Премьер во всем

Евгений Максимович Примаков. Тот, чье пребывание на посту главы правительства в 1998–1999 годах россияне запомнили как восьмимесячный момент спокойствия в период "парада премьеров" эпохи Ельцина – между Кириенко и Степашиным. На стыке 1999–2000 годов уже бывший премьер Примаков побыл в статусе потенциального кандидата в президенты России, но отказался от этой идеи. Министр иностранных дел Евгений Примаков – автор фигуры дипломатического пилотажа, получившей название "разворот над Атлантикой".

Евгений Примаков на переговорах с президентом Югославии Слободаном Милошевичем, 30 марта 1999 года - через 6 дней после знаменитого "разворота над Атлантикой"

В марте 1999 года Примаков отменил на полпути официальный визит в США из-за объявления о начале бомбардировок Югославии силами НАТО. Евгений Примаков, вероятно, последний из политиков, кто с глазу на глаз говорил с Саддамом Хусейном – о том, что ему лучше уйти. Евгений Примаков истолковал как целесообразные действия России в Крыму весной-летом 2014 года. Но его высказывания и поступки в каждый период жизни, на каждом посту, даже если не были результативными, заставляли сохранять к нему уважение – об этом говорят сегодня практически все, в том числе и собеседники Радио Свобода.

Председатель Комитета Совета Федерации по международным делам Константин Косачев многие годы работал с Евгением Примаковым и в МИДе, и в правительстве. Он был с Примаковым в том самом самолете, который выполнил "разворот над Атлантикой":

- На мой взгляд, у Евгения Максимовича было много идеологических единомышленников и идеологических противников с точки зрения тех позиций, которые он отстаивал как политик. По моему глубочайшему убеждению, у Евгения Максимовича не было личных врагов - тех людей, которые бы его не уважали за его человеческие качества, за его убежденность в тех позициях, которые он отстаивал. Всегда присутствовало уважение к его личности, к масштабам его личности, к масштабам того дела, которым он занимался всю жизнь, которому он себя посвятил. Вот это уважение, на мой взгляд, было всеобщим. Здесь нет никакого лицемерия, в этом нет никакого неожиданного изменения отношения к Евгению Максимовичу только потому, что он ушел из жизни. Это уважение присутствовало всегда. Сейчас оно просто всеми констатируется. Это большая потеря для всего российского общества, для всей российской нации. Людей такого масштаба и в мире не так уж много.

- Что вы называете "делом жизни" Евгения Примакова?

- Евгению Максимовичу пришлось поработать на разных постах. Но делом его жизни было, конечно, служение родине, служение отечеству. Кто-то посчитает эти слова излишне пафосными. Наверное, они пафосные в отношении многих людей, но совершенно точные и естественные по отношению к Евгению Максимовичу. Он действительно был Патриотом с большой буквы. Он жил вместе со страной. Он глубоко переживал за ее неудачи. Он делал все от него зависящее, чтобы стране было полегче, получше, поспокойнее, где бы он не работал - и в разведке, и в МИДе, и во главе правительства, и в Торгово-промышленной палате. Везде он ставил государственное, общественное выше личного. Он оставался человеком. Он был очень живым. Он был очень непосредственным. Он был очень доступным в хорошем смысле этого слова. Он никогда не кичился ни своими заслугами, ни масштабами своей карьеры и своего дела. Но при этом, конечно же, он всегда был, если хотите, в высшей лиге, в которой могут быть только избранные, причем, не по рождению, не по происхождению, а именно по своим заслугам.

- Евгения Примакова, благодаря его "арабской" дипломатической квалификации и личному знакомству со многими лидерами, российское руководство использовало в попытках мирного урегулирования на Ближнем Востоке. У Примакова, например, было специальное поручение от Владимира Путина о личной встрече с Саддамом Хусейном. Но ожидания от ближневосточной миссии Примакова для многих в России не оправдались. Почему?

- Евгений Максимович был профессиональным арабистом. Он занимался Ближним Востоком всю свою жизнь с разных позиций. И его вклад в ближневосточное регулирование невозможно измерить какими-то конкретными результатами в категориях успеха либо поражения. Я думаю, что в мире не найдется ни одного человека, который мог бы себя назвать автором ближневосточного чуда или ближневосточного успеха. Каждый занимался этой темой в меру своих возможностей и делал все, что мог. А вот возможностей у Евгения Максимовича было гораздо больше. Он был воспринят всеми основными ключевыми игроками на этом поле. Он делал все от него зависящее для того, чтобы свести этих ключевых игроков вместе, побудить их к разговору друг с другом. В этом смысле, я считаю, усилия Евгения Максимовича и результативными, и успешными. Просто сам по себе процесс очень сложен. Далеко не у всех ключевых игроков есть желание не то, чтобы договариваться друг с другом, но даже разговаривать друг с другом. И сделать здесь что-то прорывное одному человеку ни при каких обстоятельствах невозможно. Вклад Евгения Максимовича в ближневосточное урегулирование равно как и в любые другие вопросы, которыми ему приходилось заниматься, значительно больше того, что мог бы на этом поприще сделать, извините меня за это выражение, политик или дипломат стандартного масштаба.

Юрий Кобаладзе, коллега, подчиненный Евгения Примакова в бытность главой Службы внешней разведки в 1991–1996 годах, соглашается с тем, что лучше всего Евгения Примакова определяют не его должности, а то, что принято называть словами "масштаб личности":

– Вы правильно говорите о его потрясающих человеческих качествах, о его дружелюбии, таком добром, отзывчивом отношении к людям, вне зависимости от того, на какой ступеньке иерархии они находились. Я был в совершенно другой весовой категории, когда он был моим начальником. Тем не менее было много эпизодов, когда он проявлял просто отеческую заботу, если хотите. Поэтому, даже уйдя из разведки, когда он стал министром иностранных дел, премьер-министром, все равно сохранялись наши добрые, я бы сказал, товарищеские отношения. Я ему за это очень признателен. Светлую память о нем сохраню на всю жизнь. Я благодарен судьбе, что она меня с ним свела.

– Для многих в России то время, когда Евгений Максимович был в расцвете дипломатической карьеры, министром иностранных дел, запомнилось так называемым "разворотом над Атлантикой". Был ли Евгений Примаков импульсивным? Публично он представлялся в образе человека рассудительного и спокойного.

– По крайней мере, в этом эпизоде никакой импульсивности не было. Я просто хорошо знаю всю эту ситуацию. Я в то время был в ТАСС, был заместителем генерального директора, сидел на телефоне, наблюдал за этой ситуацией. И это было не спонтанное решение. Он предупредил и американцев о том, что он не сможет приехать, если начнутся бомбардировки. Хотя пресса это подавала как импульсивное решение, многие считали непродуманным такой поступок. На самом деле это был взвешенный шаг. Более того, я знаю, что он и тогдашнего президента Бориса Ельцина информировал об этом решении. И это решение было одобрено. Поэтому данный эпизод никак не импульсивен. В дружбе, в каких-то человеческих отношениях, да, он бывал очень импульсивный, очень неравнодушный человек. Поэтому его все друзья любили. Он дружбу пронес с некоторыми по 50–60 лет, еще со времен тбилисской своей юности. Его окружали всегда очень верные друзья, которым совершенно было все равно, министр он, премьер-министр, просто Примаков-публицист. Он был хорошим другом.

– Известно, что в последние годы ему приходилось бороться с болезнью. Как складывалась его жизнь после того, как он практически оставил публичное поле?

– Последние годы он возглавлял Торгово-промышленную палату. За ним сохранялся кабинет. До конца дней он занимался публицистикой. Совсем недавно вышла его очередная очень интересная книга. Он никогда не отчаивался. И хотя знал о своей болезни, знал о ее серьезности, продолжал лечиться, проходил эти курсы химиотерапии, которые очень тяжело на нем сказывались, но он не опускал руки. Он вел активный образ жизни. Ему, конечно, очень повезло, что у него такая добрая и дружная семья. Он был в окружении внуков, любимой жены. В этом смысле у него была всегда поддержка. И главное – поддержка друзей. Он недавно отмечал 85-летие. Пришли все, кто его любил и знал. Это его согревало.

Публицист, писатель, общественный деятель Ирина Хакамада возглавляла Госкомитет РФ по поддержке и развитию малого предпринимательства при правительствах Черномырдина, Кириенко и Примакова. И пусть высокие оценки, полученные лично от Евгения Примакова, не сыграли тогда большой роли в политической карьере самой Хакамады, Ирина Муцуовна вспоминает тот период и как "время Примакова":

– Евгений Максимович всей своей жизнью доказал, что не корпорация определяет человека, а человек, если хочет, всегда демонстрирует свою мудрость. Он представлял разведку. По своей природе относился к людям, которые работают в правоохранительных органах, и при этом обладал огромной мощью видения мира в целом. У него не было закрытого сознания. И, наверное, это называется не просто мудрость, а внутренняя свобода и великий профессионализм и забота о человеке в целом. Потому что и в парламенте, и в правительстве он всегда ставил очень острые вопросы, не принадлежа ни к какому лагерю. Но ответы на эти вопросы определяли будущее страны. Поэтому мне очень жалко, конечно, что такая глыба нас покинула. Очень жалко.

– А каков ваш личный опыт общения с ним?

– В кризисе 1998 года, когда все правительство отправили в отставку, я возглавляла Госкомитет по развитию малого бизнеса, а он заменил Сергея Кириенко в связи с парламентским кризисом. Он представлял объединенные оппозиционные силы коммунистов и "Яблока". Благодаря их движению, он встал во главе правительства. Все понимали, что есть некий пакет негласных соглашений. Поэтому уйдут все. И он меня вызвал на прием и сказал: "Ира, я все прочитал, чем ты занималась, как ты двигала эти малые налоги. Хочу, чтобы ты осталась в правительстве". Мы с ним наметили планы работы, но дальше ничего не получилось, потому что интрига есть интрига, пакет есть пакет. Мне пришлось уйти со всей командой. Поставили Геннадия Ходырева министром по антимонопольной политике, а Госкомитет по малому бизнесу был просто уничтожен. Потом Евгений Примаков всегда бился за малый бизнес в парламенте. И когда возглавил Торгово-промышленную палату, была очень смешная история. В парламенте он как-то подошел ко мне и говорит: "Ира, сколько мужиков, а ты у нас единственный мужик". Сегодня мои соболезнования, конечно, всем нам и его семье.

В 2004 году Евгений Примаков и его давний друг, журналист Егор Яковлев беседовали в эфире Радио Свобода. Вот некоторые цитаты из того интервью:

Егор Яковлев: Наша жизнь измеряется теми изменениями, которые происходят в мире. Меняется мир, и мы понимаем, что мы продвинулись дальше. Не мог бы ты мне сейчас назвать, допустим, три наиболее решающих изменения, которые пришлось тебе пережить за свою не очень короткую жизнь.

Евгений Примаков: Если говорить об общественных переменах, во-первых, твой вопрос, конечно, застал меня врасплох, потому что можно говорить об очень многих событиях, которые в корне меняют отношение к происходящему и действительно поворачивают тебя лицом к событиям или, наоборот, спиной к ним. Ну, первое из них – это, конечно, перестройка, это вот начало, которое произошло с приходом Горбачева. Это изменило мое мировоззрение во многом, потому что я до этого мог считать себя диссидентом в системе, таким, как был Иноземцев, например, как были другие.

Егор Яковлев: Я очень хорошо помню, как после вторжения наших войск в Чехословакию мы сидели во дворе – ты, я, многие другие, Лен Карпинский, покойный, – и говорили, как быть дальше. Был разговор, конечно, диссидентов.

Евгений Примаков: Да, но тогда еще я, честно говоря, не хочу брать на себя лишнее, не прозрел окончательно. Мне казалось, что это необходимо для того, чтобы не образовался вакуум и не придвинулись бы к нам антисоветские силы, которые действительно боролись против нас. Но с перестройкой начало меняться мое мировоззрение, и это был, в общем-то, один из кульминационных моментов в моей жизни.

Егор Яковлев: Я помню, когда мы с тобой бродили по Рейкьявику, и ты говорил о том, что, в общем, для тебя выбор времени реформ и служения этому времени – уже выбор окончательный, он уже никогда не переменится.

Евгений Примаков: Да, это так, это точно так. Второй момент – это некоторое разочарование, которое началось в связи с тем, что перестройка начала буксовать, ее лидеры, может быть, даже приняли неправильные какие-то ходы. Я думаю, что это меня, как и многих других, потрясло, потому что в тот момент было ясно, что мы теряем такое наше общее достояние, как Советский Союз. Я, например, до сих пор переживаю и не скрываю этого. Вот это был второй такой момент. А третий – когда я был в правительстве. Я действительно пришел в правительство на гребне дефолта, страна находилась прямо перед обрывом, стояли железные дороги, экономика вся стояла, не было перелива через административные границы, из одной области в другую, даже продовольствие, импорт был резко сокращен, была возможность и голода. В общем, в этих условиях было очень трудно, но меня окружали единомышленники, окружали меня мои коллеги, которые сделали очень много для того, чтобы вышла страна из такого тяжелого положения.

Беседа Егора Яковлева с Евгением Примаковым. Март 2004 года