальчика. Момо – так зовут героя – воспитывается в приюте еврейки Мадам Розы. Сюда попадают дети проституток, которым не удалось своевременно избавиться от нежелательного потомства. Мы имеем дело с романом воспитания и со спектаклем воспитания, который поставил в Tеатре на Литейном, в декорациях Семена Пастуха, режиссер Анатолий Праудин.
Анатолий Праудин: Это роман о превращении подростка в мужчину. Когда ситуация, жизнь, люди вокруг вынуждают человека принимать судьбоносное решение и нести всю полноту ответственности на себе, eсли даже чел o веку в это время 14 лет - все равно, значит он уже жизнь прожил.
Марина Тимашева: На сцене, за большой линзой, установлен маленький телевизор, по черно-белому экрану без звука идут фрагменты фильмов Жана Люка Годара и Франсуа Трюффо.
Анатолий Праудин: Шел поток парижской жизни Годара, Трюффо. Это наша прихоть с художником была -такая деталь парижского кафе, деталь дешевого кафе, когда стоят маленькие телевизоры. Как мне показалось, было бы забавным показывать не футбол и новости, а кадры из великих фильмов без звука. Потому что, если ты помнишь, включается телевизор без звука и играет какая-то левая музыка. Cнач a ла это была атмосфера кафе, а пот o м это для нас превратилось в такое красивое пятно, которое несет, скоре e , эстетическое ощущение. Вот так, вдруг, где-то сзади появляется Годар с его фантастическим потоком жизни Парижа.
Марина Тимашева: Итак, действие происходит в самом кафе или возле него, в одном из бедных городских кварталов. Сцена, будто склад человеческих отходов, завалена огромными серыми тряпичными куклами, при желании вы увидите в них обитателей дна, проституток, сутенеров, клиентов или людей, вообще, никому не нужных, выброшенных на улицу, каковыми, по сути, являются почти все действующие лица. Сама Мадам Роза в исполнении Ольги Самошиной – толстенная, вульгарная, однажды и навсегда напуганная нацистами. Отец Момо – только что выпущенный из сумасшедшего дома, в который был заперт за убийство своей жены. Официантка Надин и заика-Моцарт, получивший прозвище за страсть к пению.
В том, что теперь зовется новой драмой, часто действует молодой слюнтяй и нытик, пассивная жертва обстоятельств. Сам он всегда хорош, а вот мир вокруг него исключительно плох, что и вынуждает юношу, в лучшем случае, на самоубийство, а в худшем - на убийство. В романе Ажара и спектакле Праудина действует иной герой. Момо. Его играет Олег Абалян. Это физически сильный, совершенно не склонный к поискам виноватых, самостоятельный и исключительно талантливый человек. Ужасное одиночество и нищета толкают его на изобретение друга. Другом становится зонтик по имени Артюр. Момо проделывает в зонтике прорези – глаза и рот, и, развлекая прохожих, высовывает в прорезь то руку в красной перчатке, то босые ноги. Оживший зонтик показывает зрителям язык и помахивает им руками. А если на него определенным образом упадет свет, то вы станете свидетелями своеобразного театра теней: зонтик и скрывающийся за ним мальчик покажутся единым существом, единым и, стало быть, не одиноким. Положению мальчика не позавидуешь, в его жизни есть только один человек, которого любит он, и который любит его - та самая Мадам Роза. Но она умирает на руках мальчика. В романе Момо не хочет признать, что она мертва и долго ухаживает за ней, как за живой – красит, причесывает, поливает духами. Режиссер изменил финал. Момо красит, одевает и причесывает Мадам Розу не после, а перед смертью. Мальчик становится мужчиной.
Анатолий Праудин: Там только слова, поэтому делай с финалом все, что хочешь. Ты можешь с этими словами отвести ее в подвал и, на глазах у изумленной публики, произойдет тошнотворное превращение полутрупа в полный труп. При этом он ее красит, превращает в такого клоуна. Это в романе. Мы же решили пойти несколько иным ходом, потому что нам показалось, что вся ткань спектакля не выливается в такой натуралистический момент. Хотя в романе он очень сильный. Я объясню почему. Потому что оказалось (я это понял, уже когда репетировал), что совершенно невозможно перенести ткань спектакля на русской почве вот в эту афро-азиатскую среду. У нас - русские белолицые артисты. И эту ткань очень сложно перевести и создать атмосферу улицы Золотой капли с выразительными средствами автора, который приходит, в итоге, в подвал, где труп разлагается. И это очевидный финал. У нас это не вышло, поэтому мы сделали по-другому. Mы сделали восхождение, как метафору счастья. Потому что, когда умирающей 70-летней женщине любимый человек признается во взаимном чувстве, это самая прекрасная смерть, которую только можно себе представить.
Марина Тимашева: У романа Ажара оптимистический финал – после смерти мадам Розы Момо попадает в хорошую французскую семью. Спектакль заканчивается смертью Мадам Розы. Она, одетая в белое платье с длинным шлейфом, медленно поднимается по высокой лестнице и усаживается на кресле-троне. По крайней мере, так видит рай мальчик Момо, араб, провожающий свою маму Розу еврейской молитвой. Выходит, что никакой жизни впереди, кроме загробной, не предвидится.
Анатолий Праудин: Но нам казалось, что мы такой пессимистический спектакль сделали, потому что нашего личного оптимизма не хватило. Но пессимистический в том смысле, что, скорее, вся жизнь позади, потому что история настоящей любви состоялась, а такие вещи не повторяются. Это пессимистическая сторона проблемы. А оптимистическая заключается в том, что у большинства людей и такого не бывает.
Марина Тимашева: В этом мужественном, гуманистическом спектакле, есть ясная система координат: есть верность и предательство, любовь и ненависть, достоинство и низость, белое и черное. И никакой путаницы. Нынче это немодно, и оттого особенно дорого.
Анатолий Праудин: Я глубоко убежден, что только выражение воспитывает дух, заставляет человека коммутировать с духом. Благополучие, как правило, затыкает рот душе. И, наоборот, в таких кварталах рождаются такие дети, и в таких кварталах разворачиваются такие истории. И я в этом вижу некую закономерность. Может, быть это спорный ход, но мой опыт мне подсказывает, что нет ничего вреднее побед и благополучия, и нет ничего полезней поражений и неудач. Я имею в виду не катастрофических…
Марина Тимашева: Это сложный вопрос, потому что это может одного человека закалить, а другого сломать
Анатолий Праудин: Чаще всего это разрушает. Но для человеческого материала хорошего, здорового, это благо.