Столы зеленые раскрыты:
Зовут задорных игроков
Бостон и ломбер стариков.
Присоединимся и мы к пушкинским задорным игрокам. Первая половина «Поверх барьеров» посвящена картам. Среди участников — бывший картежник, профессиональная гадалка и историк культуры, профессор Иерусалимского университета Роман Тименчик. Карты — один из предметов его исследований. Наша беседа началась с вопроса: каково происхождение карт, есть ли у них национальность?
Роман Тименчик: Происхождение карт темно и непонятно. Считается, что карты появились в Европе в конце 14 — начале 15 века, по наиболее распространенной версии они были внедрены в культуру сначала для развлечения слабоумного Карла Шестого. Считается, что они происходят откуда-то с Востока, кто хочет вывеcти их из Египта, кто из Индии. С картами происходит то же самое, что и с цыганами: они такие пришельцы в европейскую культуру, и обязательно хочется им найти таинственное родословие. Хотя наиболее спокойные ученые склоняются к тому, что это Китай в первой половине 12 века. Энциклопедия «Британника» говорит, что самые ранние карты, пришедшие с Востока, использовались для ворожбы. Они были не картиночные карты, а только четыре пронумерованных масти, и тогда они еще не включали 22 карты «большого аркана», которые, по-видимому, появились позднее. Как сформулировал в своем стихотворении «Ямбы» русский поэт Иннокентий Анненский, сам одно время своей жизни заядлый, запойный картежник:
Вы, карты, есть ли что в одно и то же время
Приманчивее вас, пошлее и страшней!
Вот эта двойственность характеристики, думаю, простирается на все эпохи. Карты преследовались так или иначе всегда по-разному. В русском уголовном уложении 1649 года картежников предлагается трактовать так же, как воров, то есть рубить им пальцы.
Игорь Померанцев: Есть ли у карт, так сказать, социальная принадлежность? Грубо говоря, это игра верхов или низов?
Роман Тименчик: Есть очень любопытные случаи, когда смыкаются самые верхи культуры с самыми низами культуры. Например, первая научная работа Дмитрия Сергеевича Лихачева о карточном арго, о ритуале карточной игры среди достаточно простых людей в достаточно простые игры, в «Акульку», в «Свои козыри», которую он написал, будучи в заключении на Соловецких островах, и которая была опубликована впервые в узколагерном специальном журнале «Соловецкие острова». Так что карты, которым вообще свойственен некоторый универсализм, некоторая оправданная претензия на то, чтобы быть моделью мира вообще, сводит самые верхи и самые низы культуры.
Игорь Померанцев: Какие самые известные скандалы связаны с картами?
Роман Тименчик: Из недавних примеров история с Ходасевичем, с Владиславом Ходасевичем, который сам любил карты и знал в них толк, который в 1928 году напечатал статью под названием «Пушкин, известный банкомет», уже была анонсирована в печати большая его работа «Игроки в жизни и в литературе», но такая патриотическая, консервативная эмигрантская печать подняла по этому поводу такой скандал, чтобы не соединять тему национального гения с темой карт, что эта работа так и не была написана. Скандалы возникали в жизни до того, как были отражены в литературе. В частности, потрясшая всю Москву история 1802 года, когда князь Александр Голицын проиграл свою жену Марию Григорьевну, урожденную Вяземскую, проиграл в карты не менее известному в Москве персонажу, меценату, масону, сыну гетмана Разумовского Льву Кирилловичу Разумовскому. Состоялся развод, вторичное замужество, что по тем временам было грандиозным скандалом. Мироощущение ХХ века добавило, что в картах, можно сказать, есть некоторый Эрос. Неслучайно фольклор ставит их в отношение дополнительности и зеркальности: не везет в картах, повезет в любви.
Игорь Померанцев: Откуда такие колоритные название игр в карты - «Вист», «Бридж», «Покер» и колоритная карточная терминология — колода, рубашка, бубновый туз?
Роман Тименчик: Современные английские словари, например, затрудняются указать этимологию слова «покер». В американском Уэбстере, например, стоит вопросительный знак. А к слову «бридж» дается странная этимология: «по-видимому, русского происхождения». Вообще очень существенно для репутации карт ощущение иностранного их происхождения, ощущение пришлости, будь то с Востока, из России или с Запада. Филологи сделали наблюдение, что фамилии игроков, шулеров в русской литературе всегда окрашены какой-то иноземностью. Довольно часто они польские, как Загорецкий в «Горе от ума», иногда восточные. Бубновый валет — слово, которое потом стало названием художественной группы русских художников, во французской традиции давно употреблялось как синоним плута, мошенника. Это Ганя Иволгин в «Идиоте» говорит, что «она (Настасья Филипповна) всю жизнь меня за бубнового валета будет считать». Бубновый туз по обычному объяснению восходит к такому ромбику, нашлепке на спине арестанта, который якобы прилаживали для того, чтобы удобнее было целить ему в спину в случае побега. Во всяком случае, все они так или иначе отсылают к стихии темной, полууголовной, сомнительной.
Игорь Померанцев: Профессор Тименчик, для вас лично карты — это предмет исследований или еще и предмет страсти?
Роман Тименчик: Структура нашего разговора мне напоминает одну пьесу Введенского — «Разговоры о картах». Три игрока говорят, мол, давайте сыграем в карты. Каждый из них говорит: без карт я никуда, где карты, там и я и так далее. И вот они всю ночь проговаривают о своей любви к картам, ночь кончается, и они расходятся, довольные тем, что обвели ночь вокруг пальца, вот и поговорили о картах, не сыграв. Нет, я в карты не играю, может быть, к сожалению. Как говорится, знал бы прикуп, жил бы в Сочи. Каждому человеку отпущена какая-то своя не бесконечная порция азарта, наблюдательности, темперамента, любви к риску. Я предпочитаю этот капитал вкладывать в другое — в исследовательский поиск, который тоже связан с риском, тут тоже рискуешь, и тут тоже проигрываешь. Но кто не проигрывает, то и не выигрывает.
«Любовь и разлука» . Своим личным опытом делятся представители разных поколений
«Радиоантология современной русской поэзии». Стихи Александра Кушнера (Петербург)
Александр Кушнер
Прощай, любовь!
Прощай, любовь, была ты мукой.
Платочек белый приготовь
Перед разлукой
И выутюжь, и скомкай вновь.
Какой пример,
Какой пример для подражанья
Мы выберем, какой размер?
Я помню чудное желанье
И пыль гостиничных портьер.
Не помню, жаль.
Не помню, - жаль, оса, впивайся.
Придумать точную деталь
И, приукрася,
Надсаду выдать за печаль?
Сорваться в крик?
Сорваться в крик, в тоске забиться?
Я не привык.
И муза громких слов стыдится.
В окне какой-то писк возник.
Кричит птенец.
Кричит птенец, сломавший шею.
За образец
Прощание по Хемингуэю
Избрать? Простились - и конец?
Он в свитерке,
Он в свитерке по всем квартирам
Висел, с подтекстом в кулаке.
Теперь уже другим кумиром
Сменен, с Лолитой в драмкружке.
Из всех услад,
Из всех услад одну на свете
Г. Г. ценил, раскрыв халат.
Над ним стареющие дети,
Как злые гении, парят.
Прощай, старушка, этот тон,
Мне этот тон полупристойный
Претит, ты знаешь, был ли он
Мне свойствен или жест крамольный.
Я был влюблен.
Твоей руки,
Твоей руки рукой коснуться
Казалось счастьем, вопреки
Всем сексуальным революциям.
Прощай. Мы станем старики.
У нас в стране,
У нас в стране при всех обидах
То хорошо, что ветвь в окне,
И вздох, и выдох,
И боль, и просто жизнь - в цене.
А нам с тобой,
А нам с тобой вдвоем дышалось
Вольней, и общею судьбой
Вся эта даль и ширь казалась -
Не только чай и час ночной.
Отныне - врозь.
Припоминаю шаг твой встречный
И хвостик заячий волос.
На волос был от жизни вечной,
Но - сорвалось!
Когда уснем,
Когда уснем смертельным, мертвым,
Без воскрешений, общим сном,
Кем станем мы? Рисунком стертым.
Судьба, других рисуй на нем.
Поэты тем
И тяжелы, что всенародно
Касаются сердечных тем.
Молчу, мне стыдно, ты свободна.
На радость всем.
"Любовь свободна, мир чаруя,
Она законов всех сильней".
Певица толстая, ликуя,
Покрыта пудрой, как статуя.
И ты - за ней?
Пускай орет на всю округу.
Считаться - грех.
Помашем издали друг другу.
Ты и сейчас, отдернув руку,
Прекрасней всех!
«Мои любимые пластинки» с режиссёром и драматургом Александром Басовым.