Культурная антропология предполагает, что существуют некие объективные законы, по которым складываются народы и их языки. Один из таких законов гласит, что языки одной группы, одного корня, подвержены действию центробежных сил, то есть склонны со временем разбегаться в стороны, набирать неповторимый словарный запас, множить памятники собственной литературы, становиться все менее понятными представителям иных этнических сообществ. Вернуть такой язык в исходное состояние, "закрыть" неправильное наречие, если оно стало языком общения достаточно многочисленного народа и уже сформировало представительную культуру, никогда и никому не удавалось. Даже если кому-то очень хочется. Разве что носителей "нехорошего" языка, грубо говоря, выкорчевать под корень. Но и этого пока никому не удавалось.
В начале XX века имела хождение теория "чехословакизма". Она доказывала, что никаких словаков в природе не существует – есть потомки общего западославянского племени чехов, заплутавшие в горах и долинах Верхней Венгрии и сохранившие в силу своей некоторой дикости старинные наречия и местные диалекты. Какое-то – правда, очень недолгое – время, эта теория подводилась даже под прагоцентричную политическую практику: мол, для чего словакам национальные права, раз они рано или поздно станут чехами, получив надлежащее воспитание?
То, что имеет место быть в современной России, –революция двоечников. Двоечник всегда уверен, что законы пишутся для умников и, если есть достаточная сила, их можно как угодно нарушать и даже выворачивать наизнанку
Чем закончился эксперимент, известно. Общий корень отнюдь не означает, что и крона должна быть общая. Есть два народа, живущих в соседних государствах. Отношения между ними сегодня лучше, чем когда-либо в истории. "Дружба народов" таким реальным братством никогда не оборачивалась. Дружба дружбой, а денежки врозь – одной деньгой в двух государствах не заплатишь.
То, что имеет место быть в современной России, – революция двоечников. Двоечник всегда уверен, что законы пишутся для умников и, если есть достаточная сила, их можно как угодно нарушать и выворачивать наизнанку. Реки, если им как следует пригрозить, потекут вспять, а яблоко упадет вверх. Когда Путин поднял Россию с колен и поставил на голову, из уст многих искателей "Русского мира" можно было услышать такую выморочку: никакого украинского народа нет и не предвидится, Украина – сплошное историческое недоразумение, и если бы не хрущевская блажь, были бы и посейчас традиционные края с их заведенными названиями. Русский мир делился бы, как встарь, на Русь Великую, Малую, Белую и Красную (она же Пряшевская). Ну, плюс позднейшие добровольные присоединения – Новороссия, Лужица с Померанией, Прибалтийская Руссия, ошибочно звавшаяся Пруссией, Карловарщина и все, что понадобится впредь. При такой раскладке ни о каком украинском языке, разумеется, говорить не приходится. Вконец испоганенный глумливый диалект великого и могучего, всегда считавшийся южнорусским, названный в надругательство "мовой", должен исчезнуть. Если понадобится – вместе со своими носителями "украми".
Если я и преувеличиваю, то только самую малость. Один из первых геноцидов прошедшего века – сталинский голодомор – имел именно такую сверхзадачу: искоренить значительную часть местного населения. Не случайно области, предназначенные к вымиранию населения, были обнесены колючей проволокой и пулеметными гнездами расстрельных батальонов. Гигантские территории, потерявшие миллионы коренных жителей, заселялись потом приезжими, безразличными к рассказам стариков – да и не было больше рассказчиков, все вымерло голодной смертью, пока в Германию шли во исполнение торговых договоров составы с украинской пшеницей. Тогда и возникло в этих необитаемых местах русскоязычное меньшинство путем распределительного заселения.
Товарищ Сталин смотрел далеко и копал глубоко. Над искоренением злокачественной украинской проблемы он уже тогда работал систематически. Его люди отдавали себе отчет в том, что недостаточно отключить от языкового творчества интеллигенцию – она-то обычно и покупается, и продается. Но есть стихия, которая обращается к народной душе не опосредованно, а напрямую. Это устная традиция, фольклор. На Украине существовал своеобычный институт кобзарей. Эти народные сказители и песенники не вымерли в период XVI-XVIII веков, то есть и тогда, когда Россия нарушила собственные обязательства, вытекавшие из всех соглашений, предусматривавших украинскую автономию, и тогда, когда русские цари Петр и Екатерина последовательно русифицировали Украину (петровский указ "церковныя старыя книги, для совершенного согласия с великороссийскими, с такими же церковными книгами справливать прежде печати дабы никакой разны и особаго наречия в оных не было" и тайная инструкция Екатерины, тоже Великой, Генерал-прокурору Сената князю Вяземскому о том, что Малую Россию и прочих "надлежит легчайшими способами привести к тому, чтобы они обрусели и перестали бы глядеть как волки в лесу").
Когда давно исчезли подобные им сказочные русские гусляры, украинские кобзари оставались носителями народной культуры и исторической памяти. Сегодня, в эпоху избыточных информационных потоков, трудно представить себе, какую роль сыграли эти люди в деле становления и сохранения коллективной идентичности преимущественно сельских районов нынешней Украины. Их роль без преувеличения можно назвать ключевой и решающей.
Народ Украины теперь развернут на Запад. У него впереди – неописуемые трудности, но сделано главное: от элементарной борьбы за национальное выживание, от необходимости снова и снова доказывать, что он вообще есть в природе, с собственной культурой и историей, он наконец-то перешел к становлению политического народа, где лояльность к стране важнее происхождения
Задумывая искоренение украинства как такового, Сталин не мог обойти вниманием кобзарей. Зимой 1934-35 годов в Харьков свезли всех мастеров кобзы, каких только смогли разыскать по деревням бойцы особых отделов ЧК. Их оказалось 337 стариков плюс какое-то количество детишек-поводырей. Две трети кобзарей были застрелены на месте, остальные погибли в телятниках по пути в сибирские лагеря. Цитирую по воспоминаниям очевидца, собранным в книге "Свидетельства": "Я не историк, хоть и мог бы привести немало примеров того, что означает трагическая судьба. Приведу лишь один пример, страшнее которого не знаю. Вспоминать об этом невыносимо, и всякий раз, когда эта история приходит на память, меня охватывает все тот же ужас. Так хочется забыть об увиденном!". Автора мемуаров звали Дмитрий Шостакович.
Тонкий эстет и гиперкультурный человек, Дмитрий Дмитриевич прекрасно понимал, кому и для чего понадобилось это чудовищное злодеяние: "Они были ходячим музеем, живой историей своей страны. В них были все ее песни, вся ее поэзия и музыка. И почти всех их застрелили в упор. Методично по одному – этих беззащитных, убогих, седовласых и слепых старцев".
...В угар торжеств по случаю 62-летия "нацвождя" чего только не было напридумано, каких только подвигов ему не было приписано. Забыто было только главное дело его жизни, абсолютный итог его поистине титанических усилий. Путину удалось круто развернуть в разные стороны два восточнославянских народа – и развести их, скорее всего, навсегда. Народ Украины теперь развернут на Запад. У него впереди – неописуемые трудности, но сделано главное: от элементарной борьбы за национальное выживание, от необходимости снова и снова доказывать, что он вообще есть в природе, с собственной культурой и историей, украинцы наконец-то перешли к становлению политической нации: лояльность к стране важнее происхождения. Украинцы перестали быть этносом и стали обществом – может быть, столь же несовершенным, как любое другое, как соседние поляки или чехи, но европейским, а не евразийским непонятно чем.
Зато свой народ Путин повел иным путем, указал ему другую дорогу жизни – в сибирский скит. Там он будет обливаться ледяной водой, бить соболя и есть жареного сурка, читать предсказания слепой Ванги и вспоминать времена, когда русские писали великие книги и мечтали о полетах в космос.
Ефим Фиштейн – международный обозреватель Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции