Два брата – две премьеры

Андрей Кончаловский. Фото Бориса Кавашкина (ТАСС)

События одной недели: в прокат вышел "Солнечный удар" Никиты Михалкова, а Первый канал покажет "Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына" Андрея Кончаловского. Оба фильма обсуждаем с кинокритиками Ольгой Галицкой и Юрием Богомоловым. Ведущая Елена Рыковцева.

Елена Рыковцева: "Два брата – две премьеры", так мы назвали сегодняшнюю передачу. Два события – это состоявшаяся уже в кинотеатрах страны премьера фильма Никиты Михалкова "Солнечный удар" и предстоящая премьера фильма его брата Андрона Кончаловского "Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына". Я представляю гостей нашей программы: с нами Юрий Богомолов, кинокритик, с нами Ольга Галицкая, тоже кинокритик. Мы обсуждаем эти два фильма. Давайте определимся, с какого начнем?

Ольга Галицкая: Наверное, с Никиты Сергеевича.

Юрий Богомолов: И между прочим, этот фильм скоро станет, очевидно, телесериалом.

Елена Рыковцева: То есть он еще и продолжится. То есть сначала Никита Сергеевич, потом Андрей Сергеевич, потом снова Никита Сергеевич. Все события вокруг Михалковых. Оба фильма о России – вот что их объединяет, помимо фамилии общей для братьев. Два фильма о России, два очень разных по жанру, по смыслу, по времени. Давайте начинать с прокатной судьбы. Кто знает цифры проката, хорошие, плохие, "Солнечного удара" Никиты Михалкова?

Ольга Галицкая: Я знаю, что фильм "Солнечный удар" стартовал с пятой позиции – это довольно неплохо, но я думаю, не соответствует ожиданиям Никиты Сергеевича. Все-таки предпринята такая мощная реклама, он сам лично представляет фильм во многих городах. Тем не менее, это не самый плохой результат.

Юрий Богомолов: Я скажу, что не просто этот фильм рекламирует как фильм, но он еще рекламирует как духовную скрепу. То обстоятельство, что он собирается с этой картиной объехать всю страну от Калининграда до Владивостока – это претензия еще более. Но я вспоминаю, что это не первая претензия. Я помню очень хорошо, как он, когда сделал "Сибирского цирюльника", он тоже эту картину, еще тогда не было термина "духовная скрепа", но совершенно отчетливо было заявлено, что он предлагает ту картину в качестве некоего интегрального события, которое должно объединить страну.

Ольга Галицкая: Это же в русле советской традиции, помните, была всесоюзная премьера.

Юрий Богомолов: Во всяком случае, я очень хорошо помню ту программу на телеканале НТВ с Евгением Киселевым, где он показывал эту картину и где Евгений Киселев с присущей ему дотошностью спросил: а не является ли эта картина отражением его возможных претензий на пост президента? Это 2000 год. И тогда действительно стоял очень остро вопрос, кто после Ельцина. Михалков ушел тогда от вопроса, но показал кадры, где он гарцевал в роли императора внутри Кремля, за Кремлевской стеной. Потом он сообщил такую информацию после этого, он сказал, почему ему не надо было в тот момент занимать этот пост, не потому, что он не мог, он сказал, что страна еще была не готова к тому, чтобы он стал президентом, надо режиссировать.

Ольга Галицкая: Можно реплику в эту тему. Сейчас по поводу фильма "Солнечный удар", Никита Сергеевич, отвечая на разнообразные упреки, сказал, что мой фильм – это сказка, это притча, его поймут лет через 8. Через 8 – это не просто так названо.

Елена Рыковцева: Через 8, кто не понял, выборы еще одного президента России. Это Никита Сергеевич собирается конкурировать с Владимиром Владимировичем?

Ольга Галицкая: По крайней мере, можно так истолковать.

Юрий Богомолов: Но то, что это была реальная претензия, я узнал несколько позже, когда пересекся с его другом Романом Балаяном, который мне сказал, что Никита Сергеевич предлагал ему возглавить штаб предвыборной кампании. Видимо, он несколько менял свои конечные цели, сначала он хотел действительно быть президентом, потом ему пришлось бороться за звание первого лица кинематографа российского, он тогда победил. Потом ему пришла в голову эта идея, что он может быть аяталлой, то есть духовным властителем России.

Ольга Галицкая: Вообще эта задача вполне приемлемая для художника.

Юрий Богомолов: Тут вспоминается книга Сарнова покойного, когда писал о Горьком и Сталине, очень логично показал, что Горький, возвращаясь в советскую Россию из благословенной Италии, думал, что Сталин будет заниматься административными делами, проблемами, решать хозяйственные, а он, Горький, займется духовным патронированием над этим народом. Мы знаем, как все обернулось. Так что у Никиты Сергеевича всегда живет внутри не просто карьера артистическая, а что-то более широкое, какая-то власть.

Елена Рыковцева: Что ни фильм, то послание. Ольга, вы сказали, пятое место, наверное, он ожидал большего, я считаю, что это неплохо. Вы можете еще раз прокрутить в памяти этот фильм глазами массового зрителя и объяснить, почему не повалил зритель, несмотря на всю рекламу, несмотря на то, что это скрепа?

Ольга Галицкая: Все-таки народ пошел. Даже если просто посмотреть полемику в соцсетях, то видно, что люди втянулись в эту полемику очень активно, то есть посмотрели, во-первых. К чему сводится эта вся полемика – к тому, что обсуждают больше личность автора. Мне бы тоже хотелось бы от этого уйти в нашем разговоре.

Елена Рыковцева: Очень трудно, учитывая, что он хочет личные туда вложить свои мысли.

Ольга Галицкая: Разумеется, так. Вообще любой фильм – это самораздевание человека, потому что он предстоит таким, какой он есть, поневоле начинаешь думать о нем самом. Но все-таки давайте обсудим сам фильм. А по поводу зрителей, я думаю, все-таки интерес есть. Я его вижу и среди своих друзей, знакомых.

Юрий Богомолов: Можно я попробую объяснить, почему такой интерес. Когда были у него картины "Утомленные солнцем", "Предстояние" и "Цитадель", которые провалились абсолютно, то как заметил один из критиков, была другая страна тогда, тогда не было такого подъема патриотических эмоций, который сейчас. Этот фон, этот патриотический угар очень подогревает интерес к картине. Эти пресловутые 84% – это волна, которая подхватывает, на которой плывет.

Елена Рыковцева: Они должны пойти и посмотреть, как же он поддержал их дух своим фильмом. Как вы считаете, нашли ли они подтверждение своим ожиданиям, что да, это то, что должно было меня убедить в том, что я думаю сегодня и чувствую правильно?

Юрий Богомолов: Я думаю, что многие нашли. Многие сторонники "Крым наш", юго-восток Украины тоже наш, этим людям этот фильм льстит таким самоутверждением людей, которые живут в такой стране, где так все красиво было, где столько белизны, столько света, столько неги и такие красивые главные герои. Изображена белая гвардия, которая как бы здесь унижена. Вообще вот в фильмах Михалкова мотив реваншизма, вспомним "Предстояние" и "Цитадель", где в начале русский народ унижают, а потом он вооружается древками от граблей, идет и побеждает. Вот этот мотив реваншизма, кстати, и в жизни у него бывает борьба за верховенство в Союзе кинематографистов, тоже основано на обязательном взятии реванша у тех людей, которые покусились на его власть. Он об этом прямо говорил: я не хочу быть первым секретарем, председателем или президентом, я хочу просто самоутвердиться и показать, что я не вор.

Елена Рыковцева: Тогда я не пойму, что же они нашли в этом фильме для себя, если та картинка, этот лубок утонул, разгромлен. Белая гвардия, которая должна была показать мощь русского духа, тоже утонула. Что же они нашли для себя?

Юрий Богомолов: Они могли найти тот дух непокоренности, который сидит в авторе фильма. Да, эти люди, утонули, да, эти люди погибли, но все равно мы живы. Естественно, уже апелляция на то, что Крым-то наш, мы встаем с колен, мы всей Европе и всему Западу. Это тот контекст, с тем настроением, с которым идет электорат в кинотеатр, он живет. Мы часто думаем отвлеченно о том, что фильм есть некое замкнутое внутреннее пространство, рядом ничего нет, а здесь это есть. И то, что по телевизору идет беспрерывно, и те 84%, которые смотрят телевизор, где нам показывают врагов, которых мы побеждали и непременно победим снова и так далее – это все работает на восприятие. В данном случае фильм чрезвычайно конъюнктурен в этом отношении.

Елена Рыковцева: Очень интересно, потому что я сегодняшней конъюнктуры, как ни странно, как ни парадоксально, мне было занятно, какой она окажется, и я ее не обнаружила. Вы увидели что-то такое для этого 88-го процента, который пришел в кинотеатр получить подтверждение и вдохновиться этой работой для подпитки своих настроений?

Ольга Галицкая: Мне интересно слушать Юрия Александровича, но у меня не было, честно говоря, такой мысли. Мне кажется, что Михалков пытался дать людям общее понимание российской истории, и этого публика ждала и ждет и, наверное, определенная часть публики получает в том смысле, что все равно Россия такая особая, она неделимая, все вокруг виноваты, потому что из мелочей складывается потом то, что происходит. Эту мысль толстовскую пытается Никита Сергеевич выдать за свою. То есть людям хочется блокбастер, глобальное осмысление России. Может быть, в этом смысле нравится.

Елена Рыковцева: Но не более того. Я все пытаюсь к сегодняшнему моменту притянуть.

Юрий Богомолов: Посмотрите, как сам Никита Сергеевич все время выступает в разных программах, от "Вечернего Урганта" до программы "Время", и все время он актуализирует сегодняшний день и свою картину сегодняшнего дня.

Ольга Галицкая: Сам сводит разговор на Украину, на все сегодняшнее.

Юрий Богомолов: Помните сериал Хотиненко "Бесы", где "Бесы" были прямо адаптированы к пропаганде, к пропагандистской кампании. Сам режиссер выступал в программах.

Ольга Галицкая: Он это отрицает, кстати, что это прямо адаптировано.

Юрий Богомолов: Как отрицает? Он говорил прямо, что мы смотрим то, что происходит на Украине, но неужели непонятно, что об этом Достоевский сказал, и я сказал об этом. Это было непосредственно.

Ольга Галицкая: В этом смысле какой-то месседж доложил Никита Сергеевич, что не надо Россию бултыхать, раскалывать, мы такие все единые, особенные. Не нужно быть против чего-то.

Елена Рыковцева: Ведь это же он закладывал и раньше в свои работы, всегда он так расценивал.

Ольга Галицкая: Не было волны, в этом смысле аудитория уже скрепилась этими самыми скрепами и во многом готова воспринимать именно такой взгляд на вещи. Потом, я думаю, что имя Бунина имеет манящее воздействие, хотя Бунина как такового в этой экранизации нет совсем.

Елена Рыковцева: Это правда. То есть мы на Бунина не зовем наших слушателей, зрителей.

Ольга Галицкая: Мы не зовем, потому что та боль, то отчаянье, горечь, ненависть, которая есть у Бунина в его "Окаянных днях", они вообще противопоказаны Никите Сергеевичу по определению – это разные полюса. Попытка соединить "Солнечный удар" и такое легкое дыхание бунинской великой прозы и "Окаянные дни", которые он пережил лично, как и "Солнечный удар" пережил, но соединять эти вещи – это все равно что старинное кружево привязать к железной арматуре. Это совершенно не клеится, не ладится.

Юрий Богомолов: Как-то абсолютно не вяжется этот бунинский рассказ с революцией. Но он почему-то думает, что это связано.

Ольга Галицкая: Кстати, это вопрос звучит почти комедийно, настолько часто его повторяют, что выглядит нелепо.

Юрий Богомолов: У меня как у зрителя возникает вопрос и у историка кино, я помню Никиту Сергеевича с его незаурядным недюжинным даром проникать во внутреннюю жизнь людей, передавать, переосмысливать, с его фильмами "Пять вечеров", "Несколько дней из жизни Обломова" и "Родней", думаю, что могло случиться? Это вопрос к нему: что могло с ним случиться, чтобы снимать такую картину и до этого снимать картины, где есть не столько талант, сколько симуляция таланта, попытка вспомнить себя, то время и с тем багажом. Он пытается и так, и сяк. Этот его образ, когда коляска мчится по ступеням, взятая на прокат у Сергея Михайловича, когда она опрокидывается, он думает, что он пошутил над Эйзенштейном, по-доброму пошутил, а когда она опрокидывается, там нет ни живого ребенка, ни мертвого ребенка, там ничего нет – там пустота.

Ольга Галицкая: Ни сундучка, который лежал в этой коляске в предыдущей сцене.

Юрий Богомолов: Это навевает на мысль, что и картина такая пустая.

Елена Рыковцева: Мне эта тема идеологическая любопытна, я считаю, что он натащил туда своей же собственной публицистики. Он единственное, чем искусственно объединяет эти два времени, – это история мальчика, который в том прекрасном романтичном прошлом встретил на свою голову либерального учителя, который объяснил ему теорию Дарвина, что человек от обезьяны. А его новый знакомый, впоследствии белогвардеец, вовремя не объяснил ему, как же от обезьяны, когда от Бога, потому что ему было не до того, он был занят своей любовью. И этот мальчик вырос безбожником и, соответственно, утопил своего товарища, найденного в этом прекрасном провинциальном городке. Вот это увязал, но только так, больше никак.

Юрий Богомолов: Меня в данном случае интересует вопрос в связи с Дарвиным. Никита Сергеевич себя считает от кого произошедшим?

Елена Рыковцева: От Бога – он объяснил.

Юрий Богомолов: Непосредственно? Без папы, мамы?

Ольга Галицкая: Человек от Бога.

Елена Рыковцева: И те, кто считает, что они от обезьяны, они обречены быть такими.

Ольга Галицкая: Идти вниз и свалиться в яму.

Елена Рыковцева: И страну за собой потащить.

Юрий Богомолов: Тогда все народные массы, которые о Дарвине ничего не слышали, не знали, они втянулись в гражданскую войну.

Ольга Галицкая: Не говоря о том, что православный русский народ, обожавший церковь и так далее, потом эти же церкви громил и крушил за милую душу. Это тоже было в истории.

Юрий Богомолов: Это тоже либеральные учителя, писатели и так далее.

Ольга Галицкая: Короче говоря, здесь попытка у Никиты Сергеевича свести все к простому решению, а оно не простое. Лично мне больнее всего в этом фильме за "Солнечный удар", за лирическую прозу. Потому что то, что было у Михалкова в его фильмах, которые стали нашей классикой, мировой даже классикой, вот эта тонкость, кружева человеческих отношений, понимание многослойности бытия и сложности отношений между людьми, все, что ему удавалось, вот эти полутона и нюансы, здесь превращено в какое-то папье-маше. Они не живые, эти герои, я не могу поверить им никак.

Елена Рыковцева: В диалоги вписаны эти публицистические фразы просто от "а" до "я", никаких полутонов.

Ольга Галицкая: Еще революционная тема возникает, вот этот голубой шарфик, который так навязчиво – это крутится, вертится шарф голубой, тоже тема революции возникает.

Юрий Богомолов: Я где-то прочитал в интернете, что где-то написал какой-то священник, что шарфик – это соблазн дьявольский.

Ольга Галицкая: Может быть и соблазн, но когда он 15 минут по кораблю крутится и никак не падает.

Юрий Богомолов: Сама женщина от дьявола.

Елена Рыковцева: Голубой соблазн вы имеете в виду то самое?

Ольга Галицкая: Нет, в хорошем смысле.

Юрий Богомолов: Паровая машина – это слаженно работающая царская Россия.

Елена Рыковцева: Мы сейчас говорим для людей, которые не смотрели фильм, поэтому я вас прошу такие детали объяснять. Это образ – паровая машина, в момент единственной эротической сцены.

Юрий Богомолов: Она и в начале без всякой эротической, Михалков сначала показывает.

Елена Рыковцева: Сначала просто работа поршней парохода, потом эротическая сцена, потом опять работа поршней. Вот он показывает, как хорошо работала тогда Россия, как хорошо трахались, не побоюсь этого слова, все было хорошо, вплоть до таких нюансов.

Ольга Галицкая: Просто поскольку у фильма возрастной ценз 12 +, Никита Сергеевич густую эротику останавливает вовремя в допустимом кадре, а дальше переходит к эвфемизмам, заботясь о подрастающем поколении.

Елена Рыковцева: Какую версию мы выдвигаем главной: он показывал, как хорошо работала машина российская, что можно сравнить ее и с тем, и с другим или мы все-таки считаем, что он показал пароход в момент эротической сцены, чтобы не обвинило Министерство культуры?

Ольга Галицкая: Я думаю, что здесь все заложено, все работало хорошо, когда все было хорошо.

Юрий Богомолов: Я прочитал в одной рецензии, что эта машина – это молодой здоровый секс.

Ольга Галицкая: Это замечательно, личный Пимен Никиты Сергеевича Елена Ямпольская написала именно так. Кстати, пишет, что обязательно возьмите детей на этот фильм.

Юрий Богомолов: Я бы к этой картине написал такой ценз: 12 Мизулина плюс.

Ольга Галицкая: Хотя злопыхатели, которых много у Никиты Сергеевича, написали, обсуждая эту сцену, что это, во-первых, не оригинально, это уже использовалось, вспоминали фильмы "Голый пистолет", пародийную комедию, а кто-то написал: да вообще в немецком порно это используется только так.

Юрий Богомолов: И у Михаила Швейцера в фильме "Крейцерова соната".

Елена Рыковцева: Мне нравится, как мы от судеб России перешли к этой постельной сцене, сколько времени ей уделили. России что-то мы уделяем совсем немного.

Ольга Галицкая: Потому что Бунин написал одну из величайших эротических новелл мировой литературы. Не миновать эту тему.

Юрий Богомолов: И одну из деликатнейших.

Елена Рыковцева: Давайте честно, что к эротике эта эротическая сцена не имеет никакого отношения, к любви не имеет никакого отношения. Ни дыхания, ни легкости, ни ауры, чувственности, ничего этого нет. Ни один человек, с оговорками, принимают этот фильм, не принимают, но все сходятся на том, что любовь оставляет абсолютно равнодушной, потому что это не любовь. Может быть, виноваты молодые актеры.

Ольга Галицкая: Я думаю, что тут все актеры – молодые, зрелые, знаменитые – работали абсолютно с режиссерской подсказки. В этом смысле Михалков именно так работает, он сам актер, и он ведет этот фильм, каждую сцену. Он абсолютно сделан так, как хотел режиссер. Поэтому у меня лично к ним нет претензий.

Юрий Богомолов: Я думаю, тут еще закавыка состоит в том, что он берет в основу своего фильма литературу, которая пишет об иррациональном чувстве, а выстраивает ее чисто рационально.

Елена Рыковцева: Даже почему страсть вспыхнула, хотя она должна иррационально вспыхивать, вам должно быть понятно. Почему они сошли с этого парохода, откуда это берется – непонятно, не чувствуете вы этого импульса.

Юрий Богомолов: Кстати, в чем беда других фильмов последних Михалкова, именно то, что он очень рационализирует.

Ольга Галицкая: Потому что у него есть уже набор любимых идей, любимых слов, кирпичи цитат. Участвует ли он в ток-шоу, пишет ли он статьи, выступает ли в своем "Бесогоне", снимает ли фильм – это все одно и то же.

Елена Рыковцева: И это проблема, что он свои цитаты стал записывать в реплики и раскладывать на реплики. Сцена с белогвардейцами, которую смотреть не противно, я смотрела спокойно, но ты дергаешься от этого.

Ольга Галицкая: Там есть сцены, где проблескивает его талант, который мы помним.

Елена Рыковцева: Но когда ты чувствуешь, как диалоги расписаны его пером по репликам с его вложенными цитатами из него же, то вспоминаешь, что это не кино.

Юрий Богомолов: Беда многих русских художников, писателей, артистов, что с ростом у них пробиваются морализаторские склонности. В свое время Достоевский по-доброму, но спародировал опискинщину Гоголя. Сейчас эта опискинщина пробивается и прорывается довольно часто, а у Михалкова так просто.

Ольга Галицкая: А он совершенно не великий мыслитель, скажем мягко. Мне кажется, у Никиты Сергеевича актерская память, он заучивает текст, потом просто воспроизводит. В этом нет философской глубины и неоткуда взяться. Потому что это просто кирпичи каких-то текстов, которые ему понравились, запомнились.

Юрий Богомолов: Иногда доходит до смешного. Помните фильм "12", в котором он предпосылает эпиграф некоего мыслителя Б. Тосья и цитирует этого Б. Тосью насчет того, что правда быта – это не то же, что истина бытия. Я искал этого Б. Тосью с фонарями – нет такого. Это он придумал свой афоризм, но как-то ему было неловко, очевидно.

Ольга Галицкая: Если это его афоризм – это уже что-то.

Юрий Богомолов: Зачем мистифицирует, написал бы. Афоризм-то пустой.

Ольга Галицкая: Любимое выражение Никиты Сергеевича "шифровать пустоту". Это имеет место.

Елена Рыковцева: Если суммировать, то все-таки пустота или зритель, 88%, получил свое, получил подпитку?

Ольга Галицкая: Мне кажется, что кто-то получил, и слава богу. Но что обидно все-таки, любое кино, даже самое плохое, находит своего зрителя. Любое художественное произведение находит своего зрителя, читателя, потребителя, и слава богу. Но все-таки, мне кажется, печальный итог этого фильма, что в нем нет абсолютно художественных озарений, к сожалению. А есть экранизированный внутренний набор цитат, любимых Михалковым.

Елена Рыковцева: И все-таки мастерство где-то есть.

Ольга Галицкая: Но оно уже такое не одухотворенное, на мой взгляд.

Елена Рыковцева: Но смотреть второй и третий час можно, благодаря ремеслу. Первый час совсем мне тяжело было именно из-за того, что я чувствовала лозунги, цитаты, самоцитаты Михалкова, в первой части начинался этот роман на теплоходе и этот чудовищный шарфик, про который я не могу без дрожи вспоминать до сих пор. А второй и третий час как-то начало выруливать на какое-то ремесло, как-то сколачиваться стало между собой все это помастеровитее.

Ольга Галицкая: Но еще интересно, что он экранизировал все свои внутренние смыслы и все свои любимые мысли в этом фильме, мини-энциклопедию сделал. А вот, что он будет делать дальше, я даже представить не могу, потому что исчерпанность абсолютная.

Елена Рыковцева: Какие у вас прогнозы на его дальнейшие творческие планы?

Юрий Богомолов: Известно, что он давно работает или вынашивает замысел про Грибоедова. Так же, как и "Солнечный удар" он вынашивал 37 лет, как он сказал. Ему надо было 37 лет вынашивать, чтобы родить вот это.

Ольга Галицкая: Во всяком случае у человека была такая потребность, он это сделал.

Елена Рыковцева: Конечно, жаль, что он его не выродил и не выносил сразу, когда еще мог рожать, возраст еще был кинородным.

Юрий Богомолов: Мне еще жаль, что он камнем лег на пути Ивана Дыховичного, который запустился практически с этим фильмом.

Ольга Галицкая: Да, такая была история. Такие вещи бывают. Можно сказать, что и "Раба любви" была камнем на замысле Рустама Хамдамова. Но фильм случился, он признан, и он есть – это уже данность.

Елена Рыковцева: Но это тогда, когда он еще мог.

Ольга Галицкая: Если бы он сделал фильм, который вставал бы вровень с его же "Рабой любви", мы бы тогда, может быть, не вспоминали печальных обстоятельств возникновения этого замысла.

Елена Рыковцева: Я прошу не сердиться наших слушателей, что мы не очень хвалим "Солнечный удар". Наверное, мне сейчас скажут, что надо было посадить критика, который от него в восторге. Но если честно, по пропорциональному соображению не очень объективно сажать критика, который в восторге, потому что таких один, мне кажется.

Ольга Галицкая: Нет, не один, даже может быть три.

Елена Рыковцева: Если всего их 30, 3 за, то может быть. Это я пытаюсь оправдаться. Тогда давайте просто сообщим нашим слушателям, что они существуют.

Ольга Галицкая: Они существуют, а фильм можно посмотреть и составить свое мнение.

Юрий Богомолов: Наша реакция связана, по крайней мере моя, с тем, что он действительно был талантлив, он действительно подавал такие надежды на свое будущее. Я помню, вся критика в советское время практически молилась на него. И то, что с ним дальше произошло – это и создало такое раздражение по поводу, мне кажется, что он просто предал свой талант и спустил его, как с состоянием бывает, взял и прокутил это состояние. Такой дар божий так редок, поэтому его надо было беречь не только смолоду, но и в зрелые годы. Я каждый раз, когда думаю о судьбе Михалкова, во-первых, я вспоминаю фильм "Похождения зубного врача", притчеобразный, где рассказывается в формате притчи о человеке, который владел даром, но один раз смалодушничал и он у него пропал. А во-вторых, я вспоминаю его собственный фильм Никиты Михалкова, снятый в 1980-х годах, – это "Без свидетелей", где рассказывалась история человека, в молодости талантливого, обаятельного, необыкновенно симпатичного, располагающего к себе и влюбляющего в себя. Потом как-то получилось, один раз донос написал, другой раз предал опять же свою любимую женщину, поддался карьеристским и в конце концов сгнил изнутри. Михалков беспощадно показывает этого героя, не подозревая, что самому придется.

Елена Рыковцева: Давайте перейдем к подвигу, который совершает Первый канал. 19 октября выходит премьера фильма, который только что получил приз Венецианского фестиваля "Серебряный лев" за лучшую режиссуру, Андрон Михалков-Кончаловский. Этот фильм называется "Белые ночи почтальона Алексея Тряпицына". Это было желание самого Андрона Кончаловского, чтобы этот фильм до кинотеатров пошел на Первом канале, потому что, как он сам понимает, не каждый выложит деньги за то, чтобы это смотреть. Он сказал, что я хотел бы, чтобы это посмотрели бесплатно. Я буду благодарен любому зрителю, который посмотрит это до конца.

Ольга Галицкая: Там присутствует ненормативная лексика – это тоже препятствие к прокату.

Елена Рыковцева: К показу на Первом канале в тысячу раз больше, чем к прокату.

Ольга Галицкая: К прокату – это директора кинотеатров, и они опасаются теперь брать такие фильмы. Я думаю, что покажет Первый канал, а потом фильм будет в интернете.

Елена Рыковцева: Я не видела среди причин, по которым он не идет в прокат, ненормативную лексику. Я понимаю, что он не пойдет в прокат, потому что режиссер понимает, что это точно не то кино, на который идет массовый зритель, которое способно отбить кинотеатру зрительный зал, билеты и так далее. Он это понимает очень хорошо изначально, поэтому он его отдает многомиллионной аудитории Первого канала с надеждой, что хотя бы бесплатно она его посмотрит. Ольга, вы вчера были первым русским зрителем, который увидел этот фильм.

Ольга Галицкая: При большом стечении народа.

Елена Рыковцева: Да. Вчера в кинотеатре "Пионер", который праздновал одновременно пять лет своей жизни, Первый канал устроил закрытый показ для самых лучших критиков Москвы, включая Ольгу Галицкую. Пожалуйста, Ольга, поделитесь своими впечатлениями с теми, кто еще не видел этот фильм и увидит только в воскресенье.

Ольга Галицкая: Это фильм, соединяющий документальное кино и игровое, художественное, потому что элемент постановочный присутствует в этом фильме. В этом фильме абсолютно изумительный и великий оператор Алексей Симонов, оператор, который работал с Алексеем Балабановым. В этом фильме потрясающий герой, настоящий почтальон из глубинки российской Алексей Тряпицын, с яркими синими глазами такой русский человек, несчастный и счастливый одновременно, потому что живет в своей большой и непонятной стране, но любимой при этом. Это то, что плюсы этого фильма. То, что вызывает вопросы, во-первых, мне кажется, не очень правомерно называть фильм документальным, когда там присутствуют все-таки элементы постановки.

Елена Рыковцева: А он назвал его документальным?

Ольга Галицкая: По-моему, да.

Елена Рыковцева: Я в рецензиях вижу слово "документальный". Назвал ли он его документальным, не уверена.

Ольга Галицкая: Во всяком случае у него опыт уже подобный был – знаменитая "История Аси Клячиной, которая любила и не вышла замуж". Там внедрение актрисы в реальную среду, хотя сам Андрей Сергеевич говорит, что сравнивать эти два фильма совершенно не нужно, они разные и подходы разные. Я думаю, что для зрителей это будет достаточно сложный опыт смотрения этого фильма, потому что собственно зрителю будет непонятно, что ему ждать.

Елена Рыковцева: Я как раз хотела вас спросить: зритель поймет, зачем ему это показывают? Ему показывают два часа жизнь в маленькой деревне или в деревнях, учитывая, что он развозит по нескольким деревням пенсии. Он заходит в дома, он, обратили внимание, выпивает с ними чай, уже не водку глушит?

Ольга Галицкая: Он же завязал. Объясняет почтальон, что он уже два года не пьет, а раньше у него были проблемы.

Елена Рыковцева: Это Кончаловский завязал показывать водку, потому что у Кончаловского были проблемы с тем, что в его фильмах народ хлещет водку, а его обвиняют потом: за кого вы принимаете Россию, и что вы нам показываете.

Ольга Галицкая: Может быть и так. Во всяком случае он рассказывает историю реального человека, который на данный момент, пока снимается о нем фильм, он не пьет водку. Хотя там сцена застолья и употребления алкогольных напитков очень даже присутствует. То есть русские люди пьют, и Кончаловский этого не скрывает.

Елена Рыковцева: Но в основном чай доминирует, чайная кружка, что-то в этом есть – Россия не встает с колен, а оздоравливается, Россия трезвеет.

Ольга Галицкая: Взгляд у Кончаловского на состояние России сегодня совсем не радужный, а даже наоборот. Но именно что философский, как и у его брата Никиты. Только у Никиты Сергеевича все-таки взгляд такой пропагандистский, я бы сказала, а у Андрея Сергеевича философский – вот Россия, она вот такая. Она громадная, большая, красивая, но нелепая страна, где одновременно существуют ракеты, космодромы, где вкладывают громадные деньги в мощь державы, а простую вещь как украденный лодочный мотор герой не может себе возместить, потому что реально ни у кого нет денег в этой деревне. И деревня сама показана как исчезающий объект. Герой там по ходу событий приходит в школу, где он когда-то учился мальчишкой, слышит в своих воспоминаниях звуки этой школы, гул, разговор ребят, звонки школьные. Слышит из прошлого то, какой была эта школа, какой она была в советской стране. Сейчас это разрушенное здание, где нет никого и ничего, пустая деревня, где живут несчастные, обездоленные, но вместе с тем люди, которые не чувствуют себя ущербными и брошенными. То есть вот так он видит Россию, и об этом фильм. Поэтому фильм, я думаю, нравится отборщикам и фестивальным жюри.

Елена Рыковцева: Юрий, как вы считаете, для чего такой фильм, который описывает Ольга Галицкая, смотреть массовому зрителю? Он все про ту Россию, которую ему показывает Андрей Кончаловский, знает, ничего нового он для себя с точки зрения своей обычной жизни не увидит, сюжета в нем нет, интриги в нем нет. Там есть милый почтальон, для которого достаточно двух минут восторга, какой нашли типаж. По части документалистики о том, как равномерно и монотонно течет чья-то жизнь, если чуть-чуть продвинутый зритель, он уже видел документальных фильмов про пастухов, про носителей других профессий. Для чего ему смотреть эту работу, как вы считаете?

Юрий Богомолов: В принципе массовый зритель с массовым сознанием, с массовым подсознанием, он пройдет мимо этой картины. Но есть еще не массовый зритель, причем по всей стране. В этом он найдет определенную концепцию российской истории, вообще российской цивилизации. Насколько я помню и знаю Кончаловского, то он очень сильно отличается в восприятии России, в понимании от своего брата, который тоже имеет свою концепцию. Если Никита Сергеевич видит исключительно Россию как христианскую, полагая, что если человек не христианин, то он не русский человек, то Андрей Сергеевич полагает, что Россия в целом языческая страна до сих пор. И эта точка зрения достаточно распространена. Был фильм Андрея Сергеевича Смирнова "Жила-была одна баба". Там прослежена история этой женщины на фоне гражданской войны, вообще густого российского быта дореволюционного, где насилие было языком взаимоотношений и где совершенно очевидно, хотя там и соблюдаются какие-то христианские обряды, совершенно очевидно, что это абсолютно языческая Русь, на которую наброшена накидка в виде христианства. Это одежда, а не суть. Возможно в это и причина тех катаклизмов, которые разрывают и сопутствуют движению российской истории. Вот это противоречие между все еще не изжитым язычеством и христианской моралью. Кончаловский говорит очень четко, не в фильме, а делал какие-то заявления о том, что Россия и Европа очень сильно разнятся, Запад есть Запад, Восток есть Восток и вместе им не сойтись. Россия пытается свести Запад и Восток.

Елена Рыковцева: Он не хочет, чтобы сравнивали с "Асей Клячиной", но итог какой, что это та же самая деревня, прошло 40 лет и ничего не изменилось.

Ольга Галицкая: Об этом собственно он и говорит.

Юрий Богомолов: И в "Асе Клячиной", и потом в "Сибириаде" он показывает, что этот процесс насилия, в "Сибириаде" в чем была мысль, я помню, делал в свое время интервью с ним, он говорил: пришли люди, изнасиловали сибирскую природу, покалечили, бросили и ушли. Вот этот момент. И в "Асе Клячиной" мотив того, что калечат судьбы в своем стремлении модернизировать, преобразовать насильственным путем, не эволюционным, а революционным путем. Кончаловский, будучи западным человеком, прозападным человеком, в отличие от Никиты Сергеевича, который, кстати, пытался быть западным человеком, но у него это не шибко получилось в "Сибирском цирюльнике". Андрон трезво оценивает эту ситуацию и полагает, что это очень долго, как у Шварца сказано, работа хуже китайской.

Ольга Галицкая: Мне еще кажется, что будучи человеком европейским по сути, Андрей Сергеевич как раз здесь показал, что у него есть восточный созерцательный взгляд, поэтому так он смотрит на русскую жизнь.

Елена Рыковцева: Мы посмотрим, как на этот восточный созерцательный взгляд отреагирует массовый зритель Первого канала.

Ольга Галицкая: Я хочу сказать, что помимо двух этих фильмов, где представлены размышления о России двух выдающихся кинорежиссеров, появился новый фильм совсем молодого режиссера, где, по-моему, русская жизнь представлена буквально, как она есть. Это фильм "Горько-2".

Елена Рыковцева: "Горько-2" обсудим в следующий раз. "Горько" мне очень нравится фильм.

Ольга Галицкая: И это случай, когда продолжение ничем не хуже.