В Москве, в залах центра дизайна ArtPlay проходит Фестиваль современной фотографии 31 Days Fotofest с участием российских и зарубежных фотохудожников. В рамках форума мастер-класс провел обладатель Пулитцеровской премии, британский фотограф Джеймс Хилл.
Джеймс Хилл в последние годы живет в Москве, много путешествует по России. В 2005 году ему дали приз World Press Photo за серию снимков из Беслана. В этом году Хилл завершает проект, уже получивший признание в Америке, – в течение нескольких лет он снимал портреты ветеранов Второй мировой в Парке Горького. Он избрал в этой работе испытанный прием; на стенд набросили белую ткань, на фоне которой снимали героев. Первоначально Джеймс снимал только женщин, потрясенный тем, что на фронте их сражалось более миллиона, чуть позже появились и серии черно-белых мужских портретов. Хилл также снимал войны, он побывал в Чечне, Афганистане, Ираке, Косово и Грузии.
Джеймс Хилл
– Насколько изменилась эстетика и картинка в освещении военных конфликтов за последние десятилетия, если сравнивать работы мастеров Второй мировой войны и современных фотографов, работающих в горячих точках?
– Когда я смотрю на работы Евгения Халдея – если бы он снимал сегодня, это было бы так же прекрасно, как и 70 лет назад, хотя это другой стиль подачи изображения. Великие фотографы – на все времена, независимо от войн и эпох. Правда, в те годы на фронтах работало очень мало корреспондентов. Возьмем более поздний период, войну во Вьетнаме, там были помимо вьетнамских фотографов и иностранные – из Ассошиэйтед Пресс, Рейтер. Снимки публиковали солидные западные издания.
Есть два фактора – человек, который снимает на месте, и есть редактор, который решает
И все же нельзя сравнить сегодняшний день с прошлым, когда в горячих точках работают, кроме профессионалов, люди, которые имеют возможность там снимать, те же местные жители. Если говорить о визуальном искусстве, берем самые известные фотографии из Вьетнама, они выглядят жестче, радикальнее, чем сегодняшние снимки с фронта. Как ни странно, в этом вина редакторов, которые решают, что публиковать, а что нет. Есть два фактора – человек, который снимает на месте, и есть редактор, который решает, что появится в газетах, журналах и сетевых изданиях. Последнее слово за редактором.
Ветеран Второй мировой войны.
– Вы снимали ветеранов Второй мировой войны в парке Горького, используя черно-белую пленку. Можно ли говорить, что черно-белая фотография в освещении военных конфликтов более эмоционально передает атмосферу события?
– Подхожу творчески, с каждым проектом работаю индивидуально, на месте решаю, будут снимки черно-белые или в цвете. Что касается эмоционального воздействия того или иного цвета на восприятие зрителя, нет ответа на этот вопрос. Это все равно что спросить, вы любите французскую кухню или итальянскую? Не уверен, если вы видите на картинке цвет крови, это будет более сильно, чем если вы не увидите его в кадре. Сама фотография, форма подачи материала, композиция, ракурс, эмоции человека более важны, чем цвет, будь он черно-белый или цветной с палитрой разных оттенков. Здесь больше работает искусственное предубеждение.
– Вы побывали во многих горячих точках. Чем, к примеру, отличается работа фотографа на востоке Украины и в Афганистане?
– Афганистан – не Украина, извините за банальность. Население Донбасса совершенно не готово к войне, в Афганистане десятилетиями идет противостояние, в том числе гражданская война. Это страна, которая всегда готова к запаху пороха. Что меня поражало, когда я был в Афгане? Хладнокровие местного населения. Человек погибает на глазах, другие люди равнодушно проходят мимо, они привыкли к смерти. Что происходит с фотографом? Когда вы туда попадаете, вы должны адаптироваться к новым условиям, вы там становитесь другим человеком.
Моя жена очень часто мне говорила, что она будто спит в постели с чужим человеком
Когда на жизнь смотрите через фотоаппарат, через оптику, вы видите картинку. На самом деле, невозможно снимать, если вы не чувствуете все эти эмоции. Есть разница между человеком, который является наблюдателем, и тем, кто является участником событий, которые происходят перед вами. Когда кто-то впервые едет туда, он думает, что может остаться в стороне от этого всего. На самом деле, это невозможно. Когда я вернулся, мне было очень сложно. Моя жена часто мне говорила, что будто спит в постели с чужим человеком, настолько я изменился.
Афганистан. Мазари-Шариф.
– Появляются ли у вас симпатии к одной из сторон конфликта, когда вы попадаете на линию фронта?
– У фотографа тоже в груди бьется сердце, в жилах течет кровь, шалят нервы. Конечно же, вы эмоции пытаетесь отложить в сторону, но возникают моменты, когда вы пересекаете эту линию отстраненности и хладнокровия. Например, когда я был в Абхазии, мы шли через горы, из Сухуми в Грузию, через перевал, тяжелейший маршрут, я тогда был с двумя фотографами и пресс-секретарем из офиса Эдуарда Шеварднадзе. Мы встретили на горе старого человека, который там сидел на большом чане. Семья оставила его умирать. Он нас просил его спасти, но мы прошли мимо. Образ этого старика часто возникает передо мной, будит в три часа утра, и я его вижу на расстоянии вытянутой руки, как вас.
Грузия. Перевал.
Когда я был в Ираке, ездил в Багдад из Кувейта с американскими морскими пехотинцами. Я, конечно же, знал подоплеку событий 2001 года, Саддам не был причастен к террористической атаке на Всемирный торговый центр в Нью-Йорке. Я был до этого два раза в Ираке при Саддаме, мягко говоря, он плохой человек, всем это известно, но я знал, что оккупация Ирака американскими военными – это ошибка. Тем не менее, я должен был снимать тех людей и те события, которые происходили передо мной, спрятав внутрь личные эмоции и мысли.
Американские пехотинцы в Ираке.
– Когда вы снимаете обычных людей или, к примеру, звезд шоу-бизнеса, спорта, политики, вы моделируете ситуацию, иногда заставляете ваших героев двигаться перед камерой. Используете ли вы этот метод, когда снимаете войну?
– Там совершенно другая ситуация и иные правила. Нет свода законов для фотографов, но каждый из нас знает, что можно и что нельзя. Мы понимаем, что мы можем контролировать, а что не можем, где можем что-то попросить, а где лучше держать язык за зубами. Война – другая реальность, мы здесь пытаемся остаться снаружи. Я против того, чтобы вмешиваться в события, категорически против.
Джеймс Хилл
– Увлекаетесь ли фотошопом? Когда не было компьютерной техники и специальных программ обработки изображения, куда сложнее было корректировать цвет, размер кадра и контрастность. Все было честнее.
– Все, что вы перечислили, стараюсь делать до того, как нажимаю кнопку фотоаппарата. Пытаюсь быть ближе к реальности. С фотошопом очень плохо работаю. У меня принцип – больше одной минуты не стоит увлекаться этой программой. Если на обработку фотографии уходит больше минуты, то надо снимок выбрасывать.