Марьяна Торочешникова: Пока рунет обсуждает участие российских военнослужащих в боевых действиях на востоке Украине и тайные похороны десантников под Псковом, солдатские матери ищут своих детей, отправленных в Ростовскую область на военные учения. Может ли закон принудить военных чиновников сообщать родственникам солдат и офицером достоверную информацию о место нахождении или обстоятельствах их гибели? Как обязать власти ответить правду на вопросы общественности о происходящем с российскими военнослужащими, которые могут быть вовлечены в вооруженный конфликт на востоке Украины? Полусекретная война – такова тема сегодняшней передачи.
Гостья в студии Радио Свобода – член Президентского совета по правам человека, председатель правозащитной организации "Солдатские матери Санкт-Петербурга" Элла Полякова. На связи по Скайпу к нам выйдет председатель Комитета "Солдатские матери Ставропольского края" Людмила Богатенкова, а по телефону с нами на связи из Саратова председатель Саратовского областного союза "Солдатских матерей" Лидия Свиридова.
В течение последних 2-3 недель в сети активно обсуждаются истории, связанные с возможным участием российских военнослужащих в боевых действиях на востоке Украины. Сведения приходят самые противоречивые. Украинская сторона, например, выложила в сеть видео допросов российских военных, арестованных на территории Украины. На это видео мужчины рассказывают о том, как и почему они оказались в другом государстве, говорят о боевом задании. Российские власти заявляют, что военные перешли границу случайно – заблудились. Комитет солдатских матерей Ставропольского края сообщает о гибели на Украине 9 и 11 августа военнослужащих мотострелковой бригады воинской части 27777, которую перебросили якобы на учения в Ростовскую область. Командование не комментирует эти известия. В то же время из Пскова приходят сообщения о тайных похоронах десантников, якобы погибших на Украине, при этом на журналистов, которые отправились в Псков проверить информацию об этом, напали неизвестные. Складывается ситуация, когда есть слухи о гибели российских военнослужащих на территории чужого государства, но нет никаких официальных подтверждений или опровержений этой информации.
О чем молчат власти? И как заставить их говорить? В первую очередь я хочу обратиться к Лидии Свиридовой, которая во вторник буквально вместе с матерью одного из военнослужащих провела пресс-конференцию в Саратове. Что произошло с Ильей Максимовым, военнослужащим, которого разыскивали родственники? И о каких обращениях других родителей военнослужащих вам известно?
Лидия Свиридова: В понедельник ко мне обратились родители Ильи с просьбой установить местонахождение их сына. Они в интернете, на украинских сайтах нашли имя своего сына в списках погибших, были представлены на фото личные вещи Ильи. Они обратились в псковскую дивизию, в военкомат с просьбой установить достоверность этой информации, но на их запрос, например, в псковской дивизии даже не ответили. Через интернет мы обратились к общественности с просьбой помочь нам установить местонахождение Ильи. Откликнулось очень много людей из Украины и из России, несколько сотен человек подключились журналисты, мы провели пресс-конференцию, и результатом этой пресс-конференции было то, что сегодня около 12 часов дня Илья позвонил родителям, сказал, что он в Ростове на учениях, и что он не может говорить, потому что связь очень дорогостоящая. Вот все, что мы на сегодня знаем об Илье.
Я совершенно точно знаю, я убеждена, что если бы общественность в течение двух дней не взбудоражила весь интернет, все органы российской власти, вряд ли бы мы что-либо узнали о судьбе Ильи. Пока это единственное обращение от родителей о пропавших детях. Надо сказать, что в последние двое суток я общаюсь с журналистами, поэтому думаю, что родители других солдат просо не могут до меня дозвониться.
Марьяна Торочешникова: Сегодня мне удалось связаться с Любовью Максимовой, матерью Ильи Максимова, и она подтвердила сообщение о том, что ее сын поговорил с отцом, сказал буквально пару фраз. Вообще, ситуация складывается тревожная. Сегодня в Костроме группа родителей военнослужащих отправилась к военному начальству, чтобы потребовать ответа, где находятся их дети. Нечто подобное происходит и в Санкт-Петербурге. Не исключено, что такие вещи сейчас начнут происходить по всем городам России. Людей держат в абсолютном неведении.
Есть ли какие-то официальные ответы на запросы членов Президентского совета по правам человека относительно того, что происходит сейчас с российскими военнослужащими на востоке Украины, и есть ли они там?
Элла Полякова: Нет, пока ответа никакого мы не получили. Мы сделали запрос по конкретным людям, о которых свидетельствовала Людмила Богатенкова, о погибших, где погибли эти люди, почему "груз-200" пришел, почему тайно хоронят людей. И если Украина, как они попали туда, чей это приказ. Пока официального ответа мы не получили. Я надеюсь, что будет.
Марьяна Торочешникова: 25 августа журналисты сообщили о закрытых похоронах двух десантников Псковской воздушно-десантной дивизии. Официальное название ее – 76-я Гвардейская десантно-штурмовая черниговская краснознаменная дивизия. Родные Леонида Кичаткина и Александра Осипова, именно эти военнослужащие были похоронены, отказались пояснять журналистам, как именно погибли военнослужащие, однако известно, что на их могилах указаны даты смерти – 19 и 20 августа. Журналисты попытались разобраться в том, что произошло, и несколько наших коллег отправились в Псков, среди них корреспондент интернет-издания "Русская планета" Илья Васюнин. Он по Скайпу на связи с нами. И когда они пришли на кладбище, чтобы удостовериться в том, что там действительно захоронены военнослужащие, на них напали неизвестные.
Расскажите подробнее, что происходило в Пскове вчера и что происходит сейчас?
Илья Васюнин: Я сразу внесу коррективы, мы приехали вчера с утра, похороны проходили днем ранее. И на том кладбище, где похоронены десантники Кичаткин и Осипов, которые, как предполагают, принимали участие в боевых действиях на территории Украины, мы побывали. Там никаких проблем у нас с утра не возникло. Во второй половине дня мы хотели посетить еще одно кладбище, где находится еще одна свежая могила, на прошлой неделе прошли похороны еще одного десантников, тоже говорят, что он предположительно участвовал там же в боевых действиях, – и вот там уже мы столкнулись с молодыми людьми в спортивной форме. Они перекрыли дорогу машине, пробили колеса, стучали по стеклам, пытались открыть двери, но в какой-то момент отступили, и мы оттуда смогли уехать. И вернулись на кладбище только вечером, в сопровождении сотрудников полиции, которые хотели проверить место происшествия. Было написано заявление, мы дали все объяснения, в общем, такой инцидент.
Марьяна Торочешникова: А чего хотели эти люди, которые стучали в окна автомобиля, прокалывали шины?
Илья Васюнин: Никаких требований не было. Они что-то кричали, но это было, скорее, похоже на запугивание, чем на требования. Но, судя по всему, они хотели дать понять, что не надо бывать на кладбищах, не надо разбираться в этой ситуации. И не очень понятно, то ли они следили за журналистами, то ли они следили за кладбищем, обе версии возможны. Мы говорили с сотрудниками полиции, но они пока никаких комментариев не дают. Заявление написано, вероятно, будет доследственная проверка, возможно, уголовное дело.
Марьяна Торочешникова: А что касается истории с Леонидом Кичаткиным и Александром Осиповым, здесь стало что-то понятно? Удалось ли вам переговорить с кем-то из их родственников? Вы, Илья, одних из первых выложили в интернет скрины из социальной сети ВКонтакте, где жена одного из погибших сообщала дату похорон, после этого вы пытались с ней созвониться по указанному телефону и там разговаривали с якобы живым военнослужащим. Вам что-то стало понятнее в этой истории?
Илья Васюнин: Нет. Мы пытались связаться с Оксаной, именно так представлялась супруга в статусе ВКонтакте, о котором идет речь, позже он был удален, удален и весь профиль Леонида Кичаткина. В воскресенье я поговорил с этой женщиной, она передала трубку мужчине, которого назвала своим супругом, сказала, что он жив и находится рядом с ней. Тот довольно сумбурно объяснил, что это какая-то провокация, возможно, с украинской стороны. Журналисты из Санкт-Петербурга были на похоронах, и псковские журналисты тоже, и они видели, что похороны действительно были в этот момент. Из чего был сделан вывод, что речь шла о погибшем десантнике. Детали установить не удалось, потому что родственники не идут на контакт.
А вот наша коллега Нина Петлянова, специальный корреспондент "Новой газеты", которая тоже была в нашем журналистском экипаже, на котором неизвестные совершили нападение, она днем ранее пообщалась с отцом погибшего солдата Осипова, Сергеем. И тот подтвердил, что Александр Осипов уехал принимать участие в военной кампании. То есть эти фамилии не просто совпали с фамилиями в списках, выложенных в украинских СМИ, списках бойцов, которые были вроде бы найдены в одной из подбитых боевых машин, но здесь действительно есть факты, которые нашли свои подкрепление.
Главный вопрос остается неясным – в каком статусе люди уезжали в район конфликта. Либо это было армейское подразделение – и это одна ситуация, но, насколько я могу судить по нашим разговорам с местными коллегами, речь может идти о том, что были сформированы некие сводные батальоны, буквально ополченческие. Не знаю, насколько это было принудительно или добровольно, не могу говорить за военных, но мне рассказывали, что в эти соединения записывались, в том числе, люди, которые находились в запасе. То есть не действующие военные, а те, кто уже ушел в запас, и они тоже, вероятно, принимали участие в этих каких-то формирующихся соединениях.
Марьяна Торочешникова: Удалось ли вам связаться с руководством Псковской воздушно-десантной дивизии? Вообще военные дают какие-то комментарии?
Илья Васюнин: Военные делают заявления только на высоком уровне, здесь никаких ответов на вопросы у журналистов нет. Мы пытались связываться, но с нами пока никто разговаривать не хочет. И вообще в городе такая атмосфера военной тайны, туда включены и родственники, и военное руководство, и чиновники. И даже представители организации "Солдатские матери", местные, тоже не хотят общаться.
Марьяна Торочешникова: Сегодня стало известно, что 25 августа в Воронежской области прошли похороны Антона Короленко, командира десантно-штурмового взвода 76-й дивизии, дислоцированной в Пскове. Как пояснил корреспонденту информационного агентства "Воронеж" начальник отдела Военного комиссариата Воронежской области по городу Павловск, Антон Короленко погиб при исполнении служебных обязанностей 19 августа. А где и при каких обстоятельствах это произошло, военком пояснять не стал. Родственники тоже не отвечают на вопросы об этом, называют информацию закрытой.
Что происходит, можете ли пояснить, Элла Михайловна?
Элла Полякова: Не могу. А еще эту псковскую дивизию наградил Шойгу, приезжал, боевым Орденом Суворова. Это вопросы, на которые мы требуем ответа от власти, что это такое. Предположим, контрактники добровольно-принудительно туда попали, какая-то материальная заинтересованность, может быть, идеологическая, но как призывники туда попадают? Тут ведь никакой добровольности не может быть.
Марьяна Торочешникова: У вас есть информация о количестве призывников, которые оказались на Украине?
Элла Полякова: О количестве мы не говорим. Пока единичные обращения, но вот сейчас в связи с этой волной, очень много обращений, которые надо проверять. Люди требуют ответа, где их сын, почему с ним нет связи, почему пропала связь именно в те числа, предположим, 15 августа, 19-20 августа. И с одной мамой мы как раз занимаемся розыском сына, и я сама звонила командованию части, и дежурный офицер сказал: "Все, вам зам командира перезвонит". Но не перезвонил никто. Мы сделали письменный запрос, и маме позвонили и сказали, что сын в Белгородской области на полигоне. Но тогда следующий вопрос – дайте контакт с мамой, пусть она удостоверится, что он живой, что с ним все в порядке. Зачем эта закрытость?
Марьяна Торочешникова: Кстати, я пыталась получить комментарии в Главной военной прокуратуре. Мне представлялось, что прокуратура, как надзирающий орган, обнаружив эти многочисленные сообщения в интернете, должна была начать проводить проверку по обсуждаемым фактам, но в Главной военной прокуратуре молчат, до пресс-службы не дозвониться. Тогда я попыталась позвонить в общественную организацию "Офицеры России", они же тоже должны проверять информацию, интересоваться происходящих, и там мне официальных комментариев давать не стали. Но пресс-секретарь этой организации, подчеркнув, что это сугубо его личное мнение, сказал, что он убежден, что все это фейки, подделки – видео допросов, списки, истории про тайные похороны.
Любовь Максимова смогла с нами соединиться по телефону из Саратова, мама Ильи Максимова, которого потеряли, но вот он нашелся.
Любовь Александровна, как все это произошло?
Любовь Максимова: Сегодня он позвонил папе на телефон, конечно, не со своего телефона. Раздался звонок, папа включил телефон, и мужским голосом было сказано, что "с вами будет сейчас разговаривать ваш сын". Сын начал разговаривать, сказал, что у него все хорошо, что находится он в Ростовской области, на учениях.
Марьяна Торочешникова: А он не пояснил, почему он так долго не выходил на связь? Вы спросили, как его личные вещи оказались друг среди тех вещей…
Любовь Максимова: Про личные вещи папа спросил: "Как объяснить, что твое водительское удостоверение и другие вещи выложены на фото в интернете?" Он сказал: "Я не знаю, мое водительское удостоверение в Пскове".
Марьяна Торочешникова: Вы уверены в том, что вы действительно с собственным ребенком разговаривали?
Любовь Максимова: По голосу, конечно, узнал. Это мой сын.
Марьяна Торочешникова: Я вас поздравляю с тем, что вы его нашли! В то время, пока вы его разыскивали, пытались добиться от военных ответа, где он находится, что вам говорили?
Любовь Максимова: Вчера я разговаривала с замполитом части, где он служит, в Пскове, который тоже мне дал такую информацию, что находится часть на учениях в Ростовской области, в каком именно месте – он не сказал. А почему он не выходит на связь так долго, уже вторую неделю, – там нет связи. Дали номера телефонов – Саратовский областной военкомат, с комиссаром я разговаривала.
Марьяна Торочешникова: Насколько контактны были военные, когда вы пытались разузнать о судьбе своего сына?
Любовь Максимова: Сначала они не совсем шли на контакт, а потом все нормализовалось. Вчера и из саратовского военкомата, и из районного военкомата звонили.
Марьяна Торочешникова: И все это начало происходить после того, как вы собрали пресс-конференцию и придали огласке факт, что вы долго не выходите с сыном на связь, а его личные вещи были выложены в интернете? А до того, как вы вышли на публику, никто вам помогать не хотел, правильно я понимаю?
Любовь Максимова: Да, почти так. Говорили: узнаем, позвоним, – но ничего конкретного не было.
Марьяна Торочешникова: Я вас поздравляю, что вы нашли своего сына, и надеюсь, что…
Любовь Максимова: Я его пока еще не нашла. Я только слышала голос. Когда увижу его совсем, тогда я его найду.
Марьяна Торочешникова: А я правильно понимаю, что он должен быть уже демобилизован скоро, в октябре?
Любовь Максимова: Он у меня не срочной службы, он служит по контракту.
Марьяна Торочешникова: Вполне благополучно закончившаяся история…
Элла Полякова: Слушайте, вещи там, непонятно… Я не понимаю. Это какой-то новый вид, называют это гибридная война. Информационное воздействие на людей. И совершенно нелепые поступки. Родители и сейчас к нам обращаются, и мы разбираемся, что случилось, когда была последняя связь, предлагаем написать официальный запрос, чтобы ответили, где сын, его состояние здоровье, и получить письменный ответ. Дальше, мы от организации, от Президентского совета тоже делаем запросы во все инстанции – и в ту же Главную военную прокуратуру, и министру обороны, и президенту России, как главнокомандующему, уполномоченному по правам человека обязательно. Пока ответов нет. Хотя жертвы уже были, ребята нашли кладбище, и там 11 июля похоронен тоже десантник, тоже тайно. Но, конечно, самое шокирующее для меня – это тайные похороны.
Марьяна Торочешникова: Сравнивают с советскими временами, с периодом афганской войны, когда тайно хоронили, ничего не говорили. Но там, по крайней мере, было ясно, что человек умер при исполнении военного задания, проходя военную службу, и льготы, которые предполагались…
Элла Полякова: Не скажите. И когда только мы начинали свою деятельность как организация, я тоже думала так же, как и вы, а столкнулась с ситуацией, когда должностные лица говорили такому афганцу, который там пострадал: "А мы вас туда не посылали. Докажите, что вы там были". Это же я видела и в Чечне. Ребята только вернулись из боя, а в части переврали фамилию, отчество, и ребята подходят: "Как?! Я же оттуда!" – "А докажи, что ты там был".
Марьяна Торочешникова: И ничего не получишь… Кстати, вопрос о статусе тут принципиальный. Я похожие вопросы задавала руководителю фонда "Право матери" Веронике Марченко. Фонд занимается оказанием правовой помощи и поддержки родственникам погибших военнослужащих. Я спросила, не обращались ли в фонд еще люди, у кого кто-то из родственников погиб в последнее время на территории Украины, Вероника сказала, что нет, ничего такого не было. А вот ответила на ряд вопросов, связанных с гарантиями, какие социальные гарантии предоставляет государство родственникам погибших военнослужащих, и могут ли они потребовать предоставить им информацию об обстоятельствах гибели военнослужащих.
Вероника Марченко: Давайте с вами разделим этот вопрос на две части. Один – про социальные гарантии, а второй – про знать, как погибли. Это разные вещи. Если говорить о законе Российской Федерации, то, конечно, место гибели не является определяющим в данном случае для прав и льгот родственников погибших. Если они были – первый момент – по статусу реально действующими военнослужащими российской армии, и если – второй момент – они погибли при исполнении обязанностей военной службы, то именно эта формулировка будет определять дальнейшие льготы, выплаты, страховые выплаты и так далее, всякие меры социальной поддержки для их родственников. Ничего другого. При этом где именно эта гибель произошла – не имеет значения. Если эти люди не имеют статуса военнослужащего, то, соответственно, возникает справедливый вопрос: а в связи с чем их родственники должны получать что-либо от Министерства обороны. То есть известны случаи, когда российские туристы ездили в страны с жарким климатом, в Египет, Турцию и, к сожалению, умирали там на пляже от сердечного приступа. Вот людей, которые не имеют статуса военнослужащего и умирают на территории другой страны, иностранного государства, какие могут быть выплаты в связи с этим по линии Минобороны? Никаких. То есть либо у них есть статус военнослужащих, либо нет. Для семьи погибшего это будет определяющий момент.
Марьяна Торочешникова: И тем не менее, есть возможность выяснить, как именно погиб человек?
Вероника Марченко: Безусловно, если речь идет опять-таки не о волонтерах, добровольцах, гражданах, которые вольны собой распоряжаться как угодно, любой военнослужащий передвигается куда-то и направляется путем приказа командира. Иначе он не может самовольно куда-то поехать. Соответственно, приказ есть. Другой вопрос, что там приказы бывают секретные у нас еще, для служебного пользования и так далее. Насколько это будет возможно получить в широком доступе родителям или общественности и спустя сколько лет – это вопрос открытый. Но опять-таки, если человек военнослужащий, он может оказаться где-либо только путем приказа. А если не военнослужащий, то куда захотел, туда и поехал.
Марьяна Торочешникова: Можно ли требовать возбуждения уголовного дела по факту гибели конкретного военнослужащего, чтобы таким образом получить информацию об обстоятельствах этой смерти?
Вероника Марченко: Да, безусловно, то есть в данном случае это общий принцип, и конечно, вы можете заниматься этим уголовным делом, пытаться в этом разобраться и так далее. А с другой стороны, если мы проводим параллель все время с Чечней, это особая ситуация, потому что по Чечне было огромное количество пропавших без вести, сотни матерей, которые ездили просто по местам, где шли боевые действия, была бомбежка и так далее, и разузнавали там у местных жителей, где находятся их дети, пытались искать их живыми или мертвые тела. Но что-то я не слышу ни о чем подобном в отношении Украины. Сомневаюсь, что кто-то поедет туда разыскивать своих близких – и в силу того, что это иностранное государство, и в связи с политической обстановкой. Опять-таки узнавать что-то, конечно, можно. Когда мы говорим о дедовщине, у нас есть реальное уголовное дело, не секретное, у нас есть свидетели, которые более-менее способны что-то сказать. Здесь, конечно, все осложняется, и свидетели, которые даже могут быть, могут не давать информацию по совершенно иным причинам. Плюс момент политический здесь будет играть, к сожалению для родственников, негативную роль, это не будет способствовать, чтобы узнать правду. Ну, как всегда, через 20 лет мы узнаем все, как было на самом деле, как водится.
Марьяна Торочешникова: Нам удалось связаться с председателем Комитета солдатских матерей Ставропольского края Людмилой Богатенковой.
Людмила Васильевна, что вам известно сейчас о происходящем с российскими военнослужащими на территории восточной Украине, на приграничных территориях? Ведь именно вы обратились в Президентский совет по правам человека и передали им список убитых военнослужащих из 18-й мотострелковой бригады военной части 27777, там девять человек, в основном уроженцы Дагестана. Они, как вы говорили, погибли на территории восточной Украины, но непонятно как, и командование это тщательной скрывает. Правильно я понимаю?
Людмила Богатенкова: Правильно. 10-го числа я узнала о том, что погибли 9 человек из батальона особого назначения. Но так как у меня не было достоверных сведений, фамилий и имен, я подумала, что, может быть, это "утка". Но когда 11-го числа погибли старший лейтенант и подполковник, и мне пришли фамилии, я призадумалась. У нас, у Комитета солдатских матерей, есть рассылка, и я это опубликовала в рассылке: коллеги, у нас ребята гибнут на Украине при загадочных обстоятельствах!
Я 19 лет работаю на Южном военном округе, и все части эти – калиновская 18-я бригада, 17-я бригада Шали, Борзой, 205-я, все эти бригады я очень хорошо знаю. Честно говоря, очень многие люди обращаются ко мне, меня знают. Меня насторожило, когда 18-я бригада ушла в Ростов на полигон, что я никому не могла дозвониться. Я все полигоны знают, и раньше ребятам звонишь, как и что, мало ли что на полигоне бывает, воды нет и так далее. А тут – тишина.
Приехал ко мне человек в военной форме, контрактник, дает мне пакет и говорит: "Вам просили передать". – "Кто?" – "Ну, вам просили" – и все. Я думала, что у него жалоба какая-то. Открываю – там список полностью погибших ребят. Написано, что в 20 километрах от Луганска погиб батальон особого назначения, девять человек. Один – старший лейтенант, российский парень, а остальные все фамилии дагестанские. В списке раненых тоже все дагестанские фамилии. По старшему лейтенанту и подполковнику звоню в Южный военный округ, в воспитательный отдел: "Объясните мне, что это такое?" – "У нас никаких данных нет". Звоню еще в одно управление, о раненых – "у нас данных нет".
Выхожу я на окружную прокуратуру, говорю: можете мне объяснить, правда это или нет? Эти ведь списки прошлись и по 58-й армии, но почему-то все молчат! Меня еще насторожило то, что до тех пор, пока я не перебросила списки нашим правозащитникам в Москву, все наши комитетчики тоже молчали о гибели, что в Пскове были погибшие. Ведь и ранее знали, но все почему-то молчали.
Марьяна Торочешникова: А чем вы объясняете это молчание?
Людмила Богатенкова: А я прямо говорила и буду говорить, что некоторые наши комитетчики просто не хотят ссориться. Есть люди, которые работают честно и откровенно, для солдат, а некоторые просто не хотят ссориться с властью. А когда уже кто-то затравку сделает, тогда они сразу все на волне выходят. Но это ерунда. Я позвонила сегодня в Махачкалу, в Дагестан, связалась с Республиканским военным комиссариатом. И Элла Магомедовна, по связям с общественностью, я ее спрашиваю, указываю все села, куда поступил "груз 200", а она: "Что вы от меня хотите? Обращайтесь в округ". Я ей говорю: "Вы женщина? Вы мать? Вы боитесь за свой пост?" Она положила трубку. Я позвонила председателю Комитета солдатских матерей Дагестана: "Зульфия Расуловна, вы почему молчите?" – "А я ничего не знала, я только слышала…"
Марьяна Торочешникова: А родственники этих девяти человек молчат?
Людмила Богатенкова: Я вам объясню, почему молчат родственники. Выясняем – все парни из таких сел, где даже нет администраций, есть она только в районах.
Марьяна Торочешникова: То есть это дальние какие-то села…
Элла Полякова: Вообще, Людмила Васильевна взяла сама на себя расследовательскую функцию, она ездила в Гуково, и когда информация подтвердилась, тут мы уже стали вместе делать запросы. До этого на "горячую линию" нам звонили, а дальше люди не заявляли свои права. Звонили – связи нет с сыном.
Марьяна Торочешникова: Странная ситуация – то рассказывается полуправда, то откровенная ложь, то просто молчание. И мне странно, что Комитеты солдатских матерей не бьют тревогу. Если сейчас на восток Украины могут отправить сына, мужа, брата вот так вот, втихую, как бы на учения в Ростовскую область, потом ведь и концов не найдешь. А если говорят, что людей отправляют туда незаконно, увольняют с контракт задним числом, можно привлечь к ответственности военных? И что может сделать военнослужащий, который не хочет попадать в такую историю?
Элла Полякова: Расторгнуть контракт. Контрактники более свободны в этом смысле, чем призывники. Но у нас есть такое понятие – преступный приказ. Надо потребовать письменного приказа, и человек в своем праве может сопротивляться. Дайте письменный приказ – это делаю и некоторые офицеры. Мы помним генерала Воробьева, который отказался тогда воевать внутри России, со своим народом в Чечне, и это достойный офицер.
У нас было выездное заседание несколько месяцев назад в Чечне, мы ездили с Сергеем Владимировичем Кривенко в Калиновск, вот в эту бригаду, где было много обращений, жалоб контрактников, их права нарушаются. Что меня поразило, к ним относятся как к призывникам. Это взрослые люди, у которых семьи, а привычное отношение – ты не человек, ты пыль, и если что-то с тобой случится, я не отвечу. Вот это беда, которая у нас продолжается, и это надо всем вместе останавливать.
Марьяна Торочешникова: Людмила Васильевна, а вам известно, в каком статусе погибшие люди из этой 18-й мотострелковой бригады находились на территории Украины?
Людмила Богатенкова: Никто им не говорит, что они будут воевать на Украине! Их везут на полигон у границы якобы. Туда ведет командир части, полковник. Вот под Снежным, где под "Град" попала колонна, с ними был командир, полковник Тарасенков. Как он туда завел? Вот я приглашаю журналистов сюда, давайте поедем в части, в окружную прокуратуру и спросим: что это?!
Марьяна Торочешникова: Но все-таки, эти военнослужащие погибли при исполнении обязанностей, их семьи получат компенсации?
Людмила Богатенкова: Ничего не получат! Вот по Дагестану я хочу узнать, какая формулировка записана, как они погибли. Пока формулировки неизвестны, родственникам не говорят.
Марьяна Торочешникова: Были сообщения, что родственники не говорят. что получают "груз 200" с востока Украины, потому что их запугивают, в том числе и представители спецслужб, говоря, что начнете рассказывать и не получите компенсаций.
Людмила Богатенкова: Я в этом уверена! Он на полигон поехал, на учения. Они на полигонах везде! А вот при каком несчастном случае они погибли – это надо разбираться.
Марьяна Торочешникова: То есть они числятся на полигоне, в 20 километрах от Луганска они оказываются, потому что заблудились…
Людмила Богатенкова: Да, заблудились, совсем глупые… А помните Цхинвале, 2008 год – там танковая колонна тоже заблудилась, там тоже погибли. Этот вариант повторяется.
Марьяна Торочешникова: Что нужно сделать сейчас самим военнослужащим, родственникам военнослужащих, представителям правозащитных организаций, чтобы власти и военные дали четкий ответ: что происходит с российскими военнослужащими, принимают они участие в боевых действиях на территории Украины или нет? И что делать семьям погибших солдат?
Людмила Богатенкова: И родителям, и погибшим, и даже тем парням, которые живыми вернулись оттуда, должны обращаться в действующие Комитеты солдатских матерей, в военные прокуратуры, просто в прокуратуру. Мы постараемся проехать по родителям, кто получил "груз 200" и узнать, как они погибли.
Элла Полякова: Нужно не быть равнодушным, смотреть правде в глаза, знать свое право и ценить человеческую жизнь! Наводить порядок в своей семье и в своем обществе, взять на себя ответственность. И не молчать! Нужно объединить усилия, и чтобы журналисты следили, что это такое.