Китайцы в Джибути и тайна юных затворников

Каждый день в Рунете появляются любопытные статьи, зачастую остающиеся в тени самых горячих тем. "Цитаты Свободы" читают такие тексты за вас и для вас!

Министр обороны США Леон Панетта на американской базе в Джибути, 2011

Начнём с международной политики. Джибути - крошечная и очень бедная страна в Восточной Африке с населением в 876 тысяч человек. Шансы обычного читателя что-то услышать о происходящем в Джибути очень малы, но кое-что заставляет посмотреть на эту страну по-новому - Китай открывает там свою первую иностранную военную базу.

О стратегическом союзе Пекина и Джибути рассказывает на сайте Российского совета по международным делам политолог Дмитрий Борисов:

Строительство в Джибути военной базы — для Китая логический шаг, отражающий поступательное развитие его экономической и военной стратегии. И хотя Китай гордо заявлял об отказе от создания собственных военных подразделений за пределами национальных границ, подчеркивая свою антиимпериалистическую политику, быстрый рост экономики и развитие экономических интересов страны требуют пересмотра устоявшихся принципов.<...>

Создание базы в Джибути можно также рассматривать как один из результатов изменения китайский военной стратегии и растущих амбиций Китая по уравновешиванию своей военной и экономической мощи. Так, председатель КНР Си Цзиньпин недавно завил о намерении создать к 2020 г. структуру объединенного оперативного командования в рамках масштабного реформирования вооруженных сил страны, нацеленную на повышение их способности проводить операции за рубежом. Тем самым Китай, по-видимому, нарушает былые принципы — наращивает свое международное военное присутствие и все больше уподобляется Соединенным Штатам, разжигая пламя потенциального соперничества между двумя странами не только на Африканском континенте, но и во всем мире.

Новосибирская телеведущая Мария Лондон стала популярной героиней в социальных сетях, а выпуски её программы "Кстати о погоде" собирают отличную аудиторию далеко за пределами Новосибирска. Сайт "Лениздат" взял у Марии любопытное интервью:


— Стиль передачи несколько напоминает 90-е. Вы специально добивались такого эффекта?

— Наверное, я не успеваю за всеми новомодными тенденциями. Наше телевидение ушло в картинку, в спецэффекты. Но я не чувствую в этом необходимости. Меня не смущает, что у нас ничего нет и мы снимаем передачу в комнате. Я доношу информацию, а не новый костюм.

— Говорят, что Сибирь — особый регион России, а сибиряки — люди с особым характером и повышенной жизнестойкостью. Вы с этим согласны?

— Я всегда удивляюсь подобным словам. Также как разговорам про загадочную русскую душу. Не думаю, что мы тут какие-то особенные. Очень сильное телевидение было в Красноярске, Екатеринбурге, Томске. Другое дело, что, может быть, в Москве нет времени обо всем думать, потому что люди вынуждены торопиться, зарабатывать деньги, иначе не проживешь. У нас требования поменьше, и зарплата в 30 тысяч рублей — это хорошо. Может быть, в этом смысле мы более жизнестойкие. Но все зависит от желания самих журналистов. И от того, чтобы попасть к людям, которые не будут тебе затыкать рот.

Иосиф Райхельгауз

Эксперты НИИ культурного и природного наследия имени Д.С. Лихачева, разрабатывающие "Стратегию государственной культурной политики до 2030 года", намерены внести в свой документ пункт, который уже сейчас вызывает много споров ученые предлагают создать "федеральную информационно-аналитическую систему", которая будет проводить "анализ ценностно-нормативного содержания культурного продукта". В журнале "Театрал" идею комментируют известные режиссёры, например, Иосиф Райхельгауз:

Мне кажется, делается это лишь для того, чтобы каким-то образом сократить расходы на культуру. Такие попытки в последние годы предпринимались уже многократно – чиновникам нужен некий объективный документ, который позволит определять эффективность того или иного «художественного продукта».
И здесь возникает важнейший вопрос, давно сформулированный русской классической литературой: «А судьи кто?» Если чиновники, то… меня это пугает. Безумие, если чиновники определяют художественный уровень произведения.

Буду рад ошибиться, но подозреваю, что принятие этого документа неизбежно. В таком случае нужно настаивать на том, чтобы произведения искусства оценивал хотя бы некий экспертный совет, в который войдут люди с безупречной художественной и человеческой репутацией. Впрочем, и здесь проблема, ведь таких людей, к сожалению, всегда мало.

Конные состязания в Казахстане

Корреспондент "National Geographic Россия" Анастасия Крутикова отправилась в Казахстан, чтобы рассказать читателям об этой стране - вроде бы и соседней с Россией, но во многом совершенно неизвестной:

На реконструированном ипподроме Атшабар целый день клубится пыль, поднятая копытами резвых лошадей, участвующих в национальных конно-спортивных играх. «Наша культура очень тесно связана с лошадьми. Для казаха конь издавна лучший друг», — поясняет мне волонтер Аля, второкурсница Таразского университета, сопровождающая иностранных гостей. По преданию, именно на территории современного Казахстана началось приручение дикой лошади. Лошади стали основой кочевого быта и символом свободы казахского народа. В Таразе в самых неожиданных местах можно увидеть конные статуи: вдоль дороги, в глубине парка, в ресторане. Разумеется, у ипподрома тоже гордо возвышается заметная издалека серая в яблоко лошадь, навострившая уши и будто готовая сорваться с места.

Прошедшие на ипподроме «Игры великой степи», помимо широко известного конного поло, включали в себя несколько видов традиционных состязаний. Это древнейшие и популярнейшие скачки на длинные дистанции — «байге», захватывающая и зрелищная игра «аударыспак» — борьба на лошадях, стрельба из лука верхом, и «тенге iлу» — игра, в которой джигит должен на полном скаку, не слезая с лошади, подхватить с земли сверток.

Во всём мире становится всё более популярным японский феномен хиккикомори - подростков и молодых людей, сознательно обрывающих большинство контактов с внешним миром. По некоторым оценкам, в современной Японии их уже не меньше миллиона. The Village пытается разобраться, насколько это явление распространено в России:

«Настоящих хикки в России быть не может», — уверена Джинна Литинская из РГГУ. По её мнению, в российских реалиях речь идёт скорее о субкультуре хикки — людях, которые не столько живут в затворничестве, сколько хотели бы так жить. «Есть такое явление, и подростки в него играют. Чаще всего это школьники, которые хотели бы сидеть дома», — отмечает эксперт. Также она указывает на людей с многолетней депрессией, которые не понимают, что с ними происходит, и боятся психиатров, поэтому считают себя хикки. Кроме того, российские семьи содержать такого затворника просто не в состоянии, считает Литинская. «Подростки из бедных японских семей тоже не становятся хикикомори», — отмечает она.

Доцент кафедры психологии и педагогики СЗГМУ имени Мечникова Дмитрий Ковпак, напротив, полагает, что хикки в России есть, хотя это явление и не достигло японских масштабов. «Есть родители, которые соглашаются с таким положением вещей. У нас в традиции помогать ребёнку до пенсии, причём не своей, а его», — поясняет Ковпак. По его словам, в России много «полувыходящих» затворников.

Причинами такого эскапизма эксперт называет «социальный протест, отказ от общества потребления, его регламентов и лицемерия». «Раньше нахождение в четырёх стенах рано или поздно приводило к желанию сменить обстановку. Теперь виртуальный мир является заменителем впечатлений. Можно менять обстановку не выходя из комнаты, побывать в любой точке мира благодаря Google Maps, общаться с любым человеком по Skype. Современный прогресс обеспечивает имитацию реальной жизни в псевдоощутимом 3D-формате. Осталось только заместить сексуальную сферу виртуальным сексом, и тогда потребности контактировать с окружающей действительностью практически не будет», — рассуждает Дмитрий Ковпак.

Производство магнитов для туристов - огромная, хотя и примитивная индустрия. Анастасия Яманеко специально для сайта "Батенька" описывает, как она устроилась на работу разрисовщиком магнитиков:

К вечеру я успела не только раскрасить львовские домики на выданных мне двадцати магнитах, но и написать на керамических ленточках «ЛЬВІВ LVIV» при помощи фунтика — штуки, похожей на маленькую клизму с иголкой, из которой вытекала краска. Домой я ехала, подсчитывая в уме космические прибыли. На следующий день меня вновь ожидал Львов — на этот раз тридцать штук. Технолог сказала, что опытные разрисовщики делают в день по пятьдесят магнитов и ещё берут работу на дом. Я погрузилась в разрисовку. Женщины вокруг сидели в наушниках, изредка приходили новички, которые убегали, услышав о размере оплаты. Третий и четвёртый дни прошли в тесном общении с Трускавцом, а на пятый меня ждала Полтава с её умопомрачительными жёлтыми ротондами и «вот этим мужиком», по которому даже на магните было видно, что это Пётр I.

Если бы я попробовала составить рейтинг приятности своих дурацких работ, то эта, несомненно, заняла бы одно из первых мест: не нужно выдавливать из себя интерес к людям (продавец-консультант), хватать и переворачивать раскалённые поддоны с батонами (формовщик теста), звонить незнакомым людям и просить денег для детей-сирот (менеджер благотворительного фонда «Щастя»). Но при мысли о том, что за каждый магнит, требующий не менее получаса работы, я получаю шесть рублей, я чувствовала, как последние остатки самоуважения испаряются, а я превращаюсь в голодного уставшего китайского ребёнка. Одна радость, что магниты как-то посимпатичнее дешёвых кроссовок, которые днём и ночью шьют эти бедолаги.