Против всеобщей "уравниловки"

Против всеобщей "уравниловки"

Каждая новая реформа в образовании выводит россиян на акции протеста

​Учителя и родители выходят на митинг протеста против слияния школ и потери финансирования. Принцип "не высовываться" помогает или вредит защищать образование от непродуманных реформ.

В программе "Человек имеет право" сюжет из школы-интерната "Интеллектуал", мнения уполномоченного по правам ребенка в городе Москве Евгения Бунимовича, депутата Госдумы Олега Смолина, учителя истории Леонида Кацвы, других учителей и родителей, не согласных с реформой образования.

Ведущая Кристина Горелик.

Против всеобщей "уравниловки"

Кристина Горелик: "Всеобщая уравниловка" .

"Мы против слияния школ", "Требуем финансирования школ для детей с особыми потребностями", " "Нет незаконным слияниям" – под такими лозунгами 11 октября выйдут на митинг протеста в Москве учителя, дети и их родители. В результате задуманной властями реформы образования уже страдают от нехватки финансирования школы с одаренными детьми и школы с детьми с особыми потребностями, а также нависла реальная угроза уничтожения лучших школ из-за их принудительного слияния с другими общеобразовательными учреждениями. А все ради благой идеи – уравнять в правах детей в области образования. Однако возможна ли такая всеобщая "уравниловка"? Об этом моя сегодняшняя передача.

Вначале коротко о нововведениях чиновников. По новым нормам, теперь финансирование "подушевое": сколько детей, столько и денег получит школа. Чем больше наберет, тем больше получит. Еще одно нововведение – уравнять все школы в финансировании. Если раньше школы для одаренных детей и детей с особыми потребностями получали надбавки, то теперь их не будет.

Это еще не все. Увидев рейтинги лучших школ, чиновники решили их накопленный опыт передать другим школам, не таким успешным – идея благая, только вот передать такой опыт решили… путем сливания лучших школ со средними, добровольно-принудительно, не особо спрашивая об этом коллективы самих школ и родителей детей.

В трудное положение попали многие учебные заведения. Однако открыто об этом решился заявить только коллектив московской школы-интерната "Интеллектуал", ученики которого написали открытое письмо президенту с просьбой спасти их школу, с этого собственно и начался протест, а затем учителя и родители организовали митинг в защиту московского образования 11 октября.

Что это за такие "особые потребности"? Почему школа не хочет "сливаться" с другой и зачем ей нужно дополнительное финансирование, решил выяснить мой коллега Андрей Королев и поехал в школу "Интеллектуал".

Андрей Королев: Когда только вступаешь на порог этой школы, моментально забываешь о ее громоздком официальном названии – государственное бюджетное образовательное учреждение школа-интернат среднего (полного) общего образования "Интеллектуал". От всего этого нагромождения канцеляризмов память оставляет лишь главное – школа интеллектуалов. Входящий в топ-500 школ России и занимающий 19-е место в рейтинге департамента образования Москвы "Интеллектуал" можно смело назвать своеобразной лабораторией по внедрению современных учебных технологий. На языке профессионалов это называется обучение детей с "повышенными образовательными потребностями". На этом официоз заканчивается и начинается творчество.

Юрий Тихорский: Будни состоят в первую очередь, естественно, из учебы, причем учебы очень насыщенной. Дети выбирают большие нагрузки дополнительные себе по своим интересам. В общем по школе понятно, что при индивидуальном плане могут быть и окна. Мы видим, дети заняты делом, они могут в футбол поиграть или прийти в библиотеку, но в целом мы видим детей учащихся, которые читают, что-то делают за компьютерами, сидят, что-то обсуждают так или иначе, то есть это процесс в первую очередь связан с познанием, на мой взгляд. Ближе к вечеру становится более насыщенная жизнь спортивная для тех, кто этого хочет, более забитая библиотека и начинаются занятия в свободной форме, то есть внеурочные, но в кабинетах.

Андрей Королев: Сегодня в "Интеллектуале" День учителя. Никаких линеек, пафосных спичей, портретов вождей. Творчество как средство самовыражения во всем, даже в том, как этот молодой человек оседлал стул. Ему никто здесь не скажет, что школьный стул – это не домашний диван.

(Фрагмент капустника)

Андрей Королев: Традиционные для подобных случаев баяны и балалайки заменяет вполне демократичная гитара. Здесь поют "Ивасей" и Окуджаву. Разные эпохи соединяются в поэтике творчества детей и взрослых. При этом результат достигается самыми неожиданными средствами: Канта и Микеланджело, например, можно одинаково познавать в академической тишине читального зала или сидя под ученическим столом. Важен не способ, а предмет познания. Главное – в процессе обучения не доводить школяра до такого вот призрачного состояния. Кстати, даже этот овощ ведет себя здесь как существо сапиенс. Кому пришло в голову придать экспонату столь глубокомысленный вид, нам не ведомо. Зато суть – на лице.

Мне сказали сейчас твои коллеги из других классов, что из школы вас выгнать невозможно. Это правда?

Вика Григорян: Бывает периодически мама звонит часов в 8 и говорит: "Вика, почему ты не дома?" – "Мама, можно я еще чуть-чуть побуду в школе?" – "Ладно, все равно тебя не переуговоришь". То есть она первые года два пыталась меня переуговорить, потом поняла, что это невозможно. Мне кажется, что мы все здесь как одна семья, учителя как родители, а все мои одноклассники как братья и сестры. Сейчас, когда я общаюсь иногда со своими бывшими одноклассниками, с которыми я пытаюсь поддерживать более-менее отношения, сначала у меня создавалось такое впечатление, что мы просто говорим на разных языках и происходим с разных планет, а потом у нас просто немного разделились интересы. Потому что им, например, весело разыгрывать друг друга, я такие розыгрыши считаю жестокими и немного недопустимыми, например, у нас в школе.

Андрей Королев: Пока в актовом зале юные интеллектуалы доводят свои миниатюры до совершенства, я брожу по школе. На первый взгляд кажется, что все эти коридоры, лестничные марши, даже витражи не имеют никакого отношения к тому, что здесь называется "повышенными образовательными потребностями". Точно такие же коридоры, лестницы и даже витражи можно встретить и в самой обычной московской школе. Но всякий раз не оставляет ощущение, что за антуражем слов, стен, как за перегородкой, обитатели этого дома прячут от посторонних глаз свой мир, пропитанный духом свободы, вольнодумства и поэзии. Я не случайно произнес слово "дом", потому что оно органично в устах всякого, с кем мне пришлось разговаривать.

Татьяна Золотова: Это их дом. Это не пафос какой-то – это нормальные правдивые слова. Потому что на самом деле у меня дети уже выпускники этой школы, это дом для всех, куда могут прийти взрослые, куда могут прийти дети, придти не только с тем, что хорошо им, весело, но они могут прийти, поделиться своими проблемами. Опять повторяю, что это могут сделать и взрослые, и дети. И этим, наверное, школа хороша. Я сегодня ехала в машине на этот праздник и думала, как назвать эту школу. Это некий организм – это не пафос, это реальность. Опять на личном примере: у меня дочь поступила в эту школу не из обычной школы – из хорошего лицея, ровно через год в эту школу поступил ее одноклассник. Учителя в школе, в хорошем лицее мне на этого мальчика жаловались и говорили: он какой-то странный. Ровно через год, придя в эту школу, ребенок ожил. Потому что дети, которые сюда приходят, для многих могут казаться странными, кто-то залезет под стол кукарекать, кто-то еще что-то, но это у этих детей другие потребности.

Андрей Королев: Перед началом съемки мы договорились, что сегодня не будем вспоминать о политике. Мы и не вспоминали, хотя даже в празднике, который дети устроили преподавателям, читался соответствующий подтекст: в глазах, лицах, обрывках фраз сквозит тревога. Московские чиновники готовят "Интеллектуал" к реорганизации и слиянию с общеобразовательной школой №1588. А это значит, что преподаватели с учеными степенями, школьники с лауреатскими званиями вольются в среду среднестатистических учебных заведений, чьи образовательные потребности сведены к стандартам московского правительства. Причины такой реорганизации, разумеется, не политические. Как и многое теперь в России, перепрофилирование "Интеллектуала" обосновывается экономической целесообразностью. При нынешней системе нормативно-подушевой оплаты труда, педагоги, обучающие всего двести восемьдесят учеников, рискуют остаться без жалованья. Гармония поверяется алгеброй еще и потому, что эти талантливые дети вряд ли станут управлять нефтяными активами. Хотя и здесь обучаются будущие технари. Правда, чаще всего, их IQ измеряется не в баррелях, а в Леонардо и Мандельштамах.

Вика Григорян: Я никогда в жизни не видела ботаников, как это именно в книгах представлено и в фильмах. Все люди думают о своем будущем сейчас, кто-то мечтает свою лабораторию, какие-то исследования определенные делать, опыты проводить. Любой ребенок в нашей школе сам это делает. Родителей иногда задевает то, что дети так много времени проводят в школе, что они так много времени уделяют учебе. Они сначала отдали ребенка в школу, сказали: молодец, учится в хорошей школе. А потом они начали немного сожалеть об этом, потому что ребенок почти все время проводит в школе, сильно достаточно отдаляется от семьи.

Юрий Тихорский: Когда принято быть умным, интересно учиться, нет ситуации "ботаник", о, пошел очкарик, который что-то делает, учится, нет ситуации отторжения, не хочется идти в школу – вот это, пожалуй, то, что их сближает, их сплачивает. Наоборот некоторое снижение звездности, потому что все кругом стараются быть звездочками, стараются для себя в первую очередь. Во-первых, мы молодая школа, мы создавались изначально не так давно. Создавались под то, что молодые педагоги или молодые душой и молодые реально могут попробовать свои методики, создать свое профессиональное мини-сообщество, кафедру и взаимодействовать с другими. Это и привлекает. Максимальное отодвигание рутинной отчетности с возможностью творить, понятно, чувствуя локоть соседа. У нас еще гендерный баланс интересный – половина на половину мужчин и женщин, это большой плюс для школы.

Андрей Королев: По новой системе оплаты труда, введенной в России в 2011 году, бюджетное финансирование школ зависит от количества учеников. "Интеллектуал" в силу своей специфики не является массовым учебным заведением: здесь выпускают эксклюзив. В сентябре этого года школе резко сократили субсидирование, и руководство вынуждено прибегать к услугам фандрайзера, чтобы найти средства на дополнительные занятия как в учебных аудиториях, так и в творческих группах. В обывательской среде существует заблуждение, что в специализированных школах, как правило, обучаются дети богатых родителей, частично берущих на себя бремя содержания учебных заведений. Но в "Интеллектуале" мифологию изучают по хрестоматиям, а не по слухам. И вместо того, чтобы смириться с перспективой превратиться в среднестатистический материал, старшеклассники пишут письма – президенту, председателю правительства, министру образования. На 11 октября назначен митинг школьников и родителей, на котором вновь будет ставиться вопрос о сохранении статуса школы. Но пока действует указ главы московского департамента образования Исаака Калины о реорганизации "Интеллектуала". И в этом указе нет ни слова о гениях.

Кристина Горелик: О последствиях реформы образования, при которой лучшим школам срезают финансирование и заставляют сливаться с общеобразовательными учреждениями, – говорит педагог, Уполномоченный по правам ребенка в Москве Евгений Бунимович:

Евгений Бунимович: Само по себе слияние школ нигде не прописано, ни в каких реформах образовательных. Более того, когда начинаешь выяснять этот вопрос, нам говорят, что это добровольное слияние, люди сами хотят. Надо сказать, что в какой-то момент, когда возникли первые вопросы по этому поводу, я обратился к руководителю Департамента образования Москвы, мы договорились, я даже публично напечатал в нескольких средствах массовой информации его ответ о том, что без согласия управляющего совета школы такого быть не может. После этого некоторая часть родителей мне говорит: а у нас управляющий совет карманный. Если вы не можете в своей собственной школе для своих собственных детей выбрать нормальный управляющий совет – это означает либо, что на самом деле не является таким уж карманным, просто ваше мнение может быть не общее, либо вы для своих детей не можете сделать честные выборы в собственной школе, тогда о чем говорить. Но проблема здесь другая, слияние школ происходит по другой причине. Она заключается в том, что в ситуации, когда нормативное финансирование, то есть финансирование идет на каждого ребенка, то, конечно, выгоднее экономически, финансово выгоднее большие образовательные комплексы. Это выгоднее потому, что при меньших административных структурах просто больше финансов школе гораздо. Поэтому когда эти объединения были действительно добровольными, как это было в школе Рачевского знаменитой, никто не говорит, что директор школы – директор одного школьного здания. В Москве четыре здания рядом, в одну школу идут, в другую не идут, вполне логично, чтобы удачный менеджмент был в этой школе. Проблема другая, что это нормативное финансирование, которое сейчас есть, оно больше всего ударяет по особенным школам. В целом оно довольно прозрачное, можно понять, о чем речь. Но в особенных ситуациях, образование – это такой механизм, в котором нужно как в часах очень тонкие инструменты. Вот с этим не получается. Почему? Смотрите, что касается детей с проблемами здоровья, детей с инвалидностью, здесь есть некоторый механизм. Например, в московском нормативе, если ребенок с инвалидностью, на него идет двойное, а то и тройное финансирование. Почему мы смогли этого добиться и сохранить? Потому что есть документ. Но даже там есть большие проблемы, потому что дети с ограниченными возможностями здоровья, их больше, чем детей с инвалидностью. По нашим расчетам примерно втрое больше. А на этих детей, потому что справки на них нет, мы уже обращались к министру здравоохранения, обращались в другие инстанции, если у вас в законе написано "с ограниченными возможностями здоровья", дайте точное определение, кому мы можем дать дополнительное финансирование. Еще сложнее в ситуации, когда мы говорим о детях с девиантным поведением, там тоже особенности, которые сегодня очень трудно финансировать нормативно, потому что за те же деньги, а значит тогда психологи, значит дополнительные люди, которые занимаются этими проблемами, не получаются. И то же самое с одаренными детьми. Здесь не нужно удивляться, потому что одаренные дети по классификации Всемирной организации здравоохранения – это такая же особая и уязвимая категория, как и дети из трудных семей, как дети с проблемами здоровья, это очень особая категория. И здесь возникает вопрос: а как финансировать школы для одаренных детей? Если сказать, что мы для одаренных школ норматив сделаем в два раза больше, то тогда любая школа скажет: а мы тоже с одаренными и давайте нам норматив. Нужны механизмы. Более того, в законе об образовании написано о специальной работе с одаренными детьми, но механизмы не разработаны. И получается странная история, что школы, которые сами по себе возглавляют рейтинги, являются нашей гордостью и славой и так далее, оказываются в абсолютно уязвимом положении сегодня. И то, что до сего дня закон принят, а все модели особых школ не разработаны, приводит к тому, что мне говорят: да, это сложный процесс, обязательно сделаем через год, через два. Но школа – это живой организм, если она сегодня будет умирать, то гарантии, что она года через два возродится из пепла, сомнительна. Потому что работа с особыми категориями – это тоже очень особенные люди. Это не значит, что через год или два мы найдем других людей, которые смогут заменить тех людей, которые куда-то уйдут. Поэтому, мне кажется, проблема сегодня заключается в том, чтобы как можно быстрее, как можно яснее разработать финансирование этих школ. Мне говорят: ну как же, они во главе рейтингов, поэтому мы даем гранты. Действительно, многие из этих школ, топ-20 в Москве или в России, они получают гранты. Но грант – это деньги на дополнительную работу в школе, на грант нельзя открыть класс углубленный, потому что в этом году это грант, а на будущий год гранта не будет, у этого класса 10 часов математики, а на будущий год можно будет финансировать только 5. И что мы будем делать? Такой длительный процесс на гранты не сработаешь. Спасибо, это здорово, что им дают гранты, что они могут купить компьютеры, что они могут поощрить учителей, очень хорошо, но это не заменяет необходимости ясного механизма финансирования таких школ. Надо сказать, что проблема не только в России, каждая страна решает по-своему, как финансировать и организовывать работу с одаренными детьми, но эта система должна быть. Особенно обидно, что она у нас есть. Одно дело, что ее создавать, а другое дело, когда она есть, является одним из главных козырей нашего образования, то, что знает весь мир – работа с одаренными детьми особенно в области естественно-математической. Загубить просто потому, что не продуманы финансово-экономические механизмы, это, мне кажется, абсурд. Вообще задача реформ любой – это помогать тем школам, которые находятся в плохом положении, у которых плохие результаты, а школы, которые находятся в плохом положении, у которых отличные результаты и которыми мы гордимся, главная задача любой реформы – их не трогать. Не надо ломать школу во имя реформы, надо реформу трансформировать во имя того, чтобы наши лучшие школы оставались такими.

Кристина Горелик: По поводу пилотного проекта. Говорили, что те школы, которые год назад или два участвовали в пилотном проекте, те получили финансирование, а те, которые не участвовали, им это финансирование срезали.

Евгений Бунимович: Я могу сказать, что даже если мы выровняем финансирование по пилотному проекту, даже если эти школы будут получать как все остальные московские школы, не надо иллюзий. Работа с одаренными детьми – это не медаль на грудь, это значит, что они больше пашут, у них больше часов и эти часы надо финансировать. Поэтому обычного норматива все равно не хватит. Они сегодня борются за этот стандартный норматив, потому что у них меньше. Но к сожалению, я вам могу сказать честно, я прекрасно понимаю, что это тоже временная мера. Даже если они получат норматив как у всех школ, который был у нас по пилотному проекту, это стратегически проблему не решит. Это означает, что у них будут деньги еще на полгода, условно говоря, это не решит той проблемы, о которой мы говорили, – проблема особого финансирования школ с особыми потребностями. И вот здесь, к сожалению, пока еще механизма не разработано.

Кристина Горелик: "Всеобщая уравниловка" в сфере образования невозможна, считает учитель истории Леонид Кацва. Все, кого педагог спрашивал про слияния школ, негативно к этому относятся, однако молчат.

Леонид Кацва: Школа ставится в ситуацию, когда ей выгнать ученика – это означает уменьшить зарплату учителя. Это чрезвычайно опасно, опасно прежде всего для хороших школ, сильных школ, потому что дети, которые не могут выполнять нагрузку, которые не справляются с программой, фактически не могут быть отсеяны, иначе это повлияет на заработную плату учителей. И школа вынуждается к тому, чтобы таким образом завышать оценки. Это, конечно, ситуация плохая. Кроме того, подушевое финансирование плохо еще тем, что оно ставит все школы, хотя они зачастую выполняют разные задачи, в абсолютно одинаковые условия. Я, кстати, не считаю, что обязательно для школ, которые работают на одаренных детей, финансирование должно быть увеличено. Потому что нам, например, нужны в большем количестве были бы консультации, факультативные и тому подобные дополнительные курсы, нам нужно привлекать большое количество совместителей, потому что наши дети нуждаются в участии в образовательном процессе ученых. Но с другой стороны те школы, которые работают на иную категорию детей, скажем так, детей, которые повышенным требованиям, мягко говоря не соответствуют, у них свои нужды. Им нужны психологи, им нужны реабилитационные службы, им нужны дефектологи, им нужны логопеды. Сейчас, как я слышал, очень многие школы таких специалистов сократили, все пустили на заработную плату учителей, а в результате вот эта реабилитация детей уходит и остаются голые уроки, которые для этой категории детей не годны, потому что им нужна большая поддерживающая работа. Что касается самих учителей, понимаете, слияние школ, в частности, ведется под лозунгом равного доступа, разговор идет о том, что элитные школы отбирают учеников, что учителя в них хотят работать только с удобными детьми. Дело в том, что это разные специальности. Когда я читаю публикацию одного вузовского преподавателя о том, что нет плохих учеников, а есть плохие учителя, которые не хотят возиться с неудобными учениками, я полагаю, что это чушь. Потому что, еще раз говорю, есть разная работа. Я не смогу работать, наверное, я разучился за эти годы, с детьми, которым все время нужен кнут и с которыми нужно разговаривать на уровне таблицы умножения. Я преподаю историю, но понятно, что я имею в виду. Но и учительница, которая проработала всю жизнь с такими детьми, она работать в сильных гуманитарных классах тоже не сможет или будет испытывать по этому поводу большие затруднения. Поэтому всех усреднить, всем дать один и тот же контингент – это, на мой взгляд, не полезная идея, идея, которая на наше образование будет воздействовать разрушительно.

Кристина Горелик: Раз вы учитель истории, значит вам очень знакома уравниловка советских времен.

Леонид Кацва: Конечно. Она мне знакома по моей собственной практике, я начинал работать в 1980-м году. Дело в том, что идея хорошую школу заставить взять на буксир школу слабую, тогда в результате будет распространен педагогический опыт и все школы станут сильными, это идея не работающая. Эта логика, согласно которой, если бочку меда слить с бочкой дегтя, то все станет бочкой меда. На самом деле, как мы знаем, все становится бочкой дегтя. Насколько я знаю, подавляющее большинство учителей, которые сталкиваются с проблемой объединения школ, по крайней мере, учителей сильных школ, к этой идее относятся отрицательно. Если на это, то идут вынужденно. Все разговоры о том, что управляющие советы и директора школ с большой охотой мчатся объединяться, мне представляется, если выражаться очень мягко, то лукавством.

Кристина Горелик: Скажите, действительно же, многие молчат. По каким причинам? Единственные, кто говорит – это школа "Интеллектуал".

Леонид Кацва: Школа "Интеллектуал" заговорила тогда, когда они оказались практически безвыходной ситуации. Кроме того, это известная школа, в которой достаточно людей, которые склонны к общественной деятельности. Я не знаю, как реагировал бы наш коллектив, если бы мы попали в такую ситуацию, пока мы в нее, слава богу, не попали. Но я знаю несколько других школ, где недовольство выражали и родители, и учителя, тем не менее, школы были слиты и никто никаких решений управляющих советов на практике не спрашивал. Почему молчат? Потому что кто-то опасается увольнений, директора сейчас вообще можно уволить без объяснения причин. Кому-то посулили более высокую зарплату, я не знаю, реально ли она увеличивается, но посулы такие есть. Сейчас дефицита кадров учителей нет, поэтому чиновники получили возможность говорить с учителем в ином тоне, нежели в 1990 годы. Намекать ему, что если он будет особенно протестовать, то и без его услуг можно обойтись. Я знаю, что в районе, где я живу, слили школы, в результате учителя вынуждены работать в двух зданиях, что, конечно, крайне неудобно. Я от такой перспективы ничего хорошего не жду.

Кристина Горелик: Принцип "не высовываться" – помогает или вредит улучшить сегодняшнюю ситуацию в области образования, не допустить непродуманных реформ? Возможно ли уравнять в правах детей, соблюдая при этом их особенности? В гостях у меня: депутат Госдумы России, первый заместитель председателя думского Комитета по образованию Олег Смолин, координатор профсоюза "Учитель" Александр Кондрашев и педагог-психолог дошкольного образования, мама Евгения Музафарова. Олег Николаевич, чиновники вообще кого-нибудь спрашивали, экспертное сообщество, перед тем, как вводить подобные образовательные реформы?

Олег Смолин: Я эту тему многократно обсуждал с руководителем московского образования Исааком Калиной и каждый раз слышал одно и то же: у нас все делается по просьбам трудящихся. "Если ты мне, – говорил Исаак Калина, – принесешь протест управляющего совета школы, то мы никогда никого ни с кем не будем сливать". Я в ответ вспоминал известную историю, как кошка ела скипидар, которым наш соотечественник намазал ей соответствующее место, естественно, она пищала, но скипидар ела. У нас все делается по доброй воле и с песнями. Потому что по факту я знаю истории, когда ко мне приходили родители и рассказывали: да, наш управляющий совет высказался против слияния, объединения, но нашего директора сняли и сказали – не умеет работать с управляющим советом. Назначили нового. Наш управляющий совет опять высказался против, и нового сняли. И так до тех пор, пока мы не приняли нужное решение исключительно по доброй воле.

Кристина Горелик: Александр, вы представляете не только профсоюз, но и школу "Интеллектуал", которая, как мы уже говорили в первой части нашей передачи, первая все-таки заявила о проблеме, открыто, я имею в виду, потому что остальные, те, которые не соглашались, они не соглашались кулуарно, а в открытую не идут. Это было вынужденное решение в "Интеллектуале"?

Александр Кондрашев: Во-первых, я не согласен, что мы первые, потому что слияния идут очень давно, и протесты шли очень давно. Даже были свои итоги, в том числе в рамках нашего профсоюза были попытки. Но, к сожалению, они не приобрели такого широкого резонанса. Хотя, например, в Юго-западном округе действительно был большой резонанс, и глава окружного управления образования все-таки был в итоге снят с поста, хотя и назначен в Новую Москву. Все-таки нельзя сказать, что мы первые и единственные. По поводу нашей школы, наша школа молодая, она существует всего 11 лет, открыла свои двери для учеников в 2003 году. У нас сложился коллектив, он еще пока достаточно молод. Есть те, кто пришли тогда, есть такие люди, как я, – я выпускник этой школы первого выпуска, и сейчас я там работаю. Наша школа только успела встать на ноги, создание нашей школы была инициатива департамента образования города Москвы тогдашнего, поэтому нам особенно непонятно, когда нас создали, мы смогли действительно добиться хороших результатов, а это большие результаты, даже по рейтингам, которые составляются департаментом образования, мы сейчас на 19 месте, хотя у нас тоже свое мнение, как рейтинг должен составляться. Результаты на международных олимпиадах у нас неплохие. Практически каждый год у нас призеры, победители международных олимпиад, а это всего несколько человек от всей страны каждый год. Поэтому для нас особенно не хотелось терять то, что сложилось. У нас очень хороший коллектив, очень хорошее сообщество сложилось вокруг школы – это ученики, родители, просто друзья какие-то школы. Проблема в том, что наша школа совершенно не вписывается в новую концепцию, которую как раз Исаак Иосифович, руководитель департамента, стал проводить.

Кристина Горелик: А что именно вы потеряете и по каким причинам

Александр Кондрашев: Наша школа создавалась как школа учебы полного дня, она специально создана как интернат. Это не просто школа-интернат, где дети ночуют. Интернат нужен для того, чтобы дети могли выдерживать ту учебную нагрузку, которая существует.

Олег Смолин: Говоря попросту, это школа для одаренных детей.

Александр Кондрашев: На мой взгляд, одаренные дети тоже бывают разные, многим может быть не нужно столько учиться. Наша школа для тех, кто готов учиться много. Поэтому понятное дело, что чтобы это обеспечить, нужны дополнительные средства, потому что интернат – это повышенные коммунальные платежи, это работа воспитателей, это работа ночных воспитателей.

Кристина Горелик: Это вы отвечаете на то, что "Интеллектуалу" платили больше, чем обычным школам? Обвинения звучат такие, что чуть ли не в два раза суммы были больше.

Александр Кондрашев: Есть мнение, что нам давали больше денег, это значит, что у нас там ананасы с фуагра, огромные зарплаты. Нет, в нашей школе одни из самых низких зарплат в округе были и остаются, к сожалению. То есть наши учителя работают за идею и часто им приходится работать еще где-то, чтобы зарабатывать деньги, в другом месте. Сейчас после перевода на подушевое финансирование, у нас очень сильно упало финансирование. Плюс еще нас сейчас подвергли насильственному слиянию, точнее, присоединение к нам соседней школы 1588, которая школа со своими особенностями, с совершенно другой концепцией.

Кристина Горелик: А это правда, что там на прошлое 1 сентября десантники стреляли?

Александр Кондрашев: Там была какая-то история. Если честно, я такие истории не люблю исследовать и комментировать. Тогда это в желтых изданиях разошлось. На мой взгляд, я не хочу это комментировать, но она устроена по-другому. Там дети учатся, там есть разные дополнительные курсы, но все это построено на платных образовательных услугах, есть профильное обучение. По нашей информации, значительная часть детей платит от 30 до 50 тысяч в месяц. Учитывая, что в нашей школе наоборот 30% детей из многодетных семей, а вместе с ними еще другие категории, 46% – это дети из социально незащищенных семей, поэтому такая концепция совершенно с нашей не вяжется.

Кристина Горелик: То есть это не дети богатых родителей, которые отдали своих чад в школу, чтобы те получали хорошее образование?

Александр Кондрашев: Разные есть.

Олег Смолин: Два коротких комментария. Первое: по моей информации, финансирование школы "Интеллектуал", в отличие от других, в этом году предполагается сократить не в два, а в четыре раза – с 83 до 21 миллиона рублей. Как и почему это происходит – отдельная тема, вряд ли нужно рассказывать, но констатирую факт – в 4 раза сокращается финансирование. Комментарий второй, тоже предварительный: московская образовательная политика в послесоветский период всегда отличалась здоровым консерватизмом, я всегда за это хвалил московскую образовательную политику. Она в каком-то смысле не следовала в фарватере федеральной образовательной политики, а была более самостоятельная, более социально ориентированная. К сожалению, сейчас приходится констатировать, что Москва, имея колоссальные бюджетные возможности, оказалась едва ли не впереди планеты всей по части того, что называется у нас реформами образования со знаком "минус". При этом я хочу заметить в качестве примера, почему подушевое финансирование приводит к убийству небольших школ – по определению. Я специально изучал этот опыт в Великобритании, британцы в 1990-х попробовали перейти на подушевое финансирование, столкнулись с тем, что это привело к колоссальному росту неравенства образовательных возможностей. Поэтому сейчас ни в одной стране чисто подушевого финансирования нет. Всегда эта простая формула корректируется другими, которые смягчают ее недостатки. Поэтому мы всегда говорили, в законопроекте о народном образовании предлагали – только часть финансирования по детским душам, только часть денег гоняются за ребенком, остальное деньги выдаются школе, независимо от количества детских душ и с учетом ее особенностей. В частности, если это школы для одаренных детей или школы для детей с ограниченными возможностями здоровья, коррекционные.

Кристина Горелик: Олег Николаевич, вы упомянули про Британию и про Москву, а что касается России, будет ли подобный эксперимент распространен на другие российские города?

Олег Смолин: Подушевое финансирование шествует по всей стране. И именно этому финансированию мы обязаны резким закрытием небольших школ, прежде всего сельских. Не все знают, что за послесоветский период закрыто, я округляю, порядка 25 тысяч школ, подавляющее большинство сельских, плюс примерно тысяча вечерних школ. Причем самое печальное, что большинство из них закрыто не в "лихие" 1990-е, а в благополучные 2000-е годы. Причем нам говорили: детей стало мало, поэтому вынуждены школы закрывать. В последние годы детей становится больше, но темп закрытия школ увеличивается. Значит дело не в количестве детей, а в том самом механизме подушевого финансирования, который делает маленькую школу по определению неконкурентоспособной.

Кристина Горелик: Евгения, вы тоже столкнулись с подобной проблемой слияния?

Евгения Музафарова: У нас школа и два сада рядом, один сад был коррекционный. Коррекционные сады для детей с задержкой психического развития, общим недоразвитием речи, с аутичными расстройствами, есть у нас дети дауны. Такие дети должны находиться в малочисленных группах. Поэтому когда финансирование шло, на наших детей добавлялся коэффициент, и за счет этого группы малочисленные, очень хорошо все было.

Олег Смолин: Извиняюсь, можно я короткую поправочку? Родителей детей обижаются, когда их называют даунами – с даун-синдромом.

Евгения Музафарова: Простите, но в любом случае они искренние дети, абсолютно адекватные. Им требуются все равно особые условия обучения. Нас три учреждения, к нашему саду относилась начальная школа для наших же детей. Здание наше, здание общеобразовательного сада и здание школы. Нас объединили под эту школу, в которой 400 человек детей. Сажу больше 50 лет, из них больше 20 лет сад занимался коррекционной работой. У нас была экспериментальная площадка, все условия были созданы, вплоть до дополнительных предметов. Лечебная физкультура, преподаватель с образована любое занятие шел логопед-дефектолог, на прогулки логопед-дефектолог, с 9.30 до 5 вечера она была с детьми. Индивидуальные занятия, подгрупповые.

Кристина Горелик: Сейчас этого нет?

Евгения Музафарова: Ничего этого не осталось.

Кристина Горелик: Специалистов разогнали?

Евгения Музафарова: Сейчас на одного логопеда-дефектолога приходится 25-30 детей при 4-часовом рабочем дне. Этой помощи не то, что недостаточно, я считаю, что это просто издевательство. Она вроде бы есть, но на деле все держится на голом энтузиазме наших педагогов. У нас педагоги такие, что родители просто на них молятся. Мы отдаем детей в сад, мы знаем, что там ребенок будет не просто ухожен, за ним будут следить, ему будет все оказано. У моего ребенка, я несколько раз говорила: может быть ему индивидуальные занятия дополнительные? Нет, более чем достаточно он помощь получает в течение дня. Это было в течение трех лет. Мы ходим сейчас четвертый год и попали в такую ситуацию.

Кристина Горелик: На митинг пойдете 11 октября?

Евгения Музафарова: Постараемся. Мы писали письма, мы писали Калине, мы писали Собянину. Потому что нас предупредила заведующая, которую в результате уволили, потому что, как уже говорилось, не любят тех, кто высовывается.

Олег Смолин: Как говорил Молчалин, "не должно сметь свое суждение иметь". Или Салтыков-Щедрин: "Ты начальник – я дурак" итак далее. У нас создана бюрократическая система.

Евгения Музафарова: В результате, я хотела бы добавить, что нам прислали письма, в которых было оговорено, что произошло слияние со слов учредительного собрания, с согласия родителей, педагогов. Мы до сих пор не можем добиться, чтобы нам дали список, кто соглашался. Потому что я в родительском комитете, другие мамы в родительском комитете, мы никто не участвовал, нас никто не вызывал, мы не знали о том, что существует.

Олег Смолин: Вы не знали о том, что вы согласны. Но вы согласны.

Кристина Горелик: У вас такая же была история, Александр, вы тоже не знали, что "вы согласны"?

Александр Кондрашев: Нам давно поступали сигналы о слиянии, но в итоге проблема в том, что наш директор все-таки склонился к позиции слияния. Он отправил заявку. Но с другой стороны то, что говорил Олег Николаевич, что Исаак Иосифович говорил: покажите мне протест управляющего совета. Наш управляющий совет составил протест официальный, направил его. Но так как Исаак Иосифович в отпуске, он выходит в понедельник, ждем его реакции. Потому что это было без решения управляющего совета.

Олег Смолин: Плюс один из лидеров профсоюза был у меня, я, соответственно, тоже направляю письмо на имя Собянина по этому поводу. Я одну еще позволю себе общеполитическую реплику. Смотрите, что происходит: казалось бы, мне Исаак Иосифович говорил: "Ладно, меня правые либералы критикуют, ты левый, ты чего меня критикуешь? Мы всем делаем поровну". Так вот, левая идея не в том заключается, чтобы всем сделать поровну, левая идея заключается в том, чтобы каждому ребенку обеспечить те условия, которые ему необходимы. Смотрите, что получилось: в 1990 годах идея такого казарменного коммунизма "всем поровну" была использована для того, чтобы провести ваучерную приватизацию. Результат известен. Извиняюсь за подробности, 110 миллиардеров владеют 37% национального богатства. В "двадцатке" такой страны больше нет. А сейчас идея якобы равенства, всем дадим по равному количеству рублей на каждую душу ребенка, используется для того, чтобы, с моей точки зрения, ликвидировать достижения московского образования. Мне говорят мои коллеги из департамента: ты не понимаешь, большая школа всегда лучше, чем небольшая. Потому что можно соединить сил лучших учителей, где-то биологов, где-то математиков, где-то литераторов и все будет замечательно. Я говорю: есть другая точка зрения, что школа существует до тех пор, как единый коллектив, пока директор знает в лицо каждого ребенка. И есть совершенно другой подход, заключающийся в том, что фактически это "всем поровну" приводит не к сложению сил, а к усреднению всех школ. Когда детей с нарушением зрения или слуха в садике или в школе помещают с обычными детьми, никаких специальных образовательных условий нет, а им делают равные образовательное условия – это не инклюзия, это профанация.

Кристина Горелик: А как же идея инклюзивного образования?

Олег Смолин: Я и говорю – это не инклюзия, это профанация. Не будем скрывать от слушателей, что я имею опыт коррекционного инклюзивного образования. Я закончил специальную коррекционную школу в городе Омске и до сих пор ей пожизненно благодарен. Все, что можно было, там старались детям дать. Помимо хорошего качественного изучения предметов еще и музыкальная школа, шахматы, спорт, прекраснейшие литературные вечера. Я до сих пор готов посоревноваться в знании поэзии с большинством современных выпускников, и уверен, не посчитайте за бахвальство, что выиграю просто потому, что хорошо учили литературе.

Кристина Горелик: Это вы уже показали, свои познания в этой области.

Олег Смолин: Вполне успешно после коррекционной школы закончил обычный вуз, потому что была хорошая стартовая площадка. Да, мы ратифицировали конвенцию ООН о правах инвалидов, мы за нее голосовали. Мы ввели в закон об образовании понятие инклюзивного образования, тоже правильно сделали. Но там, кстати, в законе написано, что каждому ребенку, что должны быть и те, и другие школы, и каждому ребенку должны быть созданы необходимые специальные образовательные условия. Какие специальные условия, если, у меня писем вагон, я их вагонами отправляю, детский садик включили в комплексный холдинг специальный коррекционный, после этого растворили детей с обычными детскими садами, после этого сказали: зачем вам помещение детского садика? Весь секрет этой великой стратегии заключается в простых предельно вещах. Одна из московских высоких чиновниц мне сказала: "Вы не понимаете, мы должны управлять имущественными комплексами". А я-то, грешный, думал, что управлять образованием – это прежде всего обеспечивать условия для качественного образования наших детей. Да, в результате освободится довольно значительное количество зданий, что с ними будет – я не знаю. Но опыту садиков 1990-х годов, когда их раздали силовым структурам, коммерческим структурам, а теперь, когда выяснилось, что начинается некоторый темп роста рождаемости, детских садов не хватает, и очередь по всей стране стоит. Я боюсь, что будет ровно то же самое. А на качестве образования происходит не сложение сил – происходит усреднение. Наших детей всех стараются сделать одинакового серого цвета.

Кристина Горелик: Хорошо, а что касается коммунистической идеи, принципа равенства, чиновники его пытаются же претворить в жизнь. Это будут равные права у детей..

Олег Смолин: Еще раз: коммунизм, как известно, как и капитализм бывает разный. Бывает капитализм современный социальный, цивилизованный, бывает капитализм бюрократический, бандитский и так далее. Это еще Макс Вебер когда-то описывал. Точно так же и коммунизм бывает цивилизованный, а бывает казарменный. Парадокс заключается в том, что идея казарменного коммунизма ровно всем поровну используется для того, чтобы ввести самый примитивный капитализм.

Кристина Горелик: Что касается несправедливости: довольно часто звучат такие обвинения, в том числе и по отношению к "Интеллектуалу" тоже, что некоторые дети одаренные получали финансирование в два раза больше, а другие получали меньше.

Олег Смолин: Мои родители в советский период работали в школе с математическим уклоном для одаренных ребят, соответственно, там было несколько больше уроков, было больше финансирование. И никто не считал, что это нарушение принципа справедливости. Ребят действительно отбирали по способностям. Кстати, эти ребята в математической школе прекрасно знали не только математику, но и литературу. У меня отец математик, а мама литератор, я дословно хорошо знаю. И эти ребята потом шли в те же самые вузы, которые обеспечивали и оборонный комплекс, и технический прогресс, и много чего еще. А теперь не нужно, всех по среднему.

Евгения Музафарова: Нужна рабочая масса, средний класс.

Александр Кондрашев: Такие интернаты для одаренных детей наоборот сейчас по всей стране создаются. Мы ездили в командировки в Татарстан дважды делиться опытом нашей школы, потому что там сейчас они пытаются создавать такие интернаты. Правда, они немножко отличаются тем, что наш "Интеллектуал" по всем профилям идет, по крайней мере, учебно-научным, у нас нет музыки и спорта, как профилизации, а в Татарстане создают профильные интернаты. В других регионах, я знаю, в Дагестане пытаются создать. Как раз проблема, что тренд такой есть, такая идея есть, мне кажется, что проблема в том, что Москва выпала из этого процесса здравого, который по всей стране все-таки пошел.

Олег Смолин: Вы не ошибаетесь, правительство действительно приняло, правда, без денег, но концепцию развития детской одаренности. И в этом смысле то, что происходит с "Интеллектуалом", противоречит общефедеральной политике.

Кристина Горелик: Может быть вашу школу просто наказали? Во-первых, она не участвовала в эксперименте. Когда эксперимент закончился, вдруг он оказался обязательным, и все, кто не участвовал в этом эксперименте, лишились всех надбавок.

Александр Кондрашев: На самом деле это обычное финансирование, которое было выделено всем школам. На самом деле это говорит о том, что это не эксперимент – это абсолютно обычное финансирование, которое по каким-то причинам порядка 20 школ не дали.

Кристина Горелик: Вы понимаете, по каким причинам?

Александр Кондрашев: Есть версия, что это финансовая ловушка. Потому что если бы мы вошли в этот пилотный проект раньше, то мы бы раньше потеряли финансирование и нам раньше пришлось бы сокращать учебный план, который нам пришлось сократить с 1 сентября и переходить на волонтерские часы, что тоже пришлось сделать. Я часть своих уроков веду бесплатно.

Олег Смолин: Политика заключается в следующем: всегда поставить людей перед выбором – можно повернуться к власти левым карманом, можно правым карманом, но все равно обязательно вывернуть, не так, так по-другому. Это я смягчаю ассоциацию, есть и другие, я извиняюсь, более грубые.

Кристина Горелик: Александр, та школа, с которой вас хотят сливать, она за, против, на митинг она придет?

Александр Кондрашев: По поводу митинга, если честно, мы от них какой-то реакции не получили. Вообще их управляющий совет против этого.

Кристина Горелик: Но они молчат?

Александр Кондрашев: В публичном поле они не выступали, скажем так.

Евгения Музафарова: Одаренные дети – очень хорошо, а проблема детей наоборот с некоторыми проблемами, получается, что их не хотят еще больше. Такие дети вообще никому не нужны – это столько проблем возникает. Начинают возмущаться родители здоровых детей, потому что к ним попадают дети с совершенно неадекватным поведением, с нарушенной эмоционально-волевой сферой. Я вам приведу пример: объединение, будем пользоваться благами других учреждений. Начальная школа общеобразовательная и начальная школа коррекционная, учитель продленки не хочет брать к себе на продленку, даже на платную продленку детей с особенностями развития. Потому что с этими детьми очень тяжело работать, они не подготовлены. Все равно кто-то будет терять что-то, либо ребенок с проблемами, либо наоборот нормы, еще лучше, одаренный какой-то ребенок. У нас нет условий, чтобы всех вместе объединить, у нас нет столько специалистов.

Олег Смолин: Накануне 1 сентября я получил письмо от родителей детей из школы с девиантным поведением, говоря по-русски, с проблемами в поведении. Соответственно, им за несколько дней до учебного года сообщили, что их расформировывают. Куда? Идите в обычную школу. В обычных школах таких детей брать, естественно, не хотят. И таким образом, кто от этого выиграет: вспомним старый-престарый лозунг: кто пытается экономить на школах, разорится на тюрьмах. Вот здесь это в буквальном смысле слова.

Кристина Горелик: А что можно сделать?

Александр Кондрашев: К сожалению, негативный опыт есть и в больницах. После слияния больниц забрали здания под гостиницу, уже есть такие прецеденты. Вполне возможное развитие событий, к сожалению.

Олег Смолин: Учителям, педагогам, я думаю, использовать все законные возможности, обращаться к депутатам Госдумы, Московской думы, если говорить о Москве, участвовать в акциях протеста, соответственно, обращаться ко всем властям, начиная от Сергея Собянина до председателя правительства Медведева и вице-премьера Ольги Голодец. Под лежачий камень вода не течет.

Кристина Горелик: То есть высовываться?

Олег Смолин: Высовываться. Терять все равно нечего.