"До 2019 года в Сибирь тебя не повезут"

"Вплоть до 9:30 вечера у меня не было никакой ясности, что, в конце концов, происходит. Где-то около 7:30 я проходила через паспортный контроль, меня попросили подождать, и мой паспорт не возвратили. Через 30 минут я попросила: если есть проблемы, я готова лететь назад, в Латвию, прошу вернуть мой паспорт. Официально объявили где-то в половине десятого, что по статье 27-прим. российского Кодекса мне запрещен въезд в Россию. Я попросила, чтобы мне объяснили, о чем эта статья. Не могли объяснить, не знали. Потом я узнала с помощью моего помощника по телефону, что я представляю опасность для безопасности России, общественного порядка и здоровья. Как бактериологическое оружие, что ли".

Так депутат Европейского парламента от Латвии Сандра Калниете описывает события в московском аэропорту Шереметьево, куда она прилетела в понедельник, чтобы попасть на похороны убитого российского оппозиционного политика Бориса Немцова, и где ей было отказано во въезде в Россию. Калниете была не единственным европейским политиком, которому не удалось проститься с Немцовым. Спикер верхней палаты парламента Польши Богдану Борусевичу заявил, что российские власти также не разрешили ему прибыть на территорию России.

В ту ночь, сидя в аэропорту, Калниете опубликовала фотографию уведомления об отказе во въезде в Россию: "Только что получила это уведомление и была проинформирована, что любая моя попытка въехать в Россию до 2019 года будет рассматриваться как уголовное преступление. Интересно, почему 2019?".

В интервью Радио Свобода Калниете говорит, что документ о том, что ей предъявлено, первый официальный документ, она получила только в районе полуночи, и что ее особые протесты вызвало то, что у нее изъяли дипломатический паспорт:

​– По международным соглашениям, Конвенции о статусе парламентариев, такое не должно происходить. Россия – участница этой Конвенции. В течение тех 14-15 часов, которые я провела в Шереметьево, фактически я была без документа и была беззащитна в случае любой провокации. И я считаю это серьезным нарушением моих прав. Но главное – не вопрос обо мне, главное, что я поняла, что, находясь в такой ситуации, во власти административных правил, я практически бесправна. И я думала о судьбах тех россиян, настоящих патриотов России, которые такой жизнью живут изо дня в день. Я там была 15 часов, и в этой ситуации я могу догадываться, какое психологическое напряжение они испытывают, какое лишение прав, какие угрозы их личной безопасности и какую цену они должны платить. Потому что убийство Бориса Немцова – это как раз наивысшая цена. Я восхищаюсь этим героизмом и хочу сказать, что я сама, и моя страна Латвия, и мы в Европе вас понимаем, и мы вас будем поддерживать, насколько это возможно и насколько режим допустит это. Я верю, что день придет – и Россия станет нормальной страной. Сейчас идет такая волна ненависти, коллективной истерики, которая царствует в России, у большинства населения, когда любые высказывания, более-менее критичные насчет путинского режима, воспринимаются почти как враждебная акция. И убийство Бориса Немцова – это такой поворотный пункт для России. Режим как бы посылает такую весть: "Мы идем своей дорогой, и нам совершенно безразлично, что вы там в Европе думаете о нас". Это такой поворотный пункт, когда, очевидно, нет дороги назад. Каждый режим достигает момента, когда его взлет уже поворачивается к закату, но закат может длиться, как мы знаем в истории, довольно долго, и цена очень высока.

​– Вы написали в фейсбуке, что вам запрещен въезд до 2019 года, и задались вопросом, почему именно 2019-й. У вас теперь есть какой-то ответ?

– Нет, у меня нет никакого ответа. Я даже не обращаю внимания на эту деталь. Но я вам скажу, я родилась в семье депортированных латышей, и мои родители детьми были вывезены в Сибирь. И после смерти Сталина мы смогли вернуться в Латвию. Я рассказала все, что со мной произошло, моему отцу по телефону, и он сказал: "Знаешь, теперь хоть у тебя есть гарантия, что до 2019 года в Сибирь тебя не повезут".

– Вы родились в Сибири?

– Да.

​– Вернемся к событиям в Шереметьеве. Где вы ночевали, и как с вами обращались в Шереметьеве официальные лица?

– Со мной обращались хорошо, в принципе, вежливо. И я понимаю, что люди, которые там работают, они только исполняют инструкции, и этих молодых мужчин и женщин я не могу обвинять ни в чем. Что касается того, что было потом, когда я была проведена в транзитную зону, то, увы, в знаменитом отеле имени Сноудена (гостиница в Шереметьеве, где какое-то время, как утверждалось, находился Эдвард Сноуден. – РС) не было свободных мест, и я была в отчаянии. Я женщина немолодая, и провести ночь сидя мне было бы очень трудно. Но где-то около часа я смогла все же попасть в гостиницу. Может быть, потому что пограничники меня искали, им надо было, чтобы я подписала какие-то бумаги. И потом, может быть, они посоветовали /для меня/ место найти, я не знаю, это мои предположения. Но самое главное, что, хотя я и не могла заснуть, потому что это большое переживание, я могла хотя бы лежа переживать. И очень трудный для меня момент был в 9 часов утра. До этого я все время как-то осознавала, что за мной Латвия, за мной Европа, что у меня есть права, и это подтверждает, какой далекий путь, начиная от независимости, от момента, когда мы покинули Советский Союз, мы сделали в европейском направлении. Потому что все европейцы осознают, что они имеют права человека, они гарантируются государством, это неотъемлемая часть их личности. Но вот в 9 часов утра, когда пограничники обещали, что они придут за мной и поведут меня на посадку вместе с моим паспортом и билетом, когда в 9:05 никого не было, я вдруг поняла, что, в принципе, они могут и не прийти. И потом просто сказать "не получилось" или что-либо подобное. Это был такой момент, я бы сказала, истины, где я нахожусь и в чьей воле я нахожусь. И потом, конечно, когда в 9:11 пограничник пришел, это было облегчением для меня. Но даже полет в самолете "Аэрофлота" – это не была стопроцентная свобода. Только когда я вышла на трап в Брюсселе, я знала: я, наконец, на свободе!

​– Вы представляете Латвию в Европарламенте. Сейчас много говорят об угрозе России для прибалтийских стран. У вас есть такие опасения? И есть ли опасения подобного характера в латвийском обществе?

– Да, в латвийском обществе есть такие опасения. Потому что, когда началась гибридная война в Украине, я помню, как мой 9-летний внук пришел ко мне и говорит: "Скажи, бабушка, действительно будет война?" Это показывает, что все об этом думают и все говорят, даже дети. Но я политик, и у меня другая точка зрения на все эти вещи, более обобщающая. Я вижу, что вопрос об отношениях Европейского союза с Россией – ​это один из центральных вопросов европейской политики сейчас. И такие акции, как убийство Немцова, они повышают понимание опасности российского режима. И они объединяют европейцев, европейских политиков в этом понимании. Сейчас все понимают, что, если восточно-украинские террористы опять двинутся далее по территории Украины, то санкции уже будут гораздо строже. И в принципе, никто не сомневается, что минские соглашения недолго продержатся, что это лишь подготовка в новому броску. И это значит, что Евросоюз должен себя обеспечить средствами защиты против враждебной пропаганды и думать, как повысить свою обороноспособность. После распада Советского Союза мы пребывали в уверенности, что живем в эпоху сотрудничества, где обе сотрудничающие стороны выигрывают. Но сейчас мы понимаем, что Россия видит это иначе, что Россия считает, что она выиграет, если противоположная сторона проиграет. И это то, что Россия, очевидно, ожидает, что произойдет в Европе. Так что ситуация в наших отношениях очень серьезная.

​– Почему вы поехали на похороны Немцова? Вы были знакомы?

– Я имела огромную привилегию – слушать его в Европейском парламенте, когда он был приглашен в нашу фракцию Европейской народной партии. И я его очень высоко ценила как политика русской оппозиции. Он, может быть, единственный, кто сумел сохранить жизнерадостную легкость, потому что большинство русских политиков –под огромнейшим давлением и в безвыходной ситуации несут в себе большую тяжесть. Немцов был очень ярким и позитивным. И я была очень рада, когда латвийское правительство и Европейская народная партия предоставили мне возможность представлять их на похоронах Немцова, что я получила возможность лично почтить его память. И я сожалею, что этого не произошло. Но мои коллеги из посольства и моя коллега, которая была допущена в Россию, она поставила цветы также и от моего имени.

​– Вы говорили, что Европа теперь более сплоченна, но в целом вы удовлетворены тем, как Европа реагирует на кризис? Раздается много критики, скажем, в адрес госпожи Меркель, господина Олланда, что минские соглашения – это уступка, что Европа не готова резко реагировать.

– Европа – это soft power, наше содружество базируется на принципах консенсуса, компромисса и сотрудничества, что значит, что любое решение, особенно в области внешней политики, принимается единогласно, что требует очень долгих консультаций. У каждой из 28 стран-членов – свои проблемы, и, принимая санкции, мы должны думать о том, как эти санкции будут влиять на экономику каждого конкретного государства. И я считаю, тот факт, что Европа была способна прийти к единому решению в отношении России, – это большой успех. Потому что изначально, когда произошла аннексия Крыма, впечатление было гораздо более разрозненное. Теперь даже те страны, которые находятся дальше от России, понимают нарастающую опасность путинского режима. Но я хочу тут разделить, что одна часть – это путинский режим, и это огромная ответственность, глобальная ответственность, которая на нем лежит, и другая часть – это россияне. Я надеюсь, что россияне возьмут свою судьбу в свои руки и изберут таких правителей, которые, наконец, смогут Россию привести к какой-то современной нормальности, – сказала Сандра Калниете​ в интервью Радио Свобода.

Борусевич

Спикер верхней палаты парламента Польши, легендарный оппозиционер, один из создателей “Солидарности” Богдан Борусевич после того, как власти РФ не разрешили ему прибыть на территорию России для участия в похоронах Бориса Немцова, выступил с резким заявлением:

“Смерть Бориса Немцова – это огромное потрясение для нас, и для меня лично. Как и многие политики, я лично знал Бориса Немцова, и, конечно, никто не мог предположить, что в центре Москвы, возле Кремля в него будут стрелять и убьют. За ним наверняка следили до этого. Смерть имела место там, где много камер, где ведется круглосуточное наблюдение. Это преступление должно быть расследовано.

Я хотел поехать на похороны Бориса Немцова и сказать, что он был представителем той части России, которая нам близка. Такие люди, как Сахаров, Ковалев и Борис Немцов, были той частью России, которая была Россией открытой, хотела демократии, хороших отношений с соседями и была и есть противником агресии Путина на Украине. Я хотел также сказать и показать, что поляки – не против России, что поляки хотят иметь хорошие контакты с Россией и уважают российский народ. Но мы не можем согласиться, чтобы это государство – наш сосед – было государством ревизионистским; государством, которое ведет агрессивные войны с соседями; государством, которое оспаривает европейский порядок.

Отдавая дань памяти Борису Немцову, я хотел высказать свое уважение всем тем, кто думает так, как думал он. Но вот оказалось, что российские власти не впустят меня на похороны, не позволят отдать дань памяти Борису Немцову, что меня очень удивило. Думаю, что общественное мнение и в Польше, и в России оценит случившееся и сделает выводы из этого.

Путинская Россия не хотела слушать не только Немцова или ранее Сахарова, но не хочет слушать и других людей, которые имеют другое мнение, и к числу которых принадлежу и я”.