ДокуФЭст: столетие эстонского документального кино. Леннарт Мери, президент и режиссер. Показательный полет авиатора Уточкина, Таллинский порт и Юрьевское вольно-пожарное общество. Патриотические картины тридцатых и цензурированные версии советской Эстонии. “Национальные кадры” эстонских документалистов: после учебы в Москве и ссылки в Сибири. “Воля народа” и “Солнцеворот”. Этнография и пропаганда в фильмах о “праздниках песни”. Эстония 68-го года как Европа, скрытой камерой: фильм Андреса Сёэта “511 лучших фотографий с Марса”.
Кадр из фильма "Путешествие по Сетумаа", 1913
Хроники Эстонской республики, история сталинской депортации и Балтийского пути: какой ценой дается и что означает независимость маленькой балтийской страны? Судьба “бронзового солдата Алеши”. Политическая история ХХ века и документальное кино. Эстонская документалистика в нулевые годы: городская антропология.
Фотографии предоставлены Национальным архивом Эстонии.
Кураторы фестиваля Максим Павлов, Ольга Улыбышева, Димитрий Миронов, советник по культуре посольства Эстонии в Москве; Антон Смирнов, антрополог; Райво Варэ, общественный деятель.
Елена Фанайлова: ДокуФЭст. Фестиваль эстонского документального кино в течение почти всего декабря будет идти в Москве, и я сегодня попросила в студию прийти кураторов фестиваля – это Ольга Улыбышева, которая непосредственно собирала эту программу; Димитрий Миронов, советник по культуре посольства Эстонии; Максим Павлов, историк и куратор многочисленных программ кино, в прошлом заместитель директора Музея кино. За нашим столом Антон Смирнов, антрополог, сфера интересов которого – народы Балтии и угро-финская группа.
Прежде чем мы поговорим о программе, я хотела бы начать с прошлогоднего проекта Музея кино, то есть с фигуры Леннарта Мери. Это выдающаяся историческая личность, с 1992 года по 2001 год он был два срока президентом Эстонии. Личность абсолютно выдающаяся, в том числе как культурный деятель, он был очень знаменитым писателем и кинорежиссером, и в прошлом году вы делали довольно большую программу, посвященную его деятельности в этом качестве. Причем как кинорежиссер он работал одновременно как антрополог и этнолог, он интересовался разными небольшими финно-угорскими группами. Одновременно, разумеется, он был и выдающимся деятелем демократического движения, а этой зимой мы будем говорить о событиях 1991 года, о том, как страны Балтии выходили из Советского Союза, каким образом эти шаги по пути самоопределения делались. Леннарт Мери был одним из людей, без которых этот политический процесс был бы абсолютно невозможным.
Я попрошу студию показать нам фрагмент из его фильма. Я полагаю, что он был чрезвычайно увлечен разнообразными обрядами, ритуалами и особенностями жизни малых народов, из которых, в общем-то, и состоят большие народы.
(Отрывок из фильма)
Елена Фанайлова: Предложила бы нам послушать Райво Варэ, это запись разговора Антона Смирнова с ним, он общественный деятель, и он был знаком с Леннартом Мери еще с начала 90-х годов. Он говорил, что тот был человек невероятно элегантный, невозможно было не подпасть под его обаяние. И он говорит о важности Леннарта Мери как культурной фигуры, и о его политической роли.
Райво Варэ: Леннарт Мери первый раз вошел в сознание эстонского общества в качестве режиссера документальных фильмов, которые были посвящены истории и быту малых народов, финно-угорских, и не только. У него этот финно-угорский стержень был очень сильный, и он, на самом деле, написал два таких размышления, я бы сказал, философские книги, которые были посвящены именно философскому описанию гипотетической истории Эстонии. Он же был и популяризатором, например, Калехского метеорита, который в свое время прозвучал по всему миру, и так далее, и сегодня еще можно посещать эти места. То есть у него был такой стержень финно-угорский, немножко с каким-то эстонским уклоном. И конечно же, идеалы свободной Эстонии, потому что он и его семья прошли через все эти перипетии исторические конца 30-х – начала 40-х и дальше, 50-е годы. Они же были в ссылке, и так далее. Поэтому у него особое было ощущение и понимание вещей. Думаю, что эти два стержня – финно-угорский как таковой, исторический, он же историк по образованию, и свободная страна Эстония – вот это два основных момента в его координатной системе. И эти два стержня были перпендикулярно, я бы сказал, соединены, если визуализировать, идеей европейскости. То есть он все это видел в контексте общей европейской исторической канвы.
Это самое интересное, потому что очень часто такие элементы сходят в какой-то угол, а он это все видел в большой картинке, в большом контексте истории Европы, культуры европейской. Это, безусловно, было связано еще с тем, что если вы вспомните 50-е, 60-е, 70-е годы в Советском Союзе, как тогда все это выглядело в общественном сознании, в общественной мысли, то, что он сделал в документалистике, кинематографе, и то, что он сделал, написав две книги, они в этом смысле точно помогали становлению в общественном сознании такого понимания: да, Эстония – это часть Европы. Книги шли нарасхват, фильмы смотрелись на одном дыхании. Это в какой-то степени поддерживало национальное самосознание в Эстонии. Кстати, обязательно нужно еще отметить одну деталь, которая стыкуется со всеми его действиями и с его работой, – он очень много работал с Финляндией. Он очень хорошо разбирался в финской культуре, имел очень большую сеть личных друзей среди героев финской культуры тогдашнего времени. Он прекрасно владел финским языком. Он работал даже послом в Финляндии. То есть он видел в какой-то степени общность финско-эстонскую, которая, была очень популярна в начале 20-х годов ХХ-го столетия. И Леннарт потом в этом смысле так же действовал.
Антон Смирнов: А многое ли удалось воплотить в жизнь господину Мери за сроки своего президентства?
Райво Варэ: Ему удалось воплотить в жизнь очень немало. Начнем с того, что в качестве президента он в какой-то степени в самом начальном периоде свободной Эстонии определил некоторые правила игры политические, это очень важно. Второе, ему в заслугу надо отдельно поставить его очень прагматичную, но очень при этом в хорошем смысле высокую и эффективную внешнеполитическую деятельность – в качестве сначала министра иностранных дел, потом посла в Финляндии, потом уже президента, а потом даже в качестве экс-президента. В том числе как на западном направлении, где он был, я бы сказал, в хорошем смысле лучшим из возможных пропагандистов и дипломатов, но и на восточном направлении. Как вы знаем, именно благодаря ему в свое время были подписаны договоры о выводе российских войск и так далее, за что его, кстати, нещадно били. Очень часто такие люди не воспринимаются в обществе в реальной их величине, и в этом смысле Леннарт тоже через это все прошел. Теперь его уже ставят в пример. Например, в эстонском политическом словаре или в таком обиходе, в дискурсе всегда всех президентов сравнивают с ним. Какие-то действия, которые в каких-то конкретных случаях предпринимаются, сравниваются – а вот как он тогда сделал, или как бы он сделал. То есть он стал по-своему даже общепризнанным примером.
Елена Фанайлова: Друзья, есть что добавить? Вы же ради чего-то затеяли целый большой фестиваль Мери.
Димитрий Миронов: Я бы, может быть, вспомнил именно то, что было связано с организацией его ретроспективы. Безусловно, наследие кинематографическое в первую очередь связано с финно-угорскими народами, и несколько лет назад даже была в Эстонии издана киноэнциклопедия финно-угорских народов, куда как раз вошли фильмы Леннарта Мери. Факт говорит сам за себя, насколько это значимо и ценно не только для эстонской, но и в целом для финно-угорской культуры, а также мировой.
Елена Фанайлова: Я бы добавила, что это вообще важно для понимания многонациональности в Советском Союзе или мультикультурности, если мы говорим о современном мире. И еще бы вспомнила, что ряд книжек и фильмов Мери были просто запрещены. Видимо, они настолько противоречили концепции советской идеологии...
Максим Павлов: Они не были запрещены, они были в республиканском прокате, но это отдельная тема.
Елена Фанайлова: Я имею в виду в Советском Союзе, не в Эстонии.
Димитрий Миронов: Возвращаясь к ретроспективе, надо сказать, что параллельно с ней мы делали выставку, привозили ее в Россию, а делали ее еще коллеги в Эстонии, посвященную киностранствиям Леннарта Мери. Выставка представляла собой историю создания этих фильмов, и человек, пришедший, чтобы с ней ознакомиться, еще имел возможность посмотреть, что было результатом. Нам в очень удачной форме, благодаря дорогим коллегам и партнерам с российской стороны, удалось эту тему здесь отразить. Это, кстати говоря, ответ на вопрос, почему Леннарта Мери практически нет в нашей нынешней программе этого года, – именно потому, что в прошлом мы ему посвятили отдельную ретроспективу.
Елена Фанайлова: Да, но мне кажется, что ваша нынешняя программа связана с фигурой Мери.
Димитрий Миронов: Он в любом случае там фигурирует, является автором даже двух фильмов.
Ольга Улыбышева: Я принимала участие в организации ретроспективы Мери, но поскольку мы показали все фильмы Мери в прошлом году, и фильм о нем, поэтому его, собственно, нет в этой программе. Но он фигурирует как автор сценария и вдохновитель двух фильмов. Это "Улица Пик", про одну из самых знаменитых улиц Таллинна.
Димитрий Миронов: Да, в старом городе эта улица считается самой длинной. "Пик" – в эстонском языке это "длинная" улица. А кроме того, она считается, видимо, самой старой, поскольку ведет и гавани в верхнюю часть города, в Таллин Росс с Вышгорода, сверху. Поэтому она действительно такое знаковое место для города.
Ольга Улыбышева: Второй фильм называется "Секреты Таллинна". И в обоих фильмах, снятых по идее Мери, режиссеры пытаются восстановить, раскрыть какую-то мифологию города. Это тоже своего рода исследование, только не этнографическое, а про город, историческое, урбанистическое...
Максим Павлов: У нас, во-первых, был формальный предлог, которым мы все пользуемся довольно часто. В прошлом году был юбилей Леннарта Мери – 85 лет со дня его рождения. И для нас, когда мы еще работали в Музее кино и начинали такой длинный проект с посольством Эстонии здесь, в Москве, это стало закономерным этапом развития наших отношений по ретроспективным показам эстонских фильмов. Первую программу мы делали, посвященную эстонской анимации, которая до сих пор является символом кинематографа Эстонии, с анимацией в Эстонии все хорошо. И даже в те годы, когда с остальным кинематографов, в 90-е – начале 2000-х, было не очень, эстонская анимация гремит на многих анимационных фестивалях. Логично, что мы начали с нее. Потом в 2012 году эстонская кинематография праздновала столетие, и мы сделали такую краткую историю эстонского кино за 100 лет, в основном сосредоточившись на показе художественных фильмов, но было там немножко и документального кино, была одна анимационная программа. И дальше у нас, собственно, задумка, когда мы еще работали в Музее кино, было сделать такую же программу про документалистов, и отдельную программу, посвященную Леннарту Мери, которая, кстати говоря, стала камнем преткновения в момент нашего увольнения из Музея кино. Новый директор Лариса Оттовна Солоницына, по сути дела, запретила эту программу под каким-то надуманным предлогом, что она как бы не была плановой. Ну, для нее она, конечно, не была плановой, потому что она вообще внеплановый директор Музея кино, а для нас-то она была плановой. Но самое смешное даже не это, а самое смешное, что она в какой-то момент, это мое предположение, просто испугалась делать эту ретроспективу. Тем более она получалась одна из первых после того, как она пришла в музей. Я очень хорошо помню, когда я пришел и ей сказал про эту ретроспективу – она меня попросила на бумажке написать имя. Я это имя написал, и она вначале не сказала "нет" или "да". Я думаю, она просто потом погуглила, узнала, что такой Леннарт Мери, и после этого придумала потрясающее объяснение, что это внеплановая ретроспектива, поэтому ее не будет. И я помню, когда Наум Клейман пошел, так сказать, отстаивать эту ретроспективу, она говорит: "А что это за фильмы?" – "Ну, это фильмы про финно-угорские народы". И была потрясающая реплика: "А при чем здесь мы и финно-угорские народы?" И Наум тогда, правда, не сказал ей в открытую, но пришел к нам и сказал: "Господи, ну, она хоть бы знала, что живет в городе, который находится на территории, скажем так, контактной зоны финно-угров и славян".
Это интересные обстоятельства, потому что мы делали ретроспективу режиссера, наша программа абсолютно не затрагивала никакие политические аспекты, потому что судьба Мери как режиссера, как человека в кинематографе, очень интересна. Ведь он никогда не учился кино. Более того, до сих пор многие кинематографисты в Эстонии, знаменитые, не считают его кинематографистом. По образованию он филолог, он ученый, историк, исследователь, он писал книги. А на "Таллинн-фильме" он появился как редактор. И первоначально он был редактором сценарного отдела. Более того, самый известный эстонский фильм советского периода – "Последняя реликвия" – редактором сценария его был как раз Леннарт Мери. Потом он стал сценаристом. Вот как раз фильмы, которые мы будем показывать, это фильмы 60-х годов, где он выступает в качестве сценариста документальных фильмов. И только в самом конце 60-х годов он, собственно говоря, берется за это дело и становится режиссером. И действительно, там просто сошлись его интересы – как исследователя, как филолога, как человека, занимающегося и интересующегося финно-угорскими народами в целом. И вот у него получилось пять фильмов, в том числе они представляют, как теперь уже абсолютно точно понятно, и довольно редкий этнографический материал. Потому что он со своими экспедициями добрался, в том числе, в те районы, где этнографических съемок до этого момента не проводилось. Поэтому вне зависимости от того, как он их смонтировал, нравятся вам эти фильмы или не нравятся, они как документы фотофиксации, этнографической хроники имеют свою ценность. И для нас, конечно, это было интересно. К тому же выставка его рассказывала именно об этих путешествиях, то есть о том, как он снимал эти фильмы. Это были одновременно киноэкспедиции и антропологические экспедиции. Поэтому нам казалось абсолютно логичным, что Музей кино должен заниматься такими интересными вещами. А уже его политическая деятельность и все остальное в той программе не было совсем в фокусе нашего интереса. Просто так получилось, стечение обстоятельств, что после того, как нас разогнали, мы сделали политическую программу. Но этого даже в мыслях не было.
Елена Фанайлова: Я думаю, что речь идет о российской централизации культуры. И это было одним из маленьких шагов большого процесса. Вот что меня в этом кино Леннарта Мери просто поразило, фрагменты, где женщины с этими древними монетами и древними ракушками. Это же 1970 год, Советский Союз! Ну, это почти невозможно себе представить, что такой материал вообще...
Максим Павлов: Кстати, в фильме про Леннарта Мери как режиссера есть отдельный пассаж – на финскую пленку снимали. Это было совместное производство с финнами, и поэтому была хорошая пленка. Если это была какая-нибудь советская "Свема", то, скорее всего, в таком виде все это не сохранилось.
Елена Фанайлова: Меня и качество съемок поразило.
Максим Павлов: Тем более, сейчас эти фильмы были специально восстановлены, дигитализированы, как раз для этой энциклопедии, и это прекрасно. Этнографические съемки того времени, а их довольно много, как правило, делались на нашу пленку, потому что "Кодак" выдавался мэтрам. На "Кодак" снимал Тарковский. А каким-то документалистам, которые поехали неизвестно куда, выдавать хорошую пленку, конечно, никто не собирался. И это было такое случайное опять-таки стечение обстоятельств, которое позволило иметь первоклассную картинку. Это не потому, что это зареставрировано так и заново раскрашено, а потому что просто с негатива сделана хорошая дигитализация, реставрация, и ты это видишь в том цвете, в котором вообще редко можно найти документальные съемки в нашей стране в советское время.
Елена Фанайлова: Антон, ваш интерес к Леннарту Мери, я бы сказала, отличается большой последовательностью. Он ваш какой-то внутренний учитель в деле изучения финно-угорских народов? Или он просто лучший в своей профессии?
Антон Смирнов: Сложно рассматривать Леннарта Мери, его персону в какой-то конкретной ипостаси. Он и кинодокументалист, и антрополог, и общественный деятель, и политический деятель, и правозащитник, и эколог, и дипломат...
Елена Фанайлова: И светский человек еще.
Антон Смирнов: И светский человек, да. Фигура Леннарта Мери очень вдохновляющая. Его кино о разных финно-угорских народах и самодийских народах, это вообще в духе эпохи, он их исследует и пытается рассматривать как нечто единое. Для любого человека, который занимается финно-угристикой и уралистикой, это интересно, но это очень вдохновляюще и для финно-угорского движения в России.
Димитрий Миронов: Возвращаясь к ретроспективе, хотел бы заметить, что для меня, как представителя посольства, было отрадно, что публика, которая приходила на эти фильмы, была, что называется, в теме. Это были не случайные люди, и их было немало, зал был достаточно заполнен, и им был о чем поговорить и на выставке, и после фильма, обсуждая его.
Максим Павлов: Да, там приходили люди, которые и сейчас занимаются визуальной антропологией, которые этим занимались в советское время. Потому что такое единство ученых было, естественно, и люди знали о том, что Мери приезжал в Москву, показывал свои фильмы.
Димитрий Миронов: Там даже были споры о том, какая версия фильма была показана.
Максим Павлов: Да, вспоминали премьеру 70-х годов в Москве, в Доме кинематографистов. В общем, получилось абсолютно кинематографическое событие, и мы очень рады, что оно состоялось, несмотря на то, что наши внутренние обстоятельства, музейные, не способствовали тому, чтобы это прошло хорошо. В результате все получилось самым лучшим образом. На самом деле, это первый опыт такой большой ретроспективы документальных фильмов другой страны, которая какое-то время была частью нашей общей страны, но это было не главное, которая вообще впервые в Музее кино планировалась. Я хочу сказать, что если бы сейчас это была программа Музея кино, но это была бы первая большая панорама документальное кино за столетие одной из стран мира.
Елена Фанайлова: Сейчас Фестиваль эстонского документального кино ДокуФЭст, по-моему, по этому принципу и устроен.
Максим Павлов: Да, в концепции мы ничего не меняли. То есть наш уход из музея никак не повлиял на изменение концепции этого фестиваля.
Елена Фанайлова: Сейчас мы посмотрим фрагмент фильма "Алеша". Это документальный фильм Мейлиса Муху, который известен более-менее российской публике, по крайней мере, столичной, потому что он был частью фестиваль “Артдокфест” несколько лет назад. Он посвящается судьбе Бронзового солдата в Таллинне, как сначала русскоязычная часть населения его использовала как место для своих митингов, потом эстонские активисты протестовали и требовали его сноса, потом его как-то защищали, и в конце концов убрали и сохранили в другом месте, на военном кладбище. Один из авторов предисловия к вашей ретроспективе вспоминает об этом фильме, и мне кажется, что это понятная точка нашего разговора.
(Отрывок из фильма)
Елена Фанайлова: Мне кажется, что и разговор о Леннарте Мери, и разговор о ряде фильмов, связанных с историей, так или иначе связаны с политической историей. Допустим, мы хотим избежать слова "политика", но история вообще процесс политический. Насколько в вашей программе, в вашей ретроспективе эти переходы власти, эти национальные колебания Эстонии, увлеченность Финляндией в 20-е годы, или немецкая Эстония, или, конечно же, советская Эстония и пропагандистские материалы, с этим связанные, насколько это все в вашей ретроспективе отражается? Или это все просто эстетская красота?
Димитрий Миронов: Я думаю, в случае с документальным кино одной красотой не обойдешься. На то оно и документальное кино, это все-таки материал о времени, которое было этим фильмом запечатлено. 10 сеансов – 10 десятилетий. Эстонское кино существует уже более 100 лет, юбилей мы отмечали. И те годы, которые стали переломными для истории страны, естественно, там тоже отражаются. И самые сложные события – это, конечно, 1940 год, это восстановление независимости. За последнее десятилетие, и фильм о Бронзовом солдате этому подтверждение, это стало больной точкой для эстонского общества. Фильм этот мы не включили в программу, потому что нельзя объять необъятное, но он упоминается в статье об истории эстонской документалистики, и там говорится, что фильм Мейлиса Муху – это попытка представить эту больную точку, это событие, которое очень сильно повлияло на эстонское общество, с разных позиций, с разных точек зрения. Мы не могли этого обойти, естественно, хотя в первую очередь позиционируем эту программу как историю кинодокументалистики страны, а не историю Эстонии и, тем более, не политическую историю Эстонии. Хотя все это находит отражение на экране, нельзя выкинуть слов из песни.
Елена Фанайлова: Оля, что у вас про 20-е годы, например?
Ольга Улыбышева: Мы начинаем программу, как сегодня узнали, ровно того же числа, когда было начало два года тому назад, 1 декабря, и тех же самых фильмов. То есть Йоханнес Пяэсуке, с которого эстонское кино и началось еще в 20-х годах.
Димитрий Миронов: Этот человек интересен своим вкладом в кино, потому что он прожил достаточно немного, но за счет того, что это первое имя, которое дошло до наших дней, и по всей видимости, оно и было первым, мы всегда вспоминаем о нем. И любая ретроспектива, связанная с историей эстонского кино, будет начинаться с этого имени.
Ольга Улыбышева: Его первый фильм не сохранился – о полете авиатора Уточкина над тогдашним Юрьевым, который теперь называется Тарту. С этого эстонское кино началось. Мы показываем его фильмы про Тарту, про Эстонию, его первый этнографический фильм "Путешествие по Сетумаа", который вообще является первым эстонским этнографическим фильмом, это очень важная традиция, важный жанр в эстонском документальном кино. А потом мы переходим к хронике 20-х годов, которая опиралась на немецкие традиции, и она строилась либо на каких-то событиях, как, например, съемки выставки-ярмарки в Таллинне 1924 года, видовые фильмы – такое представление Эстонии для заграницы, как она выглядит, 8-ой фестиваль песни... У нас будет несколько документальных фильмов про традиционный эстонский праздник песни – разных лет, в разных областях, можно будет сравнить. Это у нас по 20-м.
Елена Фанайлова: 20-е – это все черно-белое, конечно.
Ольга Улыбышева: Конечно. И немое. Титры есть.
Максим Павлов: Ну, там ранние ролики небольшие. А вот по поводу Уточкина я разговаривал с эстонскими коллегами, и они там спорят все-таки, снимал ли Пяэсуке Уточкина или нет, там целая дискуссия идет среди эстонских историков документального кино, он это снимал или нет. Но он был, судя по всему, парень очень продвинутый. Его же фактически можно назвать любителем, это человек, который купил камеру и стал снимать то, как он это себе представлял, что он должен снимать. Другое дело, что он работал одновременно в Тартуском музее, народном, то есть он сам был связан с музейным делом, с этнографией. И когда музейная администрация поняла, что у них есть такой уникальный парень, а ему в 1913 году было 20 лет, они воспользовались этим, и он стал снимать для музея. А в 1914 году его призвали на фронт. Он даже, кстати, успел снять первый игровой фильм. И в 1918 году он трагически погиб. Может быть, история эстонского кинематографа сложилась бы совсем по-другому, если бы он остался жив, но произошел некий такой разрыв. И дальше, да, эта хроника, которая ориентируется больше на немецкие образцы, 20-х годов. Но и игровое производство в 20-е годы в Эстонии тоже было. Мы в прошлой ретроспективе показывали игровые фильмы того времени.
Елена Фанайлова: У вас есть какой-то любимый период в этой ретроспективе?
Максим Павлов: Ну, 60-е! У всех любимый период всегда и везде.
Ольга Улыбышева: У меня начался интерес к эстонскому кино как раз после этой программы, которая была два года назад, и в ней были в основном художественные фильмы, но мы сделали по предложению Наума Клеймана два сеанса – фильм Андреса Сёэта и Марка Соосаара. Это произвело просто неизгладимое впечатление на меня! Два фильма Сёэта мы повторим в этой программе, и он приезжает.
Димитрий Миронов: Да, он главный гость фестиваля, и это большая радость для нас.
Максим Павлов: Приезжает впервые за 30 лет.
Ольга Улыбышева: И вот мы повторим "511 лучших фотографий с Марса", потрясающий фильм, просто пронизанный духом 60-х! Абсолютно волшебные свободные люди, зависающие в кафе Таллинна, такие 60-е...
Димитрий Миронов: Это же Советский Союз, ты смотришь и думаешь: не может так быть!
Ольга Улыбышева: Это Европа, да. Это просто что-то волшебное! И потом фильм через десятилетие "Иванов день", про то, как меняются традиции, что случается с традициями народных праздников в таком индустриальном обществе советской брежневской эпохи застоя. Совсем другой фильм. Мы, честно говоря, хотели показать другие фильмы Сёэта, но он сам признал, что это его лучшие картины, поэтому мы их повторим.
Максим Павлов: И это не только он признает, это общепризнано, что это его лучшие картины. И Оля абсолютно случайно на фестивале в Гдыне встретилась с Соосааром, когда она уже стала куратором этой программы.
Ольга Улыбышева: Да, в Музее Солидарности. Я увидела этого человека в свитере, похожем на тот, в котором он на всех фотографиях, стояла и не знала, как подойти. А он разговаривал с министром культуры Польши. Потом я пыталась поговорить с ним на английском, но он сразу перешел на русский, услышав мой акцент, и я сказала, что мы делаем программу документального кино и очень хотим показать его фильмы. В следующем году у него будет юбилей, ему 70. А его фестивалю этнографических фильмов в Пярну – 30 лет. И он сказал, что он очень хочет приехать к нам в следующем году, потому что для него это будет в сумме столетний юбилей.
Максим Павлов: Так что мы еще этот фестиваль не сделали, а уже знаем, что будет в следующем году.
Елена Фанайлова: Антон, у вас есть представление о современном эстонском кино?
Антон Смирнов: У меня есть некоторое представление о современном художественном эстонском кино, которое просто потрясающее. Что касается советских лет, у меня нет представления, наверное, кроме фильмов Калье Кийска, но они опять же художественные. О документалистике эстонской я не знаю ничего, для меня есть только эти визуальные антропологические работы Леннарта Мери. Но я надеюсь сходить на фестиваль и все это увидеть. Интересно еще, мне кажется, что в 60-е годы в Эстонии происходит небольшой отказ от историзма и политики в сторону поэзии и лирики в фильмах.
Димитрий Миронов: Именно так!
Максим Павлов: Да, поэтическая традиция для эстонской документалистики одна из главных. Это то, чем славилось эстонское документальное кино в советское время, что началось с общей балтийской документалистики новой волны. Но если Герц Франк, рижская школа – они были про что-то другое, то в Эстонии это было очень важно – экологизм в широком смысле слова.
Елена Фанайлова: Возвращаясь к Леннарту Мери, который был и экологом в этом числе, одно из направлений его деятельности было экологическим.
Димитрий Миронов: Если говорить о лирике и поэзии в прямом смысле слова, то это, конечно, мне, как переводчику части фильмов, добавляло дополнительной работы. Поэтические строки, которые используются в фильмах, это отдельная часть переводоведения, не каждый за нее берется, я этим практически никогда не занимался, хотя переводов в своей жизни делал довольно много с эстонского на русский. Думаю, зрители этот лиризм тоже заметят.
Елена Фанайлова: Ну, и наверняка это хорошая операторская школа.
Максим Павлов: Ну, вот Сёэт, самый знаменитый фильм "Секреты Таллинна", где Мери был сценаристом, Сёэт на этом фильме у Тамбека был оператором.
Димитрий Миронов: Да, он в разных ипостасях присутствует в разных картинах.
Максим Павлов: У нас внутри есть еще две такие памятные даты. Во-первых, в этом году – к сожалению, ушел Семен Школьников, один из двух оставшихся в живых фронтовых операторов. Специальный сеанс будет посвящен его памяти. Он прожил долгую жизнь, умер на 98-м году, почти до конца своих дней он был очень активен. Он очень удачно, несмотря на свой возраст, интегрировался в новую Эстонию, и новая Эстония тоже признавала его заслуги, не было конфликта какого-то. И мы считали нашим долгом сделать программу его памяти, его фильмов, где он выступает и как оператор, и как режиссер. К сожалению, эти фильмы у нас практически не показываются. И мы специально не взяли новые фильмы, у нас на нулевых заканчивается программа, началом ХХI-го века. И заканчиваем, тоже неслучайно, фильмом про Арво Пярта, этот год юбилейный и для Арво Пярта. Большинство фильмов мы показываем, думаю, вообще впервые в Москве, и многие фильмы специально были переданы для этой программы, это уникальная возможность – увидеть то, что не хранится в наших российских архивах. Многие фильмы, особенно художественные, которые снимались в союзных республиках, обязательно сдавались в Госфильмофонд "Белый столбы", а с документальными фильмами была другая история, большая часть документальных фильмов, которые снимались в республике, в Красногорский архив не сдавали. Поэтому другой возможности эти фильмы посмотреть нет.
Елена Фанайлова: А "Балтийский путь" есть в России?
Максим Павлов: Да, он есть в программе.
Елена Фанайлова: Мы посмотрим фрагмент из него. Это тоже веха и дата. Фильм сделан в 1989 году,"Балтийский путь" – это такая историческая парадигма, исторический факт, когда тысячи людей встали в такую цепочку по всей Балтии, демонстрируя тем самым свою приверженность демократическим принципам и готовность отделиться от Советского Союза в его имперском изводе. Это была очень впечатляющая акция.
(Отрывок из фильма)
Елена Фанайлова: Последний план дает нам представление об объеме этой акции. Съемка сверху показывает, сколько людей там было и какую географию это все занимает. В основном содержательно это короткие интервью с людьми, которые в эту цепочку встали, они из разных стран, и они говорят, почему это делают.
Ольга Улыбышева: Я могу сказать, почему мы его выбрали. Я не читаю по-эстонски, и когда я пыталась составлять программу, читала тексты на английском и французском. "Балтийский путь" показала Французская синематека в небольшой программе эстонского документального кино, из чего мы сделали вывод, что это важный фильм, потому что Французская синематека – это всегда образец. Интересно, что они показали его одним сеансом с другим фильмом, который будет в нашей программе, с "Солнцеворотом" Владимира Карасева, запрещенным фильмом о событиях 1940 года. А потом, когда мы выясняли про права на "Балтийский путь", оказалось, что это первая независимая видеокомпания, которая называется "Маурум", поставила этот фильм.
Димитрий Миронов: Да, она существует, и они любезно предоставили нам права. Их и всех остальных правообладателей стоит поблагодарить за то, что мы можем это все показать. Могу сказать, что я еще отметил для себя, что этот фильм, поскольку три страны участвовали в этом, три страны и в фильме представлены, и там самый большой список людей – операторов, авторов сценария несколько, имена эстонцев, латышей, литовцев, это была такая копродукция. Это первая компания, которая ныне жива и производит документальное кино.
Максим Павлов: И он составляет линейку еще с двумя фильмами, которые мы будем показывать, в которых тоже большое количество операторов, потому что, когда снимаются такие массовые действа, связанные с историческими переломами, операторов всегда работает много. Это фильм "Воля народа", первый советский фильм, снятый после событий 1940 года, полнометражный. И "Советская Эстония" 1946 года, тоже полнометражный. Это, можно сказать, главный хроникально-документальный фильм после событий 1945 года. Я честно могу сказать, у нас была мысль показать, в том числе, фильмы периода немецкой оккупации, но мы отказались. У нас здесь нет никакого политического смысла, но мы не хотели вывешивать этот маркер, который может зарубить всю программу. В конце концов, мы об этом говорим, об этом написано в статье, более того, это не эстонский, это немецкий фильм, снятый иранским режиссером, который монтировался в Риге. А это точно такой же фильм, который был выпущен для всех трех республик – показать страдания под советской властью эстонских, литовских и латышских обывателей в период немецкой оккупации. И конечно, это было бы логично, но мы пожертвовали этим фильмом, вместе приняли такое решение, потому что для нас все-таки главное в программе – показать, как документальный кинематограф является сейсмографом, и можно иногда чем-то пожертвовать, для того чтобы дать посмотреть все остальное.
Елена Фанайлова: Предлагаю нам посмотреть еще трейлер фильма "Поющий народ". Это фильм 1947 года, и вот он прекрасным образом иллюстрирует идеологическую составляющую, которая проникает, хотят документалисты того или нет, в фильмы.
(Отрывок из фильма)
Елена Фанайлова: Оля, с какими чувствами вы это смотрели, как и вообще подобного рода продукцию?
Ольга Улыбышева: Когда я начала составлять программу, я поняла, что там будет не один фильм о празднике песни, и мне вообще стало интересно поставить все фильмы и посмотреть их вместе. Я знаю, что такие диски выходили в Эстонии. Это было бы очень интересно, потому что, например, в 70-х мы показываем фильм 1969 года Юри Мююра "Леэло", посвященный юбилейному празднику песни, и этот фильм постигла совершенно другая судьба, потому что он был запрещен, лег на полку, и его смогли посмотреть, он был отреставрирован, оцифрован только к годовщине эстонского кино в 2012 году.
Димитрий Миронов: Да, и лирика и поэзия 60-х, про которую мы вспоминали, кончилась как раз этим фильмом "Леэло" и его крушением.
Максим Павлов: Ну, понятно, что она кончилась еще 1968-м годом, как и все. И этот фильм снимался как раз в 1968-69 годах. Но эти все фильмы, кстати, которые показывают большие массы, в том числе, поющих людей, не только марширующих, их все снимали несколько операторов, это довольно серьезные, постановочные, большезатратные фильмы. И это тоже такая своеобразная линия внутри нашей ретроспективы, которая показывает фильмы, сделанные большими коллективами, на которые могли вдохновиться только большие государственные студии. Потому что частный оператор или небольшая студия такие фильмы сделать просто технически не могли в тех условиях. И здесь еще интересно, что и до событий 1940 года, в 20-х годах было несколько студий, но в 30-е годы была государственная монополия в Эстонии на студию, то есть там была одна большая государственная студия, которая вначале была эстонской, потом стала в Эстонской советской социалистической республике, потом ее использовали немцы, и потом она снова стала советской. Сейчас, насколько я понимаю, и это во многих странах произошло, большая часть производства документального сосредоточено не на крупной студии, "Таллинн-фильм" не занимается производством документального кино.