Выход платный

Марьяна Торочешникова: Блогерам социальной сети "Гулагу.нет" удалось раскрыть (во всяком случае, так они утверждают) схему хищения бюджетных средств на примере одной из российских колоний. В настоящий момент проверкой этих фактов занимаются следователи, а Генеральная прокуратура пообещала взять дело под свой контроль. Как в российских колониях осваивают бюджетные средства за счет родственников заключенных? Каких сумм достигают поборы, и почему молчат правоохранительные органы?

В студии Радио Свобода - бывшая заключенная исправительной колонии №7 Калужской области Марина Бульбенкова; мать одной из осужденных, содержащихся в той же колонии, Людмила Землякова; главный редактор ОНК-ТВ Алексей Павлюченков и руководитель проекта "Гулагу.нет" Владимир Осечкин.

Владимир, расскажите, пожалуйста, об этой схеме. Почему вы считаете действия администрации колонии в Калужской области преступными?

​Владимир Осечкин: Изначально к нам на "горячую линию" "Гулагу.нет" обратились родственники заключенных, бывшие и действующие сотрудники колонии №7, которые рассказывали, по сути, одно и то же: на протяжении последних двух лет на территории колонии №7 УФСИН по Калужской области действовала организованная преступная группа из числа недобросовестных сотрудников администрации, в том числе и руководства, которая занималась поборами и вымогательством денежных средств и имущества у осужденных и их родственников, а также расхищала бюджетные средства.

Марьяна Торочешникова: То, что вы называете этих людей членами организованной преступной группы, это ваше личное оценочное суждение, поскольку никаких приговоров в отношении этих людей не вынесено.

Владимир Осечкин: На данный момент только начинается предварительное расследование, поэтому я думаю, что не за горами и обвинительный приговор. Сама схема действовала следующим образом. Активисты, люди, которые сотрудничали с администрацией, выстраивали в сознании осужденных следующую логику: если ты просишь родственников, и они привозят деньги или стройматериалы вместе с чеками, тогда ты можешь рассчитывать на телефонные звонки родственникам, на свидания, на нормальную жизнь, нормальный рабочий день, возможность немножко передохнуть, и как итог - условно-досрочное освобождение. Если же ты отказывался платить, то в отношении тебя фальсифицировались рапорты о якобы имеющихся нарушениях правил внутреннего распорядка, положение осужденного ухудшалось, в его личном деле были замечания, взыскания...

Марьяна Торочешникова: Это достаточно распространенная схема. А что здесь нового в сравнении с тем, что происходит, к сожалению, во многих российских колониях?

Владимир Осечкин

​Владимир Осечкин: Мы впервые получили показания и сотрудников колонии, и родственников заключенных, и бывших заключенных, которые все вместе нарисовали следующую схему. Вымогались строительные материалы вместе с чеками, они передавались людям, указанным администрацией учреждения, затем попадали на территорию колонии, производился ремонт, но параллельно из бюджета РФ выделялись аналогичные суммы на закупку тех же самых стройматериалов для проведения аналогичного ремонта в учреждении. То есть на тот же ремонт родственники осужденных покупали строительные материалы и вместе с чеками передавали администрации учреждения, а бюджет России, ФСИН России, центральный аппарат выделяли бюджетные средства на ремонт колонии, перечисляли эти деньги на счет регионального УФСИН. Как теперь уже установила проверка ФСБ и Следственного комитета, бюджетные средства фактически расхищались.

Марьяна Торочешникова: О каких суммах идет речь?

​Владимир Осечкин: Речь идет о многих миллионах рублей, здесь хищение в особо крупном размере. Только на ремонт клуба из бюджета страны было выделено более 3,5 миллионов рублей, а все это, как показывают заключенные и родственники заключенных, производилось за их собственный счет, привозилось родственниками.

Марьяна Торочешникова: Людмила, ваша дочь осуждена и содержится в этой 7-ой колонии, и вы вынуждены были помогать администрации колонии финансовыми вливаниями, чтобы по возможности облегчить участь своей дочери?

Людмила Землякова: Да, моя дочь находится в этой колонии с ноября 2011 года. Весной 2012 года Людмила Ивановна Мелекесова, будучи в то время заместителем по воспитательной работе, вымогала у меня взятку в размере 100 тысяч рублей за улучшение условий ее отбывания. Не то чтобы она напрямую сказала "приносите деньги". Я спросила, как можно улучшить условия содержания, бывают же облегченные условия, и она сказала: "Да, есть. Не бесплатно. Вам позвонят". Мне позвонили через какое-то время, назвали сумму. Но я, к сожалению, могла заплатить только 50 тысяч. Мой муж около колонии, практически за забором передал деньги через этого человека, который представился сотрудником полиции.

Марьяна Торочешникова: А вас не встревожило такое поведение заместителя начальника колонии, не появилось желание сразу заявить, что у вас вымогают взятку?

Людмила Землякова

​Людмила Землякова: У мужа появилось, как у бывшего сотрудника внутренних органов. Я-то, конечно, думала только о дочери. Но потом я поняла, что должна буду и в последующем платить определенные суммы.

Марьяна Торочешникова: Сколько денег за все это время вы передали руководству колонии?

​Людмила Землякова: Я больше никакие деньги не передавала. Вымогательство было в том, что мы привозили все необходимое: те же занавески, карнизы, потом стройматериалы, собирали деньги на краску, на электроприборы, неоднократно привозили электрические чайники, потом фотопринтер, ноутбук...

Марьяна Торочешникова: То есть вы фактически за свой счет благоустраивали колонию, в которой содержится ваша дочь.

Людмила Землякова: Да. Из рассказов дочери на свиданиях я знаю, что практически все родители что-то привозят. И я сама видела, как родители привозят ткани, занавески, те же цветы. Благоустройство территории - тоже за счет родственников. На ежегодный день открытых дверей, праздник колонии, все привозили рассаду для цветников.

Марьяна Торочешникова: А это действительно помогло вашей дочери?

​Людмила Землякова: Ну, на какой-то период времени, может быть, и помогло. А потом, когда я стала обращаться с жалобами в вышестоящие инстанции... Я поняла, что нужны были денежные приношения сотрудникам, конкретно Людмиле Ивановне. Сделавшись начальником колонии, конечно, она развернулась в полную силу. В каждом отряде давали задание, например, обустроить одну из комнат длительных свиданий. Осужденные обзванивали родителей, говорили, что для этого надо, кто-то привозил краску, кто-то покупал диваны и прочее.

Марьяна Торочешникова: Посмотрим фрагмент интервью с одной из бывших заключенных колонии - Ириной Никифоровой. ОНК-ТВ подготовило большой фильм о том, что происходит в 7-ой колонии Калужской области.

Ирина Никифорова: Я с 2012 года отбывала наказание в ИК-7 города Калуги, где начальником зоны была Мелекесова Людмила Ивановна. В декабре 2012 года Мелекесова предложила мне закупить стройматериалы, чтобы я получила хорошую характеристику и ушла условно-досрочно. Это было вымогательство. Когда я сказала, что не готова (у меня мама на пенсии, инвалид, и несовершеннолетний ребенок, у нас не было возможности), получилось так, что мы стали работать днем и ночью, постоянно были замечания, меня дергали, то есть я поняла, что нужно платить. Мои родственники завезли стройматериалы для ремонта лестничного марша на территории колонии, в подъезде, где сидит администрация. Список строительных материалов был составлен мной, так как я работала строителем и могла просчитать, сколько чего нужно. Мелекесова разрешала мне дополнительные звонки, чтобы корректировать, что привезти, когда и кому. Мои родственники все это закупали и привозили. Никаких документов не было подписано, Мелекесова только сказала, чтобы мои родственники отдали оригиналы товарных чеков, по которым были закуплены стройматериалы, тому сотруднику, который их принимал.

Марьяна Торочешникова: Примерно по этой же схеме ремонтировалось и все остальное: лестничные марши, комнаты для длительных свиданий, клуб, другие помещения на территории колонии. Марина, вы недавно освободились из этой колонии. Как это происходило? Пытались ли осужденные возмущаться и заявлять о противоправной деятельности администрации колонии, о вымогательствах, или все послушно платили дань?

​Марина Бульбенкова: До этого я отбывала наказание в других колониях, в частности, в Ивановской области. Когда я прибыла в колонию города Калуги, у меня буквально волосы зашевелились от того, что там происходит. В тех колониях соблюдались какие-то законы, а в Калуге не соблюдались! Там, если ты угоден начальнику колонии, значит, у тебя все будет хорошо. Там все, начиная с мелочей и заканчивая техникой, стройматериалами, просто предметами благоустройства территории и наших отрядов, привозилось родственниками! Администрация ничего не покупала. В другой колонии такого не было. Там всем необходимым снабжала нас администрация, у нас там по трудовым показателям были какие-то премии. Ну, максимум, что мы там могли привезти, это набор фломастеров. Здесь же завозилось все: диваны, карнизы, жалюзи, краска ведрами...

Марьяна Торочешникова: А это как-то влияло на те условия, в которых вы отбывали наказание?

Марина Бульбенкова

​Марина Бульбенкова: Я очень хорошо шью, и я выполняла на промзоне любые пожелания администрации. У меня не было другого выхода. Меня поднимали посреди ночи по приказу начальника колонии Людмилы Мелекесовой и заставляли шить шторы в клуб. Я спала по 2-3 часа в сутки.

Марьяна Торочешникова: Кто-то пытался возмущаться?

​Марина Бульбенкова: А кто возмущается, на того сразу же писались рапорты, абсолютно без повода.

Марьяна Торочешникова: Людмила, а вашей дочери после всех этих подношений стало легче жить?

Людмила Землякова: В настоящее время она в опале. Гонения усилились в 2013 году после того, как она отказалась участвовать в фиктивном бракосочетании.

​Владимир Осечкин: У меня от этого просто волосы на голове зашевелились! Это просто шок! Начальник колонии фактически поставила себя на уровень бога, который мог указывать женщинам, за кого выходить замуж, чтобы создать видимость устройства свадеб, социальных связей, рапортовать перед начальством и сделать красивую картинку для бравурного отчета перед центральным аппаратом ФСИН России.

Марьяна Торочешникова: И, возможно, получить за это какие-то премии и награды.

Владимир Осечкин: Но это же судьбы людей!

Марина Бульбенкова: Каждое лето у нас очень бурно, с размахом отмечалась очередная годовщина нашей колонии. Все бурно готовились к этому празднику, приезжало много гостей, и начальнику колонии нужна была большая показуха. И предложение о фиктивной свадьбе поступило мне: "Марина, а ты не хочешь выйти замуж? Чтобы была свадьба, карета, лошадь, чтобы все было красиво..."

Алексей Павлюченков: И все это за счет заключенных и их родственников!

​Марина Бульбенкова: Да, мои родственники должны были оплатить эту карету, лошадку, чтобы проехать по территории колонии, чтобы наши гости посмотрели, как у нас чудесно. Я сказала, что у меня нет молодого человека, за которого бы я могла выйти замуж. "А зачем? Никто же не будет знать! У тебя есть брат, вот пускай Женя Землякова выйдет за твоего брата". Такое может предложить только неадекватный человек. У меня в голове это не укладывалось, и мы отказались. Но нашлась девочка, которая за свой счет устроила такое представление во благо Людмилы Ивановны. Привезли карету, лошадь, все было красиво, наигранно. Меня заставили сшить красивые сердца, потом попросили привезти фейерверки, чтобы мы лишний раз прославились среди в интернете других колоний. Но на самом деле за этими праздниками стоит совсем другое. Мы там месяцами работали по 12 часов без выходных. При любой проверке мы должны были улыбаться и молчать.

Марьяна Торочешникова: А члены общественных наблюдательных комиссий приходили в колонию? Кто-нибудь жаловался им?

Марина Бульбенкова: Приходили. Но предварительно вызывали завхоза и говорили ему: "Не дай бог, у вас кто-то в отряде откроет рот. Вы знаете, что будет". То есть в ШИЗО посадят... Завхозы заранее узнавали настрой осужденных своего отряда, и если человек мог пожаловаться, то его на это время просто изолировали - закрывали в подвале или в другом месте.

Марьяна Торочешникова: Людмила, ваша дочь по-прежнему находится в штрафном изоляторе?

Людмила Землякова: Там она находилась 10 суток в марте, а сейчас она на строгих условиях содержания. Когда я узнала от нее на свидании, за что она попала в изолятор, я решила, что надо обращаться в суд и как-то оспаривать это очередное наказание. За малейший проступок: как-то халат не так застегнут, не по форме одета, - придирки были по каждому пустяку. Сейчас она в строгих условиях за то, что пыль на предметах, что хлеб не свежий... Там все направлено на унижение человеческого достоинства, на то, чтобы подавить волю, сломить, подчинить воле Мелекесовой.

Марьяна Торочешникова: Вы связываете это с вашим обращением в правоохранительные органы?

​Людмила Землякова: Конечно, напрямую связываю! Сначала, в январе 2014 года я обратилась в наблюдательную комиссию по Калужской области, к Пахомовой Ларисе Вячеславовне. Я спросила, какое у нее впечатление от колонии. "Замечательное впечатление! Вы видели, какие там корпуса, какие комнаты пребывания?" Я этого не видела, была только один раз, потом нас не допускали туда, как неблагонадежных. Есть отряд номер 3, где одни бабушки целыми днями сидят на стульчиках, там и условия похуже, и больная, умирающая бабушка, которая кричит ночами, и никто ей не поможет, потому что в медсанчасти ночью нет сотрудников. Это я знаю по рассказам дочери и других заключенных. Я в своих жалобах указывала на нарушения Трудового законодательства, на неоказание медицинской помощи, на то, что они работают ночами и без выходных. У женщин начинаются судороги от напряжения, они падают в обмороки. В декабре 2014 года, когда я обратилась в прокуратуру по надзору в Калужской области, к прокурору Кастоеву, он был единственный, кто отметил в своих проверках хотя бы эти нарушения.

Марьяна Торочешникова: А как закрутилась вся эта история с мошенничеством? Почему Следственный комитет и Служба собственной безопасности ФСИН заинтересовались происходящим в колонии?

Алексей Павлюченков

​Алексей Павлюченков: После обращения к нам бывших заключенных и родственников заключенных нам удалось связаться с действующим сотрудником УФСИН по Калужской области Дарьей Антоновой и бывшей сотрудницей Натальей Кудряшовой. Мы выехали на место, взяли у них интервью, обратились с запросом к депутату ЛДПР Антону Ищенко. Он направил свои обращения директору ФСИН, в Генеральную прокуратуру, в ФСБ, Александру Бастрыкину в Следственный комитет. И благодаря этому началась проверка в ИК-7 по Калуге силами центрального аппарата ФСИН. Лично Геннадий Александрович Корниенко дал такое распоряжение.

Марьяна Торочешникова: А почему эти бывшие сотрудницы колонии решили вдруг рассказать о нарушениях?

​Алексей Павлюченков: На тот момент их было двое, сейчас у нас есть показания и других сотрудников, и тогда у каждого были свои побуждения. В отношении Дарьи Антоновой после заявления Людмилы в УСБ было возбуждено уголовное дело по статье 290-ой "Получение взятки". Жуткая история! Она утверждает, что никакую взятку не брала, все сфабриковано Мелекесовой, нынешней начальницей учреждения, а Мелекесова может фабриковать такие дела, потому что ей покровительствует начальник управления Патронов Сергей Вячеславович. Это было сделано, чтобы создать конкретного преступника в погонах, на которого можно повесить все последующие уголовное дела, ведь заявлений посыпалась масса. Нам известно из неподтвержденных источников, что в отношении неустановленных лиц по ИК-7 уже есть 8 эпизодов уголовных дел. Пока обвинения никому не предъявлены, но Следственный комитет проводит опросы, проверки, связанные с вымогательством денежных средств у заключенных и хищением бюджетных средств. Ждем развития событий.

Владимир Осечкин: Пока мы лично не обратились к директору ФСИН России, сотрудники отдела собственной безопасности Калужской УФСИН вместо реальной борьбы с коррупцией и изобличением Мелекесовой и ее сообщников в этой системе вымогательств, поборов, превышения полномочий и расхищения бюджетных средств, оказывали давление на свидетелей, заявителей о коррупции, тех, кто помогал ФСБ и Следственному комитету изобличить коррупционеров (мы собрали достаточную фактуру, у нас есть доказательства, конкретные факты). Конкретные сотрудники, чьи имена мы сегодня сообщили директору ФСИН, реально препятствовали проведению объективного расследования, оказывали давление, содействовали фальсификации доказательств. После депутатского запроса из Госдумы, после нашего обращения к директору ФСИН, после выпуска фильма "Черная дыра", который снимал Алексей Павлюченков с коллегами, лично директор ФСИН дал поручение, и сегодня уже фактически не Калужский УФСИН, а центральный аппарат ФСИН России из Москвы работает в Калуге по этим фактам. И я, зная принципиальность нынешнего директора ФСИН, уверен, что там будут кардинальные перестановки и жесткие кадровые решения.

Марьяна Торочешникова: Сейчас уже возбуждено уголовное дело, или идет доследственная проверка? Вы, Людмила, проходите в качестве потерпевшей по делу?

​Людмила Землякова: Я надеюсь, что я - потерпевшая, поскольку у меня вымогали взятку, но я - заявитель о коррупции. Мы с Ириной Никифоровой в один день написали заявления в Следственный комитет. Пока на наши заявления пришел ответ, что возбуждено уголовное дело за восьмизначным номером в отношении сотрудников ИК-7. А буквально вчера пришел ответ из калужской прокуратуры, что начальница колонии не является подозреваемой по уголовному делу, хотя проводится расследование. Мне это непонятно! Ведь все финансовые документы подписывает начальник колонии. У меня возникают ассоциации с делом Сердюкова, где все удалось списать на заместителя. Создали прецедент - все, можно действовать.

Марьяна Торочешникова: Сколько заключенных в этой женской колонии?

Марина Бульбенкова: Около 400 человек.

Марьяна Торочешникова: Родственники какого количества заключенных платили дань, благоустраивали колонию?

Марина Бульбенкова: Мне кажется, ближе к половине. Но практически каждая осужденная что-то привозила.

Марьяна Торочешникова: Но никто не возмущался до такой степени, чтобы пойти и сообщить?

Марина Бульбенкова: Ну, вот разве что Ирина Никифорова и Людмила Землякова. Все очень боятся за детей, ведь с ними может произойти что угодно!

​Людмила Землякова: Никто не верит в объективное расследование этих дел.

Владимир Осечкин: Очень важный момент: и депутат Госдумы, и мы в своем обращении к директору ФСИН попросили провести служебную проверку и в случае установления всех фактов, о которых говорят заявители, попросили одного - отстранить на время проведения проверки и расследования Мелекесову от исполнения обязанностей. Ведь, возможно, преступник сегодня руководит учреждением, в котором содержатся потерпевшие и свидетели его преступлений. Это нонсенс! Распутать весь коррупционный клубок очень тяжело, а потерпевшие и свидетели находятся во власти этого человека, необходимо оградить их от этого. Я уверен, что после этого не 5, не 10 человек, а все потерпевшие будут давать показания и заявлять о новых фактах.

​Марьяна Торочешникова: Хочу привести примеры возможного давления из заявления вашего адвоката, Людмила Николаевна: "Пользуясь беспомощным положением Евгении Земляковой, сотрудники ИК-7 по указанию начальника ежедневно по 6-7 раз проводят обыски у нее в комнате, после чего пишут рапорты о несуществующих нарушениях, таких, как наличие пыли и просроченный хлеб в холодильнике, нарушение формы одежды и так далее. Это делается с целью продления пребывания Земляковой в строгих условиях отбывания наказания, помещения ее в штрафной изолятор в отместку за действия матери. Земляковой угрожают тем, что она из не выйдет колонии, говорят, что ей необходимо дать показания о противоправных действиях Антоновой (это бывшая замначальника этой колонии), отключают воду, лишают возможности пользоваться теплой одеждой, отказывают в выдаче одеяла, при температуре 10 градусов насильно выводят гулять с мокрой головой. Температура в камере не превышает 15 градусов. При этом инспектор (приведена фамилия) по несколько раз в день проводит личный обыск Земляковой, раздевая ее полностью, сама при этом в бушлате. На просьбы вызвать адвоката отвечают издевками. Подобными действиями сотрудники ИК-7 пытаются подавить волю Земляковой". Я предполагаю, что и остальные осужденные опасаются что-то рассказывать, потому что не хотят отказаться в подобных условиях.

​Алексей Павлюченков: Давление оказывается не только на Евгению Землякову, но и на Кудряшову, и на других бывших сотрудников, на Антонову, которая находится сейчас под домашним арестом с грудным ребенком на руках (тяжело больным при этом). Давление оказывается и на граждан, которые уже освободились. Ирина Талаш была завхозом в колонии. По ее показаниям (есть аудиозапись моего с ней разговора) вся колония была построена на деньги заключенных, полностью отремонтирована, и в ее обязанности входило организовывать процесс сбора денег и назначения, какому из заключенных что привезти. То есть она всю информацию знает от и до, и она нам дала показания. Ее вызывали следственные органы, и на нее оказывается давление. Следователь Субботин из Следственного управления по Калужской области звонил ей и предлагал выбрать, кем она хочет быть по делу. Такие тонкие намеки: если дадите нужные показания, будете свидетелем.

Владимир Осечкин: Калужские следователи еще подсылали к ней целую ораву сотрудников ФСИН вместе с участковым, пятеро силовиков находили ее в центре города и вручали ей повестку о том, что ей, свидетелю по уголовном делу, необходимо явиться в психиатрическую лечебницу для проведения медосвидетельствования. В отношении свидетелей подобное недопустимо! Данные следственные действия проводятся только в отношении обвиняемых по уголовному делу, чтобы понять, может человек нести уголовную ответственность, или его надо отправлять на принудительное лечение. И только когда эта сфабрикованная с целью давления повестка была передана нам, и мы позвонили следователю, следователь начал объяснять Ирине Талаш, что он якобы напутал, не ту бумагу отправил свидетелю. Мы подозреваем, что отдельные следователи сегодня играют не на стороне Следственного комитета и правосудия, а стараются замять или заволокитить это уголовное дело, все списать на "стрелочников".

И еще после заявления Людмилы Земляковой и Ирины Никифоровой, после инициирования проверки в отношении Мелекесовой и ее администрации было вывезено несколько "Камазов" стройматериалов: буквально срывали линолеум и вывозили.

Марина Бульбенкова: Да, чтобы нельзя было доказать, что имеются стройматериалы и мебель, которые привезли родственники. Вывозились диваны, холодильники, музыкальные центры (все абсолютно новое), срывались шторы, карнизы, в комнатах длительных свиданий переклеивали обои...

​Владимир Осечкин: Построили совершенно незаконно, путем коррупции потемкинскую деревню, где проводились показушные свадьбы, куда сотрудники ФСИН привозили члена президентского совета Марию Каннабих, которая потом на всех совещаниях докладывала, какая замечательная колония №7.

Марьяна Торочешникова: И, наверное, родители тех, кто попадает в эту колонию, сначала радуются, что повезло...

Марина Бульбенкова: Сначала радуются, а потом уже нет.

Владимир Осечкин: На самом деле за этими потемкинскими деревнями стоят боль, слезы, стрессы, седые волосы матерей и бабушек, отдающих последние деньги, чтобы только улучшить положение детей. Вместо исправления люди в колонии стали свидетелями и потерпевшими от многочисленных злоупотреблений. Кроме того, фактически идет воспрепятствование правосудию, следствию, сокрытие улик и фальсификация доказательств.

Марьяна Торочешникова: И при этом ухудшаются условия содержания заключенных. Несколько лет родственники платили за нужные в быту вещи, а тут все это вывозится.

Владимир Осечкин: Потому что все это делалось незаконно!

Марьяна Торочешникова: Да, но это производилось за счет заключенных. Ситуация, мягко говоря, парадоксальная.

Алексей Павлюченков: Тут есть одна хитрость. Они же забирали и чеки, и я не смогу потом доказать, что я это купил. Кроме того, Людмила Ивановна (это, кстати, рассказывала Никифорова) обещала условно-досрочное освобождение, родственники давали денег, а заключенные не получали УДО. И даже в случае возбуждения уголовного дела получается, что она не брала взятку, она - мошенница, а там совершенно другая санкция. Я больше чем уверен, что кто-то постарше научил ее всем этим вещам, и она успешно внедряла их в колонии.

Марьяна Торочешникова: Ну, тут легко сказать, что решение об УДО выносит суд, и вы можете обещать какие угодно характеристики...

Алексей Павлюченков: Так на суд надо еще попасть!

​Владимир Осечкин: В Свердловской области сотрудники ФСБ задержали при получении 300 тысяч рублей Гусева, начальника колонии №62. Так вот, коррупционера Гусева осудили более чем на 10 лет колонии строгого режима и штраф в размере более 100 миллионов рублей за получение одной взятки от родственников в размере 300 тысяч рублей за оказание содействия в получении УДО. Конечно, преступники хитры, они знают, как скрывать улики, уходить от ответственности и оказывать давление на свидетелей, но я верю, что в этой истории мы найдем справедливость. При таком внимательном отношении генерального прокурора и директора ФСИН, а также надлежащей работе Следственного комитета все коррупционеры будут наказаны, а женщины начнут отбывать наказание в нормальных условиях.

Марьяна Торочешникова: Утешением является лишь то, что в этой колонии речь не идет о пытках...

Владимир Осечкин: Да, но пытками является не только прямой физический контакт, бывают пытки и путем лишения сна, например, как это было в отношении Марины. У человека по закону должен быть нормальный сон - с 10 вечера до 6 утра, а если человек каждый день спит 1,5 часа, а после этого его будят и ведут куда-то работать, то это пытка! Если человека не отпускают с рабочего места в туалет, когда он просится, если его лишают возможности попить, поесть, если на него оказывается давление, как сегодня на Женю Землякову, которая с мамой дала показания, помогая изобличить коррупционеров, остановить маховик расхищения бюджетных средств, - очевидно, что идут преследования.

Марьяна Торочешникова: Марина, вы верите в возможность правосудия в данной ситуации?

Марина Бульбенкова: Я очень на это надеюсь. И я хочу выразить благодарность Владимиру, координаторам "Гулагу.нет" за то, что они помогают нам! Куда бы мы ни обращались до этого, мы стучались в закрытые двери. Я сразу после освобождения, в тот же день, написала заявление в ФСБ о том, что я там видела. Я расписала все: и поборы, и вымогательства… Я дала показания в СК города Калуги, однако никаких продвижений в деле я не видела. Насколько я знаю, положение девушек в колонии на данный момент очень плохое, они там просто заложники! В этой колонии мы не имели права даже гулять, передвигаться по территории. У нас на локальном участке отряда стоит урна, место для курения, а некурящие просто постоянно заперты у себя в отряде. С этим вопросом я лично обращалась к Патронову, начальнику УФСИН, когда он приезжал. Для кого построена вся эта красивая территория, стоят лавочки, для кого мы сажаем цветы, если мы их не видим? На это он мне сказал: "По закону вы обязаны сидеть в этих локалках". Но не такого же размера! Я поняла, что от начальника управления помощи ждать нельзя, поэтому обратилась в другие органы.

Марьяна Торочешникова: А вы признаны потерпевшей или свидетелем?

Марина Бульбенкова: Я так понимаю, что прохожу свидетелем по этому делу. Ни я, ни мои родственники лично ничего не привозили, но я была свидетелем всего этого.

Марьяна Торочешникова: Людмила, а сейчас, когда уже проводятся следственные проверки, ФСИН взяла дело на контроль, кто-то из родственников осужденных вас поддерживает?

​Людмила Землякова: Я пыталась говорить с мамой Саши Захаровой, которая сейчас в СИЗО города Калуги ждет УДО, но мама не верит, что можно что-то изменить. Другие родительницы тоже не верят. Единственная надежда появилась, когда мы обратились в "Гулагу.нет".

Рассказывать об этом мы начали в декабре в прокуратуре по надзору, но гонения на дочь только усилились. Наблюдательная комиссия в лице Пахомовой приезжала всегда - никто ничего не рассказывает, потому что они запуганы! Перед проверкой всех осужденных выстраивают на плацу, и Мелекесова просто накачивает: "Только пикните!" Мне лично она угрожала: "Если что - вывезем, закопаем, и никто ничего не узнает про вашу дочь". Она обещала заколоть ее галоперидолом, как уже было в этой колонии с осужденной Денисовой, которую перевели в психиатрическую больницу (сама Пахомова занималась этим делом). Бородину никак не могли отпустить по болезни, пока папа не привез "Камазы" стройматериалов, но папа тоже не хочет давать показания. Все боятся! Ведь одна Мелекесова не стала бы этого делать, если бы у нее не было высоких покровителей.

Я думаю, она - марионетка в руках руководителей более высокого уровня. А вот Антонова, бывший заместитель по воспитательной работе, которая уже полгода отсутствует в колонии (она в декретном отпуске), сейчас под домашним арестом. Вот конкретно на нее, я знаю, просили показания с осужденной Сафроновой, бабушки, которая страдает инсулинозависимым сахарным диабетом, и ей Мелекесова запретила колоть инсулин, требовала дать показания на Антонову! И сотрудники медсанчасти не делали инсулин, пока дочка, зная, что мама в тяжелом состоянии (ситуация доходила почти до комы), не сказала: "Мама, говори все, что требуют".

Владимир Осечкин: Мы здесь имеем конкретные факты, и есть 294-я статья – «воспрепятствование правосудию, объективному расследованию». То, что сегодня происходит в колонии №7, это очевидная фальшь, воспрепятствование правосудию, запугивание свидетелей. У нас в УПК есть норма, которая предусматривает арест обвиняемого, чтобы он не мог оказать давление на свидетелей. И как раз тех людей, которые сегодня запугивают свидетелей и потерпевших, в первую очередь надо привлекать к уголовной ответственности и изолировать от общества!

Марьяна Торочешникова: Будем надеяться на добросовестное расследование этой истории и следить за ее развитием.