Журналист и переводчик Фрэнк Уильямс:
"Незрячий тотчас бы узнал английский дом по запаху. Это запах сырости, несвежести, плохой кухни, неуюта. Есть, конечно, хоть и редко, запахи приятные. Ими пахнет в детстве в деревне: запах дров в камине, свежеиспеченного хлеба, яблок в погребе, свежего навоза в конюшне. Я помню все эти прелести... Но еще крепче въелись в ноздри запахи моей "public school", привилегированной частной школы. Любое сугубо мужское общество примитивно, и наше общежитие при школе – семьдесят мальчиков плюс преподаватель-надзиратель – не было исключением. Всячески выдвигалась на первый план физическая сторона жизни: спорт, холодный душ, подъем спозаранку, уроки натощак, телесные наказания. Как будто нам вдалбливали, что бытие определяет сознание. А бытием был въедливый, беспощадный, вездесущий запах физиологических отправлений. Ты входишь в общежитие после занятий и сразу нос чует где-то слева доминанту в букете ароматов: запах уборной, не пронзительный, как в России, а сладостно-гнилой. Три шага в сторону, буквально три шага, и ты уже в зоне раздевалки. Там висят
Фрэнк Уильямс
наши спортивные костюмы. В прачечную их сдают только в конце четверти. Нет, душ тоже есть, но с ним связан запах пота, грязи и сырости. А за углом торжественная и радостная встреча с обонятельнымобертоном – запахом вареной капусты. Мальчикам полагается есть капусту. Она дешева и богата витамином С. Ни дня без капусты! В этой банальной картине есть нечто стопроцентно английское. За все эти запахи мои родители платили и платили много, и все время напоминали, что это лучшие годы моей жизни, и я должен быть счастлив. И точно так же поступали тысячи других родителей во всей Великобритании. Разве родители могут быть неправы? Да, моча, пот, вареная капуста – мое счастливое имперское детство.
"Евреи на немецкой кухне".
Рассказывают эмигранты из бывшего СССР, переехавшие в Германию.
"Мои любимые пластинки" с Иреной Карпой, украинским прозаиком, поэтом, певицей
Ирена Карпа
Нет такого прекрасного поэтического мифа, что я жила в горах, и там пастухи пели песни, и овцы бегали.
Это все был совок. Это все была шароварщина. Очень сложно было пробиться к чему-то настоящему, не искаженному всеми этими застольными традициями. Но при этом был интересный элемент запрещенности. Например, во время Рождества была коляда. Все были в партии, но в то же время за закрытыми дверями это все делалось. Люди пели коляды:
Бог предвічний народився,
Прийшов днесь із небес,
Щоб спасти люд свій весь,
І утішився.