В издательстве "Время" вышли в свет первые три тома 30-томного собрания сочинений Александра Солженицына. То, что оно полное – не говорится, говорится, что – "максимально полное" и подготовленное под наблюдением автора. Уже представлены публике 1-й, 7-й и 8-й тома.
Событие – большое и важное. Печально, что важность его приходится разъяснять. Целое поколение, а то и два, знают Солженицына как "бренд", изъясняясь пакостным, но понятным языком. Он – тот, кто время от времени высказывается по разным поводам, к которому приезжает в гости президент, и еще – отец очень уважал. Если не дедушка.
Иными словами, общественное явление "Солженицын" – существует. Литературное – сомнительно. То, что такое явление все-таки в прошлом, подтверждается и тиражом многотомника – три тысячи экземпляров. Даже в нынешние нещедрые времена – маловато. Скорее можно говорить о телевизионном феномене: Глеб Панфилов добротно и основательно перенес на самый популярный носитель информации роман "В круге первом", настойчиво напомнив, с помощью суперзвезд (Инна Чурикова, Ольга Дроздова, Евгений Миронов, Дмитрий Певцов) о Солженицыне. Панфилову зачтется, но все же это – не словесность. А Солженицын – в первую очередь, и почти исключительно, – писатель.
Тут примечательнее всего первый том, который открывается повестью "Один день Ивана Денисовича". Оставим в стороне то колоссальное впечатление, которое "Один день" произвел на советское общества начала 60-х. Художественные достоинства этой вещи – вот главное. И идейные – тоже. Лагерник Иван Денисович – носитель едва ли не протестантской этики.
В протестантизме трудолюбие, добросовестность и честность полагаются знаком богоизбранности. А это нас сразу же относит к Толстому, который в известной степени был представителем протестантства российского извода. И может быть, оттого не случайно первое, что возникает при чтении «Ивана Денисовича», это Толстой?
В том же первом томе – рассказы Солженицына 60-х годов. Очень редко обращают внимание на то, как разнообразно он пробовал себя в художественной литературе. Его первые вещи все написаны по-разному: «Один день Ивана Денисовича», «Случай на станции Кочетовка», «Матренин двор», «Для пользы дела»... Он каждый раз не только пробует новое содержание, но и новый стиль, почти что новый жанр. Это поиски – сугубо писательские: необычайно интересные.
Генеральный директор издательства "Время" Борис Пастернак сказал примечательную вещь: «Солженицын относится к печатной странице как к арт-объекту. Были случаи, когда он долго разглядывал страницу и говорил: "Тут надо бы разрядить абзац, чтобы он не выглядел слишком плотным. Тут приподнять немного строчку". Он воспринимает книгу еще и на глаз, как графическое произведение».
Не вяжется с образом публициста, провозвестника, пророка. И правильно – похоже, что к этой общественной роли Солженицын пришел через чистое писательство, через поиски стиля. Обнаружил подходящую ему по темпераменту архаику – и заговорил едва ли не по-библейски. Ни на минуту не переставая быть писателем, литератором.
Событие – большое и важное. Печально, что важность его приходится разъяснять. Целое поколение, а то и два, знают Солженицына как "бренд", изъясняясь пакостным, но понятным языком. Он – тот, кто время от времени высказывается по разным поводам, к которому приезжает в гости президент, и еще – отец очень уважал. Если не дедушка.
Иными словами, общественное явление "Солженицын" – существует. Литературное – сомнительно. То, что такое явление все-таки в прошлом, подтверждается и тиражом многотомника – три тысячи экземпляров. Даже в нынешние нещедрые времена – маловато. Скорее можно говорить о телевизионном феномене: Глеб Панфилов добротно и основательно перенес на самый популярный носитель информации роман "В круге первом", настойчиво напомнив, с помощью суперзвезд (Инна Чурикова, Ольга Дроздова, Евгений Миронов, Дмитрий Певцов) о Солженицыне. Панфилову зачтется, но все же это – не словесность. А Солженицын – в первую очередь, и почти исключительно, – писатель.
Тут примечательнее всего первый том, который открывается повестью "Один день Ивана Денисовича". Оставим в стороне то колоссальное впечатление, которое "Один день" произвел на советское общества начала 60-х. Художественные достоинства этой вещи – вот главное. И идейные – тоже. Лагерник Иван Денисович – носитель едва ли не протестантской этики.
В протестантизме трудолюбие, добросовестность и честность полагаются знаком богоизбранности. А это нас сразу же относит к Толстому, который в известной степени был представителем протестантства российского извода. И может быть, оттого не случайно первое, что возникает при чтении «Ивана Денисовича», это Толстой?
В том же первом томе – рассказы Солженицына 60-х годов. Очень редко обращают внимание на то, как разнообразно он пробовал себя в художественной литературе. Его первые вещи все написаны по-разному: «Один день Ивана Денисовича», «Случай на станции Кочетовка», «Матренин двор», «Для пользы дела»... Он каждый раз не только пробует новое содержание, но и новый стиль, почти что новый жанр. Это поиски – сугубо писательские: необычайно интересные.
Генеральный директор издательства "Время" Борис Пастернак сказал примечательную вещь: «Солженицын относится к печатной странице как к арт-объекту. Были случаи, когда он долго разглядывал страницу и говорил: "Тут надо бы разрядить абзац, чтобы он не выглядел слишком плотным. Тут приподнять немного строчку". Он воспринимает книгу еще и на глаз, как графическое произведение».
Не вяжется с образом публициста, провозвестника, пророка. И правильно – похоже, что к этой общественной роли Солженицын пришел через чистое писательство, через поиски стиля. Обнаружил подходящую ему по темпераменту архаику – и заговорил едва ли не по-библейски. Ни на минуту не переставая быть писателем, литератором.