Кремль боится живописи

40 лет прошло с тех пор, как 15 сентября 1974 года на пустырь на окраине Москвы вышла группа художников, держа над головами свои картины. Это были не признанные в СССР художники-нонконформисты. Они не принадлежали к официальному цеху коллег. Их искусство было другим, и их вина состояла лишь в том, что они писали картины не в духе и жанре единственно разрешенного в Союзе социалистического реализма. Поэтому их работы не продавались, а их выставки запрещались.

К 40-летнему юбилею "бульдозерной" выставки в Москве. Неофициальное искусство в СССР. Оскар Рабин, Александр Глезер, Сергей Бордачев, Виталий Пацюков и Леонид Бажанов.

В программе "Человек имеет право".

Ведущая Кристина Горелик.

Кремль боится живописи

​Кристина Горелик: 40 лет прошло с тех пор, как 15 сентября 1974 года в Москве к пересечению улиц Профсоюзная и Островитянова подошла группа художников. Это были официально не признанные в СССР художники-нонконформисты. Они не принадлежали к официальному цеху коллег, не состояли ни в каких союзах художников. Их искусство было другим, и их вина состояла лишь в том, что они писали картины не в духе и жанре единственно разрешенного в Союзе социалистического реализма. И поэтому были нелегальными, их работы запрещались, выставки не проводились. Что это означает на практике? Авторы влачат полунищенское существование, создавая картины в маленьких комнатках, где сами и живут, мало у кого имеется собственная мастерская, роскошь, там же нелегально эти картины и показывают. Единственный способ заработать своим мастерством – это продать картину иностранцу, потому что главный заказчик – СССР - пристраивает картины только официальных художников. Другим остается полуподпольное существование.

Однако само появление таких мастеров, существование неофициальных сообществ художников в советское время стало возможным лишь после смерти Сталина, во времена Хрущевской оттепели. Вспоминает художник Оскар Рабин.

Оскар Рабин: Там я тоже мог, в конце концов, проявить себя как художник. Совершенно неожиданно для меня по характеру, даже в общественном смысле как-то мог себя проявить, хотя никакого желания у меня никогда не было проявить себя. Но пришлось, никуда не денешься.

Кристина Горелик: Все попытки организовать выставки художников неофициального искусства заканчивались провалом. Их почти сразу закрывали работниками КГБ и парторганизации. Вот что вспоминает коллекционер Александр Глезер в интервью Владимиру Юрасову, в нью-йоркском бюро Радио Свобода летом 1977 года.

Александр Глезер: Я всегда интересовался изобразительным искусством, собирал книги по современной живописи, и вот в 1966 году я встретился с группой московских художников, которых не выставляли, то есть их запрещено было выставлять. И мне удалось организовать их выставку. Было 12 художников - Оскар Рабин, Владимир Немухин, Николай Вечтомов, Плавинский. 12 человек. И эта выставка была через два часа закрыта работниками...

Владимир Юрасов: А где вы ее устроили?

Александр Глезер: Рабочий клуб ''Дружба'' на окраине Москвы. За два часа ее посмотрело 2000 человек, но как раз приехали работники госбезопасности и работники городского комитета партии, и выставка была закрыта. И вот после закрытия выставки я решил собирать картины и организовал у себя дома такой музей, куда свободно приходили люди.

Владимир Юрасов: Вы жили Москве?

Александр Глезер: Да.

Владимир Юрасов: Где же вы жили тогда?

Александр Глезер: Начинал я в районе Семеновской площади, потом жил на Преображенке. И вот так у меня был с 1967 года по 74 год дом, открытый для всех, кто хочет познакомиться с неофициальным русским искусством.

Владимир Юрасов: И приходили к вам иностранные гости?

Александр Глезер: Да, и иностранные журналисты, и туристы, и дипломаты, и советские художники из Киева, из Грузии. И еще ряд выставок мне удалось организовать, но все они моментально закрывались.

Владимир Юрасов: Власти не преследовали вас за то, что вы коллекционировали и показывали?

Александр Глезер: Как же! Гебисты окрестили мою коллекцию ''живописным самиздатом'', и в 1967 году у меня начались конфликты с этой организацией. В 1970 году меня перестали печатать, моей жене предложили со мной развестись (она была редактором в издательстве ''Советский писатель''), когда она отказалась, ее выгнали в работы. Так что неприятностей хватало.

Владимир Юрасов: Из-за картин?

Александр Глезер: Из-за картин, да.

Владимир Юрасов: Александр Давидович, вы организовали в Москве самую знаменитую выставку, по-моему, на которой, среди посетителей, были даже бульдозеры. Вот расскажите о ней.

Александр Глезер: В сентябре 1974 года художники решили выйти с картинами на улицу. Это объяснялось с тем, что в 1969 году Московский городской комитет партии принял решение, что не может быть выставок нигде, ни в каком клубе без разрешения Союза художников. То есть они были обречены на молчание, невозможность контакта со зрителем у себя на родине. И, во-вторых, с февраля 1974 года, то есть с момента изгнания Солженицына, через три дня буквально, начались атаки против художников, которые продолжались в течение всего этого периода.

Владимир Юрасов: Атаки в печати?

Александр Глезер: Нет, не в печати. Булыжниками разбивались стекла, задерживали, на улицах приставали, телефонные звонки по ночам с угрозами, сына Оскара Рабина забирали на Лубянку и предупреждали, чтобы не шел дорогой отца (он - молодой художник), ленинградского художника Юрия Жарких в Большой дом, то есть в филиал Лубянки ленинградский, возили.

Владимир Юрасов: На Литейном?

Александр Глезер: Да. Самые разнообразные формы принимал это террор.

Кристина Горелик: Тогда возникла идея выставки на открытом воздухе.

Оскар Рабин: Властям показать, что мы тоже люди, сколько мы можем быть в таком положении, когда в стране нет буквально ни одного официального помещения, где мы могли бы показать официально свои картины, в общем какие-то преступники, не поймешь. Вроде и не преступники не судили за картины, за то, что мы показывали. Вроде и не преступники, вроде и не возможно нигде никак.

Кристина Горелик: После процесса над писателями Синявским и Даниэлем, которые просто хотели публиковать свои произведения и были за это судимы, пришло время художникам заявить о себе. О том, что они есть и тоже хотят иметь элементарные права – право показывать свои картины зрителям.

В 1974 году художники в итоге все-таки решают устроить неофициальную выставку своих работ на открытом воздухе, на пустыре около Битцевского лесопарка в Беляево. Пустырь был выбран специально – чтобы власти не могли заявить, что художники "нарушают общественный порядок". Да и сорвать мероприятие на заброшенном пустыре на окраине Москвы казалось, будет сложнее. До чего могут додуматься власти, чтобы разогнать художников, организаторам акции, конечно, в голову прийти не могло. Я не сказала, что основными организаторами выставки были художник Оскар Рабин и коллекционер Александр Глезер, к ним присоединилось где-то полтора десятка художников. Среди них – Александр Меламид, Владимир Немухин, Юрий Жарких, Виталий Комар. Лидия Мастеркова, Валентин Воробьев и другие.

И началась подготовка.

Оскар Рабин: Мы договаривались заранее идти из разных мест, пусть задерживают, но хоть кто-то дойдет. Серьезно было все-таки для нас. Поэтому у нас военная стратегия разрабатывалась, как-то все-таки пытаться обойти. Насколько я знаю, все, кто были, больше 20 человек, как правило, все дошли. Я и Глезер рядом жили на Преображенской, поэтому мы вдвоем из моей квартиры вышли. Я ехал на метро, подошла милиция, на каждой станции есть закутки милиции. Где-то на линии украли у кого-то часы, говорят. Такая история. Поэтому мы понимали, что что-то происходит. Потом почему-то где-то кто-то приказал, тут же отпустили: "Все выяснили, нашли, все нормально".

Кристина Горелик: Рабина и Глезера отпускают, они идут на пустырь. На пустыре их встречают другие художники, а еще - поливальные машины, три бульдозера, чуть ли не сотня милиционеров и сотрудников КГБ. Были еще какие-то люди, которые заявляли, что у них субботник (хотя было воскресенье) и что они должны посадить саженцы, хотя моросил дождь. И художники, конечно же, им в этом страшно мешают.

Тогда участники акции стали просто поднимать над головами принесенные с собой картины. А на них поехали бульдозеры и поливальные машины, картины втаптывались в грязь, ломались, а художников избивали, засовывали в машины и увозили. Под конец людей начали поливать ледяной водой из брандсбойтов, затем разожгли костер и сожгли на нем несколько картин.

Оскара Рабина, который встал на пути у бульдозера, на ковше машины протащили через всю выставку. Досталось и иностранным корреспондентам, приехавшим снимать эту акцию, кому-то в пылу даже выбили зубы.

Оскар Рабин: Наша героиня Надежда Эльская влезла на трубы, там трубы были большого диаметра водопроводные, которые должны были прокладывать, они там лежали, и до сих пор наверное лежат, влезла на эти трубы, и как на баррикадах крикнула: «Выставка продолжается. Разворачивайте картины». Разворачивать не дали, начали выхватывать. Всю эту картину я не мог так хорошо наблюдать, со стороны я не смотрел на это дело. Ведь мне пришлось как-то самому крутиться. В результате, кто показался сотрудничкам более активным, скрутили в машины и увезли. Довольно много народу сразу забрали, даже совершенно не имеющего прямого отношения к этому мероприятию. Нашего приятеля, героя Советского Союза, забрали, на нем же не написано, что он – герой.

Кристина Горелик: Некоторых участников выставки арестовали, однако шум, который поднялся в западной прессе сразу после этого, был настолько силен, что арестованных художников в итоге пришлось отпустить. А буквально две недели спустя сами власти, чтобы как-то смягчить негативный эффект от столь феерического погрома, вынуждены были пойти на уступки – и спустя две недели в Измайлово на открытом воздухе состоялась уже официально разрешенная выставка неофициального искусства.

К 40-летию "бульдозерной" выставки галерея "Беляево" открыла экспозицию "Свобода есть свобода". Здесь можно увидеть картины художников-участников выставки, материалы журнала о неофициальном русском искусстве "А-Я" Игоря Шелковского, а также фотографии с акции 15 сентября из архива генерала КГБ. Я беседую с куратором выставки Виталием Пацюковым.

Виталий Пацюков: Через две недели объявляется свободная выставка в Измайлово, где каждый мог придти и свободно демонстрировать свое творческое искусство. А далее появляется такой горком графиков, некая либеральная форма, где выставлялись уже все художники, члены Союза выставлялись, Кабаков, Булатов, все показали искусство, вся наша левая оппозиция настоящая, она показала новую культуру. Мы показали историю в развитии, попытались показать журнал «А-Я», как культурологический журнал, который рассказывал об истории нашей независимой культуры, начиная с 1920-х годов. Есть статья о Филонове, о Малевиче, о современной культуре. Это был первый открытый журнал, он был не политический журнал, но он по форме обладал политическими интонациями, потому что он говорил о свободном существовании искусства. Этот журнал был закрыт в 1986 году, потому что начались репрессии, хотя никого не арестовали, но грозили. Шелковский сам закрыл этот журнал, издатель этого журнала, находясь во Франции. Это удивительный человек, художник, который 7 лет потратил на этот журнал, забывая о своем собственном искусстве. Совместно журнал «Синтаксис» он издавал. Такая история критического отношения, исследовательского отношения. Далее мы показываем материалы генерал-майора КГБ, генерал-майора ФСБ сегодня. Там существуют фотографии художников, которые были созданы самими эфэсбешниками для опознавания, кто есть кто. Иногда неправильные фамилии, они путали Комара с Меламидом, некоторые были не подписаны. Фотографии «бульдозерной выставки» они снимали. Я сам печатал в журнале «А-Я», у меня было почти в каждом номере. С 1994 года меня лично несколько раз таскали в КГБ. Получилось благополучно, никто не был арестован. Конечно, было страшно — бульдозеры, поливальные машины. Важно поведение западной прессы, которая сыграла очень важную роль. И быстро было осознано, что не надо вводить такие формы запрета, что это вредно. Они разбили лицо одному американскому корреспонденту. Мы думали, что кончится очень плохо, мы думали, что кончится тюрьмой, но они шли на это, и вполне могло этим закончиться.

Кристина Горелик: Дышать не давали всем неофициальным художникам. Но одни увязывали это с общественно-политическим строем, а других записывали в диссиденты просто потому, что их работы запрещались в СССР.

"Это они устроили эту акцию, а не мы, мы просто хотели сделать выставку", - вспоминает участник бульдозерной выставки художник Сергей Бордачев.

Сергей Бордачев: Мы нелегальные художники. Нам нужна выставка. Мы устраивали выставки, я участвовал в выставке у американцев у Нины Андреевны Стивенсон — это в 1970 году была выставка. Потом на квартирах были выставки. Здесь просто возникла идея выставить на лоне природы, на опушке леса. Такая была мирная идея, концептуальная идея, художник и природа каждый между собой связан. Я взял с собой мольберт и хотел пройти туда. На пустыре стоял кордон, нас не пустили на наше место, где мы хотели сделать выставку. Стояли молодчики в штатском и нас не пустили. Они нас согнали на улицу Профсоюзную и обвиняли в нарушении общественного порядка. Пригнали какие-то бульдозеры, поливалки под видом, хотя была грязь, чего они там хотели сажать — я тоже не знаю. Представляете себе, бульдозеры, грязь, машины. Начали разжигать костер и отнимать у многих художников их работы и жгли их. Это их акция была, у нас никакой акции не было, ничего не устраивали, мы хотели сделать выставку. Мы не легальные художники, мы не связаны ни с какими МОСХами, членами союзов и так далее, мы сами по себе. Оскара Рабина не приняли в МОСХ, тоже вполне легальный художник, большинство хороших художников, достаточно продаваемые. Они пригласили своих друзей, иностранцев многие приглашали, они были лидерами в современном искусстве.

Кристина Горелик: У вас картину вырвали из рук?

Сергей Бордачев: Я не отдавал никому, я прижал к себе и не отдавал. Они пытались, но это мое.

Кристина Горелик: Где сейчас эта картина?

Сергей Бордачев: Я продал ее в Германии. Заплатили очень большие деньги.

Кристина Горелик: Вы вышли туда просто, чтобы устроить выставку, не специального для протеста?

Сергей Бордачев: Какой протест? Это они сами придумали — это глупость какая-то, это их глупость, а не наша. Ничего бы не было. Ну пришли, ну показали, постояли бы возле своих картин, посмотрели, как это выглядит.

Кристина Горелик: То есть вы с такими мыслями шли?

Сергей Бордачев: Конечно. У нас не было никаких задних мыслей, это не была политическая акция, художественная акция всего лишь. Если я пойду пейзаж писать, и вдруг милиционер меня останавливает за то, что я рисую? Ну это же глупость.

Кристина Горелик: Перед зданием галереи специально к открытию юбилейной выставки подвезли бульдозер, рядом с которым молодые современные художники устроили свою художественную акцию, как они осмысливают те исторические события. Искусство требует жертв. А какое время – такие и жертвы. Уличный перформанс "Облизывание бульдозера", когда молодые люди в прямом смысле облизали машину, можно трактовать двояко – и как излишнюю мифологизацию события, и как "облизывание" власти. Каждый для себя выбирает, что ему ближе. А я встречаю художественного руководителя Государственного Центра современного искусства Леонида Бажанова:

Леонид Бажанов: Это выглядит странно, экстравагантно, нетрудно считывается мысль — молодое поколение художников иронизирует по поводу самолюбования, которое свойственно нашему поколению, как мы любим муссировать свой героизм, как мы боролись с советской властью и так далее. Они ироничны, циничны, умны эти молодые ребята и показывают это таким прямым образом.

Кристина Горелик: Не обидно вам, что они над вами иронизируют?

Леонид Бажанов: Нет. Молодцы, они имеют право на это. И вообще ирония — это хорошее качество творческое, креативное качество. Чуть-чуть жалко их желудок.

В искусствоведении есть такие понятия — имидж, предмет, образ. Это когда-то еще поп-арт породил это понятие, когда в качестве картины выставлялся американский флаг, была живопись, но не изображение американского флага где-нибудь в небесном пространстве, а просто со всеми полосками, звездочками, со всеми цветами. Миша Рошаль, наш художник, это нонконформизм, таким образом представлял на выставках свой железный занавес. То есть в виде железного занавеса представляя то понятие «холодной войны», которое бытовало в сознании общества.

Выдавать "бульдозерную выставку" за чисто художественную акцию и акцию, несущую высокий художественный уровень, по-моему, не стоит, но то, что это социально-политически и исторически значимое событие — это, на мой взгляд, несомненно. Это повернуло много и в сознании власти по отношению к независимой культуре, и в самосознании самих художников нонконформистов, свободно мыслящих художников, и в сознании общественности, и прессы, и обывателей. Власть вынуждена была задуматься и выстроить какую-то стратегию по отношению к художественной культуре. Художники осознали, что можно не бояться, у художника есть право не бояться и не прятать свое творчество, как это делало поколение исторического русского авангарда, которые на протяжение десятилетий прятали свои ранние работы и боялись их показывать публике. Это имело значение. Вот сегодня в это же время, в этот час открывается выставка Иры, которую мама не пустила 40 лет назад на «бульдозерную выставку», но она была заявлена среди участников. Это замечательная художница, которая в следующем году будет представлять Россию на венецианском Биеннале. И вот она с тех пор, 40 лет она не боится.

Кристина Горелик: После бульдозерной выставки газеты в западных странах написали, что Кремль боится живописи. А перестали бояться – художники. И еще один парадокс: именно ретивое исполнение сотрудниками милиции и КГБ своих обязанностей по недопущению инакомыслия привело к обратному эффекту. Власть вынуждена была пойти на уступки и разрешить, хотя и в небольших масштабах и с оговорками, но все же выставляться неофициальным художникам.

В длительном противостоянии советской власти с художниками партия неожиданно была выиграна людьми искусства. Конечно, потом было очередное завинчивание гаек, но процесс, что называется, пошел. Выпущенного из бутылки джинна свободного искусства вернуть обратно было уже невозможно. В этом наверное, и состоит главное достижение "бульдозерной" выставки.