В 2015 году московский Музей истории ГУЛАГа переедет в новое здание, с Петровки в 1-й Самотечный переулок. 30 октября, в День памяти жертв политических репрессий, музей посетил Сергей Собянин, в связи с чем сопровождавшие мэра журналисты поспешили сообщить об открытии обновленного музея. Истине это никак не соответствовало. Строительные работы по преобразованию 4-этажного жилого дома старинной постройки в музей завершены лишь сейчас, остался только монтаж оборудования и коммуникаций. Что же до переезда, то он будет поэтапным.
Сначала дом обживут сотрудники музея, потом откроется первая выставка, и лишь затем зрителей пригласят осмотреть постоянную экспозицию. Она будет состоять из нескольких разделов, рассказывающих как об истории советской репрессивной лагерной системы, так и о судьбах отдельных узников. Помимо документальных свидетельств здесь будут реконструкции барака, карцера, тюремной камеры, кабинета следователя и пересыльного вагона.
Помещение по старому адресу – скромное по размеру. Новые площади – это более трех тысяч квадратных метров. По словам директора Музея истории ГУЛАГа Романа Романова, теперь можно будет не только расширить постоянную экспозицию и показывать полновесные выставки, но также решать принципиально новые задачи:
– Например, мы откроем для посетителей нашу научную библиотеку. Немаловажно и то, что у нас появляется полифункциональный зал для мероприятий, имеющих отношение к театру, музыке, кино и другим событиям. В частности, это встречи с авторами книг, лекции и семинары. В здании на Петровке такого отдельного зала нет. Помимо этого появится Студия визуальной антропологии. База для этого уже существует. Мы проводим видеоинтервью с теми людьми, которые прошли через репрессии. Такие интервью становятся историческими документами. Это материал как для создания документальных фильмов, так и для пополнения нашей мультимедийной базы данных. Она будет доступна для посетителей.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Роман Романов о концепции Музея истории ГУЛАГа
Еще у нас появится социально-волонтерский центр, и он будет уже полноценным центром коммуникаций. Мы сможем принимать людей, которые пострадали от репрессий. В социально-волонтерский центр приходят люди, которые понимают, что этот музей для них лично важен, и потому они хотели бы чем-то помочь. Приставка "социальный" означает, что мы работаем с теми людьми, у которых брали интервью. Не просто поговорили, сказали им "спасибо" и больше с ними не дружим. Скорее, они становятся нашими подопечными. И есть волонтеры, которые хотят помогать нашим подопечным. Они могут их, например, проводить в больницу или встретить на вокзале, купить им продукты или просто прийти, испечь пирог и пообщаться.
– Насколько мне известно, это единственный в Москве социально-волонтерский центр при музее. Много ли в нем сейчас участников?
– Волонтеров уже больше ста, а наших подопечных около 70 человек. Этот Социально-волонтерский центр в музее на Петровке действительно существует, но у него не было специального места, где мы могли встречаться. А эта работа требует еще и отдельного пространства, куда может, например, репрессированный или волонтер прийти в любой день и сказать: чем я могу помочь? Или: помогите мне этим и этим. Принципиально, что у нас появится место встречи.
– Каким образом вы собираетесь осваивать музейный двор? Я об этом спрашиваю, потому что в вашем здании на Петровке двор служит важным прологом. Прежде чем открыть входную дверь, посетитель должен пройти по грубо сколоченному деревянному настилу, обрамленному лагерными вышками и колючей проволокой.
– В Самотечном переулке у нас не просто двор, а прилегающая территория. Там появится Сад памяти. Он станет общественной зоной, то есть музей может быть закрыт вечером, а Сад памяти будет открыт. И это станет частью городского общедоступного пространства. Деревья, кустарники и другие растения мы будем привозить из мест, где располагались лагеря. И мы будем их высаживать определенным образом, снабжать определенными табличками. У нас уже есть первое дерево – это росток от яблони, который привезен из Ессентуков из сада Ефросиньи Антоновны Керсновской. Это для нас очень значимый человек. Символично, что появится яблоня из ее яблоневого сада, – говорит Роман Романов.
Над интерьерами и фасадами нового здания Музея ГУЛАГа трудился архитектор Игорь Апарин из московского бюро KONTORA. Стилистически, эмоционально и содержательно созданный им дизайн подхватывает образное решение помещения на Петровке:
– Нам пришлось иметь дело со старым зданием, начала ХХ века. Оно долгое время стояло заброшенным, и внутри все давно пришло в негодность. Крепкими остались только ограждающие стены с отличной кирпичной кладкой. Внутри убрали все перекрытия, перегородки. Воткнули новый скелет в здание, металлический каркас. Образовалось высокое двухсветное пространство, то есть возникла абсолютно новая структура здания, а от прежнего строения остались только фасады. И мы максимально попытались сохранить их исторический облик. Что касается интерьеров, то там открытая проводка, обнаженная кирпичная кладка, другие натуральные материалы. Мы приложили усилия, чтобы все было очень тонко подобрано, чтобы подчеркнуть достоинство старого здания. По сравнению с первым проектом, это тактичное вмешательство. Согласно первому проекту, который делали до нас, стенки должны были быть штукатурные или гипсокартонные.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Игорь Апарин об архитектурном решении Музея истории ГУЛАГа
Для фасадов было найдено совершенно оригинальное решение, по крайней мере, в Москве я ничего подобного не видел. Я говорю сейчас о медных фасадах. По новым сводам правил, строительным нормативам необходимо было произвести утепление здания. Хотели сначала утеплять по всем четырем сторонам. Но мы боролись за то, чтобы главный фасад по Самотечному переулку оставить в прежнем историческом облике, только почистить его, привести в порядок. Утепляли же остальные три стороны здания. Соответственно, нужно было чем-то облицовывать. Пришли к решению облицевать его листами натуральной меди. Прелесть в том, что медь имеет свойство со временем оксидироваться, патинироваться под воздействием осадков и так далее. Поэтому фасад будет живой, то есть каждый сезон он будет выглядеть по-другому. В итоге это должна быть практически черная металлическая оболочка. Она будет становиться все темнее и темнее с каждым годом.
– Вы очень внятно описали, как это будет выглядеть. Но что это дает с точки зрения художественного замысла?
– Когда мы пришли в это здание, оно было в абсолютной разрухе. И в этой разрухе было уже что-то выразительное. Хотелось сохранить и историю этого здания. С другой стороны, хотелось оживить его, привнести что-то новое. Почему медь? Потому что это натуральный материал, потому что он живет, потому что хотелось иметь в итоге что-то такое заброшенное. Нам очень важен был черный цвет.
– Значит, со временем это будет мрачный дом?
– Конечно, мы же учитывали специфику музея. Именно поэтому вскоре появятся еще и ставни. Они пойдут на двух уровнях, как раз там, где располагаются центральные залы экспозиции музея. Во-первых, у них чисто функциональное значение – затемнение, необходимое для различных выставок музея. Во-вторых, это средство выразительности. Со стороны медного фасада будут медные ставни. С другой стороны, по Самотечному переулку, где мы сохранили исторический вид фасада, будут деревянные ставни из грубой доски, из горбыля, – рассказал архитектор Игорь Апарин.