Видеоверсия программы доступна на нашем канале в Youtube
Леонид Велехов: Здравствуйте, в эфире Свобода - радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, это новый выпуск программы "Культ Личности". Она не про историю, не про тиранов прошлого, она про наше время, про настоящие личности, их судьбы, поступки и взгляды на окружающую жизнь. Сегодня впервые наша программа посвящена человеку, которого нет в живых, причем, уже достаточно давно - без шести месяцев 35 лет. Но тому, кто скажет, что Владимира Высоцкого нет с нами, что его нет в нашей жизни, пусть отрежут тому лгуну, как сказано у классика, его гнусный язык. И сегодня в канун 77-го дня рождения того, кого поэт замечательно назвал "любовь российская и рана", мы говорим о нем с его сыном Никитой Высоцким.
(Врезка: видеорассказ о Никите Высоцком. Закадровый текст:
Никита Высоцкий - младший сын Владимира Высоцкого. Встретив Марину Влади, отец разошелся с матерью Никиты, когда тому было четыре года. А вот жизнь Никиты оказалась фактически посвящена сохранению памяти об отце. На протяжении последних 19 лет он руководит музеем, в котором методично собирается все, связанное с памятью о легендарном поэте и артисте. Занявшись музеем, Никита фактически поставил крест на собственной, вполне успешной актерской карьере. Он окончил Школу-студию МХАТ, играл главные роли в молодежном филиале "Современника" – популярном в годы перестройки театре "Современник-2", которым руководил его близкий друг Михаил Ефремов. Снимался в кино. Впрочем, изредка снимается и сегодня, иногда выходит на театральные подмостки, преподает актерское мастерство. Завзятый футбольный болельщик – болеет за московский «Локомотив». Но главное дело жизни – музей, как его называют, Дом Высоцкого на Таганке, и все, что связано с собиранием, изданием, пропагандой творческого наследия одной из самых ярких фигур в русской культуре ХХ века.)
Студия:
Леонид Велехов: Никита, так получилось, что жизнь, в общем, оказалась посвящена памяти отца. Собственное актерское творчество заброшено или почти заброшено и, по сути дела, принесено в жертву этому делу – памяти об отце. Не жалеете иногда об этом?
Никита Высоцкий: Тут нет какой-то жертвы. Во-первых, меня попросили отцовские родители. Они были для меня очень важными людьми, его отец и мать, мои дедушка и бабушка. Без всякого такого ощущения, что я приношу жертву, я думал, что очень быстро все порешаю - с музеем, с правами, со всеми проблемами, которые действительно были. Я шел на год, может быть, на два. А то, что в результате будет уже скоро 20 лет... Я делаю это с удовольствием. Мне это интересно. Это в каком-то смысле все-таки не просто общественная деятельность, а некое наше семейное дело. Может быть, плохо, что я так говорю, но я к этому так отношусь.
Леонид Велехов: А чего ради? Разве отец и так не обрел бы бессмертие?
Никита Высоцкий: Непростой вопрос. У нас, скажем, даже среди самых близких моих людей, единства нет. Есть такое мнение, оно очень часто присутствует. Скажем, когда со мной кто-то полемизирует, говоря, что рукописи не горят, золото не ржавеет и, в общем, эти усилия, которые предпринимаю я или кто-то еще, кто вместе со мной занимается музеем, занимается памятью о Высоцком, не нужны, что все хорошее само себе найдет дорогу. Мое мнение, что это не так. Мое мнение, что, к сожалению, рукописи прекрасно горят в простом материальном смысле, что очень часто мы теряем наше прошлое, каких-то очень важных людей, удивительные книги просто потому, что мы не умеем этим заниматься. Мы не умеем это продвигать. Мы не умеем держать это в информационном поле. И люди, новое поколение, теряют очень многих. Я не хочу называть фамилии. Потому что по поводу каждой фамилии, наверняка, мы с вами можем заспорить. Но огромное количество потерь из того времени, в котором Высоцкий, уже произошло. Я не говорю, что это необратимо. Но я разговариваю со студентами (я преподаю), я называю им одного из самых любимых писателей, которые меня сформировали, это современник, товарищ моего отца, Юрий Трифонов. Они в недоумении. Они не знают, кто это. Они начинают искать в Википедии. И это факт. А это люди, которые учатся на режиссуру, то есть люди, которые должны обладать какой-то общей культурой. Поэтому я считаю, что этим надо заниматься. А если этим не заниматься, то обязательно придет тот момент, когда Высоцкий в лучшем случае станет скучной страницей учебника или таким общим местом. Да, конечно, не пропадет, но, мне кажется, что заниматься надо. Повторяю, это моя позиция.
Светлой памяти Юрий Петрович Любимов как-то вызвал меня в кабинет, а мы по соседству, музей и театр, и так глядя на меня, сказал: зря, не надо. Он для меня авторитетный человек, но я его не послушался.
Леонид Велехов: Сам Юрий Петрович беспокоился о собственном мемориальном кабинете, чтобы он сохранился. Он понимал значение усилий, без которых все превращается в прах.
Никита Высоцкий: Вот такой у него был лейтмотив, что скоро около Высоцкого будут в пионеры принимать. Это не то, что мой долг, но этим заниматься нужно. Если бы мы этим не занимались (я говорю "мы", потому что я не один, конечно), я думаю, что эти даты, конечно, у современников отца они бы остались - 25 июля, 25 января, но для новых поколений, которые родились после его смерти, были бы пустыми. Тем более сейчас на государственном уровне 25-го числа отмечается Татьянин день, День студента. И мне кажется, что чем дольше удастся не только Высоцкого, а людей, которые формировали то время, держать в поле зрения, в информационном поле, тем правильнее. Мне кажется, это нужно делать.
Леонид Велехов: А теперь вернемся назад. Ведь семейная история достаточно тяжелая. Отец ушел, когда вам было 4 года, брату - 6 лет. А было время, когда вы отца ненавидели, не любили за то, что он оставил мать?
Никита Высоцкий: По-разному. Во-первых, все-таки это происходило не так драматично и трагично. Ничего в ней такого хорошего и приятного нет. Безусловно, все это было достаточно тяжело и для мамы нашей, и для отца, наверное, тоже, и для нас. Но они сделали так, что мы как бы не то, что бы этого не чувствовали, но мы не стояли в ситуации выбора - а с кем ты, за кого ты за папу или за маму. В этом смысле, и мама отцовская, Нина Максимовна, очень старалась. Родители были достаточно уже взрослыми людьми. Они понимали, что надо аккуратней, чтобы не поцарапать какое-то наше восприятие. Было всякое.
Я говорю за себя, не за брата. Иногда был в очень глубокой обиде на отца за какие-то вещи, но не в связи с разводом с матерью. Такой возраст - 13-14 лет. У меня однажды был с ним разговор резкий, мне неприятно это вспоминать. Мне было нужно общаться с ним, я нуждался в этом. Такой возраст, когда мальчики, наверное, тянутся к отцу. И он меня провожал и сказал, типа, звони. И я ему очень резко ответил, неправильно, невпопад резко, что тебе не дозвонишься. А действительно часто была проблема коммуницировать с ним. Не было мобильных телефонов. Он часто уезжал. Мог отключить телефон. Но он был человеком светлым и умел не реагировать на такие вещи. Тем более что я сын его, а не какой-то посторонний. Он говорит: "Знаешь, что, а давай завтра в 8 утра сюда. Посмотришь просто, как отец работает, чтобы ты мне такого не предъявлял". Я действительно приехал. Мы носились весь день по Москве. Я запомнил этот день. Он вечером поехал на съемку и говорит: "На съемку поедешь?" И я уже сказал - нет! Потому что я выдохся от количества дел, поездок, каких-то его встреч, каких-то проблем, которые он по ходу решал, огромного количества людей.
Безусловно, были обиды не по поводу, по которому вы говорите, не за мать, потому что, мне кажется, они сумели это как-то сделать достаточно безболезненно, не демонстрируя нам этого разрыва. Но были очень разные случаи. Это семейная жизнь.
Леонид Велехов: А это правда или легенда о том, как мама и отец познакомились?
Никита Высоцкий: Это не моя история, но семейное предание. Они работали в одной картине, но не попадали вместе в один кадр. Они жили в одной гостинице от "Ленфильма". Мама возвращалась со съемки и увидела человека, который просил деньги, потому что что-то произошло в ресторане. Он сказал, что в долг, что он в этой же гостинице живет. И мама (надо спросить ее - почему) сняла с руки кольцо, которое подарила ей бабушка и сказала - отдайте в залог, потом вернете. И после этого он пришел отдавать деньги, пел. Они познакомились. Когда он оттуда вернулся, хотя он был официально расписан, но на тот момент они уже не жили с первой его женой, он сказал своим товарищам, что он нашел себе жену. Дело было в 1961 году на съемках картины "713-й просит посадки". Но опять же без подробностей, без разукрашивания, потому что у этой истории много подробностей. Просто я там не был.
Леонид Велехов: Мама не опровергает эту историю?
Никита Высоцкий: Так было.
Леонид Велехов: А почему у мамы не сложилась актерская карьера?
Никита Высоцкий: Она прилично начинала. Она закончила мастерскую Ромма. Ее однокурсники и однокурсницы более-менее состоялись в кино. Она начала работать. Она снималась. Но после истории, о которой я вам рассказал, довольно быстро родился мой брат Аркадий, а потом через два года - я.И у отца был очень тяжелый период с 1960 по 1964-й в смысле занятости. Он не мог найти постоянного театра. Фактически он был безработным. Очень тяжело жили материально, хотя все помогали, чем могли, но жили тяжело. Не получалось с двумя детьми и достаточно проблемным мужем еще и заниматься своей карьерой. Я думаю, что это был осознанный ее выбор. Я с ней несколько раз об этом говорил. Я просто видел, что в этом не было жертвы. Она не жалела. Она нас с братом любила и чувствовала какую-то ответственность за судьбу, за здоровье, за самочувствие мужа своего, моего отца. Я думаю, что это был выбор не жертвенный. Она хотела этого больше.
Леонид Велехов: А когда вы осознали себя сыном одного из самых популярных людей в Советском Союзе?
Никита Высоцкий: Мне не с чем было сравнивать. Я очень любил Таганский театр. Лет с 12-13 я ходил туда. Совсем недолго при жизни отца это было. Но я любил его, у меня язык просто прилипал к небу, когда я его встречал после какого-нибудь спектакля. Я сел как-то к нему после "Гамлета" в машину. Я уже не первый раз смотрел и сказал что-то типа: "Владимир Семенович, сегодня вы играли потрясающе!" И он посмотрел на меня и сказал: "Никифор, что случилось?! Ты что?!"
Леонид Велехов: А что, действительно, случилось?
Никита Высоцкий: Я был в невероятном каком-то смятении. Это был удивительный спектакль. Но вот не знаю, что-то было такое, что просто пробило насквозь. Когда я первый раз увидел "Гамлета", я пошел от Таганки до Беговой, где мы жили, пешком. Тогда не было мобильных телефонов. Отец бегал вокруг театра, меня искал. Они перезванивались с мамой, куда делся ребенок. А я шел.
А что касается его популярности, что у всех знакомых были записи. Едешь в электричке, кто-то включил магнитофон, все замолкают, слушают. Я ходил к нему на концерты, видел, что происходит с публикой. Конечно, это воздействовало. Помню, я был в одном институте в районе метро "Сокол", ящик закрытый. Он меня взял с собой. Я помню, что человек рядом со мной смеялся над "Дорогой передачей". Это казалось безумно смешно, потом он очень обаятельно смешно это делал.
Но реально я понял, кто мой отец, в день похорон. Мы приехали очень рано, когда не было никого, это летняя ночь, часов 5-6 утра. А потом я вышел на улицу через служебный вход на Садовое кольцо. Я помню, я вышел и увидел море людей на крышах, везде. Я помню этот момент, этот день. Вот, наверное, тогда я задался этим вопросом - кто он? А до этого – это была моя частная жизнь, жизнь моих близких людей.
Я занимался спортом. И тренер из этой спортшколы подошел ко мне и сказал: "Знаешь, Никита, я хочу с тобой очень серьезно поговорить. Я хочу познакомиться с твоим папой". Я сказал: "Ну, хорошо, я с ним поговорю". Я ему говорю: "Пап, есть человек, тренер, он хочет с тобой познакомиться". Он так на меня смотрит и говорит: "А ты спроси, а папа хочет с вами познакомиться?" (Смех в студии). Я как-то не понимал, что многие хотят с ним познакомиться…
Леонид Велехов: Никита, вы можете сказать, что при его жизни вы его хорошо знали? Или потом уже это знание пришло?
Никита Высоцкий: Конечно, потом. У нас были нормальные отношения. Он был по временам "воскресным" папой, по временам я сам напрашивался. Он мне был нужен. Не то, что я из него что-то тянул, я ничего из него не тянул, мне просто было нужно. Он заботился, привозил какие-то подарки. Семью, детей своих, конечно, любил, но это не было главным для него. Он много раз говорил, что главным для него были друзья. Я это не осуждаю. Он так говорил, значит, так и было. Но думаю, что главным было - его дело, его творчество, его взаимоотношения с его собственным даром. Я думаю, что это было главным. Конечно, я недостаточно знал его. Я очень многое узнал из его биографии после его смерти от его друзей, от каких-то людей, которые были в этот момент рядом, может быть, не такие близкие. До сих пор бывает, что я куда-нибудь приеду, и вдруг появится кто-то и скажет - а вот фотка, мы были в моей мастерской. Такое бывает. До сих пор я узнаю то, чего не знал.
Леонид Велехов: А это правда, что он ошибся в овировской анкете с годом вашего рождения?
Никита Высоцкий: Правда. Причем, именно с моим. Не помню, в каком году она заполнялась, но это было после 1972 года и, причем не в первый раз заполнял. Это и смешно и грустно одновременно, но Владимир Семенович пишет, что он едет на отдых (называется место - довольно хорошие острова в океане), едет с женой. И в конце написано: обязуюсь не выдавать военные секреты или военную тайну, известную мне. И вот он записал, что двое сыновей Аркадий – 1962 года рождения, и Никита – 1965-го. Он как бы год у меня срезал.
Леонид Велехов: Другим была у человека голова занята.
Никита Высоцкий: Да, да. Я не в претензии.
Леонид Велехов: Ну, какие тут могут быть претензии.
Никита Высоцкий: Тогда мог быть в претензии, когда был маленький.
Леонид Велехов: Никита, а если выбрать три прилагательных, наиболее его характеризующих, какие бы вы нашли три таких слова?
Никита Высоцкий: Никогда не задумывался. Но я вот сказал слово "светлый". Он действительно был человек, излучающий какую-то хорошую очень энергию. Сильный, безусловно.
И серьезный что ли. Не легкомысленный, но и не тяжелый... Во всяком случае, последние годы, которые я помню больше, чем другие, он, несмотря на весь юмор, был серьезный. Он всем был старший брат, хотя он был и младше многих своих друзей. Просто потом, когда я читал то, что он написал в последние 3-4 года, там очень много понимания себя, понимания того, что вот-вот его не станет. Последние два года просто в каждом стихотворении. Серьезный, не пацан, совсем не пацан, хотя можно сказать и много другого - талантливый, умный и т. д. Но взрослый и серьезный.
Леонид Велехов: Мы заговорили о его творчестве. А какие, как вам кажется, главная роль в кино и главная роль в театре?
Никита Высоцкий: В театре, конечно, Гамлет. Он сам об этом говорил. Хотя многие люди, которые с ним работали в театре, говорили, что как бы от Галилея до Гамлета дистанция есть, но не великая. А вот, скажем, от первых его ролей (он появился в 1964 году на Таганке и в 1966 году сыграл Галилея) до Галилея дистанция невероятная. Но, думаю, конечно, да, он и сам об этом говорил, и спектакль был, конечно, и вся труппа, сам Любимов, Боровский, это были, наверное, самые лучшие годы театра. В 1971 году был поставлен этот спектакль. Думаю, что Гамлет развивался. Он сыграл его 247 раз. Кино – другая история. Были киноактеры, скажем, не то, что более востребованные, но более удачливые. Ему, безусловно, повезло с некоторыми ролями, но, наверное, я согласен с теми, кто говорит, что он мог бы больше. Хотя кто знает. Я вот разговаривал с некоторыми людьми, которые с ним работали, мне сказал один режиссер: "Никита, ты не думай, что мы его не брали в какие-то работы, потому что боялись советскую власть. А просто вот он входил – и что с этим делать?! Он вылезал из этих ролей". Мне очень интересно рассказал Александр Наумович Митта. Я говорю: "А почему вы не взяли в картину, действительно, великую песню "Купола России", которая была сделана для «Как царь Петр арапа женил»? Он говорит: "А это разорвало бы картину". В этом смысле далеко не все, что в кино тогда делалось, хотя замечательный был период для кино, ему подходило. Тем не менее, я считаю, Брусенцов - замечательная роль в "Служили два товарища". У Полоки в "Интервенции". И кино хорошее...
Леонид Велехов: Злополучный фильм - все рекорды побил.
Никита Высоцкий: Да, 20 лет на полке. И, конечно, Дон Гуан и "Место встречи".
Леонид Велехов: А есть еще "Вертикаль".
Никита Высоцкий: Я очень люблю сам фильм "Вертикаль" за то, что он какой-то очень светлый. У меня была история. Я разговорился с альпинистом, который сказал: "Это фильм о том, как нельзя ходить в горы. Как там нарушено все". Помолчал и добавил: "Но я увлекся горами, стал альпинистом после того, как посмотрел этот фильм". Такое в нем действительно какое-то настроение. И он такой там…
Леонид Велехов: Никита, а вот его актерский дар и поэтический отделимы друг от друга? Вот если бы не было бы Таганки, раскрылся бы его поэтический гений, его поэтический дар в такой степени?
Никита Высоцкий: Я думаю, что нельзя разорвать. Когда-то первая выставка, которую мы сделали в музее, была разделена – театр, кино, концертная деятельность, личная жизнь. И потом я понял, что это неправильно. Сейчас мы делаем новую экспозицию. Это очень сложно, но мы хотим именно рассказывать о его жизни в объеме. Потому что одно без другого не может быть. Я разговаривал с замечательным актером, товарищем моего отца, с которым он снимался, с Алексеем Петренко. Я ему говорил, что вот с 1960 по 1964-й он не работал. Он говорит: "Никита, это нам повезло, что у него не было работы, потому что в это время он начал стихи писать". Это действительно правда. Разорвать это невозможно. Он такой, какой он есть. Кто такой Высоцкий? Поэт? Бард? Актер?
Леонид Велехов: Высоцкий – это Высоцкий.
Никита Высоцкий: Да. И в этом смысле отделить одно от другого… Таганка, конечно, - это великое счастье для него, что он туда попал. Думаю, что и для Таганки, и для Юрия Петровича – тоже счастье, что он туда попал. Сошлись какие-то линии.
Леонид Велехов: Звезды сошлись.
Никита Высоцкий: Да, и это очень много для него значило.
Леонид Велехов: А он дорожил театром, работой с Любимовым? Ведь там много было всяких историй, ссор, уходов, расходов...
Никита Высоцкий: Много было всякого. Многие отцовские товарищи вне театра говорили потом и после его смерти, что он в театре чувствовал себя неуютно, что он хотел уходить. Они не врали. Театр очень много требует от человека. И он очень сближает людей и иногда так, что они могут просто словом задеть очень сильно…
Леонид Велехов: Террариум единомышленников.
Никита Высоцкий: Да. Конечно, там были сложности. Действительно, в конце жизни он хотел вроде как уйти с тем, чтобы остаться на трех главных ролях, которые он играл – Гамлета, Лопахина и Свидригайлова. Но я думаю, он бы не ушел из театра.
Леонид Велехов: Вам было почти 16 лет, когда он умер. Вы помните, как это произошло? Как вы узнали, как вы это осознали?
Никита Высоцкий: Для меня эти дни – это раздел жизни на до и после. Да, я помню. Очень многие говорят, вот как же это: никто не сообщил, а все узнали, и все пришли? Я думаю, это не в смысле сделать комплимент тому месту, где мы находимся, я думаю, что люди это узнали из «голосов». Объявления никакого не было. На следующий день была публикация в "Вечерней Москве" и, по-моему, еще через день в "Культуре". Я узнал, когда было часов 11-12 дня. Мы ждали Аркадия. Он был на консультации в институте. Он сдавал экзамены. Он закончил школу в том году. И мы с мамой были дома. И вот, наверное, в это время нам позвонили. Мы Аркадия дождались и поехали. Это был обед. И уже стояли люди около дома. И уже около театра были цветы. Так что, думаю, что узнали по «голосам». Я очень многих спрашивал. Потому что действительно это произвело очень странное впечатление. Тогда это производило впечатление волшебства – пустая Москва, закрытая Москва. Идут поезда, на которые нельзя купить билет. Они приходили по расписанию, и выходило из поезда три человека. В троллейбусе в час пик – 6 человек из них 2 милиционера. И вдруг столько людей на площади, столько людей на кладбище! А нам просто позвонили из отцовской квартиры. Ночью, когда он умер, не позвонили, а позвонили его родителям, позвонили Любимову, позвонили нескольким самым близким друзьям. И потом уже с утра начали звонить – позвонили Марине, и так потихонечку… Мы были не из первых, кого предупредили. Но я повторяю, когда мы узнали, знали уже все.
Леонид Велехов: А вы задолго до этого последний раз с ним виделись?
Никита Высоцкий: Я не помню по дням. Аркадий был просто накануне у него. А я был чуть раньше – наверное, дня за два-три. Это всегда неожиданно. Потом уже пришло понимание, что буквально всё кричало о том, что это произойдет вот-вот. Я разговаривал с некоторыми людьми, которые были очень близки в то время с отцом. В общем, все сходились в одном – как мы не заметили, почему?! Не то, что били себя в грудь и корили, что, мол, мы виноваты. Но, действительно, задним числом было видно, что это не обычный какой-то кризис, что все гораздо тяжелее.
Леонид Велехов: Сразу после его смерти, вы могли себе представить, что его ждет такая посмертная слава?
Никита Высоцкий: Я, прямо скажем, об этом не думал. Повторяю, для меня было шоком то, что я увидел. Я видел, что он был популярен. Я бывал на спектаклях, на его концертах. Я видел, как ему честь отдают гаишники, когда он мимо проезжает. Головой я понимал. Но, конечно, все равно было ощущение, что такие похороны, такое прощание – это что-то из ряда вон… В этом я согласен, этому нельзя способствовать, это нельзя спровоцировать. Это произошло само собой. Народ его выбрал.
Леонид Велехов: Вы вступили во взрослую жизнь, когда он стал легендой, мифом. И вот эта его фантастическая, феноменальная слава, она не давила на вас никогда? Она вам не мешала?
Никита Высоцкий: Безусловно, моя жизнь очень сильно изменилась после смерти отца. Меня очень многие об этом предупреждали. Мне говорили, что не надо идти в актеры, тебя все время будут сравнивать с ним. Не надо оставлять фамилию – возьми мамину. Было такое. В общем, это справедливо. Но дело не в том, что это мешало или помогало. Так сложилась моя жизнь. Но я не претензии. Я доволен своей жизнью. У меня замечательные друзья. Я люблю ту профессию, которой я научился – и актерскую, и режиссерскую. Сейчас я кое-что пишу для кино или продюсирую. Я доволен.
Леонид Велехов: А вы отцу внешне подражали когда-нибудь, неосознанно, ловили себя на этом? Потому что даже тембр голоса у вас…
Никита Высоцкий: Я учился на курсе у Олега Николаевича Ефремова. И он на конкурсе сказал, к речевикам обратился: "Вы можете убрать это сходство тембров? Уберите обязательно". У меня были замечательные речевики во МХАТе, которые меня все время поднимали по тембру. Не знаю, вполне возможно, что это получилось независимо от меня, что я как-то подражал. Никогда не ставил себе такой задачи. У меня не было желания походить на него, но он мне очень нравился. Я понимал мозгами, что мы совершенно разного темперамента, данности человеческой. Все разное. Это я понимал. А то, что, может быть, я неосознанно как-то стремился быть похожим, – возможно. Не могу ответить.
Леонид Велехов: А почему вы с таким тембром голоса не поете никогда его песни?
Никита Высоцкий: У меня был такой очень серьезный комплекс. Я и гитару в свое время не взял. Он меня даже спрашивал – почему? Петя, средний сын Марины, благодаря отцу, видя как он играет, просто стал очень хорошим профессиональным музыкантом, по-настоящему хорошим. А мы – нет.
Леонид Велехов: А вам нравится, когда кто-нибудь поет Высоцкого? Не вызывает отторжения?
Никита Высоцкий: Несколько таганских актеров замечательно это делали, скажем, в спектакле "Владимир Высоцкий" Виталий Шаповалов, Губенко. До сих пор это делает и делает очень хорошо. Мне нравится, как некоторые наши сегодняшние исполнители это делают. Мне проще сказать, что мне не нравится, когда Высоцкого поют. Мне не нравится подражание – как бы я есть Высоцкий. Высоцкого надо петь по-своему. Высоцкого надо уметь петь от себя, у кого-то это получается. Он, как-то отвечая на записку на концерте, сказал, что не любит, когда его песни исполняет кто-то другой, мол, он сам себе композитор, оркестр, дирижер. При этом примерно четверть его песен написана для других голосов. Например, для женщин. Ладно там для Марины, но, скажем, для пластинки "Алиса в стране чудес" 30 вещей написано, из которых он спел две! Например, я вас уверяю, что когда Бернес пел его песню "На братских могилах", он был доволен. Ему нравилось, когда его песни пели таганские актеры, скажем, Дмитрий Межевич. Он просто ему говорил, что мне нравится, пой, спасибо.
Леонид Велехов: Хотя совершенно на него не похожий - хрупкий такой, субтильный.
Никита Высоцкий: Да, да, совсем. Тут важно делать это по-своему, важно понимание. Хотя у него, конечно, очень обаятельная манера, которой хочется подражать… Он не пританцовывал. Он ничего не раскрашивал. Для него самое главное было внимание к слову.
Леонид Велехов: Никита, главная женщина в его жизни – это все-таки Марина Влади, да?
Никита Высоцкий: Думаю – да.
Леонид Велехов: Но я помню, большой период был омрачен вашими с ней расхождениями, ссорами. Это не сгладилось?
Никита Высоцкий: Нет, это не сгладилось. Я думаю, что это было следствие того стремительного сближения, которое произошло после отцовской смерти. Я Марину до отцовской смерти видел раза два или три. Мы видели Володю, ее младшего сына. Аркадий с ним как-то общался по временам. Этого контакта – отец пробовал – не получилось.
Леонид Велехов: А отец хотел все-таки?
Никита Высоцкий: Пытался. Я думаю, что и Марина хотела. Он с ее детьми общался нормально. И она готова была с нами общаться. Не получилось. И когда отца не стало, то мы, действительно, вдруг все очень стали близкими людьми на время. Просто нуждались друг в друге. И она нуждалась не только в нас, но и во многих друзьях отцовских, с которыми она познакомилась только на его похоронах. Она многих людей из его окружения не знала. А потом жизнь стала брать свое. Мы действительно разные. Мы по-разному думаем. Реально такой разрыв произошел на памятнике, на установке памятника. Этого, я так понимаю, она не простила нашей семье…
Леонид Велехов: Памятник на могиле на Ваганьково?
Никита Высоцкий: Да. Дед и бабушка хотели этот памятник работы Рукавишникова. Марина не хотела. Она считала, что она имеет право это решать. Естественно, я и мой брат были со своей семьей вместе. Я думаю, что оттуда пошел этот окончательный разрыв. Книга ее, которая была очень резка по отношению к моему деду, к моей матери, вообще, к нашей семье. Нет, это грустно, что мы не сумели понять друг друга и, наверное, до конца простить. Но это не изменилось. Тем не менее, она знает, что я директор музея Высоцкого. И когда музей обращается к Марине за какой-то консультацией, она отвечает. Это очень трогательно: "Директору музея Высоцкого Н. Высоцкому".
Леонид Велехов: Замечательно!
Никита Высоцкий: Когда мы сделали картину, которую она абсолютно не приняла и не могла принять, она высказалась более чем резко в адрес этой картины. По мне проехалась просто асфальтовым катком, но она дала разрешение. В общем, я думаю, что в чем-то, может быть, в главном, во всяком случае, мы понимаем друг друга.
Леонид Велехов: Никита, хотел бы вернуться в музей, которым вы руководите. Вы добились, чего хотели? И чего вы, собственно, хотели в этом музее?
Никита Высоцкий: Я достиг каких-то промежуточных результатов, но если музею быть, а он существует, музей должен двигаться, должен развиваться. Многое не сделано. Но и сделано много. Он построен, собран хороший коллектив, есть репутация определенная. Есть коллекция, она описывается, с ней работают. Описывается по-научному, по-серьезному. На мой взгляд, он востребован, но надо соответствовать сегодняшней жизни. Выставка, которую мы сделали в 2000 году, это выставка ХХ века, к сожалению. Сейчас совершенно другие требования, совершенно другой способ подачи информации. Мы стараемся, мы хотим, мы сейчас ведем эту работу. Не знаю, что будет в связи с кризисом, со всякими финансовыми проблемами, но это нужно сделать. Все равно нужно многое делать, нужно двигаться.
Вы меня спрашиваете – доволен я или не доволен. Я, на самом деле, считаю, что если меня будет вспоминать мой внук, наверное, он вряд ли будет вспоминать какие-то мои роли в театре. Я бы хотел, конечно, чтобы он вспомнил кого-то из моих учеников. Но, наверное, главное, что он вспомнит, что он скажет, что дедушка построил музей главного члена нашей семьи – главного Высоцкого.
Леонид Велехов: Патриарха.
Никита Высоцкий: Я действительно его построил. Меня многие поправляют, а надо так, а то ты делаешь неправильно. Я долго ждал, что это сделает кто-то другой. Этого не сделал никто. И я доволен тем, что я это сделал. Другое дело, что это так же, как театр. Нельзя театр создать раз и навсегда. Театр должен двигаться.
Леонид Велехов: Конечно. На примере великих театров, в том числе Таганки, мы видим это.
Никита Высоцкий: Да.
Леонид Велехов: А ваших детей фигура деда интересует, занимает?
Никита Высоцкий: У меня два взрослых сына и дочь, которой год и девять месяцев. Поэтому по-разному можно про них говорить, как они относятся к дедушке.
Леонид Велехов: Странно, конечно, слово "дед" звучит в применении к Высоцкому.
Никита Высоцкий: У моего брата пятеро детей разного возраста и уже есть внуки. Я не навязывал и не форсировал. Может быть, надо было чуть-чуть быть настойчивее. Они выросли после того, как его не стало. Тем не менее, они достаточно хорошо представляют и жизнь его, и творчество. Они на зациклены на том, что вот Высоцкий и больше никого. Мой средний сын, которому сейчас 26 лет, одну из работ сделал (он переводчик с китайского) о переводах Высоцкого на китайский. Мой старший сын называет себя художником. Я тоже хочу так его называть. Пусть не только мы вдвоем знаем, что он художник (Смех в студии). Он более чем в теме. Я думаю, что он мне просто не показывает, но что-то там нарисовано.
Что касается дочери… Очень смешно, у меня висит фотография дома. Отец в роли Лопахина. И она знает, что это не папа. Она говорит, что это деда. (Смех в студии).
Леонид Велехов: А вы себе представляете отца в современной российской действительности? Это совершенно гипотетический вопрос.
Никита Высоцкий: Я понимаю. Иногда мне хочется сказать, что, да, я очень хорошо себе представляю. Иногда мне хочется спрятаться за какой-то штамп и сказать – я не знаю. Думаю, что правильнее всех – при том, что у меня непростое к нему отношение, – сказал Говорухин. Его тоже спрашивали – а что бы Высоцкий делал, с кем бы он был, с левыми, с правыми, с коммунистами или уехал и жил в США? Он сказал примерно так, что он все равно занимал бы то же место, что он занимал тогда. То есть все равно был бы один. И я думаю, что он бы сдюжил. Все эти представления о том, что он бы не выдержал, если бы увидел, что происходит на Украине… Он бы сдюжил. Он был человек действия. Он бы действовал.
Леонид Велехов: Между прочим, он был связан с Украиной.
Никита Высоцкий: Мой дед с Украины, да. Мой старший сын Семен живет в Киеве. Вы правильно сказали, что он продолжается оставаться в сегодняшней жизни, каким-то образом в ней участвует.
Леонид Велехов: Снится отец?
Никита Высоцкий: Очень по-разному. Бывают периоды, что снится. Я не придаю снам такого значения. Меня один человек спрашивал: "А что он тебе сказал? Вспомни, как он на тебя посмотрел?!" Снится, бывает. И снится очень часто как раз последняя какая-то встреча. Я уже знаю, что это последняя встреча. Я начинаю что-то говорить ему. Это достаточно болезненно бывает… А бывает, что просто по телевизору посмотрел кино в очередной раз, и он приснится. Снится, потому что я о нем много думаю. Я его помню.
Леонид Велехов: Вся жизнь ему посвящена.
Никита Высоцкий: Конечно.
Леонид Велехов: Спасибо! Разговор был совершенно замечательный!
В эфире Свободы – радио, которое не только слышно, но и видно, – вы смотрели и слушали новый выпуск программы Культ личности. Впервые он был о том, кого уже нет на этом свете. Но кто, вот уж действительно, живее многих живых. В канун 77-го дня рождения Владимира Высоцкого в гостях у нас был его сын, Никита Высоцкий, посвятивший жизнь сохранению памяти об отце.
С вами был Леонид Велехов, всего вам доброго, встретимся на том же месте, в тот же час, через неделю.