Иван Толстой: Внимая ужасам войны. Сегодняшнюю программу мы назвали «Участники и жертвы. Первая мировая и евреи». Всю сложность своего административного, географического, психологического положения евреи Российской империи ощутили и испытали с началом германской войны. И без того лишенный большей части прав народов, населявших страну, они в общественном сознании 1914 года стали восприниматься как несомненные предатели. Мой собеседник сегодня Олег Будницкий, автор многих работ на еврейскую тему и, в частности, монографии «Российские евреи между красными и белыми».
Олег Будницкий: В чем парадокс истории евреев или судьбы евреев, если угодно, в период Первой мировой войны в России? Дело в том, что евреи были одни из немногих инородцев, служившие в русской армии. Это еще было определено указом Николая Первого в 1827 году, когда он с целью исправления евреев повелел распространить на них воинскую повинность, что было для евреев, конечно, колоссальным ударом и немыслимой тяжестью по той простой причине, что евреи, служа в армии, естественно, не могли соблюдать соответствующие религиозные обычаи и обряды. Иудаизм — религия достаточно жесткая, она не верит этому человеку. Кто читал Библию, тот хорошо себе представляет. Там шаг влево, шаг вправо считается побегом, нельзя есть то-то и то-то, нельзя в этот день работать и прочее. В армии это, конечно, соблюдать было невозможно, это было для религиозного еврейского населения страшным ударом. Но так или иначе, евреи аж с 1827 года служили в русской армии.
Наверное, многим, кто читал Александра Ивановича Герцена, я надеюсь, что читали «Былое и думы», там у него есть замечательный этюд о встретившихся ему евреях. Евреи служили, и даже служба их давала совсем небольшие преимущества. Скажем, в 1860 годы было разрешено жить за пределами черты еврейской оседлости николаевским отставным солдатам, то есть тем, которые выслужили 25 лет в русской армии. А в 1874 году была введена всеобщая воинская повинность в России. И теоретически или, скажем так, исходя из европейской практики что это означало? Ведь всеобщая воинская повинность предполагает по умолчанию и опять же по практике, по примерам гражданское равенство. Если у человека есть полноправие, то государство вправе с него требовать и выполнения обязанностей, службы его в армии в том числе. С евреями это было иначе, этого не случилось. И хотя в этом воинском уставе, в этом положении реформы 1874 года или реформы Милютина, названная по имени военного министра тогдашнего Дмитрия Алексеевича Милютина, там не было каких-либо специальных ограничений для евреев. Но на протяжение последующих лет, предшествовавших Первой мировой войне, эти ограничения постоянно вводились. Например, евреи не могли быть офицерами. Первоначально этого положения не было, но евреев в офицеры принимали крайне мало и неохотно, и всего за этот период с 1874 по 1914 год было в русской армии 9 офицеров-евреев, из них 8 были сыновьями крупных банкиров. Так, последним был произведен в корнеты младший сын известного барона Гинзбурга, Горация Гинзбурга. Александр Третий после этого повелел, чтобы ничего такого впредь не происходило. И более не происходило.
Иван Толстой: А всеобщая воинская повинность распространялась с 1874 года уже на все меньшинства?
Олег Будницкий: Нет, она не распространялась, там был целый ряд исключений: это народы Средней Азии, народы Туркестана, современный Казахстан, целый ряд народов Севера. Там было очень много исключений. Евреи были практически единственным исключением, служили некоторые кавказские народы, но основная масса инородцев в армию не призывалась. И попытка даже не в армию призвать, а привлечь на работы жителей Казахстана закончилась крупным восстанием, известным как восстание под руководством Амангельды Имамова, это было как раз в Первую мировую войну в 1916 году. Поэтому евреи в этом отношении были уникальны.
И особенно они были уникальны, потому что это был самый неполноправный народ Российской империи, он был ограничен в выборе места жительства, ограничен в передвижении, ограничен в выборе профессии, и так далее. И при этом евреев призывали в массовом масштабе в русскую армию. Именно необходимость службы в русской армии, сопровождавшаяся тем, что невозможно было соблюдать религиозные обычаи и обряды, с одной стороны, а с другой стороны сопровождавшаяся вполне объяснимыми в тех условиях насилиями, иногда издевательствами над евреями, она была одним из мотивов массовой еврейской эмиграции из России. Наряду с экономическими причинами, это был один из серьезных мотивов, почему евреи считали, что лучше из России уехать.
Я напомню или сообщу тем, кто об этом не знает, что еврейская эмиграция из России была колоссальной. В период с 1881 года, то есть когда начались массовые еврейские погромы, до 1914 из России выехало около двух миллионов евреев. Это существенно превышало эмиграцию еврейскую и из Советского Союза, и из постсоветских государств. Так из этого количества выехавших полтора миллиона, как минимум, эмигрировали в Соединенные Штаты Америки. Собственно говоря, русское еврейство положило начало, составило ядро по существу современной американской еврейской общины. Так что, можно сказать, что существованием Голливуда и многого другого Соединенные Штаты обязаны политике царского правительства, в том числе, распространивших воинскую повинность на евреев.
Иван Толстой: Не знала бы Америка, что такое гефилте фиш, если бы не притеснения их в Российской империи.
Олег Будницкий: Бесспорно. А так же, как пиклз соленые и прочее. Во всяком случае, когда я в американском супермаркете иду в раздел кошерной еды, то очень многое там до боли знакомо.
Вот в эти годы, прошедшие от введения воинской повинности до начала войны, ограничения в армии в отношении евреев существенно расширились. То есть де-факто воинские уставы были приведены в соответствие с юридической практикой российской. Нормы, ограничивающие права евреев в гражданской жизни, были распространены на службу евреев в армии. Более того, евреи рассматривались и в силу эмиграции, и в силу нежелания служить в армии, что вполне объяснимо, как подозрительные и нелояльные, склонные к измене, и так далее.
В основе всего этого лежала, конечно, религия. Потому что те ограничения, которые налагались на евреев, они параллельно налагались на поляков, на иудеев и католиков. Вот этих иноверцев считали подозрительными и в случае чего склонными к измене. Например, католиков и евреев, поляков и евреев не допускали на должности писарей, телеграфистов, механиков и некоторые другие. Совершенно очевидно, почему писарей и телеграфистов, — потому что это связано с какой-то информацией, с какими-то военными секретами, их туда допускать не хотели. Но на практике это нарушалось и обходилось по той простой причине, что грамотных людей остро не хватало, евреи, как правило, были грамотные, так же как поляки, поэтому на самом деле они занимали во многих случаях те должности, которые им были запрещены. И воинский устав 1912 года по существу закрепил все антиеврейские, свел воедино антиеврейские циркуляры и положения, принимавшиеся за предшествующие годы. Таковы каковы были условия службы евреев в армии.
И в то же время я процитирую выступление депутата Государственной думы Фридмана, в Государственной думе 26 июля на известном заседании, на котором представители различных фракций, народностей и прочее выражали свое отношение к войне, выступление, в котором он, как и прочие, заверял в лояльности и патриотизме еврейского населения.
Я цитирую: «В исключительно тяжелых правовых условиях жили и живем мы, евреи, и тем не менее, мы всегда чувствовали себя гражданами России и всегда были верными сынами своего Отечества. Никакие силы не отторгнут евреев от их родины — России, от земли, с которой они связаны вековыми узами. В защиту своей родины многие евреи выступают не только по долгу совести, но и по чувству глубокой к ней привязанности».
Что было, конечно, сильным преувеличением. Потому что вот такой патриотический подъем, энтузиазм был характерен для наиболее ассимилированных евреев и образованных, жителей крупных городов. Здесь они были охвачены тем же патриотическим энтузиазмом, как и их православные сограждане. Вот я процитирую еще одного современника: виленский врач Яков Выгодский, — это родственник психолога знаменитого Выгодского, - вспоминал:
«Какое возвышенное чувство патриотизма вызвало у русских евреев неожиданное начало Первой мировой войны. Кто мог это ожидать после всех болезненных бед, пережитых русскими евреями в последние 40 лет. Кто мог объяснить это «иррациональное» явление? Но это действительно было. Чувство любви к родине охватило большинство евреев России и их готовность к самопожертвованию показала серьезность этого чувства».
И, кроме того, евреи рассчитывали на то, что победоносный исход войны и участие евреев в борьбе с общим врагом, противником как-то послужит облегчению их положения. Скажем, историк Семен Дубнов, наиболее, наверное, известный историк российского еврейства, публицист и общественный деятель, считал, что победа над Германией (этим, как он писал, «пауком милитаризма») демократическими странами может привести к тому, что «атмосфера может очиститься в стране политический инквизиции».
«Страна политической инквизиции» - это, конечно, Россия. Однако Дубнов считал, что евреи должны четко сформулировать то, что они сражаются в расчете на завоевание для себя равенства и свободы. Что же касается евреев, жителей черты еврейской оседлости, то они без всякого восторга отнеслись к призыву в армию. Я говорю об общей тенденции, все было по-разному. И какой-то мог быть энтузиазм у жителей еврейских местечек, и наоборот могло не быть энтузиазма у жителей больших городов, мы говорим о тенденциях. Те евреи местечковые, условно, из черты еврейской оседлости, они не слишком жаждали умирать, как выразился один из евреев в перехваченном письме еще до войны, умирать за родину-мачеху.
Вопрос, кстати говоря, сколько евреев в армии служило? Это были не такие маленькие цифры. У нас нет точных данных, в литературе называют цифры от 250 тысяч до 500 тысяч.
Иван Толстой: При какой общей численности армии?
Олег Будницкий: Численность общая армии за годы войны была 15 с лишним миллионов человек. Но надо понимать, что численность еврейского населения была около 6 миллионов. Опять же, у нас точных данных нет на 1914 год. Скажем так, между 5 и 6 миллионами, то есть это очень большое число от евреев призывного возраста.
Иван Толстой: Максимум до 10%.
Олег Будницкий: Учитывая то обстоятельство, что впоследствии часть территорий, с которых можно призывать, были оккупированы Германией, я имею в виду часть Польши, Прибалтики и Белоруссии, где, собственно, и проживала значительная часть евреев. При этом мобилизационная база существенно сократилась. Так что это достаточно высокий процент, высокая доля. Но надо сказать, что вот эти надежды на то, что служба, патриотизм, то, другое, пятое, десятое, что-то такое принесут — это не встречало отклика наверху. Более того, в газете военного министерства «Русский инвалид» были статьи такого рода, что вообще нечего, неприлично заявлять о своих требованиях, когда идет война, нечего на это рассчитывать. Такие были тексты. И это одна сторона медали.
Другая сторона медали — это, собственно говоря, гражданское население, особенно население черты еврейской оседлости, которое было изначально взято русским верховным командованием под подозрение. Евреев подозревали опять же в нелояльности, шпионаже, склонности к измене, и так далее. Чем это объясняется? Было несколько любопытных пересекающихся факторов. Один — это традиционные убеждения, складывающиеся на протяжении столетий и в основе которых, конечно, лежала религиозная рознь. С другой стороны, объективно, евреи находятся в неполноправном положении, подвергаются разного рода унижениям, и так далее. Чего евреям воевать за Россию и честно служить? Тем паче, что немецкие единоверцы устроили совершенно ужасную для русских евреев вещь, евреи русские понятия не имели в подавляющем своем большинстве о том, что происходит в Германии, а в Германии один из лидеров германского еврейства, социолог Макс Буденхаймер опубликовал статью, в которой писал: смотрите, вот евреи находятся в России в неполноправном положении, и они полноправные граждане в Германии, евреи наши союзники. Германия принесет русским евреям освобождение, и так далее. Это было опубликовано в открытой печати, и это было еще одним таким камушком, аргументом в пользу того, что евреи ненадежны и что от еврея можно всякого ожидать.
Иван Толстой: Ну да, потенциальная пятая колонна.
Олег Будницкий: Совершенно верно. И в армии, и в обществе развилась шпиономания в гигантских размерах. Это относилось не только к евреям, но к евреям в значительной степени, потому что евреи были не такие, они были иноверцы, у них были другие обычаи, они говорили на другом языке, что очень важно, на идише, который, как считалось, близок к немецкому.
И еще один момент я должен сказать предварительно, вот еще о чем. Дело в том, что одна сторона — это традиционные религиозные предубеждения, даже не антисемитизм модерный, антисемитизм явление не такое давнее, как это может казаться, а антииудаизм.
Иван Толстой: С античных времен, простите.
Олег Будницкий: Если мы говорим о России, то все-таки несколько более близкий, но тем не менее. С другой стороны, в Европе, это пришло и в Россию тоже, в конце 19 века — начале 20-го активно развивается так называемая теория населения. И специально в военных училищах и академиях изучали такие предметы, как военная статистика, военная география. И вот эта теория населения, которая излагалась в этих учебниках, она исходила из того, что есть надежные и ненадежные элементы населения. Применительно к России, в тех учебниках, которые изучались в российских военных училищах и академиях, говорилось, кто такое надежное население — славянское население, православное население. К сожалению, говорилось в этих учебниках, оно как раз живет в центральной части страны, а на окраинах, где скорее всего будут развиваться военные действия, там живут ненадежные — евреи, поляки-католики, там живут венгры, там живут турки с другой стороны, и так далее. Надо понимать, что эти элементы ненадежные.
То есть это было не только религиозное предубеждение, впитывавшееся многими с детства. Если брать офицерский состав и генеральский — это очень важно, это для нас ключевой момент, они это просто изучали, для них это было, условно, позитивное знание, мы знаем, что они такие, и мы должны относиться к ним с подозрением и вести определенную политику.
И когда начались разного рода поражения, то удобным объяснением было как раз то, что там же измена, евреи сообщают немцам то или другое. И шпиономания приобрела просто патологический характер. Например, среди тех донесений, которые получали контрразведывательные органы, власти, что писали в газетах и что публиковали в газетах? Например, что «евреи сносятся с неприятелем при помощи подземных телефонов и аэропланов и снабжают его золотом и съестными припасами». По одной из версий золото привязывали под гусиные перья, птицы уносили его противнику. По другой золотом наполняли внутренности битой птицы, которая провозилась в Германию. Или то, что в Вильне, например, в подвалах готовили оборудование для изготовления свинцовых пуль для германской армии. Священник в Черниговской губернии с амвона рассказывал, что нашли телефон в животе у коровы, который евреями был спрятан для того, чтобы впоследствии сноситься с австрийцами, и так далее. То есть когда я говорю о патологических явлениях, то это действительно было так.
Иван Толстой: Звучит просто как какой-то пересказ фельетона.
Олег Будницкий: Это было бы смешно, если бы это не выражалось впоследствии в депортациях, захватах заложников, смертных казнях. Например, по всей России ходил слух, что не хватает разменных монет, особенно вблизи фронта, потому что евреи прячут серебро для немцев. А действительно не было разменной монеты, размен золота был сразу же отменен, монета серебряная стала средством сбережения для населения. Тут же она исчезла. В Петрограде, например, охотники за шпионами провели обыски в хоральной синагоге, они там искали «аппарат по сношению с неприятелями по беспроволочному телеграфу», к примеру, и так далее. И тут на это накладывались личный антисемитизм и ярко выраженный у Великого князя Николая Николаевича и особенно у его начальника штаба тоже Николая Николаевича Янушкевича, он был поляком по происхождению, кстати. От Янушкевича особенно исходил целый ряд антисемитских циркуляров.
Иван Толстой: Олег Витальевич, но ведь, наверное, чтобы подогревать эти настроения, чтобы они были вечно живы, нужен какой-то малый огонь под этой кастрюлей, нужны показательные процессы. Что известно об этом?
Олег Будницкий: Во-первых, процессов показательных, процессов нормальных с участием защитников и с какой-то нормальной судебной процедурой практически не было поначалу. Были военно-полевые суди, причем обвиняемые не понимали, что от них хотят, потому что они не знали русского языка просто-напросто. Ходит какой-то подозрительный, что он тут делает и на вопросы не отвечает, не понимает, о переводчиках речь не шла, чего там разбираться — еврей, наверное, шпион. И как говорил Семену Анскому, известному еврейскому писателю, публицисту и этнографу, который в качестве сотрудника Земгора поехал на фронт посмотреть, что там происходит, и организовывать помощь еврейскому населению, которое там бедствовало, князь Игорь Демидов, депутат Государственной думы говорил, если не ошибаюсь, ему или другому князю Долгорукову, что до судов дело чаще всего не доходит, потому что любой батальонный командир вешает евреев по своему разумению. И речь идет о сотнях такого рода казнях, чаще по подозрению.
Когда дело доходило до корпусных судов хотя бы, где уже была защита, как правило, практически всегда эти дела заканчиваются оправданием, потому что просто не было никаких оснований.
Я хочу тут сказать две вещи. Во-первых, вдруг евреи на самом деле шпионили, как мы можем понять, было это или не было? — это один вопрос, который возникает естественно. Не один, там много вопросов возникает, но вопрос, не были ли евреи в самом деле шпионами. Я вам хочу доложить, что практически никаких дел, подтвержденных какими-то судебными протоколами, не существует на эту тему. Я вполне допускаю, что среди евреев были какие-то люди, которые работали на немецкую или австрийскую разведку, но несомненно речь идет о каком-то ничтожном меньшинстве, и практически никто из реальных агентов не был задержан, если таковые существовали. Если мы почитаем, скажем, воспоминания начальников разведок немецких, полковника Николаи или австрийской разведки Ронге, то о чем они пишут: что всякого рода шпиономания, касавшаяся евреев, или русских офицеров, или официальных лиц, что все это совершенно беспочвенно было. Основной массив сведений, откуда получали немцы, — от пленных, которых тут же допрашивали по горячим следам, от захваченных документов и карт, в панике бросавшихся нередко во время стремительного отступления русской армии, и третье — от перехвата телефонных разговоров. В этом отношении русское командование было удивительно беспечно. Кстати говоря, не слишком много изменилось между первой и второй войнами, потому что очень много было в 1941 году перехватов радиосообщений, который не шифровались практически или шифровались очень примитивно.
Иван Толстой: Самое смешное, что сейчас 2014 год, а телефонные переговоры между самыми высокими государственными деятелями перехватываются немедленно, к вечеру уже появляются в интернете.
Олег Будницкий: Один государственный деятель поэтому не пользуется ни мобильным телефоном, ни интернетом, а раз не пользуется, то и перехватить нельзя или взломать. Вот это один момент. Другой момент, мы говорили, что несколько сотен тысяч евреев служили в русской армии и совершенным нонсенсом является то, что евреи какие-то гражданские будут работать против армии, где служат их отцы, братья, сыновья и тому подобное. Это было совершенно не так, это было на 99% чистой воды предубеждение и фантазии, попытки объяснить поражение такими внешними причинами.
Говоря о процессах, конечно, не показательных, а одном ярком процессе, которые характеризовали, что происходит с этими обвинениями, когда дело доходит до настоящего суда, это был известный процесс о так называемой мариампольской измене, когда евреи литовского местечка Мариамполь были обвинены в том, что они скрывали немцев в подвалах и они их навели на российскую кавалерийскую часть, которая туда зашла, эта часть понесла существенные потери и из Мариамполя отступила из-за этого. В данном случае дело было по всем правилам обставлено, был приглашен защитник — это был никто иной, как Оскар Грузенберг, знаменитый русский адвокат, и дело, конечно, рассыпалось. Но это приобрело настолько известный характер, что даже туда поехали депутаты Государственной думы разбираться, Керенский и Фридман. Когда объективные доказательства были исследованы, точнее, исследование показало отсутствие каких-либо объективных доказательств (например, те подвалы, в которых якобы евреи скрывали немцев, в них не мог просто поместиться человек, даже один; не было глубоких подвалов, где-то, может быть, были хозяйственные ямы небольшого размера, но в целом это отсутствовало как таковое).
Потом выяснилось, что к тому же показания основные дал имам Байрашевский, который, как выяснилось, сам имел некоторое отношение с немецкими войсками. Вот это знаменитый процесс, который кончился полным оправданием подзащитных, но это не имело никакого значения для того, чтобы изменить в корне политику командования русской армии или настроения, которые столь широко бытовали.
Иван Толстой: Возможно ли было существование в годы Первой мировой войны еврейской печати в России?
Олег Будницкий: И да, и нет. Печать на идише была запрещена, потому что цензура не могла разобраться с этим языком, ее просто взяли и запретили. Если что-то, не дай бог, было на иврите, я не припоминаю, чтобы в это время выходила какая-то периодика. Напротив, были возникшие тогда журнальчики еженедельные «Россия и евреи» и «Евреи и война», в таких журнальчиках ура-патриотического пропагандистского толка сообщалось о подвигах евреев-воинов и в русской армии, и в армии зарубежных государств, там, где евреи были равны. Там публиковались портреты евреев, георгиевских кавалеров, награжденных орденами, и так далее. Позднее стал выходить еженедельник «Еврейская неделя» такого кадетского толка либерального, который тоже очень много внимания уделял как разоблачению ложных обвинений в отношении евреев, так и этим сагам о подвигах евреев в армии.
Какими, кстати говоря, солдатами были евреи? Судя по тому, что сохранилось в источниках, и судя по тому, что вспоминают русские генералы, в частности, генерал Деникин, генерал Брусилов, не кто-нибудь, евреи были такими же солдатами, как все, о чем свидетельствует и статистика их награждений. К примеру, георгиевскими крестами были награждены к 1917 году, то есть в дореволюционный период, от 2 до 3 тысяч евреев, что, учитывая специфическое отношение к евреям в армии, было довольно много. Это в среднем в процентном отношении немногим уступало награждению георгиевскими орденами людей других исповеданий, прежде всего православных. 15 евреев стали полными георгиевскими кавалерами, то есть получили георгиевский крест всех четырех степеней.
Я бы сказал несколько ниже, это не совсем так: евреев награждали гораздо реже, чем их товарищей по оружию, в два раза реже. Повторяю еще раз, что учитывая, с одной стороны, отношение к евреям, политику по отношению к евреям, с другой стороны объективные настроения евреев в связи с этим, тут, думаю, нечему удивляться. 15 человек стали полными георгиевскими кавалерами. Причем, это предполагало, кстати говоря, производство в первый офицерский чин, во всяком случае, в что-то такое около, в подпрапорщики, что было по закону нельзя, не разрешено. Один такой случай рассказывает знаменитый генерал Брусилов, наверное, самый знаменитый русский генерал эпохи Первой мировой войны. Брусилов столкнулся с ситуацией, когда представили к награде, к награждению четвертым георгиевским крестом еврея, разведчика, но нижестоящее командование сказало, что нельзя его награждать, потому что не предполагает производство, и мы не можем нарушать закон, уставы и прочее. Брусилов лично взял на себя ответственность, наградил крестом, произвел в подпрапорщики, и так далее. И у Брусилова интересные рассуждения, он, рассуждая о евреях-солдатах, пишет, что они были ниже среднего, что удивительного, что им было распинаться, я цитирую дословно, «за родину-мачеху». Я уже приводил в передаче, в письме перехваченном одного из евреев-военнослужащих, письмо еще довоенного времени, в котором он писал, что если начнется война, то постарается дезертировать куда-нибудь уехать, чтобы не воевать за родину-мачеху. Ровно такую же мысль в отношении сражения за родину-мачеху высказывает генерал Брусилов, что для евреев это была мачеха и, тем не менее, какие-то евреи проявляли выдающиеся воинские качества, в частности, тот военнослужащий, который был награжден четырьмя георгиевскими крестами, что было выдающимся достижением по тем временам.
Иван Толстой: Олег Витальевич, скажите, а воевали ли евреи в частях германской армии?
Олег Будницкий: Конечно, воевали, причем как рядовыми, так и офицерами. Потому что в Германии не было никаких ограничений по этой части. Более того, впоследствии, в период нацистского террора и политики по окончательному решению еврейского вопроса, те евреи, которые были участниками Первой мировой войны, особенно награжденные орденами, они не то, чтобы не подвергались ограничениям и преследованиям, но, скажем так, в последнюю очередь. Это даже было в нацистских законах.
Но самое драматичное для евреев начинается весной 1915 года. Очередные тяжелейшие поражения русской армии, и командование принимает решение о депортации еврейского населения с прифронтовой полосы. Причем, эти депортации массовые, нет точных цифр, ясно, что речь идет о сотнях тысяч. Некоторые, как ныне, увы, покойный выдающийся историк, великий историк, я бы сказал, Джонатан Френкель, он считал, что до миллиона человек было депортировано или стало беженцами. Видимо, более реалистичные цифры таковы, что примерно 250 тысяч человек были депортированы и еще примерно 350 тысяч человек стали беженцами в силу того, что боевые действия развернулись в черте еврейской оседлости. Вот эти выселения, депортации, иногда евреям давали сутки на то, чтобы собраться и погрузиться, иногда несколько часов. Они сопровождались погромами, грабежами, изнасилованиями и убийствами. Описание того, что творилось в те времена в Ковенской губернии, в Минской губернии, Волынской, Гродненской — это мало чем отличается от описаний погромов эпохи гражданской войны.
Иван Толстой: А кто осуществлял административно эту депортацию?
Олег Будницкий: Военные власти. Дело в том, что верховная власть в прифронтовой полосе принадлежала военному командованию. К примеру, Совет министров был категорически против этого. Потому что одно дело выселить, другое — вселить. Вселять-то куда беженцев, куда их девать — это же сотни тысяч человек. Выселяли, кстати, не только евреев, высылали немцев, высылали цыган, выселяли венгров, выселяли турок, людей тех национальностей, с которыми воевала Россия. Несмотря на то, что многие из них прожили там не одно поколение в России и считали себя подданными российского императора, и так далее. Вообще эта шпиономания, борьба с немецким засильем, она приобрела колоссальные масштабы, даже это вылилось в печально известный немецкий погром в Москве в мае 1915 года.
Иван Толстой: Там не один был, издательство Кнебеля, и всякие фортепианные фабрики.
Олег Будницкий: Да, совершенно верно, и не только немецкие, потому что немец, не немец, понять огромной толпе было невозможно. Грабежи, а то были и убитые люди, были французы, бельгийцы, и так далее, потому что считали, что это немцы. Толпа погромная и опьяненная кровью и дармовой добычей, она уже крушила и била любых инородцев, которых она принимала за немцев. Эти погромы и насилие просто приобрели распространенный характер. Под прикрытием реквизиции, по существу, осуществлялись грабежи, причем, санкционированные сверху. Например, штаб 4 армии Юго-западного фронта разъяснил в ответ на запрос о порядке проведения реквизиции на театре военных действий. Разъяснение такое: «У жидов забирать все». Коротко и ясно. К примеру, в Ковенской губернии только в июне 1915 года от погромов пострадало 15 населенных пунктов. В некоторых местах были массовые изнасилования, в том числе изнасиловали в местечке 14-летнюю девочку, в другом месте были трое 12-летних и одна 11-летняя девочка. В Лебеде было изнасиловано несколько старух, в том числе те, кому перевалило за 70. В Березновке Борисовского уезда 10 казаков изнасиловали 72-летнюю женщину, и так далее. Иногда изнасилованных убивали. Причем, данные об этом собирались как еврейскими общественными деятелями, и впоследствии они были опубликованы в журнале «Еврейская старина» под названием «Черная книга российского еврейства», так и жандармскими управлениями. Я специально проверял те сообщения, рассказы, которые были собраны еврейскими общественными деятелями, проверял их информацией жандармов — все совпадает. Более того, у жандармов даже информация полнее, потому что их штат был больше. К примеру, в Сморгони произошел дикий совершенно случай, что один из местных жителей Лейба Соболь сказал казачьему офицеру, что не может оставить больного дряхлого отца, тогда офицер застрелил на месте старика Соболя и сказал, что теперь сын свободен и может ехать. Казаки поджигали дома в Сморгони и других местах, некоторые евреи сгорели заживо. То есть эти ужасы зафиксированы и это было таким проявлением коренившегося антисемитизма, в особенности, в армии, как в верхах, так и в низах.
Иван Толстой: Были, Олег Витальевич, случаи обратного процесса, то есть было ли какое-то разбирательство, хоть раз кто-то был осужден за эти преступления?
Олег Будницкий: Нет, мне это неизвестно, ничего похожего не было. Общество выступало, конечно, в защиту евреев, было образовано Общество для изучения еврейской жизни, де-факто общество по защите евреев, подвергавшихся таким преследованиям и насилиям в годы войны. Русские интеллектуалы, интеллигенты издали двумя изданиями сборник «Щит». Входили в редакцию Максим Горький, Федор Сологуб и Леонид Андреев. В этих сборниках «Щит» были статьи о роли и значении евреев в жизни России, в защиту евреев, относительно роли евреев в экономике российской. Например, об этом писал Михаил Бернацкий, профессор политэкономии Политехнического института, впоследствии министр финансов в правительстве Деникина и Врангеля. Там публиковался, например, Антон Владимирович Карташов, известный теолог, деятель партии кадетов, потом он был министр вероисповедания одно время во Временном правительстве, потом принял сан и был известным историком церкви, богословом в Париже, как вы знаете, наверное, автором двухтомной «Истории Русской церкви», вышедшей в 1960 году, Карташов прожил довольно много лет, по счастью. Он там публиковал статью в защиту евреев и объяснял, что с религиозной точки зрения любой православный должен относиться к евреям с почтением, что это те самые евреи, о которых говорится в Библии, не какие-то другие, а те самые.
Что касается властей, то интересно, что военная цензура запрещала публиковать в русских газетах списки евреев, героев войны. И мотив был такой, что обилие еврейских имен искажает картину, и оно подрывает роль. Вот что писала цензура: «Левая печать публиковала чересчур часто сведения о награждении георгиевскими крестами солдат-евреев, замалчивая героев с русскими фамилиями». И тогда на страницах газет петроградских, включая еврейские, где, собственно, публиковались эти списки, вместо фамилий стали появляться инициалы. Это было очень «забавно». Например, военное цензурное отделение штаба Киевского военного округа запретила продажу на территории округа журналов «Война и евреи» и «Евреи на войне», совершенно патриотических. В самом деле, рассказы о евреях героях войны плохо сочетались с историями о еврейской измене. Но и надо сказать, что роль крайне отрицательную в отношении антисемитской пропаганды играли, конечно, правые газеты и военная печать, «Новое время», «Русское знамя», и так далее. Например, «Новое время», видимо, самая популярная газета того времени, там на ее страницах появился такой пассаж, в частности: «Когда вернется русская победоносная армия, она громогласно скажет, что на театре войны евреи были ее врагами». Это армия, в которой, повторяю, сражались сотни тысяч евреев. «Русское знамя» информировало читателей, что «в полевых лазаретах врачи-евреи прививают солдатам сифилис и промышляют членовредительством». Это публиковалось в открытой печати и никак не запрещалось.
Иван Толстой: Олег Витальевич, куда же реально высылали еврейское население, от которого освобождали западные губернии и прифронтовую полосу?
Олег Будницкий: Куда угодно, кроме столиц. И дальше уже зависело от местных властей. Потому что в некоторых случаях губернатор лично выходил на вокзал и запрещал выгружаться евреям. Это были случаи исключительные, но бывали такие. Селились в Центральной России, в Поволжье, на юге, несмотря на запреты, селились в окрестностях столиц Москвы и Петрограда, а потом как-то в столицы проникали, потому что там было проще прокормиться. Эта масса беженцев, о чем я писал в своей книге «Российские евреи между красными и белыми», это был тот самый резерв революции, который создавала власть своими собственными руками. Потому что этим людям ничего не нужно было объяснять, кто их враг, кто их грабил, выселял, и так далее. Все это делалось властью. И впоследствии, когда случилась революция и особенно большевистская революция, когда потребовались тысячи грамотных людей, чуть-чуть хотя бы грамотных, на службу большевикам, с охотой прежде всего евреи-беженцы на эту службу пошли. Это объяснялось не какими-то идеологическими мотивами, а тем, что люди были в бедственном положении, люди были без работы, и тут вдруг, пожалуйста, их принимают на службу в правительственное учреждение.
Иван Толстой: А на финальном этапе самодержавной России - 1916-й, начало 1917-го года - тема евреи и война, война и евреи меняет как-то свое направление, свое содержание?
Олег Будницкий: На финальной стадии она особенно не меняет, кардинально меняется ситуация после Февральской революции 1917 года. Первая мировая война не завершается с падением самодержавия, отнюдь нет. И как только 22 марта 1917 года были сняты Временным правительством, отменены все ограничения вероисповедания, в том числе и для евреев, разумеется, и прежде всего для евреев, то градус патриотизма у евреев резко вырос, они просто хлынули в военные училища, куда раньше им вход был закрыт. Уже к маю 1917 года в военные училища и школы прапорщиков было зачислено 2600 евреев, к примеру, а уже к лету 1917 года в киевском Константиновском училище произвели в офицеры 131 студента-еврея. Они окончили курсы в ускоренном порядке и отправились на фронт. В Одессе произвели в офицеры 160 евреев-юнкеров. Кстати говоря, некоторая часть юнкеров-евреев петроградских и московских училищ принимали участие в борьбе с большевиками в период захвата ими власти и были убиты некоторые из них. Появился первый морской офицер-еврей, им стал мичман Федор Ициксон, о чем, конечно, много писала печать. И настроения еврейские патриотические того времени проявились, например, в такой семейной истории Абрама Городысского — это был председатель ростовской еврейской общины, известный адвокат. Оба сына поступили добровольцами в армию, причем, если старший был студент Московского университета, хотя и освобожденный по здоровью от воинской службы, он пошел добровольцем, младший был учеником гимназии, 6 класса, он убежал на Кавказский фронт, Кавказский фронт был ближе к Ростову. И писал очень забавное письмо матери: «Милая мама, мы, евреи, наконец стали гражданами. Как же ты хочешь, чтобы я предал республику и поехал держать экзамены?». Вместо экзаменов он выбрал фронт.
Последствия, кстати: оба братья Городысские стали корниловцами, и были одними из немногих евреев, кто сражался в Белой армии и оба погибли.
Но это я уже забегаю немножко вперед. Надо сказать, что антисемитизм в армии и после революции никуда не делся, в некоторых частях, например, евреев отказывались принимать, особенно офицерство не считало, что это легитимно и позволительно, считало для себя оскорбительным, что появляются офицеры-евреи. В июле 1917 года в период панического отступления русской армии, в период очередного поражения на германском фронте, тем не менее, войска устроили кровавые еврейские погромы в Черновцах, в Станиславе, Тернополе и других местах. Так что ситуация в этом отношении изменилась не сильно.
Радикальные изменения, если мы говорим о евреях русской армии, произошли, конечно, когда армия стала Красной. И, между прочим, многие будущие командиры Красной армии приобрели боевой опыт как раз на фронтах первой мировой войны и были героями Первой мировой войны, впоследствии стали гражданской. Например, Самуил Медведовский, он был полный георгиевский кавалер, он стал командиром дивизии Красной армии. Или Дмитрий Шмидт, он же Давид Гутман — это знаменитый кавалерист, который тоже стал начальником дивизии, и который был такой лихой рубака, как-то он не любил Сталина. Это тот самый Шмидт, который во время одного из партийных собраний, в 1920-е годы, когда шла партийная борьба, встретив Сталина в Кремле или на подходе к Кремлю, пообещал отрубить ему уши, если он будет так себя вести. Неудивительно, что в 1936 году знаменитый герой гражданской войны Шмидт был одним из первых арестованных и впоследствии расстрелянных. Можно назвать еще многих деятелей в Красной армии евреев, которые приобрели боевой опыт в годы Первой мировой войны, где для них потолком был чин прапорщика или подпрапорщика, полученные за особые боевые отличия в виде четырех георгиевских крестов, но в армии Красной они сделали блистательные карьеры. Один, кстати говоря, военный врач Склянский стал первым заместителем председателя Реввоенсовета республики Льва Троцкого, который, конечно, никакого опыта Первой мировой войны не имел, за исключением писания статей на ее тему, но вполне себе Красную армию сумел организовать.
Иван Толстой: И мой завершающий вопрос: каково было состояние антисемитизма в Европе во время Первой мировой войны? Вы рассказывали об антисемитских настроениях в Российской империи и в российской армии, а что происходило в других странах в этом плане?
Олег Будницкий: Когда я говорю о российской армии и говорю об этом градусе антисемитизма, надо понимать одну особенность, чем Россия и Румыния отличались от других европейских стран. Только в этих двух странах к началу Первой мировой войны сохранялись юридические ограничения для евреев, они были ограничены в правах. Только в этих двух странах. Соответственно, это проявлялось во время войны в армии. В остальных странах ситуация была несколько иной, несмотря на то, что антисемитские настроения были достаточно сильны и во французском обществе, достаточно вспомнить дело Дрейфуса, как раз связанное с офицером-евреем, рубеж 19-20 веков, и в Германии были сильнейшие антиеврейские настроения, они в такой степени, конечно, не проявлялись. Нигде, разумеется, не было такой шпиономании, связанной с этническими моментами, депортации, высылок, взятия заложников и тому подобного.
Но в Германии, надо сказать, антисемитские настроения были достаточно сильны. Именно в Первую мировую войну, точнее, на последней стадии и сразу после окончания, рождается легенда об ударе в спину, что Германия проиграла войну не потому, что она проиграла ее на полях сражения, ведь, как известно, ни один иноземный солдат еще не вступил на германскую территорию, когда Германия рухнула и просто вынуждена была просить мира, поскольку не в состоянии была воевать, что, дескать, нам нанесли удар в спину, нанесли удар в спину продажные политики. И это кто — это социал-демократы, это евреи. Вот этот мотив был очень силен в Германии. В наибольшей степени антисемитские настроения проявились не в ходе Первой мировой войны, а сразу после ее окончания.
Иван Толстой: Это, как говорится, уже другая история.
Олег Будницкий: То есть антисемитизм был, в особенности в германской армии, но он, конечно, не шел ни в какое сравнение с тем, что происходило в армии российской по понятным причинам. Повторяю еще раз: евреи были изначально ограничены в правах, изначально рассматривались как неполноценные, неполноправные и опасные.