Российский Минздрав опроверг информацию о том, что покончивший с собой 85-летний профессор-кардиолог Эдмунд-Михаил Люде решил уйти из жизни из-за сильных мучений, вызванных онкологическим заболеванием. Глава ведомства Вероника Скворцова сообщила, что "заболевание было на ранней стадии и не могло настолько измучить покойного". О том, что причиной самоубийства пожилого мужчины стали сильные боли, ранее сообщали российские СМИ. Кроме того, по некоторым данным, погибший оставил предсмертную записку "В моей смерти прошу никого не винить. Виновато здравоохранение. До свидания".
По данным СМИ, с начала февраля только в Москве покончили с собой 11 онкологических больных, не сумевших получить обезболивающие препараты. После нескольких публикаций на эту тему, еще до самоубийства профессора Люде, Роскомнадзор вынес предупреждения некоторым изданиям, запретив писать о причинах суицида.
После самоубийства профессора Люде глава Минздрава России Вероника Скворцова уточнила, что следствию только предстоит выяснить истинную причину его суицида. Она доложила, что "онкобольным россиянам, испытывающим острые боли, созданы все необходимые условия для быстрого получения обезболивающих препаратов".
Министр пообещала, что теперь в России появится еще и круглосуточная служба оказания помощи при острых болях: по телефону горячей линии и на специальном сайте любой сможет получить помощь в обеспечении обезболивающих препаратов 24 часа в сутки семь дней в неделю.
Тем временем Роскомнадзор пытается запретить СМИ писать о самоубийствах онкобольных. В частности, ведомство вынесло предписание сайту "Православие и мир" и потребовало отредактировать две подобные заметки, убрав из них "описание самоубийства и его причины". Главный редактор сайта Анна Данилова рассказала о претензиях Роскомнадзора и пояснила, почему не считает рассказы о самоубийствах тяжелобольных людей "пропагандой суицида":
Анна Данилова
– Примерно месяц назад мы получили уведомление от Роскомнадзора с требованием убрать упоминание о том, как именно было совершено самоубийство онкобольными (речь шла о двух случаях). А вчера мы получили дополнение к этому уведомлению с просьбой убрать слова жены одного из погибших о том, что он страдал онкологическим заболеванием и испытывал от этого очень сильные боли. Мы внесли все необходимые правки. Но на данный момент стоит вопрос о том, как и что теперь вообще можно писать об онкобольных и о подобного рода проблемах. Мы надеемся, что на следующей неделе мы сможем провести круглый стол с привлечением профильных специалистов, суицидологов, онкологов, людей, занимающихся паллиативной медициной, и чиновников, чтобы понять, как и что сегодня можно об этих проблемах писать.
– Как вы думаете, почему так возмутился Роскомнадзор после того, как вы написали об этих самоубийствах? В чем суть их претензий?
Мы получили уведомление с просьбой убрать слова жены одного из погибших о том, что он страдал онкологическим заболеванием и испытывал очень сильные боли
– Претензии достаточно понятные. Действительно, любое упоминание о суициде может иметь непрогнозируемые последствия. Это же известно – чем больше говорится в прессе о самоубийствах, тем сильнее возрастает их количество. С одной стороны, Роспотребнадзор действует правильно – в том, что касается противостояния настоящего пропагандирования самоубийств, которое имеет место. Очень часто в соцсетях возникают подростковые группы, где суицид преподносится как некая модная вещь. С другой стороны, нужно информировать людей о том состоянии, в котором сегодня находится обезболивание раковых больных, и тех страшных последствиях отсутствия обезболивания, которое мы сегодня наблюдаем. Уже более 10 человек с начала года покончили жизнь самоубийством из-за невозможности получить настоящее обезболивание, и это невозможно игнорировать. Непонятно – неужели так сложно организовать быстрое и доступное обезболивание для людей? Главная проблема – купирование боли.
– Почему вы как православные журналисты не можете обойти тему, из-за которой у вас возникают неприятности с Роскомнадзором? Почему вам эта тема кажется важной и нужной?
Уже более 10 человек с начала года покончили жизнь самоубийством из-за невозможности получить настоящее обезболивание, и это невозможно игнорировать
– С одной стороны, самоубийство – это самый страшный грех, который может совершить человек. С другой стороны, невозможно обойти проблему такой колоссальной человеческой боли, колоссального человеческого страдания. Мы стараемся писать обо всем, что так или иначе волнует человека, обо всех человеческих проблемах. Естественно, делаем все возможное, чтобы предотвратить попытки суицида. У нас есть большой сайт "Суициду.нет", где много лет прекрасные психологи работают с людьми, которые приходят на этот сайт в кризисном состоянии, в отчаянии, не зная куда пойти больше. С ними разговаривают. С ними профессионально работают. У специалистов этой команды на счету очень много спасенных жизней. Поэтому для нас это важная проблема. Это проблема жизни и смерти. Поэтому писать на эту тему нужно, с людьми говорить и людям стараться помочь нужно обязательно. А как это сделать так, чтобы все происходило в рамках закона, мы надеемся, будет выработано. Потому что, на самом деле, насколько я понимаю, официальные инстанции тоже еще не очень понимают, где эта грань проходит. В общем, мы надеемся вместе с ними ее найти.
Закон, позволяющий властям требовать от СМИ удаления информации о "пропаганде суицида", действует в России с 2012 года. В нем указано, что запрещены к публикации любые призывы к совершению суицида и описание способов. Однако в документе ничего не сказано о том, что нельзя называть причины самоубийства.
О том, почему больные россияне не могут получить обезболивающие препараты и как изменить ситуацию, РС рассказала основатель Фонда помощи хосписам ВЕРА Нюта Федермессер:
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Наркополицейский за спиной врача: Нюта Федермессер о трудностях с обезболиванием
По словам Нюты Федермессер, сегодня уже есть несколько нормативных документов, позволяющих очень сильно упростить получение обезболивания, а значит и жизнь пациентов. Есть специальные приказы и на федеральном, и на московском уровне, отдельный новый приказ Минздрава, который который позволяет пациентам хосписов получать обезболивание не через поликлиники, а взаимодействуя непосредственно с хосписом, даже когда они оттуда выписываются домой. Но этими возможностями сами врачи пользуются не охотно или с большой опаской, предпочитают, что называется "не связываться", - говорит Нюта Федермессер:
У тебя за спиной наркополицейский. Уголовное преследование настигает тебя, если ты допускаешь ошибку в выписывании и назначении, в процедуре списания
- У меня на этот счет не самая популярная точка зрения. Я считаю, что основная причина - это ригидность, низкое образование врачей и их нежелание менять правила: "у нас так заведено, мы делаем так, как у нас заведено" - этой формулировкой в России объясняют слишком многое. В каждом ведомстве есть совершенно удивительные люди: и в Минздраве, и в Министерстве образования, и даже в ФСКН, как ни странно. Это люди, которые готовы нам помогать и содействовать. Но мы все равно пробираемся через огромный бюрократический пласт. Конечно, хотелось бы простого решения, как у Шарикова - взять и поделить. Хотелось бы взять все многочисленные регламентирующие и законодательные акты, перечеркнуть, выкинуть, признать полностью утратившими силу и написать новые. Но так нельзя, к сожалению. Так нельзя не только в России, так везде нельзя.
- Недавняя реформа для упрощает получения обезболивающих существенно изменила ситуацию к лучшему?
- Эта реформа, у которой масса положительных моментов, привела к тому, что узкие, профильные специалисты, например, в Москве находятся в главной поликлинике, а в филиалах находятся участковые терапевты. Что это означает? В головной поликлинике работает врачебная комиссия, назначить препарат должен онколог, а он сидит в другом здании. Пациент, которому нужен условный опиоидный анальгетик, не транспортабельный, он лежит дома. Для первичного назначения его очно должны увидеть и участковый терапевт, и этот онколог. Родственники должны поездить между ними, повозить туда-сюда бумажки и справки. Это схема текущего получения обезболивания пациентом. При этом срок действия рецепта 5 дней, длительность получения обезболивания от 3 часов до 3 суток. Это еще хорошо, если нет выходных. А чтобы получить следующий рецепт, нужно сдать использованные упаковки.
- В этой схеме 10-11 шагов...
- Десять - касаются непосредственно пациента и 11-й, который поликлиника и аптека делают между собой, но из-за него могут выпасть целые сутки. Но более эффективно можно действовать даже в рамках существующей схемы, не дожидаясь принятия "закона Герасименко" (предлагаемый депутатом Николаем Герасименко законопроект, в частности, предусматривает продление срока действия рецепта до 20 дней – Р.С). Но этого не происходит из-за страха, из-за того, что врачи думают про преследования со стороны ФСКН, из-за того, что врачи не хотят изучать нормативно-правовые акты, думать о том, что многое уже изменилось. Уже сейчас можно "добыть" препарат в 5 шагов и, действительно, получить обезболивающее за 3 часа. Можно вызвать на дом участкового терапевта, он посмотрит, вернется в поликлинику и все сделает: выпишет рецепт, сделает назначения, сам свяжется с аптекой, внесет пациента в списки. И дальше родственник идет в аптеку, получает лекарство и приносит домой. Это уже сейчас может быть так коротко и быстро.
- Но врач по-прежнему "заперт" в узких границах между страхом головного преследования, как в случае, например, с Алевтиной Хориняк, и состраданием к пациенту…
Мама больной дочки страшнее наркоману, чем любой наркополицейский. Она не задумываясь убьет любого, кто захочет забрать и налево использовать обезболивающий препарат ее дочери
- Да врач "заперт" страхом, что имеет наркополицейского за спиной. А с другой стороны, у него в мыслях условный контр-адмирал Апанасенко. Никто не хочет иметь на своей территории трагическую смерть не обезболенного пациента. А жалость к пациенту, о которой вы говорите, это еще одна грань. Но жалость - не то чувство, которое должен испытывать профессиональный медик. У профессионального медика есть его профессиональная задача в данной ситуации - это обезболивание и качественное оказание медицинской помощи, которая является твоей непосредственной обязанностью. У тебя за спиной наркополицейский? Да, именно так. Но делай все правильно, закон не нарушай. Хотя это очень сложно при том, как все устроено сейчас, когда уголовное преследование настигает тебя, если ты допускаешь ошибку в выписывании и назначении, в процедуре списания. Сегодня решался вопрос обезболивания в Кабардино-Балкарии в Нальчике, а в городе нет морфина. И сегодня же решался вопрос обезболивания маленькой девочки в Химках, когда морфин есть, а врач говорит: "Вы что, зачем морфин? Она через месяц наркоманкой станет!". Какие нормативно-правовые акты решают это? Никакие. В Нальчике нет морфина не потому, что его в стране не производят, а потому что Нальчик не считает нужным его закупать, а в Химках врач не считает нужным учиться, у него "тараканы" в голове: он считает, что девочка с ограниченным сроком жизни, с огромным болевым синдромом станет наркозависимой.
- Зачем ФСКН так все усложнила?
ФСКН на борьбу с тем, чего нет, тратит огромные ресурсы. Да и борются они - то с маком, то с ветеринарами, то с Алевтиной Хориняк
- Одна из причин, о которых охотного говорят в ФСКН: мы не застрахованы от утечки медицинских наркотиков в нелегальный оборот. Поэтому мы должны сделать все, чтобы предотвратить. Понятно, профилактика преступления всегда лучше, чем расследование преступления. Почему-то мы знаем, что профилактика простуды лучше, чем борьба с простудой, но почему-то забываем про то, что лечение болевого синдрома лучше, чем расследование самоубийств. И вот противодействие оттоку медицинских наркотиков в нелегальный оборот - это фикция. Потому что из всех наркотиков в нашей стране медицинские наркотики - это 0,7%. Даже если завтра все медицинские наркотики окажутся у "драгпушеров", то ни наркоманы, ни ФСКН разницы не заметят – это 0,7% от оборота наркотиков! ФСКН на борьбу с тем, чего нет, тратит огромные ресурсы. Да и борются они - то с маком, то с ветеринарами, то с Алевтиной Хориняк. Ведут себя так, как будто каждый врач потенциальный наркоман или драгдиллер.
У фонда "Вера" работает огромная выездная детская служба. Стационара нет. Под опекой находится в общей сложности около 500 семей в Москве и регионах. Иэ этого опыта приводит пример Нюта Федермессер:
- Мама в Химках, имеющая девочку с болевым синдромом, которая добивается обезболивания, никогда не сделает ничего, что увеличит страдания ее ребенка. Если она добивается, звонит в Москву, требует от нас позвонить в Минздрав, вызвать журналистов, чтобы все-таки этот морфин к ребенку пришел, то, поверьте, эта мама страшнее наркоману, чем любой наркополицейский. Она не задумываясь убьет любого, кто захочет забрать и налево использовать обезболивающий препарат ее дочери. Близкие люди всегда заинтересованы в том, чтобы их любимый был обезболен, а не в том, чтобы сбыть и получить лишнюю копейку.
- Можно надеяться, что ситуация скоро улучшится?
- Я даже оптимистично могу сказать, что я уверена, что через несколько лет мы все эти проблемы решим. Я уверена абсолютно. Это такое естественное течение событий. Это просто вопрос времени. Есть какие-то героические люди, такие как Алевтина Петровна Хориняк или контр-адмирал Апанасенко, или Катя Чистякова, которые заставляют этот маховик времени крутиться быстрее.