Не мной и не сегодня придумано, что душевное расстройство рисует ложную картину мира, неподвластную законам логики, – этим больная психика отличается от здоровой. Бред нельзя взломать изнутри, параноика нельзя "переубедить", доказывая, что вселенский заговор против него – всего лишь плод его больного воображения. Первое же ваше сомнение в истинности его бреда только доказывает, что и вы – часть заговора, подосланный сообщник его преследователей. Помешательство совсем не обязательно бывает буйным, зато довольно часто оказывается массовым. Есть множество вполне бредовых идей, которые, овладев массами, становились материальной силой, производившей невиданные разрушения. Чем сложней и запутанней мир, тем сильнее потребность в разоблачении скрытого механизма, управляющего якобы стихийными процессами. Люди, страдающие тревожно-мнительным синдромом, воспринимают хаос бытия как наведенный морок, который можно развеять, добившись последней ясности. Им важно открыть, кто за всем этим стоит и кто во всем виноват.
Если бы это утверждение требовало доказательств, им хорошо послужила бы полемика, развернувшаяся вокруг волны международного террора, связанного с радикальным исламизмом. Политкорректность требует любой ценой отъединить это явление от конфессии, которую исповедуют полтора миллиарда мусульман. Собственно, западные политики давно фактически ничем другим и не занимаются, кроме как доказательствами того, что к исламизму ислам никакого отношения не имеет – просто однокоренные слова, не более. Считается, что варварство и террор есть порождение пресловутого "Исламского государства", в России запрещенного. И если его стереть с лица земли, задним числом исчезнут и те акты террора, которые на годы опередили его появление – талибанский Афганистан, снос нью-йоркских "близнецов", Кения, Ливан и прочие выходки джихадистов. А "Исламское государство", как известно, не более чем извращение правильного учения. В Америке, к примеру, за утверждение обратного можно и вылететь с университетской кафедры, если вы еще не потеряли работу по другим причинам мировоззренческого несоответствия.
Вульгарным социологам легче всего: достаточно выдать радикализацию мусульманского населения за прямое следствие невыносимых социальных условий, в которые их поставило капиталистическое общество. Социологи менее вульгарные выходят из положения иначе: доказывают, что ислам как религия ничего предосудительного в себе не содержит. С этим не поспоришь: время богословских диспутов, на которых спорящие доказывали превосходство одного вероисповедания над другим, давно прошло и, скорее всего, уже не вернется. Знаменитое "испытание вер", предшествовавшее крещению Руси, сегодня выглядело бы кощунством. В отличие от времен князя Владимира, нынче непозволительно делить религии на хорошие и лучшие. Религия всегда хороша, и обсуждать ее социальное учение, бытовые нравы и политическую культуру на фоне этого великолепия как-то неприлично. Но проблему вращения в порочном круге эта констатация не снимает.
Известный в Чехии теолог, профессор Томаш Галик написал трактат "Десять аргументов против страха перед исламом", где как дважды два четыре доказал, что Коран является средоточием всех возможных добродетелей, какие только известны человечеству: любви к ближнему, милосердия, терпимости и пр. и др. Мусульманское общество-де мирволит меньшинствам, в том числе сексуальным. Если где-то кого-то преследуют за извращения естественных половых отношений, то только по незнанию азов собственной веры. Даже феминизм как движение зародился на Востоке и вдохновил западных суфражисток на борьбу за равенство полов. Плюрализм мнений свойствен правоверным, как никому другому, ведь в исламе нет верховного авторитета, есть только иерархии местного значения. Зато для мусульман характерна истовость и крепость в вере, неугасимое религиозное рвение.
Профессор Галик – человек нешуточно образованный, настоятель большого прихода, лауреат Темплтоновской премии за открытия в духовной жизни – в мусульманство переходить не собирается. Глубинный смысл его трактата в том, что приход в Европу миллионов ближневосточных беженцев может, якобы, освежить увядающую религиозность Запада, остановить эпидемию безверия, может быть, даже вызвать массовое воцерковление безбожников. В наших личных спорах он выражает решительное несогласие с моим опасением насчет того, что результат процесса будет прямо противоположным его ожиданиям. И что, по большому счету, если кто-то и виноват в угасании религиозного чувства европейцев, то именно духовные непротивленцы, проповедники "теологии умирания" вроде самого Галика.
Зато мнение о том, что исламизм – сорняк на мусульманской почве, горячо разделяет профессор Александр Дугин, лидер евразийского движения России. "Ислам как одна из традиционных конфессий является сложной и глубокой системой религиозно-философских взглядов, – пишет он, – и люди, исповедующие его, обладают подлинной духовной культурой". Дугин давно обратил внимание на факт, мимо которого невозможно пройти: джихадисты широко пользуются технологическими достижениями Запада. Тут даже не нужно иметь феноменальной наблюдательности Шерлока Холмса – видно и невооруженным глазом: все, чем стреляют, на чем ездят, чем и как снимают свои видеоролики эти милые люди, сделано в христианском мире.
Американский историк Даниэль Пайпс уже посвятил этому феномену десятки статей: подметил, например, как усовершенствовался профессионализм кинопропагандистов "Исламского государства", в России запрещенного. Первые ролики, скажем, посвященные казни в 2002 году журналиста Дэниэла Перла в Пакистане, были почти любительскими, снятыми статично одной камерой с руки, без подсветки, без режиссуры. Сегодня производство поставлено на поток и сильно продвинуто. В серии снимков "Бряцание саблями", посвященных разнообразным казням пленных и заложников, кинокритики отмечают высокое операторское мастерство с наездами и панорамированием, прекрасную режиссерскую работу с актерами, хорошую постановку кадров, смену планов, сложный монтаж и постпродукцию. Самые знающие даже усмотрели в них прямое цитирование из оскаровских картин Кэтрин Бигелоу "Повелитель бури" и "Цель номер один", описывающих как раз борьбу американской разведки с джихадистами.
Гражданские добродетели, даже вне конфессий, угодны Богу больше, чем напыщенная, но внутренне пустая обрядовость
Это же относится к техническим средствам, используемым боевиками халифата. Из всех средств передвижения они отдают предпочтение пикапам марки "Тойота", и японский автозавод даже вынужден был откреститься от любой причастности, заявив, что не в силах пресечь перепродажу машин через третьи страны. Здесь таится один из парадоксов современного исламизма: его последователи клеймят Запад что твои евразийцы, но при этом охотно перенимают его завоевания и его пороки. Из полицейских протоколов известно, что некоторые из смертников-шахидов, поставивших недавний теракт в Париже, бегали по девочкам и даже сами приторговывали белым мясом, баловались наркотиками, что вообще ничто человеческое не было им чуждо.
В статье "Теракты 13 ноября: Made in Holliwood", которая широко разошлась в российском интернете, Александр Дугин приходит к выводу: исламизм есть проект только тех мусульманских радикалов, которые оказались в прямом контакте с безбожным Западом. Бескультурьем и склонностью к варварскому насилию можно заразиться по неосторожности, как дурной болезнью, что и произошло. Иронию судьбы евразийский мыслитель видит в том, что вся нынешняя попытка построения суверенного халифата обречена, ибо основана на импорте западного ноу-хау. Свою позицию Дугин иллюстрирует на примере парижских терактов, воспроизводящих якобы расхожие клише американских фильмов ужасов. Ментальности ближневосточных народов ужасы вообще не свойственны, от проявлений жестокости их воротит. Учение ислама, задающее строгие правила поведения, ведет к общей летаргической пассивности, к долготерпению и непротивлению злу, к отказу от самореализации и отвращению к любой общественной динамике. Доказывая это нелестное для мусульман утверждение, профессор Дугин ссылается на некие сравнительные исследования (неужели западные?), изучавшие поведение мигрантов, переселившихся в Британию из одной и той же индийской деревни. В то время как пришельцы индуистского исповедания быстро продвинулись в либеральной атмосфере своей новой родины, их мусульманские соседи навсегда остались зависимыми от социальных пособий.
Боязнь свободы, неуверенность в будущем порождает в них ностальгию по сильной руке, по предводителю, который укажет, что делать, избавит от непосильного бремени личной ответственности. Конфликт между западным акционизмом и предписанной религией пассивностью якобы на поколения вперед создает в них психическое напряжение, ведущее к раздвоению личности. В этом профессор Дугин видит корень зла, причину их радикализации. От безысходности они и рвутся в массе в ряды "Исламского государства", в России запрещенного, а на Запад возвращаются только для вербовки новых сторонников и террористического самопожертвования. Воленс-ноленс Дугин вынужден прийти к заключению, что исламизм является постмодернистской помесью ислама и западной культуры. Зря, мол, критики видят в этом чудовище сущность ислама. Это лишенное родной почвы и пересаженное в бесплодную западную землю древо мусульманской веры пытается противостоять соблазнам Запада, что внешне выглядит как радикализация. Исламизм – суть истерическая реакция исламской культуры на столкновение с культурой западной. Фактически халифат не что иное, как витрина мультикультурализма, и Дугина даже несколько удивляет, что его духовные отцы на Западе не признают в нем своего исчадья.
После всего сказанного трудно не обнаружить, кто же стоит за всем этим безобразием. Вот россыпь цитат из многочисленных выступлений Дугина на данную тему: "...Радикальный исламизм давно является орудием США... Тому есть много свидетельств, что ваххабизм как таковой – детище британской разведки... Если приглядеться, то руководители США, борющиеся за уменьшение популяции на Земле и космополитизм, требующий уничтожения культурной идентичности, вполне могут использовать для этого тот симулякр ислама, которым является ИГИЛ... В целом ситуация ясна: ИГИЛ – это щупальца спрута, голова которого – американский глобалистский истеблишмент".
В общем, хождение по блудному кругу непременно возвращает нас к точке, где бред зацикливается и воспроизводит сам себя. То, что выдается за конечную точку движения мысли, было на самом деле и ее отправной точкой. Еще не начиная думать, Дугин уже знал, чем закончит. А между тем закончить можно и по-другому, все зависит от заданности бреда. Редкие технологии и боевые средства, используемые исламистами, произведены не на изобретательном Западе, но они есть. Автомат Калашникова, какой-нибудь пистолет Макарова, "катюши". Есть, надо полагать, и что-нибудь китайское, чем можно убивать. Упомянутый в начале этой статьи профессор Томаш Галик, испытывающий безмерную радость от прихода в пораженную агностицизмом Европу миллионов правоверных, приходит к выводу, который вряд ли порадует его коллегу Дугина: "Не случайно те же самые люди, которые размахивают жупелом мусульманской опасности, забрасывают нас перлами кремлевской антиукраинской и антизападной пропаганды, новостями, достойными армянского радио. Тролли российской пропаганды, скорее всего, получают из центра инструкции, подсказывающие, что запугивание беженцами и исламом призвано отвести внимание общественности от гораздо более актуальной угрозы, исходящей от России".
Настоящий интеллектуальный орешек, который не всякому щелкунчику по зубам, связан с тем, что Запад действительно теряет религиозность, не теряя способности изобретать и совершенствовать. Достаточно беглого взгляда на списки новейших патентов, чтобы в этом удостовериться. Впрочем, это же относится к культурной продукции: почти вся она приходится на Запад. Связь между религиозностью общества и его цивилизационными достижениями совсем не однозначна, но и по этой грани можно пройти, не свалившись в пропасть безверия или обскурантизма. Папа римский Иоанн Павел II коснулся темы в своей проповеди по случаю тысячелетнего юбилея святого Войтеха. Неправильно было бы думать, сказал папа (цитирую по памяти), что религиозные добродетели автоматически дают нам право кичиться и испытывать чувство превосходства над добродетелями гражданскими или иноверческими. Есть регионы, которые живут по законам социального учения церкви, оставаясь при этом отсталыми. Есть и такие, где вера слаба, но чьи достижения велики. Общество, основанное на гражданских добродетелях: на трудолюбии, верховенстве закона, добрых нравах, взаимном уважении, неприемлемости насилия, – не бесправно в глазах Всевышнего. Гражданские добродетели, даже вне конфессий, угодны Богу больше, чем напыщенная, но внутренне пустая обрядовость. Молиться можно и без слов, и не зная догм, служить Господу можно по-разному.
Не за аморфность и всеприятие, а за твердость в вере и широту взглядов был Иоанн Павел II возведен в сан святых. Свято место, конечно, пусто не бывает, но иногда все-таки пустует невыносимо долго.
Ефим Фиштейн – международный обозреватель Радио Свобода
Высказанные в рубрике "Право автора" мнения могут не отражать точку зрения редакции