Видеоверсия программы доступна на нашем канале в YouТube.
Леонид Велехов: Здравствуйте, в эфире Свобода – радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, это новый выпуск программы "Культ Личности". Она не про историю, не про тиранов прошлого, она про наше время, про настоящие личности, их судьбы, поступки и взгляды на окружающую жизнь. Сегодня в нашей, созданной исключительно при помощи воображения, студии, в этой домашней обстановке обычной московской квартирки – Елена Камбурова.
(Врезка: видеорассказ о Камбуровой. Закадровый текст:
Елена Камбурова – культовое, как нынче говорят, имя. Правда, не нынешних времен, а предыдущих, поздних советских. Что вовсе, однако, не означает, что она принадлежит прошлому. Камбурова и сегодня в прекрасной творческой форме, у нее свой театр, о чем в советское время она могла только мечтать (и мечтала). Главное, и сегодня ее искусство – неповторимо исполняемые ею песни на стихи поэтов, прежде всего русских и советских, – должно было бы быть востребовано не меньше, чем во времена так называемого застоя, когда люди искали в искусстве ответа на вопросы, почему мы так плохо живем, и какой прекрасной может быть жизнь. Просто нынешнее время, оно какое-то такое, слишком безыскусное. Не в поэзии, не в театре, не в музыке ищет ответа на главные вопросы, которые, в общем, остаются прежними.
Знаменитая по сути, по тому, сколько ей сделано в искусстве, Камбурова не стала повсеместно узнаваемой звездой еще и потому, что, кажется, никогда такого рода славы не искала. Вот уж точно она бы могла сказать о себе словами Пастернака: быть знаменитым некрасиво, не это поднимает ввысь… Но не скажет, потому что слишком скромна, чтобы говорить о себе пастернаковскими стихами.)
Студия
Леонид Велехов: Елена Анатольевна, детство ведь прошло на Украине, причем на такой, особенной Украине.
Елена Камбурова: Да, Западная Украина.
Леонид Велехов: Западная Украина, да еще такая, по которой кто только не прошел – и литовские князья, и польские паны, и османы...
Елена Камбурова: Да, город недаром назван Хмельницким. Такой тихий городок, милый, зеленый, с парками, без особой архитектуры.
Леонид Велехов: Вот тогда можно было предугадать, предположить, что когда-нибудь Россия и Украина рассорятся и раздерутся?
Елена Камбурова: Невозможно. Дело в том, что для меня это была и остается одна страна. Наш город был – русские, украинцы, поляки, евреев огромное количество.
Леонид Велехов: Когда-то там чуть ли не доминировало еврейское население…
Елена Камбурова: Да. И одна семья – мы, греки. (Смех в студии.) Надо сказать, что я очень стеснялась, потому что ребятки все "гречкой" меня называли. Для меня это было как-то оскорбительно. Я тогда не очень представляла, что раз я гречанка, то я какое-то отношение могу иметь к той Древней Греции, которая наше всё на этом Земном шаре.
Леонид Велехов: А песня, когда и как появилась в вашей жизни?
Елена Камбурова: Сначала мои ушки слышали все, что передавало радио, которое не выключалось. Выключалось только тогда, когда оно официально отключалось, а так оно все время работало. Такой черный круг, тарелка. И оно было, действительно, частью жизни. И в этой части жизни было огромное количество песен. Все это я слушала. Все это мне очень и очень нравилось. Ни одна песня не вызывала у меня отторжения. И это было только радио. В доме не было ни патефона, ни магнитофона, ничего. Потом появился проигрыватель. Но до этого события, поскольку городок маленький, то напротив был дом и там летом, начиная с весны, на подоконник ставился проигрыватель, заводились пластинки. И они озвучивали всю улицу, чему я была счастлива. Представляете, что было бы сегодня?! (Смех в студии.) Но тогда ни у кого это не вызывало…
Леонид Велехов: Была другая жизнь.
Елена Камбурова: Да. Помногу раз ставилось одно и то же. Я успевала выучивать песни Гелены Великановой, Шульженко. Это были две мои любимые певицы. Я просто никак не могла понять, кто из них мне больше нравится. Но в результате выиграла Великанова, потому что у нее был более звонкий голос.
Леонид Велехов: Да, голос у нее был звучнее. Зато Шульженко всегда доигрывала то, на что голоса не хватало.
Елена Камбурова: Потому что, действительно, у Шульженко слово дышит прекрасно. Она актриса! Она очень чутко все понимала – и акценты, и фразу. Это было прекрасно!
Леонид Велехов: Но вы ведь первоначально хотели стать актрисой, поступали в Щукинское училище.
Елена Камбурова: Было, да.
Леонид Велехов: Не поступили, но, как я вычитал, познакомились с такой грандиозной личностью Вахтанговского театра, как Цецилия Львовна Мансурова.
Елена Камбурова: Да. Это чудо, действительно! Я с детства верила в чудеса. И они действительно как-то так ко мне приходили по жизни. Студентка, услышав как я читаю, сказала: "Надо, чтобы тебя послушала Мансурова". Она сказала ее адрес. Цецилия Львовна, которая куда-то спешила, прямо на улице меня слушала и как-то по-доброму ко мне сразу отнеслась. И ее фраза, которую мне потом передали, что вот кого надо брать, она держала меня будущий трудный год. А потом мы с ней подружились.
Леонид Велехов: А вы действительно поступали на курс, который стал впоследствии Таганкой?
Елена Камбурова: Да.
Леонид Велехов: Не жалеете в связи с этим, что не поступили? Могли бы стать любимовской актрисой, ведь вам как актрисе близок этот стиль такого синтетического театра.
Сыграли бы Шен-те, предположим, в "Добром человеке". Не жалеете, что такого не получилось?
Елена Камбурова: Я хорошо их всех помню – и Аллу Демидову, и Зину Славину, притом что у меня не очень цепкая память. Может быть, потому что это особый момент в моей жизни был. Поэтому я хорошо помню, что Славина была одета (она второй год поступала, в первый не поступила) в черное платье с белым воротничком. А на Алле Демидовой я помню бархатную бордовую юбку. Почему я это помню? Не знаю. Но думаю, что мне было бы там неуютно. Я – человек с самостоятельным мышлением, понимаете?
Леонид Велехов: Понимаю. В результате – цирковое училище, знаменитый ГУЦЭИ. Это был компромисс все-таки?
Елена Камбурова: Это был компромисс. Просто нужно было год где-то, как-то продержаться. Мне сказали – а вот набирается в ГУЦЭИ впервые такая студия, где будут готовиться чтецы, певцы. Я себя считала чтецом, естественно. И я показалась. И совершенно чудесный, совершенно невероятный Сергей Андреевич Каштелян…
Леонид Велехов: Тоже был связан с Таганкой – ставил пантомимы для Любимова, в "Десяти днях…"
Елена Камбурова: Да, он там ставил пантомимы с Аидой Черновой и Медведевым. Он уникальный человек. Он почувствовал что-то такое во мне. Он первый сказал: "Вам надо петь". А я просто почитала, и он говорит: "А вы поете немножко?" Ну и я тут "Куда бежишь тропинка милая" спела. За время учебы у меня сложились добрые отношения с радиостанцией "Юность". Это одно из чудес тоже. Я записалась с одним рассказом на радио. И эту запись услышала Фаина Раневская, и написала даже письмо...
Леонид Велехов: А когда сложился в вашем представлении жанр, в котором вы работаете? Были ли в вашем восприятии у вас предшественники?
Елена Камбурова: Дело в том, что когда я впервые послушала Александра Вертинского, он мне не понравился. Мне даже показалось что-то мещанское такое. И основного Вертинского я не услышала тогда. Поэтому этого примера для меня не было.
Леонид Велехов: Хотя он самый близкий по сути. Это же он открыл театр одного актера, синтетического по сути: читающего, поющего, играющего, пластичного…
Елена Камбурова: Теперь-то я говорю – он потрясающий! Он основоположник театра одного актера! Я каюсь, что я сразу как-то это... Бывает. Вот песни Новеллы Матвеевой, Окуджавы были мне по росту, по голосу – вот такусенький диапазон. Недаром, когда я появилась в Москонцерте, мне говорили: "Вы читаете сегодня что-то?" Я говорю: "Да, Новеллу Матвееву". (Смех в студии.) Я начитывала. Ну, а как назвать это? Это почти мелодекламация. Мне, конечно, не приходило в голову, что что-то будет в сторону театра. Нет. Практически меня всему этому не какой-то дяденька или тетенька научили. Песни и впечатления. Одно из них мощнейшее. Это Жак Брель. Я буквально за день до первого выхода на концертную сцену чудом попала на концерт Жака Бреля. И вот где-то первые несколько песен я просто не понимала, что это такое. Потому что до этого я слушала Эдит Пиаф. Мне показалось, что это очень смешной голос. А тут где-то уже после пятой песни – всё! Стрела, которая влетела в сердце, и всё! На всю жизнь. Я просто увидела, на что способна Ее Величество Песня! Я поняла, что это и материал, и стихи, это аранжировка, это актер на сцене, это настоящий темперамент. Все это я увидела. И вот оно на меня подействовало. А потом начали просто появляться песни, в которых просто напевать, почти разговаривать было невозможно.
Леонид Велехов: Скажите, а пробиваться долго, трудно пришлось? С цензурой, с запретами сталкивались?
Елена Камбурова: Я же не знала, что это конец оттепели. Я еще захватила тот период, когда радиостанция "Юность" почти свободно о каких-то вещах начала говорить, о чем никогда советское радио не говорило – о Павле Когане, например, была передача. И мой жанр вдруг им показался нужным сегодня. Была возможность записать сразу 10 песен Новеллы Матвеевой в моем исполнении сначала. Одна песня Булата Окуджавы. Так получилось, что официально первый раз Окуджава прозвучал в моем исполнении.
Леонид Велехов: Ведь ничего у него не было до этого, ни одной пластинки.
Елена Камбурова: Да, только магнитофонные пленки по домам слушали.
Леонид Велехов: Как Высоцкий про себя говорил: "Я в каждом доме в скрученном виде".
Елена Камбурова: Да. Высоцкого я еще долго не знала и не принимала. Кто мог подумать, что сегодня у меня будут две программы с ним связаны? Я сразу обрела своих слушателей – студентов. Они были тогда совершенно другого какого-то качества душевно-духовного, чем сейчас. Это было как раз время Политехнического. Я этого не могла осознать тогда, естественно. И потом не могла понять, почему же из всех этих записей осталась только "Гренада" и "Орленок". Остальное как-то постепенно ушло, как будто его и не было. А это, оказывается, закончилась оттепель. Но меня в этом самом Театре эстрады увидел Павел Леонидов, удивительный человек.
Леонид Велехов: Да, наш знаменитый администратор.
Елена Камбурова: У него нюх был невероятный на гастролеров. Он подошел: "Срочно готовь сольную программу". Я говорю: "Как!" Он долго ходил за мной. Сразу сделал мне какую-то ставку, плакат сделал. Притом плакат сделал – "Простые песни". Понимаешь, ты поешь то, что не все, но давай именно поэтому назовем "Простые песни"...
Леонид Велехов: Я только как раз хотел вас спросить – встретился ли вам среди чиновников, администраторов какой-то добрый ангел. И вот знаменитый Леонидов, как я понял, оказался тем самым добрым вашим ангелом, да?
Елена Камбурова: Да, царство ему небесное, добрый ангел, абсолютно. И еще двоюродный брат Высоцкого. Наконец, сольный концерт готов, сдача в МГУ на Герцена. Все просто в восторге – и Таривердиев в зале, и Ролан Быков, и все. Все прекрасно. Через несколько дней художественный руководитель Москонцерта Познанский говорит: "Я поздравляю. Все хорошо. Но нас не было. Мы должны сами это послушать". Созывается Министерство культуры, начальство высшего ранга. Был Сергей Андреевич Каштелян, Павел Леонидов из больницы сбежал. Это друзья. Остальные были, оказывается, страшные враги. Их было много. Сначала так трогательно встал Сергей Андреевич. Это надо было иметь мужество это сказать. Я теперь это понимаю. Он сказал: "Как прекрасно, что молодая актриса обладает таким уже багажом, что это уже сольный концерт. И адресно – это наша молодежь. Они хотят это слушать. И как прекрасно теперь, она будет ездить по стране". И тут началось. И самое смешное, что досталось больше всего песням "Орленок", "Гренада", "Про трубача".
Леонид Велехов: Знаменитые ваши песни.
Елена Камбурова: Больше всего досталось им. Директор Москонцерта просто кричал: "Да, она ходит по трупам. В каждой песне – труп". (Смех в студии.) Действительно. Я просто пела их не так. Я впервые тогда поняла, какая сила в интонации. Потому что для меня все эти песни... Я ведь в "Орленке" последний куплет не пела, но они этого не заметили, он просто из страха был написан Шведовым. "У власти орлиной орлят миллионы,//И нами гордится страна". А перед этим монолог мальчика: "Не хочется думать о смерти, поверь мне,//В шестнадцать мальчишеских лет". Для меня это все были песни-плачи о ребятах, которые юными уходят и не возвращаются, потому что есть революции, войны, весь этот ужас и страх.
Леонид Велехов: И самое главное, что это все очень доходило именно как альтернатива пафосному, трескучему стилю, идеологии в худшем смысле этого слова.
Елена Камбурова: Да, мажору этому всему.
Леонид Велехов: Вы в этом смысле образовали противоположный фронт художественный.
Елена Камбурова: Да.
Леонид Велехов: Но еще, мне кажется, ваша жизнь замечательна встречами с людьми. Фаина Раневская – это была уникальная личность. Что вас с ней сблизило? Вы были людьми разных поколений, из каких-то разных миров творческих.
Елена Камбурова: Во-первых, был случай с радио. И когда я, наконец, во второй раз уже попала в ее дом, тут уже протекцию для наших встреч мне составила ее собака Мальчик.
Леонид Велехов: Знаменитая собака, вошедшая в историю.
Елена Камбурова: Я очень люблю животных.
Леонид Велехов: А это действительно была такая фонтанирующая остроумием женщина?
Елена Камбурова: Не могу сказать. Дело в том, что это были ее последние четыре с половиной года, когда мы общались. Иногда бывали моменты, когда они с Ниной Станиславовной Сухоцкой разыгрывали анекдоты. Я понимаю, для чего ей это нужно было. Она ведь еще выходила на сцену. Она играла, и как! Поэтому ей нужен был этот тренинг.
Леонид Велехов: Да, да, потренироваться на кошечках, как говорится в известном фильме.
Елена Камбурова: А так – нет. Наоборот, особенно эти летние месяцы, когда театры уезжали. Ведь раньше театры гастролировали. В этом смысле вот вам советская власть. Все это оплачивало государство. Там очень много было положительного. И у меня в это время затишье с гастролями. Я старалась, как только есть какое-то время, бежать к ней. Или мы слушали пластинки. Я счастлива, что я ей открыла Жака Бреля. Она очень любила Эдит Пиаф.
Леонид Велехов: К Ахматовой интерес тоже через нее пришел?
Елена Камбурова: Да. Но почти ни одна встреча не проходила без упоминания Пушкина.
Леонид Велехов: Точно так же любила его, как и Ахматова.
Елена Камбурова: Да. Три ее основных предмета последних лет – это тахта, на которой она лежала, которая была очень мала, столик, где всегда был Пушкин. Она говорила: "Я могу его перечитывать все время". Мы очень много говорили о животных. Я счастлива, что на один из Новых годов я ей принесла большой альбом всяких животинок. И мы с ней даже забыли о времени. Мы пересматривали их. Очень много грусти от того, что она могла написать блистательную книгу с ее юмором, с ее памятью. Но она верно сказала: "Или писать все, или не писать ничего". А все она не могла написать.
Леонид Велехов: Грустно кончалась такая яркая жизнь, которая в воспоминаниях осталась фейерверком острот, которые вошли уже в фольклор.
Елена Камбурова: Я видела уже другого человека, в сиреневом халате. Первые разы мы сидели в большой комнате. В основном, она сидела за столиком из карельской березы. Беседовали. А потом больше в маленькой – она полусидя, полулежа. Грусти было много. Хотя в ходе разговора она всегда рисовала мужские ужасно смешные рожицы. Те легенды, что у нее много было нецензурных слов в речи, в эти годы совершенно не подтверждались. И даже один раз, когда она спросила в очередной раз, как у меня дела, а дела у меня всегда были неважные, я начала нудно что-то рассказывать, и она мне говорит: "Ну, деточка, ну вы же не поете ура-ура, та-та дыра..." (Смех в студии.) Я тут же Казакову это передала случайно. В общем, ей это вернулось. И она говорит: "Вы же знаете, я никогда таких слов не произношу!" (Смех в студии.)
Леонид Велехов: Замечательно!
Елена Камбурова: Да.
Леонид Велехов: Я бы хотел расспросить о вашем театре. Замечательно, что он у вас есть, но не поздновато ли он пришел? Не в смысле вас, вы и тогда были в блестящей форме, и сейчас, но то, что попал-то театр в то время, когда театр как таковой оказался на обочине нашей жизни. Вспомним, как в то время в театр ходили одновременно и как на светский раут, и как в храм.
Елена Камбурова: Вот я и говорю, что если бы такого рода театр был бы тогда, раньше, на него бы ломились люди! Правда, в силу нашей камерности, у нас и сейчас полные залы. Но резонанс был бы гораздо больше. И мы сами не из тех, кто трубит о себе на каждом углу.
Леонид Велехов: Я прочел в вашем интервью хорошую фразу, что "эпоха спроса на культуру кончилась".
Елена Камбурова: В общем, во многом это так.
Леонид Велехов: А чем он обусловлен этот спрос? Почему он пропал?
Елена Камбурова: Дело в том, что ведь как тебя воспитают, таким ты и будешь. Редки исключения. Вот я жила в детстве и считала, что я живу в самой счастливой стране. Идеология – это все. И сегодня идеология старается так, что чем попопсовее культура, тем лучше…
Леонид Велехов: Вопрос ребром. А какой смысл петь Высоцкого, Окуджаву, Галича? Разве можно их перепеть самих?
Елена Камбурова: По-другому, чем они, можно. Если по-другому. Потому что особенно Высоцкий так хорош в том, что он поет, но здесь я могу только вас убедить, если вы придете или на мою программу, или программу с Никитой Высоцким.
Леонид Велехов: А нужно ли петь хорошую поэзию? Я помню, как-то у меня был в программе композитор Журбин. И он мне сказал такую вещь, что для хорошей песни всегда нужна средненькая поэзия. Потому что если это хорошая поэзия, то она как-то сразу заполняет весь стакан, условно говоря, и туда музыку уже не дольешь. И этот стакан поэзией должен быть заполнен наполовину, на 2/3 максимум. Вы согласны с этим?
Елена Камбурова: Частично. Дело в том, что Жак Брель говорил о том, что стихи для песен должны быть предельно демократичны. Но это должна быть поэзия! Ведь и поэзия бывает такая, что ты стоишь, как перед закрытой дверью, и должен несколько раз перечитать того же Мандельштама. А когда тот же Мандельштам повторяет "Петербург, я еще не хочу умирать", это очень предельно ясно!
Леонид Велехов: Но все-таки не всякая поэзия ложится на музыку.
Елена Камбурова: Да. Она может быть и сложной, но если там энергетика заложена, то, бывает, каждую строчку сразу не понять, но общий смысл доходит. "Волшебная скрипка" Гумилева, понимаете. Но я пою ее, и там понятно все в ощущении.
Леонид Велехов: Ваш самый-самый любимый поэт, есть такой?
Елена Камбурова: Я их всех люблю. Они все такие разные. Но вот сейчас у меня период открытия – Левитанский. Это притом что нас Окуджава познакомил опосредованно. И был момент, когда мы вообще как бы дружили.
Леонид Велехов: Это был замечательнейший поэт, совершенно недооцененный. По жизни очень скромный человек...
Елена Камбурова: Он не выступал в Политехническом. Он не выступал на стадионе, где все выступали. Он как-то все время был в тени немного. Мне кажется, если поэзия будет существовать дальше в обществе людей, то его оценят по-настоящему.
Леонид Велехов: Да, и еще вспомним замечательный поступок Левитанского. Это был единственный человек, который таким образом выразил свой протест против войны в Чечне: он отказался от ордена, пожалованного ему Ельциным.
Елена Камбурова: Да.
Леонид Велехов: И опять без всякой позы, без всякой демонстрации, не поднимая вокруг этого шума.
Елена Камбурова: Об этом практически почти нигде не написали.
Леонид Велехов: Да.
Елена Камбурова: Если бы это был Евтушенко, тут бы все раструбили…
Леонид Велехов: Это бы гремело на весь мир. Это притом что к Евтушенко я тоже питаю очень хорошие чувства. У него есть прекрасные стихи.
Елена Камбурова: Он очень талантливый. Надо сказать, что Веня Смехов на Таганке поставил спектакль, который достоин той еще, прежней Таганки, по стихам Евтушенко, по его жизни. Вдруг так крупно он оказался в этом спектакле представлен.
Леонид Велехов: Вениамин Борисович замечательный знаток поэзии, ценитель, человек с очень тонким вкусом и с очень острым слухом к жизни.
Елена Камбурова: Да. Вот мы и дружим поэтому.
Леонид Велехов: Но есть еще одна замечательнейшая сторона вашей жизни. Вы ведь наша русская Бриджит Бордо.
Елена Камбурова: Это высокий эпитет.
Леонид Велехов: Вы такой фанатичный в лучшем смысле этого слова защитник животных.
Елена Камбурова: Я первый раз пожалела, что у меня нет такого всенародно популярного имени. Как бы оно пригодилось в этой зоозащитной деятельности. Как это важно. Поэтому, когда мы пишем эти письма, их подписывают люди с именами. Один раз только очень известный человек не подписал. Меня очень трогает, что именно творческая интеллигенция очень любит животных. И вот это чувство самое важное, для меня, мне кажется. Милосердие и сострадание очень присуще именно творческим людям.
Леонид Велехов: А почему оно, как вам кажется, не присуще или мало присуще современному российскому обществу?
Елена Камбурова: Потому что в крови у народа нет этого, нет чувства милосердия и сострадания. И те, кто нами руководит, не имеют этого в крови. Должна произойти революция. Я говорю – должна в России, прежде всего, произойти культурная революция, которая автоматически заменит начальников. Они будут другими. Но это моя мечта.
Леонид Велехов: Блок говорил, что Россия будет великой страной, но увидим ли мы это? Сильно в этом сомневаюсь.
Елена Камбурова: Да.
Леонид Велехов: За несколько недель до вас здесь был Андрей Макаревич – большой поборник прав животных. Мы говорили с ним о законе о защите животных, который так до сих пор и не принят.
Елена Камбурова: Мы даже не можем защитить всех кошек, которые в подвальчиках живут. При правильной стерилизации ушла бы проблема. В год ничего бы этого не было. По каждому случаю мы сражаемся.
Леонид Велехов: Отношение к животному для вас человека как-то полностью характеризует? Или вы можете представить хорошего человека, который не любит животных?
Елена Камбурова: Это для меня лакмус большой. Можешь не любить, но никогда не бей по голове. Можешь не иметь их дома, но не обижай. Понимай, что животинки, которые в городе, исторически пришли к человеку. И без него ни кошка, ни собака в лесу не выживет. И жестокие случаи, которые раздувают по НТВ немыслимые какие-то вещи, это просто свора каких-то… Не знаю, как назвать этих людей, которые разжигают в народе ненависть к любой собаке.
Леонид Велехов: Да, у нас НТВ и в этом умудрилось отличиться.
Елена Камбурова: Это программа особая.
Леонид Велехов: А вот памятником этой собачке на Менделеевской мы вам обязаны?
Елена Камбурова: Это очень нескоро произошло. Мы собирали деньги. Я возглавляла попечительский совет. Казалось бы, всё, ничего не получается, и чудо все-таки произошло. Как это было радостно. А теперь у этой собачки уже лысый носик.
Леонид Велехов: Загладили?!
Елена Камбурова: Загладили. Конфетки ей оставляют, цветы.
Леонид Велехов: Это странное противоречие, живущее внутри русского человека, о котором еще Пушкин писал – помните, обыкновенный мужик, в "Дубровском", который бросается в горящий дом котенка спасать.
Елена Камбурова: Да, вот казалось бы. Даже то, что уже как бы было завоевано, отвоевано у грубости – эти бельки, эти ангелочки чудесные… Мы подняли всех. И наконец был запрет. Не далее как неделю назад выясняется, что в связи со всякими санкциями теперь хотят опять разрешить этот ужасающий промысел. Они же не просто убивают, они же их просто забивают. Надо видеть эти плачущие глаза.
Леонид Велехов: Это же животные, которые идут к человеку. Они не прячутся от него. Они его не боятся. Это полная катастрофа.
Елена Камбурова: Да.
Леонид Велехов: Елена Антоновна, а на другие сферы общественной жизни ваш темперамент распространяется? Я знаю, что вы были на Болотной.
Елена Камбурова: Да, конечно. А как?! Хочется, чтобы у нас в стране была настоящая демократия.
Леонид Велехов: Мы начали разговор с Украины. Я знаю, что ваши греческие предки пришли из Крыма, а родители ваши родом из Донецкой области, чуть ли не из Макеевки.
Елена Камбурова: Да, под Макеевкой родились.
Леонид Велехов: Как вы сейчас переживаете все эти происходящие события?
Елена Камбурова: Я очень переживаю, что сделать ничего не могу. И ты понимаешь, что таких, как ты, много, но есть что-то грубое, что надвинулось на нашу жизнь. И ты стоишь перед этим и не понимаешь, что делать.
Леонид Велехов: У вас в театре, я обратил внимание, идет спектакль, поставленный мною очень любимым режиссером Олегом Кудряшовым, по воспоминаниям маркиза де Кюстина.
Елена Камбурова: Да.
Леонид Велехов: И я вспомнил, что именно этому самому маркизу принадлежит мысль о том, что каждый народ имеет ту власть, которую он заслуживает. Он высказал ее именно в применении к России, которую он увидел. Вы согласны с ним?
Елена Камбурова: Да. Что удивительно, он не только увидел, мягко говоря, недостатки, но он увидел что-то и прекрасное.
Леонид Велехов: Конечно, он влюбился в эту страну. Поэтому он и написал о ней столько.
Елена Камбурова: Да. И как раз его поразил народ, самый простой народ, лица, а лица о многом говорят.
Леонид Велехов: В чем или в ком вы видите главную проблему нашего времени, нашего российского времени – во власти или в народе?
Елена Камбурова: В народе. Народ огрубел как-то совсем. Я повторяю все время – культура, культура. Она автоматически может преобразовать всё!
Леонид Велехов: Я с вами совершенно согласен и чрезвычайно вам благодарен за наш искренний, простой и вместе с тем, по-моему, очень, с вашей стороны, содержательный и глубокий разговор. Спасибо!