Звезда эротического сиквела 1970-х «Эммануэль» голландская актриса и художница Сильвия Кристель вновь оказалась в центре внимания журналистов. Только что вышла ее автобиография под названием «Ню».
Она снялась в более, чем пятидесяти фильмах, в том числе у таких режиссеров как Клод Шаброль и Валериан Боровчик, Сальваторе Сампери и Луиджи Зампа, занималась индустриальным дизайном и даже делала мультфильмы, но мир запомнил только одну ее единственную роль. Многие из нас позабыли ее настоящее имя, однако навсегда вошло в коллективную память длинное «Эммануэль» — уже и не имя вовсе, а эхо — первых сексуальных переживаний, сексуальной революции, если угодно. Наверняка, если бы и фильм, и революция прошли на тридцать лет попозже, Эммануэль и вовсе превратилась бы в героиню модной компьютерной игры, как анимационные девушки-манга в Японии. Да, Сильвия Кристель давно уже живет в тени, в плену когда-то ей же самой созданного эротического образа, даже в личной беседе продолжая играть ту же славную роль. Но на самом деле ей 54, и живет она в скромной амстердамской квартирке в чердачном этаже, недавно она потеряла любимого человека и переборола раковую опухоль. «Фи, да она настоящая», — скажут принцессы. Каково же самой Кристель постоянно соответствовать образу на пожелтевшей картинке?
«О, это меня очень сбивает с толку, — признается Сильвия Кристель. — Когда я работала над фильмом, то думала, что он принесет достаточно гонорара, чтобы оплатить нам небольшие каникулы в Таиланде. К тому же, я была уверена, что цензура и вовсе не допустит его на широкий экран. Для того, чтобы фильм показали в респектабельных кинотеатрах, а не в порно-кинозалах, пришлось даже менять законодательство. В результате же "Эммануэль" крутили тринадцать лет подряд на Елисейских Полях. Он даже стал обязательной частью программы для японских туристов. Сначала их везли на Эйфелеву Башню, потом к Триумфальной Арке, а потом — смотреть "Эммануэль"».
За написание книги Сильвия Кристель села, по ее словам, ради сына Артура, чтобы он знал — «кто она на самом деле». Содержание книги актриса наговорила французскому писателю Жану Арселану на диктофон за несколько бессонных ночей. «Он, как никто другой, смог написать мою жизнь как поэму, словно скрипка играет где-то вдалеке», — говорит Кристель. Но окончательным вариантом книги она недовольна. Очень уж все трагично и нет надежды на будущее, а на самом деле — жизнь продолжается, сказала она мне за ужином, уже после интервью.
«Писать книгу было страшно, — признается Кристель. — Чего я не учла, так это сколько придется работать над рекламой книги уже после ее издания, что все будут докапываться до подробностей, задавать вопросы. И вот я сижу вся красная от стыда — ведь я очень застенчивая в жизни, мне хватило того, что все пришлось писателю рассказывать. А журналисты спрашивают — ну что, неужели правда, что съемки в "Эммануэль" сделали вас фригидной на три года? Мне было больно от таких слов».
— Такой же стресс, внимание толпы толкнули вас когда-то к наркотикам и алкоголю?
— Я теперь думаю, что это было большой глупостью с моей стороны упустить из моей жизни писателя Хуго Клауса, отца моего сына Артура. Он долгое время оставался неким стабильным стержнем в моей судьбе, обозначал в ней интеллектуальное присутствие. Человек с отменным вкусом, он был для меня своего рода Свенгали, мой наставник и гипнотизер. А я решила, что справлюсь сама, что должна следовать только своему сердцу, и стала жить с этим слабоумным… ах, извините, блистательным английским актером, которого я в книге называю Беном. Настоящего его имени я называть не хочу, он уже тридцать лет как перестал употреблять наркотики, у него счастливый брак. Эта книга никогда и не задумывалась как месть по отношению к кому-либо, это всего лишь рассказ о моей жизни. Но надо признать, что да, именно этот Бен ввел кокаин в мою жизнь. Однако не забывайте, что в то время, когда я приехала в Лос-Анджелес, это было принято в высшем обществе. Один грамм кокаина стоил очень дорого, порядка 100 долларов. Подобное удовольствие было доступно немногим, им баловались иногда, в качестве развлечения. Но у меня плохие гены, я впадаю в зависимость. Мои родители оба старадали от зависимостей, особенно от алкоголя. Также известно, что одна зависимость переходит в другую — как только я отказывалась от кокаина, я начинала пить, с таким же успехом я могла бы перейти на шоколад или стать рабой казино. Так устроен мой мозг.
— И поэтому вы перешли на живопись.
— Да, обожаю запах краски! Так можно и клей начать нюхать, да вы что! Нет, нет, но я действительно пишу картины. Правда маленьких размеров. Мне очень грустно теперь, когда умер мой друг, писатель Фредди де Врее. Двенадцать лет мы прожили вместе! Это он был моим вдохновителем. Он меня домой не пускал, если я не сделаю десять набросков. Он всегда говорил: «Ты должна быть дисциплинированной, как канторский клерк, в девять утра садиться за рабочий стол». И так я жила с ним. Потом он вдруг заболел, у меня нашли рак, потом он умер… И с тех пор я очень мало рисую. Вместо этого я погрузилась в воспоминания. Потому что смерть вдруг подошла так близко.
— Что, на ваш взгляд, самое главное в вашей книге, какая тема?
— Наверное, то что не надо слишком судить никого. Даже тех, кто сделал вам плохо. Надо прощать. Потому что иногда обстоятельства заставляют людей совершать неразумное. Это я имею в виду моего второго мужа. Можно сказать, что он был преступником. И тем не менее, я вижу столько красоты в его поступках. Я всегда хочу видеть хорошее в людях. Уж не знаю, кто меня этому научил — сестры-монашки в школе-интернате или Джон Леннон. А может, это потому, что я по знаку Зодиака — Весы.
— А может быть вам просто хотелось жить каждый день как в кино?
— Нет, нет! Мне гораздо милее заниматься рисованием или писать. Так я могу снова почувствовать себя ребенком. Не читать газет. Вернуться в собственный мир детства. И в моем возрасте сегодня это проще. Я снялась во всех этих фильмах, а теперь я отказываюсь ложиться под нож косметического хирурга. Хотя даже такие красивые женщины, как Жана Моро и Катрин Денёв идут на операцию. Во Франции у вас просто нет выбора, но в Голландии — есть.
— Вы поэтому предпочитаете здесь жить, или есть еще причины?
— Амстердам для меня как старые тапочки, он такой замечательный! Здесь мой сын, мои близкие, мои друзья. А в Лондон и Париж всегда можно съездить на денек и посмотреть, что у них там в моде. Но совсем другое, жить там.
— И все же какое определение бы вы сами себе дали? Вот пройдет много лет и после вашего имени в энциклопедии напишут…
— Хороша была в кино, но никуда не годилась в бизнесе.