"Наконец-то в Москве можно провести референдум, инициированный не властями", – говорит Андрей Клычков, председатель фракции КПРФ в Мосгордуме, и он прав. Все-таки коммунисты добились своего, то есть подлинного торжества народовластия. Выстрадали демократию. Короче, дожили.
Прав и Дмитрий Песков, который свежую новость о референдуме растолковал в том духе, что Кремль тут ни при чем. "Мосгордума реализует там свои полномочия, а в остальном я не могу это комментировать", – сообщил пресс-секретарь президента. Путину на сей счет, по словам Пескова, тоже сказать нечего. Как граждане решат, так и будет.
Все они правы – каждый на свой хитроумный лад.
Коммунисты тоскуют по Дзержинскому на Лубянке с той минуты, как его оттуда скинули, то есть без малого четверть века. И вот мечты начинают сбываться. Мосгордума большинством голосов проголосовала за референдум, на котором жители столицы будут решать судьбу памятника. Мосгоризбирком зарегистрировал инициативную группу по проведению референдума. Дальше сбор подписей, и если необходимое количество москвичей поддержит коммунистов, то народ позовут к урнам и восторжествует демократия. Ну вот так они представляют себе демократию, Клычков и его партайгеноссен из горкома оппозиционной ныне партии. В образе Феликса Эдмундовича перед комплексом зданий НКВД РФ.
Высшее начальство тоже не поступается принципами. Год назад, когда Путина очень к месту спросили в Нормандии, не пора ли возвращать Волгограду светлое имя Сталина, он в свой черед вспомнил о демократии. Владимир Владимирович даже несколько удивился: а в чем проблема, это же внутреннее дело местных избирателей. Пусть они соберутся и "в соответствии с нашим законом" назначат дату референдума, проголосуют и решат, как называться городу. Сталин – это самоуправление, а вы как думали?
Правда, волгоградцы почему-то призыву Путина не вняли и никак не откликнулись на его слова. Складывается даже впечатление, что они до сих пор осмысливают его речь, хотя это, конечно, ложное впечатление. Просто в рамках управляемой демократии, которая является высшей стадией демократии обыкновенной, народ изъявляет свою волю медленней, чем при иных условиях. Ибо при иных условиях, в обстановке либерального хаоса, граждане могут собраться и безответственно переименовать что-нибудь не то. Мост какой-нибудь возле Красной площади. Или город Калининград – родину русско-прусского философа Канта. Либо провести совершенно не нужный гражданам референдум о реформах в сфере образования и здравоохранения, который тоже, кстати, был предложен депутатам Мосгордумы, но справедливо отвергнут.
А демократия управляемая хороша тем, что гражданское общество здесь функционирует в таком, как бы сказать, размеренном режиме. В режиме терпеливого ожидания. Равно и оппозиция подобным образом функционирует. Так, например, в феврале, когда коммунисты приходили со своим Дзержинским в Мосгордуму, им отказали, причем в пятый раз. Теперь же, в июне, выяснилось, что пришло время спросить у москвичей про памятник, и фракция КПРФ празднует победу. Шутка ли, коммунисты в тяжкой борьбе с высшим начальством добились права собирать подписи и проводить референдум. Так, во всяком случае, утверждает Клычков, и не надо с ним спорить.
Вернули Крым – вернем и Феликса. А там, если не поймут, можно и Сталина показать
Отдельный и очень важный вопрос: как они там, в Кремле решают, что пришло время поддержать оппозицию в ее стремлении возвращать Родине и насаждать советские символы. Пожалуй, это даже вопрос геополитический, поскольку в эпоху санкций любое телодвижение граждан должно совпадать с интересами государства, и далеко не всегда самые лучшие их побуждения соответствуют текущему моменту. Хотя разнообразные инициативы неравнодушных граждан часто бывают полезны и планируются заранее.
Скажем, год назад, когда Путин, уже после Крыма, вместе с союзниками радовался юбилею открытия "второго фронта" в Нормандии, его речи про Сталинград были очень к месту. Вообще в череде унылых новостей из Франции, описывающих злоключения нашего гаранта, эта постановочная сценка с ветеранами была единственной яркой. Так-то все больше рассказывалось о том, кто с ним сразу поздоровался за руку, а кто не сразу, и как рассаживали Владимира Владимировича, чтобы ни с кем не усадить. Поразмышляв вслух о том, что Волгоград запросто может стать Сталинградом, Путин ясно обозначил путь, по которому двинется Россия, если с ним будут так обращаться. Но тогда он еще не чувствовал себя обложенным со всех сторон, и ежели какие-нибудь местные любители Сталина в Волгограде вдохновились его речами, то им скоро объяснили, что собирать подписи пока не надо.
Теперь он, по-видимому, склоняется к мысли, что пришла пора показывать миру Дзержинского. Вернули Крым – вернем и Феликса. А там, если не поймут, можно и Сталина показать. Собственно, жизнь в режиме санкций и контрсанкций скудна, запрет на прибалтийские шпроты и голландские тюльпаны не слишком впечатляет врагов, да и вообще отказ от импорта больнее всего бьет по российской экономике. Напротив, установка Феликса на Лубянке, как некогда возвращение сталинского гимна на слова православного Михалкова, может произвести шокирующее действие и на Запад, и на недобитых иностранных агентов внутри России.
Дело ведь не в Дзержинском, если углубляться в тему, дело в символике. Первый председатель ВЧК олицетворяет кровь и террор гражданской войны и массовые репрессии в мирное время, и водружение этой жутковатой метафоры на Лубянке станет понятным сигналом и стране, и миру. В эпоху внушенных страхов и тотального одичания сутулый человек в шинели будет как-то особенно правильно смотреться в центре Москвы.
Впрочем, окончательно еще ничего не решено, и эта томительная неизвестность тоже проявляется в комментариях таких разных людей, как глава фракции КПРФ в городской Думе и пресс-секретарь Путина. Клычков жалуется, что коммунисты могут не успеть собрать подписи. Песков сообщает, что не осведомлен об отношении шефа к личности Дзержинского. Кроме того, в дискуссиях вокруг пустующей клумбы все чаще звучит имя князя Владимира, который в святости своей, если оценивать его по нормам правящего режима, практически не уступает Феликсу Эдмундовичу. Князь конкурирует с чекистом, и в этой борьбе хорошего с лучшим при желании тоже можно обнаружить несомненные преимущества управляемой демократии – в сравнении с отживающей свой век в России демократией простой и скучной.
Илья Мильштейн – журналист и публицист
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции