Свалка

В каждом большом городе есть бомжи, роющиеся в мусорных баках. Они ищут там недоеденную еду и годные недоломанные предметы, которые можно продать.

Уже много лет я чувствую себя таким бомжом, попадая по чьей-нибудь ссылке на сайт "МК" и видя там заголовки вроде "Ванга предсказала страшное будущее Европы" или "Черный человек с ПЗРК поставил вопрос о будущем Эрдогана". Прочесть нужную статью и не измазаться в какой-то дряни бывает крайне сложно. Года два назад в такую же гору информационного мусора, в которой либералы Дмитрий Гудков и Артемий Троицкий на равных правах соседствуют с певцами режима Сергеем Марковым и Владимиром Сунгоркиным, к сожалению, превратилось и "Эхо Москвы". По времени это совпало с приходом на радио Леси Рябцевой, но вряд ли Рябцева тому причина, скорее – тоже симптом.

Многие почему-то считают, что так и должна выглядеть свобода слова. Ничего подобного. Свобода слова – свобода от государственного вмешательства. Свобода от цензуры, от арестов и убийств журналистов, от звонков из АП и от маски-шоу в редакциях. А каша из либералов, запутинцев и коммунистов на одних и тех же страницах – не свобода слова, а отсутствие внятной редакционной политики. Медиасвалка.

У каждой редакции, за исключением желтой прессы, должна быть своя четкая позиция. Не коленно-локтевая, как у многих российских изданий, подмятых государственной машиной, а гражданская, общественно-политическая. Нормальный читатель и слушатель ищет в СМИ не столько источник информации – для информации есть интернет и новостные агентства, – а собеседника с похожими или по крайней мере совместимыми взглядами. Он не хочет копаться в мусоре, чтобы найти что-нибудь полезное.

Это, конечно, не значит, что в либеральные издания не нужно приглашать людей других взглядов. Нужно. Но каждый раз, когда издание это делает, оно должно четко обозначать свою позицию. Марковы и Сунгоркины не должны чувствовать себя в безопасности. Интервьюеры должны задавать им неудобные вопросы и не позволять им уходить от ответов. Неудобные вопросы надо задавать всем, но этим – особенно. Потому что большинство читателей либеральных СМИ интересует не столько то, что думает условный Марков по поводу Турции или кремлевской кухни – о Турции он все равно ничего не знает, а о кремлевской кухне наверняка будет врать, – сколько то, как он дошел до жизни такой. Иначе у читателей возникает ощущение, что им подсовывают какую-то пакость. Как когда видишь на магазинной полке товар, у которого явно прошел срок годности.

В последнее время таким товаром стал и Глеб Павловский. После того, как его выгнали из Кремля, он начал регулярно появляться в "Ведомостях" и в "Коммерсанте", в "Новой газете" и в "Новом времени", в "Снобе" и в "Слоне", на BBC и на Радио Свобода. Кажется, нет издания, куда бы его не приглашали.

Внезапная любовь либеральных СМИ к человеку, который сыграл огромную роль в приходе Путина к власти, а потом много лет выстраивал идеологию путинизма, приводила многих читателей во все большее недоумение. Даже не сам факт появления Павловского в любимых медиа в качестве эксперта, а то, что журналисты и ведущие вели себя так, будто Павловский всегда был оппозиционером и никаких вопросов к его прошлому ни у кого быть не может.

Месяц назад это общее недоумение выразил Сергей Кузнецов в статье "Оппозиция, избравшая Путина". Статья получила почти 2,5 тысячи лайков, в том числе и от многих журналистов. Месяц после этого Павловский, кажется, нигде не появлялся – ни в "Ведомостях", ни на "Слоне", ни на "Свободе". Казалось, ситуация начнет меняться. Но в начале декабря очередное большое интервью с Павловским вышло на "Кольте", и интервьюер опять не стал задавать Павловскому главных вопросов. По этому поводу я написал пост в "Фейсбуке", в котором обратился к редакторам "Кольты" напрямую. Многие – и журналисты, и не журналисты – меня поддержали.

Реакция "Кольты" была неожиданно резкой. Глеб Морев ответил комментарием к моему посту: "Рукопожатный – этот тот, кому подаю руку я. Остальные идут на [нехорошее слово]". Михаил Ратгауз отреагировал статьей, в которой назвал наши вопросы к редакции "истерикой", "припадком", "конвульсиями" и "спазмами". Не стану гадать, что вызвало у редакторов "Кольты" такую фрустрацию. Но, не считая обвинений в стиле газеты "Правда", и в статье, и в комментариях к моему посту прозвучали вполне законные вопросы, на которые надо ответить. Вот они:

– Почему только Павловский? Почему у вас не возникает вопросов по поводу Гельмана, Белковского, Литвинович, Кашина, Ходорковского и прочих?

– Не только. Эти вопросы возникают по поводу всех вышеперечисленных, и не только их. Не проходит и недели, чтобы кто-то публично не задался риторическим вопросами "Как можно приглашать в эфир Белковского?", "Как можно брать интервью у Гельмана?", "Как можно публиковать Кашина?" Но претензии по их поводу и правда звучат реже, чем по поводу Павловского. Видимо, потому, что каждому из них есть что бросить на другую чашу весов. Кашину и Ходорковскому трудно предъявлять претензии хотя бы потому, что оба они сильно пострадали от режима. Литвинович давным-давно бросила Фонд эффективной политики и с тех пор сделала для борьбы с системой не меньше, чем для ее построения. У Гельмана и Белковского с оправданиями хуже, но и они с 2005 года не работают на Путина а, наоборот, активно и последовательно его критикуют.

У Павловского нет смягчающих обстоятельств. Он был одним из главных идеологов нынешнего режима, возможно, не менее важным, чем Сурков. Он работал на режим до самого последнего времени. Он не порвал с путинизмом сам, как Литвинович и Гельман, – его уволили. Он никогда не ругает режим всерьез и не покушается на его (им же и построенные) основы, позволяя себе лишь легонько покусывать власть за бока. Его до сих пор с радостью зовут выступать и в новую прокремлевскую "Ленту.Ру", и в кабаевско-габреляновскую РСН. Не удивительно, что именно его появление в либеральных изданиях вызывает наибольшее возмущение.

– Почему только сейчас?

– Не только. Вопросы по поводу приглашения Павловского в приличные СМИ возникают регулярно, каждый раз, когда он в них выступает, уже не первый год. Разумеется, вряд ли кто-то отслеживает все выступления Павловского в прессе и каждый раз возмущается – у людей есть и другие дела. Но буквально на каждое такое интервью находится кто-нибудь, кто вполне недвусмысленно выражает свое отношение к этому факту в ЖЖ или "Фейсбуке".

Вопрос на самом деле в другом – почему редакция "Кольты" только сейчас заметила это возмущение? Рискну предположить, что она замечала такие вопросы и раньше, но просто их игнорировала. Мой же вопрос проигнорировать было труднее, поскольку он был адресован не, как обычно, "в воздух", а напрямую редакторам и к тому же получил огласку.

– Страна катится к чертям. Неужели у нас нет более важных дел, чем думать о Павловском?

– Есть? Тогда, конечно, занимайтесь ими. Если вы еженедельно ходите на пикеты, собираете деньги для политзаключенных или участвуете в расследованиях ФБК, вам, очевидно, не до Павловского. Но если вы ничем таким не занимаетесь, а просто сидите вечерами в интернете, будет совсем не лишним хотя бы ненадолго задуматься о том, кто и как именно довел страну до ручки. Как говорил один чешский писатель, не каждый может быть героем, но каждый может выбрать зло себе по силам и с ним бороться.

– Он уже много раз отвечал. Неужели вам мало?

– Это, пожалуй, самое важное. Павловскому действительно несколько раз задавали этот вопрос. Но то, как он на него "отвечал", вызывает лишь больше вопросов. Вот типичные ответы Павловского на эти вопросы (взято из его разговора с Александром Морозовым в 2012 году).

"– Главный вопрос, которого невозможно избежать: скажи, это все ты придумал? Вот эти мерзостные концепты: "вертикаль власти", "диктатура закона", "путинское большинство", "Русский мир". И теперь, скажи мне, тебе не стыдно за все это?

– [...] Мне стыдно всегда, а не по регистру мерзостей. […] И потом, ты говоришь о словах. Я напридумывал столько разных слов в разное время. Ну и что?

– Как что? Эти слова в результате превратились в реальность.

– В девяносто девятом году не было человека, который бы не хотел единой России, вертикали власти и диктатуры закона. Ну, почти не было".

Тут интересны оба ответа.

Первый – тем, что в нем Павловский ставит все, что делал, на одну доску. Уничтожение свободы в России имеет для него тот же вес, что и любой другой нехороший поступок – например, соврать другу или нагрубить жене. Можно, конечно, спросить: "А почему вы не допускаете, что для Павловского каждая мелочь имеет огромный моральный вес?" Но это будет лукавством. Если бы все плохие слова ложились на его совесть тяжелым камнем, он давно бы оделся в рубище и ушел в отшельники, спасать душу. Тут мы явно имеем дело с обратным: тот факт, что человек, которого он привел к власти, рассорил страну со всем миром и сажает людей в тюрьму за участие в митингах, для Павловского является такой же мелочью, как неосторожное слово.

Второй ответ еще хуже. На выборах 2000 года Путин набрал 39 миллионов голосов – при том, что в России тогда было 109 миллионов избирателей. 70 миллионов человек, которые не захотели поддерживать Путина, в трактовке Павловского – "почти не было". Эти люди для него не существуют. Но хуже всего даже не это, а то, что Павловский пытается размазать свою вину равномерно по всему населению России. Забудем на секунду о 70 миллионах не голосовавших за Путина. Поговорим о тех 39, которые за него голосовали. По мнению Павловского (так следует из его слов), и те обманутые избиратели, которые, проголосовав за Путина, получили совсем не то, на что они рассчитывали, и он, обманувший этих избирателей политтехнолог, несут одинаковую вину за случившееся.

Эти ответы – не смиренное признание вины и не горделивое ее отрицание. Это попытка ускользнуть, вывернуться, заболтать: "Что я? Что я? Чуть что – сразу я! Все так делали!".

И последний вопрос:

– А какой ответ вас устроит?

– Тут каждый должен говорить за себя. По моему личному мнению, Павловский сделал столько плохого, что на другую чашу весов должно быть брошено очень и очень много. Не знаю, что ему нужно сделать для того, чтобы уравновесить свои "заслуги", – лично организовать десяток массовых демонстраций протеста? Провести расследование деятельности всей российской верхушки, в духе расследования ФБК по Чайке? Отдать все свои деньги и время фонду помощи политзаключенным или детям-сиротам? Да, что-нибудь в этом роде.

Но и откровенное признание вины стало бы шагом в верном направлении.

Пока даже это не сделано, неприлично звать Павловского на интервью и не задавать ему острых вопросов. Неприлично позволять ему менять стороны как перчатки, избегать не только наказания, но даже публичного осуждения, сохранять себя "в обойме" и для тех, и для этих, встраиваться в любую систему и занимать в ней почетное положение. И да, задавать такие вопросы надо не только ему, а всем таким же, как он.

24 года назад, после развала советской тоталитарной системы, к власти пришли не борцы с режимом и даже не честные, ни в чем не замазанные люди, а представители второго и третьего эшелонов номенклатуры. Та же номенклатура правит Россией и сейчас.

Владимир Путин, с 1975 года в КГБ.

Сергей Иванов, с 1975 года в КГБ.

Александр Бортников, с 1975 года в КГБ.

Николай Патрушев, с 1975 года в КГБ.

Владимир Чуров, до 1991 года в КПСС.

Дмитрий Медведев, до 1991 года в КПСС.

Сергей Шойгу, с 1988 года на руководящей партийной работе.

Сергей Лавров, с 1976 года на руководящей должности в МИДе.

Александр Бастрыкин, с 1982 года секретарь Ленинградского горкома ВЛКСМ.

Валентина Матвиенко, с 1984 года на руководящей партийной работе.

Сергей Собянин, с 1984 года на руководящей партийной работе.

Как мало изменилось с 1984 года.

Когда-нибудь они потеряют власть. Но вместо них могут прийти другие, из второго эшелона той же самой команды, обслуживающий их сейчас персонал. Сначала они придут как эксперты в либеральные СМИ. Потом – как помощники мэров и депутатов. И, наконец, как члены правительства – и выше. И страна вновь скатится в колею, которая ведет на ту же свалку, в которой мы каждый раз оказываемся.

Не надо давать им еще один шанс. Они ничему не научились. Хочется верить, что мы ничего не забыли.

Остап Кармоди – журналист и блогер