Фильмы об инакомыслящих и карьеристах, протестующих и патриотах, Pussy Riot и Борисе Немцове, бойцах Новороссии и Правого сектора (запрещенного в России). Премьера “Чайки” – расследования Фонда по борьбе с коррупцией о сверхдоходах и связях с организованной преступностью сына генпрокурора. Фильм открытия фестиваля - “Событие” Cергея Лозницы, хроника 19-21 августа 1991 года в Ленинграде: портрет народа как субъекта политической истории.
Может ли режиссер современного документального кино абстрагироваться от войны и политики? Кого он снимает в каждом фильме? Гастарбайтеры и дочки-матери. Мужчины, женщины и дети общины Виссариона в Сибири. “Голос Украины” и параолимпийцы. Можно ли снимать родственников и надо ли следовать их монтажным советам? Режиссер-документалист как хозяин кино и подчиненный реальности.
Соавторы "Алисы на войне" Алиса Коваленко и Любовь Дуракова
Режиссеры фильма “Алиса на войне” (Польша-Украина) Алиса Коваленко и Любовь Дуракова (программа “Империя, распад”); режиссеры фильмов конкурса “Артдокфеста” Денис Шабаев (“Чужая работа”), Реувен Бродский (“Семь дней в Петербурге”); режиссер Арбо Таммиксаар и продюсер Маргус Ыунапуу (“Христос живет в Сибири”, Эстония).
Елена Фанайлова: Фестиваль "Артдокфест" в Москве, фестиваль документального кино, или фестиваль реального кино. Часть его уже прошла в Риге. Фестиваль не пользуется поддержкой государства, более того, Минкульт вообще предложил организаторам фестиваля предъявить прокатные удостоверения или свернуть свою работу. Однако фестивальные дни в кинотеатре "Горизонт" продолжаются.
У нас гости, которые представляют три конкурсных фильма и один внеконкурсный. Гости из Эстонии, фильм "Христос живет в Сибири" – это режиссер Арбо Таммиксаар и продюсер Маргус Ыунапуу. Украинские гости, девушки представляют фильм "Алиса на войне", фильм в программе "Империя. Распад", – это Любовь Дуракова и Алиса Коваленко, режиссеры и главные героини фильма. "Семь дней в Питере" – фильм представляет Реувен Бродский, фильм конкурса. И Денис Шабаев – фильм "Чужая работа".
Предлагаю начать с трейлера фильма-открытия, это фильм Сергея Лозницы, который называется "Событие", и он представляет собой хронику 19-21 августа 1991 года. Эта хроника снималась тогда всеми операторами "Ленфильма", которые вышли на улицы, и Сергей Лозница в этом году собрал такое большое человеческое полотно.
(Видеофрагмент)
Елена Фанайлова: Этот фильм Лозницы фантастически похож на его же фильм о Майдане. Хотя сам автор считает, что он больше похож на фильм о блокаде, который он делал несколько лет назад, и который тоже состоит из хроникального набора. Но вообще, мои впечатления такие, что любой народ в эпоху исторических перемен, когда он становится субъектом политической истории, он как-то похож друг на друга. И когда говорится об украинской революции достоинства, я думаю, что у всех, в общем-то, жителей постсоветского пространства была эта революция достоинства в 91 году, только о ней сейчас как-то по-разному вспоминается.
Мы посмотрим еще один трейлер, он связан с Борисом Немцовым. Вообще, надо сказать, что на фестивале есть несколько фильмов, которые говорят о событиях последних двух-трех лет в России. Имеется в виду протестное движение. Есть фильм "Путин навсегда" во внеконкурсной программе, о судьбе оппозиции. Есть фильм в конкурсе о Pussy Riot, который называется "Выступление и наказание". Есть, впрочем, фильмы и совершенно другие – о героинях, которые хотят войти с русский истеблишмент. Одновременно эти фильмы были показаны, и там была жаркая дискуссия. Но я хочу, чтобы мы посмотрели фильм Зоси Рудкевич "Мой друг Борис Немцов". Это молодая девушка, которая снимала Немцова на протяжении нескольких лет и собрала этот фильм уже после его убийства.
(Видеофрагмент)
Елена Фанайлова: Феерическая харизма Немцова против нашей воли нас завораживает! И конечно, я не могу не упомянуть еще об одной феерической премьере "Артдокфеста" – это фильм "Чайка". Это расследование Фонда по борьбе с коррупцией Навального о сверхдоходах и связи с организованной преступностью сына генерального прокурора. Это я к тому, что от политики мы не в состоянии убежать, потому что документальное кино имеет дело с реальностью самого разного рода, и, еще раз говорю, в силу того, что время стало каким-то очень быстрым, мы все оказываемся субъектами политической истории.
Я предлагаю начать с украинского фильма, который сделан при помощи поляков. Институт Адама Мицкевича вас поддерживал...
Любовь Дуракова: И Госкино Польши.
Елена Фанайлова: И вас даже курировали режиссеры.
Алиса Коваленко: Да, Яцек Блавут, это известный польский документалист. И кино является польским.
Елена Фанайлова: Давайте посмотрим трейлер, и тогда уже поговорим об этом.
(Видеофрагмент)
Елена Фанайлова: "Алиса на войне"... Что с вами, Алиса, случилось в плену? И как долго вы там были?
Алиса Коваленко: Я была там около пяти дней. Я возвращалась с блокпоста украинской армии, который был окружен сепаратистскими территориями, и ехала на такси, общественный транспорт тогда не ходил. И меня просто таксист на первом же блокпосту сдал сепаратистам, сказал, что я с украинской армией. Меня выволокли – все, поймали снайпера, корректировщика!
Елена Фанайлова: А у вас была какая-то пресс-карта, какие-то документы?
Алиса Коваленко: Нет. У меня был студенческий моего университета.
Елена Фанайлова: А вы еще учитесь?
Любовь Дуракова: Нет, мы закончили в этом году, в июле, документалистику.
Алиса Коваленко: Да, и это единственный документ, который у меня был. Я думала аккредитоваться, я даже просидела в зале для аккредитации около трех часов, а потом мне намекнули, что, если что-то найдут, связанное с Майданом, все по-другому может быть, аккредитацией все не закончится. И поэтому и не пыталась ее получить. Я немного поснимала протесты антиукраинские, говоря, что я журналист "Russia Today", но так долго продолжаться не могло.
Елена Фанайлова: Да, в фильме есть яркие эпизоды антиукраинских протестов, где, собственно говоря, жгут и рвут украинский флаг, и там все довольно серьезно. Как вас отпустили? Вы упоминаете о человеке, который вам отчасти угрожал, а отчасти послужил и причиной вашего освобождения.
Алиса Коваленко: Вначале это были очень долгие допросы, допросы: "Где садится вертолет? Позвоните солдатам и скажите, чтобы они сдали позиции..." В общем, было разное, игра в хорошего и плохого полицейского, и вот главный человек, который меня допрашивал, он играл хорошего полицейского. Иногда он проявлял какую-то агрессию, но в конце, поскольку за меня просили некоторые люди, ездили к властям тогда ДНР, донецким, да и в Славянск мой парень, французский журналист, ездил к тогдашнему мэру и главному сепаратисту в Славянске, тоже спрашивал обо мне... Не знаю, что стало главным фактором, что повлияло на то, чтобы меня отпустили, но этот человек, который меня допрашивал, сказал: "Тебе повезло, что я хороший. Ты вообще шла под расстрельной статьей. Иди быстрее на автовокзал и уезжай отсюда!"
Елена Фанайлова: Алиса, а откуда такое бесстрашие или, извините... Вас многие упрекают в этом фильме, упрекают мужчины, ваш французский парень, ваш брат: "Зачем ты едешь на войну?" Зачем вообще женщине на войну идти? Как вы сами себе на этот вопрос отвечаете?
Алиса Коваленко: Наверное, я просто не могла оставаться дома, в мирном Киеве, мне было важно понять, что происходит в моей стране. Потому что очень сложно сидеть и читать новости, не понимая, что на самом деле сейчас, и что мне делать, когда война, когда мои родственники идут на фронт. Просто для меня было как-то немыслимо не ехать туда и не видеть все, что происходит, не понимать украинских событий.
Елена Фанайлова: Люба, вы снимаете свою подругу, несколько лет шли съемки, два года...
Любовь Дуракова: В целом фильм мы снимали два года, да.
Елена Фанайлова: Вы тоже ненадолго, но выезжали в зону военных действий. А почему она стала вашей главной героиней? Вы близки в жизни или это случайный какой-то момент?
Любовь Дуракова: Вообще, мы с Алисой вместе учимся, вместе жили в общежитии, в одной комнате, вместе проходили Майдан. И время от времени, еще на третьем курсе, я снимала Алису. Но это я не планировала делать фильм, для меня просто было интересно, где та грань реальности, где кино и где жизнь, и если ты очень близко к человеку, возможно ли снять этот фильм, как можно ближе к человеку приблизившись. Если ты снимаешь о герое, которого ты не знаешь, ты не знаешь, насколько тебе удалось приблизиться к герою. Но когда начался Майдан, был момент, когда люди вокруг очень боялись, что их снимали, и я снимала близких друзей, с которыми ходила. Потом уже мы приехали с Алисой в Киношколу в Польшу. Я подавала в польскую Киношколу проектом про Алису, а Алиса подавалась проектом о войне, о добровольцах "Правого сектора". И Яцек Блавут увидел и сказал, что он видит здесь только один фильм...
Елена Фанайлова: Он оказался прав, и знаете почему? Я видела несколько фильмов об украинских добровольцах, и это более-менее похожие истории. Это такие мужики, которые из патриотизма взяли в руки оружие, у них есть такой военный драйв... А вот женская история на войне – это, пожалуй, редкая такая штука.
Я хочу сейчас поговорить о работе "Семь дней в Питере" Реувена Бродского. Потому что, как мне кажется, отчасти есть какие-то формальные совпадения, вот эта близость ваша с героями фильма. Про Израиль мы тоже знаем, что это горячейшая точка, и куда мама этого своего сына забирает, мне кажется, она отчета не отдает. Посмотрим трейлер фильма "Семь дней в Питере", а потом поговорим о коллизии этого фильма. Там, насколько я понимаю, мать, давно не видевшая сына, хочет, чтобы он уехал с ней в Израиль, но куда она его забирает – это большой вопрос.
(Видеофрагмент)
Елена Фанайлова: Реувен, кто эти люди, как вы с ними познакомились, как эта история вообще выросла?
Реувен Бродский: Случайно встретил их в магазине… Нет, это моя мама и мой брат. (смеются)
Елена Фанайлова: А, это многое объясняет, это еще и внутренняя семейная критика! И что, Леня правда такой никчемный человек, как мать считает?
Реувен Бродский: Она не считает его никчемным человеком. Она не видела его 12 лет, приезжает всего лишь на 7 дней. Материнство, скованное в рамки времени, это очень концентрированное материнство.
Елена Фанайлова: Почти карикатурное, да.
Реувен Бродский: На самом деле, я не сказал бы, что карикатурное, но утрированное. Если мы говорим о близости режиссера к персонажам, я, как режиссер, несмотря на то, что речь идет о моих близких людях, должен был абстрагироваться от них и смотреть на них именно как на персонажей. И хотя фильм снимался 7 дней, монтировался он почти 3 года, чтобы выстроить историю, обобщить их, чтобы они не были моей мамой и моим братом. Мне неинтересно абсолютно снимать фильм про маму и брата, а мне было интересно рассказать историю о родителе, который чем старше становится, тем ближе хочет видеть своего ребенка. И наоборот, чем старше ребенок становится, тем он отдаляется больше от родителей. Мне кажется, что любой режиссер снимает фильм прежде всего о себе. Не важно, снимает ли он себя в кадре, своих близких или совершенно чужих людей, он в персонажах ищет какой-то отклик себя, своих граней. И в этом случае это ощущение, желание притянуть, почти насильно, к себе ребенка испытываю я к моему старшему сыну, которому почти 17 лет. На протяжении 17 лет ты привыкаешь к этой близости, интенсивности отношений – и вдруг нужно привыкать к обратному.
Елена Фанайлова: А что сейчас с мамой и братом, где они?
Реувен Бродский: Так же, по разные стороны океана.
Елена Фанайлова: То есть она так и не увезла его в Израиль. Хотя она приехала его уговаривать, я правильно понимаю?
Реувен Бродский: Да. Это непреодолимая пропасть, которая пролегла между ними, – хорошая, удачная эмиграция в Израиль матери и неудачная эмиграция сына.
Елена Фанайлова: А чем брат занимается?
Реувен Бродский: Он фотограф.
Елена Фанайлова: Хочу к эстонской части нашего стола обратиться. Заговорили о близости к героям, о том, что все режиссеры снимают фильмы о себе, и я, честно говоря, не могу представить, что вы снимали фильм о себе, что вы были очень близки своим героям. Потому что фильм "Христос живет в Сибири" посвящается… мне не хочется слово "секта" говорить, такой общине Виссариона. Это очень известная в России община. В 90-е годы мои знакомые уезжали и там жили, и возвращались оттуда. Но это 90-е годы, а какого года этот фильм?
Арбо Таммиксаар: Мы закончили в 2013 году.
Елена Фанайлова: Расскажите, кто эти люди, как вы нашли эту историю? И про вас ли этот фильм? Или этот фильм вообще про людей?
Арбо Таммиксаар: Я жил в Сибири со своей семьей. У меня близнецы, двойняшки, мальчики, 3 года им было, и было очень интересное время. Я жил в этой общине. Это просто прелесть!
Елена Фанайлова: А почему люди из Эстонии решили поехать в русскую Сибирь?
Арбо Таммиксаар: Маргус придумал эту идею, когда Виссарион был на конференции "Жизнь после капитализма" в Эстонии, в Таллинне. И чтобы получить доверие этой общины, нам пришлось жить там с семьей. Это было очень хорошее время для нашей семьи, потому что люди там доброжелательные, трудолюбивые, трезвые. Почти мечта! Мы сомневались, было ли правильным решением уехать оттуда, потому что тогда были очень сильны слухи о конце мира, и чтобы быть готовым к концу мира и своими руками строить новый мир, это было очень хорошее место.
Елена Фанайлова: То есть все умрут, но оживут и будут жить в этом пространстве?
Арбо Таммиксаар: Есть всякие теории – климат изменяется на континенте и так далее…
Елена Фанайлова: Маргус, а вы там как часто бывали? Вас вообще допускали в эту зону?
Маргус Ыунапуу: Да. Я побывал там три раза по месяцу.
Елена Фанайлова: И что, Виссарион действительно такой волшебный человек, и бабочки вокруг него летают?
Маргус Ыунапуу: Ну, у нас фильм не про Виссариона, а про это общество, про людей.
Елена Фанайлова: От чего люди уходят туда, от каких проблем?
Арбо Таммиксаар: От городской цивилизации в основном. К простой жизни. Своими руками там можно работать, и живешь по-настоящему. На Западе есть тоже такие тенденции – уйти от цивилизации и жить по-настоящему.
Елена Фанайлова: Вы жалеете, что вам пришлось покинуть это место?
Арбо Таммиксаар: Иногда да. Там наши друзья, очень хорошие люди.
Елена Фанайлова: А вы уехали оттуда, потому что работа закончилась?
Арбо Таммиксаар: Да.
Елена Фанайлова: А люди, которые с вами там жили, эта община, они понимали, что вы по работе там, что это не совсем по-настоящему что ли, если можно так сказать?
Арбо Таммиксаар: Они понимали, конечно, но дело еще в том, что мы снимали одновременно и телесериал о нашей семье, который был очень популярным в Эстонии.
Елена Фанайлова: То есть это было фактически реалити-шоу.
Арбо Таммиксаар: Да. И людям в Эстонии это очень понравилось, потому что это ностальгия, потерянный рай такой.
Елена Фанайлова: А этот рай не иллюзорный?
Арбо Таммиксаар: Нет, он реальный. И даже слишком красивый иногда.
Елена Фанайлова: И как им удается жить без денег, без администрации, без всех общественных связей, которые этот мир пронизывают?
Арбо Таммиксаар: Нет, все существует там, но в другом виде. Эта община действует очень эффективно. Трудно это объяснить, надо поехать туда самим и там все увидеть
Маргус Ыунапуу: И у нас получился добрый и светлый фильм.
Елена Фанайлова: Да, мы заметили. Бабочки особенно понравились.
Арбо Таммиксаар: Это какое-то убежище.
Елена Фанайлова: Денис, а ваш герой – гастарбайтер, который хочет стать кем-то другим. В свете того, о чем мы говорили, это фильм про себя? И насколько близко он вас к себе подпустил?
Денис Шабаев: Ну, наверное, в чем-то и про себя. Потому что это история человека, который приезжает в чужую страну и начинает жизнь с нуля. Я – нет, но все же думают иногда о такой возможности. Снимал я фильм год, и он подпустил меня довольно близко. Там его семья есть. Мусульмане вообще очень закрытые люди, и первое время, первые два месяца это было на уровне – ешь, пей, садись, все хорошо, а потом – стена. Но когда с ними начинаешь вместе жить, проходишь все перипетии жизненные, которые в фильме есть, они спокойно пускают и дают снимать.
Елена Фанайлова: Какую работу он выполняет? Судя по тем кадрам, которые мы увидели, физическим трудом человек занимается.
Денис Шабаев: Он вообще по профессии актер, и в Таджикистане он снимался, главного героя в сериале играл. Он приезжает в Россию для того, чтобы стать известным, знаменитым актером. Он ходит на все кастинги, но зарабатывать надо, у него съемки проходят раз в полгода. В общем, диапазон ролей у него – он играет либо гастарбайтеров, либо бандитов, либо террористов.
Елена Фанайлова: Прекрасные представления об этнической преступности в современном российском кинематографе! А как вы с ним познакомились?
Денис Шабаев: Я долго искал героя. Есть такой момент – ФМС в Душанбе, люди записываются за несколько месяцев, чтобы туда попасть, и у них есть примерно три минуты, чтобы убедить сотрудника ФМС, что они любят Россию, и им обязательно нужно переехать. И вот я ходил на эти встречи, есть эпизод об этом в фильме, это очень интересно – человек за три минуты выкладывается и говорит, как он очень любит Россию, и ему необходимо туда уехать! И там мы с ним познакомились, встретились. И я проследил всю цепочку от того, как собирается человек, здесь пытается себя найти, реализоваться в России и... возвращается обратно.
Елена Фанайлова: И он вернулся?
Денис Шабаев: Да. Но я думаю, что он обратно вернется в Россию.
Елена Фанайлова: Ужасно интересно! Вы с ним подружились? Вообще можно ли дружить с героем своего кино? Хотя можно даже быть родственником героям кино, по опыту ребят, как мы поняли. (смеется)
Денис Шабаев: У нас замечательные отношения, мы дружим, созваниваемся. Потом его семья живет здесь, в Подмосковье, в строительном вагончике. Я к ним часто приезжают в гости.
Елена Фанайлова: А он вернулся туда потому, что карьера там будет лучше складываться?
Денис Шабаев: Нет, он вернулся туда, потому что его депортировали. Они находятся просто все в такой ситуации, что не могут жить по закону. Он был и рад жить по закону, но он в любом случае подпадает, и в фильме это видно, под статью, и их депортируют.
Елена Фанайлова: Так выглядит реальное кино в нереальной стране. Это название предложил мне председатель "Артдокфеста" Виталий Манский. Когда мы говорим о нереальной стране – России, мы имеем в виду, конечно, и ту феерическую картину мира, которую нам предъявляет современное телевидение, которая в голове у каждого россиянина плотно поселилась, и конечно, развитие политических событий последних трех-четырех лет, которое было очень трудно предсказать.
У меня вопрос для вас всех. Что вам нравится в документальном кино? Почему вы в него пришли, им занимаетесь? В чем главный пункт вашего профессионального интереса?
Любовь Дуракова: Я училась в Школе Анджея Вайды, она отличается тем, что там делаешь проект, и обучение всего лишь год.
Алиса Коваленко: Это даже не совсем обучение, а ты больше развиваешь проект, и тебе помогают собрать в голове драматургию фильма, понять, как ты будешь делать фильм. Это очень важно.
Елена Фанайлова: Но все-таки первоначальный толчок, почему вы в профессию пошли?
Любовь Дуракова: Когда я поступала в институт, я, наверное, знала, а теперь я уже забыла. (смеется)
Елена Фанайлова: А когда вы поступали, что думали? Почему именно документальное кино? Это же очень странный сегмент кино. Вот когда говорят, что человек режиссер – о, софиты, Каннская дорожка и все такое!
Любовь Дуракова: Ну, в документалистике, наверное, этого нет – софиты и Каннская дорожка. Но для меня, наверное, было интересно узнать человека, рассказать о нем. Может быть, даже больше ответить на вопросы, которые меня волнуют. Документалистика помогает исследовать тему. Если, например, взять наш последний фильм, то камера в руках помогла пережить все события, которые вокруг тебя происходили. Камера стала таким спасательным кругом. Потому что иногда ты вообще не понимал, что происходит, как на это реагировать. И на Майдане, и на войне, когда реальность сходит с ума, и ты не знаешь, как себя вести, камера тебя спасает – ты ходишь, фиксируешь и понимаешь, что ты должен делать. Вначале у меня были, может быть, более романтичные представления. Первый фильм мы с Алисой сделали – это была "Сестра Зо", про Алисину сестру-футболистку. И для меня это было какое-то путешествие в другую реальность, в которую, не будучи документалистом, я бы никогда не смогла попасть, и даже не мыслила, чтобы в Украине был женский футбол. Это был такой взрыв сознания. А в последнем фильме это помогло пережить все, что случилось.
Елена Фанайлова: Я согласна, ваш фильм, конечно, некая терапия, и вы друг для друга психотерапевты. Там есть один такой серьезный эпизод, когда Алиса рассказывает вам о пережитом в плену насилии. Я так понимаю, что там не все взято, но это очень травмирующая сцена, на самом деле.
Алиса Коваленко: Я до сих пор ее не могу смотреть! Я закрываю уши, потому что меня просто бросает в дрожь, я еще пытаюсь отстраниться, смотрю на себя как на персонажа, но в этом моменте меня... просто трясет.
Любовь Дуракова: Но эта сцена была очень важной. Потому что, когда Алиса попала в плен, я общалась с мамой, с папой, с братом, со всеми там знакомыми, а потом, когда Алиса вернулась, я часто слышала: "А, Алиса была там пять дней – это ей еще повезло! У нас там знакомые пробыли месяц..." А я знаю, что в целом все пережили, и понимаю, что достаточно одного дня или даже часа три. Мы с Алисой пять лет проучились, прожили в одной комнате, и она не сразу рассказывала. Алисе понадобилось полгода где-то, чтобы прийти к осознанию, что эта сцена нужна – и для нее, и для фильма. Поэтому к этой сцене мы очень долго приходили.
Елена Фанайлова: Да, вся жизнь у вас превратилась в документальное кино.
Алиса Коваленко: Да, так получилось.
Елена Фанайлова: Поэтому вопрос, как вы пришли в документальное кино или как оно вас нашло, пожалуй, лишний. Арбо, а что для вас документальное кино? Что вы делаете с человеком, когда к нему с камерой приходите?
Арбо Таммиксаар: Мне легче сказать, чем мне не нравится документальное кино. Потому что материал такой все время аморфный в том смысле, что сделать что-нибудь ужасно трудно. Потому что сценарий – это фикция все-таки для документального кино.
Елена Фанайлова: То есть вы ехали в общину без сценария?
Арбо Таммиксаар: Нет, сценарий был, но все-таки жизнь дает тебе другие возможности, и это большая работа с материалом потом. Это же не постановочное кино, где есть сценарий, можно по сценам идти. Я бы хотел снимать так.
Маргус Ыунапуу: А я не согласен! Это просто – сам выбирать проекты, которые ты хочешь сделать, и быть счастливым. У меня проекты всегда от Кубы до Сибири. Следующий – Тринидад и Тобаго. Сам выбирают проекты, сам ищу деньги и делаю, что я сам хочу.
Елена Фанайлова: То есть у Арбо ответ такой – "я не могу управлять действительностью", если коротко пересказать, а у вас ответ – "я могу управлять действительностью". В этом, видимо, разница между режиссером и продюсером. (смеется)
Денис Шабаев: Мне кажется, это такой необыкновенный драйв – документальное кино! Даже наркотик в какой-то степени. Потому что камера дает возможность попасть в такие пространства, в такие ситуации, в которые без камеры невозможно просто попасть.
Елена Фанайлова: И это меняет, наверное, отношение окружающих к вам и самого себя в этом мире?
Денис Шабаев: Ну, камера оправдывает существование в любом пространстве, и это, конечно, очень здорово. Это просто удовольствие, и от такого стиля жизни очень сложно потом отказаться.
Елена Фанайлова: Вы учились у Марины Разбежкиной. Чему Марина учит, какой постановке глаза, отношению к действительности? Что вам помогло или чем вы самостоятельно занимались?
Денис Шабаев: В Школе документального кино Разбежкиной и Угарова есть такое понятие – "зона змеи". Это такая зона, куда человек практически не пускает. И работа идет в этой "зоне змеи", где он очень настороженно к тебе относится, это очень близко к человеку в его внутреннем существовании. Не внешнее наблюдение, камера не просто сторонне наблюдает какие-то события, а она очень близка к человеку, с его переживаниям, к его эмоциям. Это метод школы – такого подхода очень близко к человеку в его интимном пространстве. И нужно просто проживать эту жизнь вместе с людьми, и тогда возникает доверие, взаимопонимание, и тогда это возможно делать.
Елена Фанайлова: А что вы хотите понять о человеке, чего вам в самом себе не хватает? Вы работаете с живыми людьми, не с актерами, и вы когда-нибудь задавали себе вопрос, чего вам не хватает в этой жизни, что вы хотите узнать от других?
Денис Шабаев: Мне кажется, эта профессия еще сродни актерской. Можно скучно проживать одну жизнь, а документальное кино дает возможность прожить жизнь здесь – гастарбайтера, здесь – еще кого-то... Это возможность прожить разные жизни за одну.
Алиса Коваленко: И еще иногда жизнь сама рисует тебе эту линию драматургии, и это очень интересно. Когда ты не ожидаешь, что что-то произойдет в кадре. Какая-то идет скучная жизнь, и даже на войне бывали дни, когда ничего не происходило, такая серость, и – бац, у тебя в кадр входит какой-то момент жизни, который ты бы никогда не придумала, не смогла написать. И когда рождаются такие моменты... Яцек Блаунт нам говорил, что документалисты – искатели золота, они копают эту кучу земли, кучу серых камней, чтобы найти один маленький камушек, золотой. И моменты рождения этой жизни в кино, они очень важны, для меня это самое важное.
Елена Фанайлова: Я бы сказала, что в вашем кино важны эти золотые вспышки не только в общении с людьми, но и просто, извините, в бою. У вас там крайне смелые эпизоды, на которые даже не всякий мужчина-оператор решится.
Реувен Бродский: Мне очень близко то, что Алиса сказала. Для меня документальное кино – это соавторство с величайшим сценаристом, богом документального кино – случаем. Самые бриллиантовые, замечательные моменты – это моменты не придуманные. Едешь на съемки с общим сценарием, ожидаешь каких-то событий, и они произойдут так или иначе, но золото документального кино – это то, чего не ожидаешь. И я наибольший драйв ловлю в процессе съемок. Я сам снимаю свои фильмы, и эта потребность реагировать моментально на неожиданные события неповторима, незаменима, и это наркотик, безусловно.
Елена Фанайлова: И даже в ваших отношениях с вашими родными были такие моменты, когда было много неожиданного?
Реувен Бродский: Безусловно! Потому что я знал, что героиня фильма совершенно непредсказуемая и неуправляемая, и она оправдала... мои опасения. (смеются)
Елена Фанайлова: Прекрасная характеристика собственной матери! Кстати, а как родня относилась к тому, что вы их показываете? У них не было желания сказать: "ой, сынок, сделай меня покрасивее" или "почему я тут такая неприятная женщина"?
Реувен Бродский: Вовсе нет. В моем случае мама была соавтором. Она смотрела бесконечное количество версий, и я советовался и предлагал какие-то варианты концовок. Поэтому это вышло далеко за рамки персонажа.
Елена Фанайлова: То есть ее это все не смущало.
Реувен Бродский: Абсолютно! Это авантюра, в которую она окунулась с головой.
Елена Фанайлова: Алиса, а вы и ваши близкие, и ваш молодой человек, француз, и ваш брат, и мама тоже там есть...
Алиса Коваленко: Мама с братом уже привыкли, что я снимаю... Со Стефаном была проблема, с моим парнем.
Елена Фанайлова: Ну, потому что Стефан там пострашнее бойцов "Правого сектора"! (смеются) Он просто выступает в роли такого моралиста, который Алисе все время говорит, что должен делать журналист на войне, особенно женщина, что не должен... И на протяжении всего фильма он пилит ей мозг, что она ведет себя не очень безопасно.
Алиса Коваленко: И он был против вообще быть в фильме. И когда он увидел черновую версию, он был в шоке. Один эпизод был вообще снят скрытой камерой, он даже не знал, что он снят. И для него это было очень тяжело вообще – пережить и смириться с тем, что он стал героем фильма. До сих пор он мне это вспоминает: "Как ты могла меня тогда снять скрытой камерой?" То есть мы все еще проживаем эту проблему, возвращаемся к ней. Даже с близким человеком ты пересекаешь эту "зону змеи", раздеваешь близкого человека – это очень тяжело для него.
Елена Фанайлова: А у вас вообще были проблемы с героями, кто-то просил что-то убрать?
Арбо Таммиксаар: Постоянная проблема, конечно! В то время виссарионцы стали уже очень подозрительными, и тем журналистам, которые приезжали, жители показывали хорошие лица, а за кадром говорят: "Сектанты проклятые! Дети голодные" – и так далее. А мы решили снимать по-другому, без комментария автора, и все равно они были уже такие подозрительные в смысле, что снимать Виссариона нельзя, когда он спиной, когда он говорит, только дистанция должна быть и так далее. Детей нельзя снимать, когда они грязные, их ругают... Но спрятать там равно ничего нельзя, настоящая красота все-таки.
Елена Фанайлова: А вы уже представляете, о чем хотите снимать дальше? Я не имею в виду конкретный проект, но вот какое поле вам больше всего сейчас интересно?
Реувен Бродский: Меня продолжает интересовать, что происходит с душой человека, когда его тело эмигрирует в другую страну.
Денис Шабаев: Я бы не хотел говорить о конкретном проекте, но мое направление – на людей, современных русских ребят, которые заняты волной патриотизма, у которых в голове это вдруг случилось неожиданно, что у них в голове происходит.
Елена Фанайлова: Это очень интересно!
Арбо Таммиксаар: Мне очень интересный все эти новые религиозные движения, и я путешествую по миру и задаю только один вопрос: как ты нашел свою веру? Если ты родился в семье католиков, это уже понятно. Чтобы верить в Бахай, в Каодай или Виссариона – это уже там загадка, как у тебя получилось так. Это очень интересно, и в Сибири я начал этот процессе. И он продолжается, уже в Китае были, везде. Продолжаем.
Маргус Ыунапуу: У меня разные проекты, их даже слишком много. У меня один проект в России, на Охотском полуострове, в городе Кандалакша. Там девушка-сами, которая живет в сиротском доме, и у нее вариант (нрзб). Я начал только что музыкальный документальный фильм, это моя любовь, про одного артиста из Тринидада, его зовут Суперстар. И я еще начал проект о начале Скайпа, потому что это из Эстонии.
Елена Фанайлова: Скайп начался в Эстонии?
Маргус Ыунапуу: Да. А никто не знает. И так далее, и так далее...
Любовь Дуракова: После нашего такого проекта у меня сейчас некая растерянность. Мы год монтировали в Польше, и я сейчас в Харькове больше нахожусь по определенным обстоятельствам, семейным, и пытаюсь прочувствовать, что у нас происходит, как у нас в городе. Мне интересна как раз эта тема, потому что Харьков – приграничный город, и я просто параллельно еще учебе снимала волонтеров, которые ездили на другую сторону, и мне интересна грань, когда люди и не там, и не там, там все намного сложнее, конечно. Другая тема, которая для меня важна, не знаю, может ли это быть фильмом, это вот коллеги из Эстонии делали фильм о такой организации, а мне интересно, что случается с людьми, которые вышли из подобных организаций, как они меняются и как они адаптируются. Потому что их там отучают от социализации, и когда они возвращаются, как они пытаются социализироваться в обществе.
Алиса Коваленко: У нас есть война реальная, на фронте, а есть еще внутри война с системой. Потому что в системе осталось все то, с чем мы пытаемся бороться, с чем борются волонтеры, с чем борются активисты, за что мы выходили на революцию достоинства. И для меня важно показать эту внутреннюю борьбу в самих структурах. Потому что есть один командир добровольческого украинского корпуса "Правого сектора", который сейчас возглавил Комитет по помощи солдатам, пострадавшим в АТО, это такой серьезный государственный комитет. Вот как он стал чиновником из командира, бойца, и как он будет бороться внутри этой системы с бюрократией, - мне очень интересна эта тема, и надеюсь, в скором времени попробую что-то такое начать.