Идеальных людей не бывает. Но бывают писатели, которые органически не могут изображать зло. Плохо или хорошо это, я не знаю. Но такие люди существуют. И таким человеком был мой друг драматург Владимир Гуркин. Ровно пять лет назад, 21 июня 2010 года, он ушел из жизни.
В. Гуркин (в интервью): Я как-то подумал: у меня нигде нет отрицательных персонажей. Даже в романе для театра "Плач в пригоршню", в котором их около сорока, – и здесь ни одного отрицательного. Может, это и хорошо?
Гуркин – автор пьесы "Любовь и голуби", по которой Владимир Меньшов снял в 1984 году до сих пор любимый многими в России фильм. Чистый фильм. Чистая пьеса. И написал ее очень чистый человек. Другой не написал бы такое. Мы познакомились в 1976 году, когда Володя начал работать актером в Омском драматическом театре. А я служил тогда в том же театре завмузом.
Помню его в спектаклях, в частности, в "Беседах при ясной луне" по рассказам Шукшина в постановке Николая Мокина. Володя играл роль "От автора", то есть – связующего персонажа. Играл он вполне убедительно и эдакого мачо в "Царствии земном" Теннесси Уильямса. Актером Гуркин был хорошим, но влекло его другое. Недаром, по воспоминаниям Володи, пятилетним он на общеизвестный вопрос взрослых отвечал: "Хочу быть сказочником".
Вскоре после нашего знакомства и сближения Гурик, как называли его друзья, впервые читал на кухне моей жене и мне сцены из его, как я понимаю, первой пьесы "Андрюша", впоследствии названной "Зажигаю днем свечу…" (строка из песни Евгения Бачурина). Пьеса была по советским меркам "непроходимой", напоминала по стилю "Утиную охоту" Вампилова. И это не случайно: Гуркин знал Вампилова лично, героиня пьесы была написана с жены Вампилова, главный герой – с ныне известного актера Вадима Лобанова, женившегося на ней после смерти драматурга. Как это ни удивительно, пьеса была все-таки поставлена в Омске, режиссером Владимиром Симановским, который был первым постановщиком пьес Вампилова в иркутском театре.
Удивительно и еще одно обстоятельство. Главную роль в спектакле сыграл сам Вадим Лобанов, то есть играл он в какой-то мере самого себя, написанного Гуркиным. Но спектакль соответствующей комиссией принят не был, был запрещен за недопустимый на советской сцене пессимизм, который на самом деле был реализмом. Но не социалистическим. Тогда же Гуркин начал писать пьесу "Музыканты" – красивую средневековую притчу, в которой город не принимает, точнее, изгоняет из себя группу бродячих и потому свободных музыкантов, после чего подвергается нашествию диких собак… Талант Гуркина-драматурга был очевиден, но признание пришло к нему только через несколько лет.
Прорывом в судьбе Гуркина стала его лирическая комедия "Любовь и голуби", впервые поставленная в 1982 году в "Современнике" Валерием Фокиным. Успех позволил Гуркину в 1984 году перебраться в Москву. Я к тому времени уже 6 лет жил в столице, и мы снова стали видеться. Поначалу Володя с семьей жил в общежитии театра "Современник", точнее в большой коммунальной квартире, в которой жил и совсем молодой тогда и только что принятый в труппу "Современника" Сергей Гармаш.
Рождение пьесы "Любовь и голуби" под пером Гуркина выглядит почти чудом. Такому чистому позитиву, кажется, неоткуда было взяться, если знать, какой была жизнь вокруг Гуркина в его детстве в Черемхове, где, кстати, родился Александр Вампилов. В Черемхове Гуркин жил с 7 до 20 лет, там жили его родители, и именно Черемхово он считал своей Родиной. В одном из последних своих интервью, беседуя с Ольгой Ермаковой, он рассказал:
Я вырос среди зэков, где-то 70-75 процентов – бывшие заключенные. В нашем бараке только два-три мужика не сидели. Среди этих людей было и пьянство, и драки, и поножовщина, на топорах рубились – черт-те что было.
Однако в рассказе Володи о детстве есть и разгадка того, почему не ожесточилась его душа:
Но в то же время, попробуй-ка мальчишка закури при них – исключено! А попал в беду, пусть чужой ребенок, – и мужики, и бабы не дадут пропасть, чем могут, помогут. А не дай Бог, нашего обидит где-то кто-то... Вплоть до того, что вот "жизнь отдам". Люди они прежде всего были, а потом уж грешные.
Он остался в моей памяти своей первой удивительной фразой: "Юрка, я понял: самые лучшие русские – это сибирские евреи!"
Жизнь в Москве оказалась для Володи нелегким испытанием. Он тяжело приживался в столице, напоминал в какой-то мере героев Шукшина, попадавших в город. И хотя дела его шли неплохо – он был принят на работу сначала в "Современник", позднее во МХАТ, играл в некоторых спектаклях этих театров, в том числе и в своих пьесах и инсценировках, но чувствовал себя в Москве, как мне представляется, в какой-то мере чужаком. Он боролся с этим по-своему, своего рода психотренингом.
Да Москва такой же город, как Черемхово, Омск, Иркутск, и живут здесь нормальные люди, как везде. Я не имею в виду каких-то нуворишей, случайных, временных людей – приехали, уехали, – тех, для кого статус москвича важнее, чем статус человека. Вообще считаю, что и в мегаполисе можно жить спокойно, как в деревне.
– Это как?
– Очень просто. Утречком собираюсь – и в Измайловский парк. Там на лодке полдня, в лесу, среди птиц – чем не деревня? Потом спокойно иду домой. Я не суечусь.
И все же "деревня в Москве" была в большой степени иллюзией. Гуркину то и дело становились необходимы психологические костыли.
Какое-то время ему помогал держаться всенародный успех фильма "Любовь и голуби". Это была несомненная удача в целом и во многих частностях. Каскад актерских удач. Нина Дорошина, сыгравшая главную героиню в "Современнике", сыграла ее и в кино. Главного героя Василия Кузякина, поддавшегося соблазну курортного романа, воплотил на экране Александр Михайлов. Но самым удивительным был выбор режиссером Сергея Юрского и Натальи Теняковой на роли супружеской пары сельских стариков. Это оказало попаданием "в десятку", как и приглашение в проект Людмилы Гурченко, сыгравшей городскую злодейку-разлучницу Раису Захаровну.
Помогала Гуркину и собственная активность и загруженность работой. Вместе с драматургами Михаилом Рощиным и Алексеем Казанцевым он стал создателем школы-семинара молодых драматургов в Любимовке, бывшем имении Станиславского. Он подружился с Олегом Ефремовым и вместе с ним руководил экспериментальной лабораторией драматургов и режиссеров.
Гуркин подружился тогда в Москве и с Юрием Щекочихиным, и я помню, как однажды оба в поисках компании ввалились к нам в поздний час слегка "под мухой". Гуркин, выпивший, приходил в хорошее расположение духа и бывал вот именно что навеселе. Последний его звонок мне в Берлин также был слегка "под парами". И остался он в моей памяти своей первой удивительной фразой: "Юрка, я понял: самые лучшие русские – это сибирские евреи!" Так парадоксально выразил Гуркин любовь к трем своим друзьям из домосковских времен.
И я горжусь этой дружбой, и храню память о ней. Я рад, что не одинок – память о Владимире Гуркине (особенно в Иркутске и Черемхове) бережно хранят и многие другие: недавно были переизданы его пьесы, которым, я уверен, суждена долгая жизнь.
Юрий Векслер – театральный режиссер, корреспондент Радио Свобода в Берлине