После недавних выборов в американский Конгресс я натолкнулся на одном российском общественно-политическом сайте на потрясающий заголовок: «Демократы вернулись в Палату представителей». Не «взяли под контроль», а именно вернулись, словно за все годы правления республиканцев среди конгрессменов демократов не было. Может быть, речь идет о каком-то техническом ляпе, но, прочтя эту строчку, я не мог отделаться от мысли о том, что имею дело с «оговоркой по Фрейду». Очень уж это «по-нашенски», соответствует стандартам посткоммунистического мышления: если политик или партия не у власти, то их как бы и нет. В борьбе за власть победитель получает всё, а проигравший плачет.
Если при коммунистах официальная оппозиция была невозможна, то при их преемниках, формально провозгласивших верность демократии, она разрешена, но не нужна. Она, как «лишняя деталь», вечно остающаяся у неумелого сборщика какого-нибудь механизма. В результате получаются странные ситуации, когда, как сейчас в России, «официальная» оппозиция – фактически составная часть действующей власти, а оппозиция подлинная ютится на политических задворках. Как в силу собственной слабости, так и потому, что власть делает всё, чтобы ее противники на задворках и оставались.
В посткоммунистическом мире политик, находясь в оппозиции, чувствует себя неуютно и неполноценно. Ведь власть в этих краях – пропуск к большим деньгам и полной безответственности. Неудивительно поэтому, что, скажем, в Польше недавняя ссора между членами правящей коалиции, имеющими между собой мало общего, быстро закончилась миром. При этом один из них, лидер популистской партии «Самооборона» Анджей Леппер, не стесняясь, заявил о своих мотивах: «Мне нужно быть в правительстве». Нужно человеку, понятно? Пустите его к рулю!
В той же Польше у оппозиции, по крайней мере, есть возможность во весь голос критиковать власти. В странах бывшего СССР с этим сложнее. И если власть той или иной страны, в отличие от узбекского президента Каримова, все же не готова браться за пулеметы, то, в конце концов, она может получить очередной «майдан», т.е. непарламентский способ выражения оппозиционных настроений. Подобное на днях снова случилось в Киргизии. «Майданы», однако, проблем не решают, тем более что оппозиция, приведенная демонстрантами к власти, часто ведет себя немногим лучше, чем ее предшественники. «Майдан» – скорее симптом болезни, чем лекарство от нее. Он – признак того, что нормальные механизмы передачи власти в этой стране не работают.
Когда говорят о политической культуре, чаще всего речь заходит о действиях власти по отношению к гражданам. Считается, что высокая политическая культура там, где власть, грубо говоря, не свинячит, уважает своих избирателей. Низкая – там, где «позволяет себе». Между тем есть и другой признак политической цивилизованности: отношения между самими политиками – теми, кто у руля, и теми, кто пытается оспаривать их право рулить. Между правительством и оппозицией. Когда не будет «стыдно», а то и опасно находиться в оппозиции, когда приход к власти и расставание с ней перестанут быть для политиков вопросами жизни и смерти (или, по крайней мере, пребывания на свободе и при больших деньгах), тогда можно будет перевести корявое и немножко унизительное словечко «посткоммунизм» в разряд исторических терминов.
Если при коммунистах официальная оппозиция была невозможна, то при их преемниках, формально провозгласивших верность демократии, она разрешена, но не нужна. Она, как «лишняя деталь», вечно остающаяся у неумелого сборщика какого-нибудь механизма. В результате получаются странные ситуации, когда, как сейчас в России, «официальная» оппозиция – фактически составная часть действующей власти, а оппозиция подлинная ютится на политических задворках. Как в силу собственной слабости, так и потому, что власть делает всё, чтобы ее противники на задворках и оставались.
В посткоммунистическом мире политик, находясь в оппозиции, чувствует себя неуютно и неполноценно. Ведь власть в этих краях – пропуск к большим деньгам и полной безответственности. Неудивительно поэтому, что, скажем, в Польше недавняя ссора между членами правящей коалиции, имеющими между собой мало общего, быстро закончилась миром. При этом один из них, лидер популистской партии «Самооборона» Анджей Леппер, не стесняясь, заявил о своих мотивах: «Мне нужно быть в правительстве». Нужно человеку, понятно? Пустите его к рулю!
В той же Польше у оппозиции, по крайней мере, есть возможность во весь голос критиковать власти. В странах бывшего СССР с этим сложнее. И если власть той или иной страны, в отличие от узбекского президента Каримова, все же не готова браться за пулеметы, то, в конце концов, она может получить очередной «майдан», т.е. непарламентский способ выражения оппозиционных настроений. Подобное на днях снова случилось в Киргизии. «Майданы», однако, проблем не решают, тем более что оппозиция, приведенная демонстрантами к власти, часто ведет себя немногим лучше, чем ее предшественники. «Майдан» – скорее симптом болезни, чем лекарство от нее. Он – признак того, что нормальные механизмы передачи власти в этой стране не работают.
Когда говорят о политической культуре, чаще всего речь заходит о действиях власти по отношению к гражданам. Считается, что высокая политическая культура там, где власть, грубо говоря, не свинячит, уважает своих избирателей. Низкая – там, где «позволяет себе». Между тем есть и другой признак политической цивилизованности: отношения между самими политиками – теми, кто у руля, и теми, кто пытается оспаривать их право рулить. Между правительством и оппозицией. Когда не будет «стыдно», а то и опасно находиться в оппозиции, когда приход к власти и расставание с ней перестанут быть для политиков вопросами жизни и смерти (или, по крайней мере, пребывания на свободе и при больших деньгах), тогда можно будет перевести корявое и немножко унизительное словечко «посткоммунизм» в разряд исторических терминов.