В России ЛГБТ-активисты проводят акции 17 мая, в Международный день борьбы с гомофобией. В Хабаровске на активиста Александра Ермошкина, вышедшего на такую акцию, напали, и это лишь одно из многих подтверждений того, в каком тяжелом положении находится в стране ЛГБТ-сообщество.
В Петербурге ЛГБТ-активисты известны креативностью, их фестивали, пикеты, флешмобы в последние годы становятся все более многочисленными и заметными, однако это не значит, что жизнь отдельных людей становится лучше и веселее.
ЛГБТ-активист Альфред Миниахметов, инженер по профессии, рассказывает о том, как его уволили с работы, узнав, что он гей:
Протягивают заявление об увольнении, мне осталось только подписать
– Это было в мае 2013 года. Тогда я работал в дизайн-студии. Я совмещал активизм в свободное время и работу. После очередной акции увидели на работе репортаж со мной и незамедлительно меня уволили. Мол, мы там тебя видели, правда ли то, что ты этим занимаешься? Я говорю: да, правда. Ну, тогда мы не видим больше смысла продолжать с тобой сотрудничать. И протягивают заявление об увольнении, мне осталось только подписать, и все.
– А вы не стали протестовать, не сказали, что это незаконно?
Я на протяжении нескольких месяцев не мог найти работу
– Я не ожидал от этих людей такого шага, они просто меня повергли в шок. Я работал на законных основаниях, мои коллеги, хорошие люди, на не очень законных основаниях работали, я не хотел, чтобы это повлияло на них. Потому что я знал, что если подниму шум, то пойдут какие-то проверки и эти люди потеряют работу.
– В результате работу пришлось искать вам?
– Да. Я на протяжении нескольких месяцев не мог найти работу. Мне предложили поучаствовать в проекте в Германии в социальной сфере, в Гамбурге, я поехал туда на год. Вернулся только в ноябре прошлого года.
– У вас было ощущение, что вы вернулись в другую страну, в другой Петербург?
Малоадекватная информация, причем от людей, которые, казалось бы, не глупы
– Наверное, да. Ситуация стала несколько напряженной и отношения более натянутые, видно, как люди относятся к этому всему, и к ЛГБТ-движению, и к самим ЛГБТ. Например, людей сообщества называют фашистами, "пятой колонной". Я недавно ездил в Украину на конференцию, делился своими впечатлениями, эмоциями. И мои старые знакомые, друзья начали говорить то же самое, что транслируют по центральному телевидению, о том, что там фашисты, что мы все фашисты, предатели родины, что такие люди здесь не нужны, мы только делаем все хуже, плохо из-за нас. Такая малоадекватная информация, причем от людей, которые, казалось бы, не глупы. Я не думал, что такое может засесть у них в головах.
– А вы пытались как-то спорить, возражать?
– Я пытался разговаривать, доносить какую-то информацию о том, что есть альтернативные источники информации, пытался обращаться к здравому смыслу. С кем-то получается, с кем-то нет. Это же зависит от человека, хочет он слышать или нет.
Дальше мы не разговаривали, дальше началась драка
– Говорят, что после принятия закона о гей-пропаганде однополым парам стало неуютно и даже небезопасно ходить по улицам. Это правда?
– После принятия этого закона мало кто ходит на улице парочками, потому что и страшно, и люди реагируют неадекватно, начиная от вербальных оскорблений, заканчивая невербальными. Первый случай, когда у меня что-то такое было на улице, – это когда мы гуляли с друзьями, проходили мимо компании, где два парня как-то очень громко общались с третьим парнем. Я услышал, что они его называют геем и оскорбляют. Я подошел спросить, все ли в порядке, не нужна ли помощь. На что они у меня спросили меня: "Тебе что нужно, ты тоже пидор, что ли?" Я сказал, что да, и дальше мы не разговаривали, дальше началась драка.
Мы уходили с окровавленными лицами, никто не спрашивал, нужно ли помочь
– Вам удалось отбить этого молодого человека?
– Да. Что самое печальное, это происходило на улице Марата, там было довольно оживленно, ходили люди, полиция, никто не обратил внимания, никто не подходил, никто не спрашивал. И даже после драки, когда мы уходили с окровавленными лицами, никто не спрашивал, нужно ли помочь, полиция разводила руками. На публичных акциях, когда люди имеют "претензии" не лично ко мне, а к нам всем, кто пришел на эту акцию, – это страшно, это печально, страшно за то, что эти люди могут сделать, страшно за то, что ни закон, ни полиция, которые стоят рядом, ничего не делают, чтобы защитить от открытой агрессии. Мой опыт показывает, что они ждут до последнего, потом, когда появляются жертвы или жертвы неизбежны, тогда они вмешиваются, "вяжут", в основном, нас, сажают в свой автобус, и мы проводим очень долгое время в полиции.
– Многие активисты сейчас уезжают. Вы чувствуете это в своем окружении?
– Такого количества эмиграции из России я не наблюдал никогда. За последние полгода уехало очень много моих знакомых, больше, чем за первую волну 2013 года.
Я хочу жить здесь, я люблю свою страну
– Вы прожили год в Германии, там было легче?
– Те страхи, которые есть в России, я испытывал и там: боишься выходить на улицу, разговаривать в открытую, с людьми не из сообщества, я имею в виду, на работе что подумают, что подумают соседи, боишься вести себя открыто.
– И где страшнее – там или здесь?
– Здесь, конечно. Но я хочу жить здесь, я люблю свою страну, я люблю Питер, я хочу, чтобы здесь было все хорошо. Да, у меня есть возможности уехать, найти там работу, но я не хочу, я хочу изменений здесь, чтобы страна менялась к лучшему.