Главная скрепа

Сергей Медведев: Что объединяет "Русский мир", что – главная скрепа на Новый год? Это, помимо салата "Оливье", фильм "Ирония судьбы". Поговорим о жанре новогоднего кино, в том числе и потому, что недавно не стало Эльдара Александровича Рязанова, так что этот эфир – и его памяти тоже. С нами – представитель новой волны российского кинематографа в жанре новогодних фильмов ("Страна ОЗ") Василий Сигарев. Также у нас в гостях киновед, президент Гильдии киноведов и кинокритиков Кирилл Разлогов, социолог Анатолий Голубовский и кинокритик Зара Абдуллаева.

Давайте начнем с классики, вспомним Эльдара Рязанова. Я каждый год пытаюсь понять, в чем культовость этого фильма, что в нем сошлось, что срослось? "Иронии судьбы" вышла 1 января 1976 года в самый прайм-тайм, в 17.30.

Кирилл Разлогов: Срослось, прежде всего, кино и телевидение, поскольку это одна из редких картин, которая в равной степени принадлежит тому и другому. Сошлись два города – Москва и Петербург, который тогда назывался Ленинградом. Сошлась иллюзия и надежда на счастье, сошлась городская сказка, которая была довольно точно размечена. Сошлось гениальное чутье Эльдара Александровича к настроению, создание настроения в кадре и вокруг кадра, и та самая надежда на счастье, которая фигурирует, к сожалению, не в нашей, а в американской конституции. Когда все это сошлось, народ это подхватил и остался этому верен. Разрушить это не удалось даже чудовищному, на мой взгляд, фильму "Ирония судьбы. Продолжение".

Сергей Медведев: Анатолий, для вас этот фильм был каким-то знаком времени? Он отразил настроения 70-х, может быть, 80-х годов, или он вечный, это некий архетип, который заложен на века?

Анатолий Голубовский: Я вообще не считаю, что есть что-то вечное. Во всяком случае, нам не дано предугадать, как это будет существовать в вечности. Кроме того, мы считываем совершенно другие смыслы в том, что появилось когда-то давно. Моя социализация началась как раз с "Иронии судьбы". Конечно, отразил.

Для того чтобы что-то стало популярным, необходима возможность идентификации. Это было гениально сделано Эльдаром Рязановым в этом фильме. Мягков и бесконечные учительницы, героини фильма, представляли огромные массы людей. Там очень точно сделан социальный расклад.

Но очень важно то, что страна была готова к восприятию этого сюжета. Эльдар Рязанов и Эмиль Брагинский, как и Василий Сигарев, были чрезвычайно популярными драматургами. Эта пьеса, которая в девичестве называлась "С легким паром, или Однажды в новогоднюю ночь" (тот самый сюжет "Иронии судьбы"), шла в сотнях театров страны. По существу, театры, особенно в небольших городах, работали в режиме кинотеатров, и все население города, вся та страта, которая ходит в театр, прошла через эту пьесу. Можно сказать, что Россия знала этот сюжет, потому что театров в стране было почти 600. Когда люди увидели все это еще и по телевизору, во-первых, резко расширилась аудитория этого чудесного текста, а во-вторых, его популярность обрела совершенно новое качество. Это страшно интересно, потому что это относится ко многим фильмам.

Сергей Медведев: Там какие-то фантастические цифры: сто миллионов посмотрели фильм по телевизору в первый показ, а потом еще в совокупности сотни миллионов.

Анатолий Голубовский: Совокупная аудитория – это весь советский народ.

Зара Абдуллаева: Рацер и Константинов шли с таким же успехом, просто не нашлось экранизации, чтобы подхватить их успех в провинциальных театрах.

Анатолий Голубовский: Совершенно верно. Но телевизионная версия пьесы Рацера и Константинова "Ханума" тоже пользовалась колоссальным успехом.

Зара Абдуллаева: Это несравнимо, потому что "Ханума" – не новогодняя комедия.

Андрей Голубовский: Никто не знает, сколько народу посмотрело этот фильм, потому что тогда не было никаких киноизмерений. Я думаю, тогда настало время блокбастеров, успешных массовых фильмов. Где-то через пять лет появился "Экипаж", "Пираты ХХ века", которые собрали беспрецедентное количество просмотров. Но первым блокбастером была "Ирония судьбы". Конечно, не любой фильм собрал бы такую аудиторию, но аудитория была готова к тому, чтобы массово отдаться чему-то.

Сергей Медведев: "Экипаж" и "Пираты" явно сделаны по кассовым рецептам. Но делал ли Рязанов блокбастер в данном случае? По-моему, сам он не рассчитывал на такой ошеломительный успех.

Зара Абдуллаева

Зара Абдуллаева: Я хочу ответить на ваш вопрос, почему так долго живет эта картина. Дело в том, что она дает и сознательное, и бессознательное ощущение стабильности – это очень важно. В большом пространстве для людей стабильности вообще-то не существует. А тут, неважно, смотришь ты или не смотришь, но по телевизору в это время идет "С легким паром!". Грядущая война, кризис или то, что ты 10 лет ходил в булочную, утром вышел за булкой, а там уже продают нижнее белье, а еще через три дня – какие-нибудь шелковые гобелены… А когда этот фильм идет по телевизору из года в год, то у тебя ощущение вечного настоящего и отсутствия будущего – это очень успокаивает не на интеллектуальном уровне, а на каком-то другом. Этот фильм – действительно гарант стабильности, помимо своей воли, так сложилось.

Вы знаете, когда умер Эльдар Рязанов, я зашла в магазинчик, где не было ни одного человека и сидела очень грустная кассирша. Я спросила почему, она сказала: "Ведь умер Рязанов, а я очень люблю его фильмы". Я спрашиваю: "За что?" И тут она сказала гениальную фразу, все критики могут отдыхать: "Они не надоедливые". Это потрясающее определение, потому что за этим стоит не то, что все жители 9-этажек узнали себя, знали о своем праве на труд, на отдых и даже на любовь, а вот эта ненадоедливость…

В фильме нет никакой репрессивности – это свойство колоссального режиссерского обаяния Рязанова. Психотип его режиссуры заключается в том, что он легкий. И эта легкость не поверхностная. Рязанов, как говорят (а я тоже его знала), человек твердых правил и убеждений, непримиримости, но этот драгоценный талант легкости, которым в русском кино практически никто не обладает, – это свойство еще его личности, а не только режиссуры. Ведь легкость режиссера (женщины, мужчины) – нет ничего лучше, это и дает ненадоедливость. Мне кажется, это главное. И это практически не воспроизводится. Вот он обладал такой счастливой обаятельной легкостью, и это, мне кажется, научное определение его успеха.

Сергей Медведев: Василий, ваше детство проходило под этот фильм?

Василий Сигарев: Зара сказала, что фильм давал ощущение стабильности. Мне как раз всегда было милее "Лебединое озеро" – это как раз к переменам. Когда начинали показывать "Лебединое озеро", ты понимал, что сейчас что-то будет дальше. Я как-то ни разу не смотрел "Иронию судьбы" от начала и до конца. Я присаживался – погляжу-погляжу, и, в принципе, мне хватало.

Сергей Медведев: Интересно, что в фоновом режиме существовало не так много фильмов. Вечерний ритуал советского и постсоветского Нового года: люди готовятся, нарезают салат "Оливье", приходят первые гости, украшается елка, и в это же время – та самая стабильность: знакомые фразы, из телевизора звучит эта вещь. Это какое-то совершенно особое бытование кинематографа.

Кирилл Разлогов: Я думаю, это нормальное бытование определенного рода кинематографа. Есть картины, которые вдруг обретают качество вечности. Взять, например, "Касабланку". На самом деле там та же самая ситуация, что и в "Иронии судьбы", только с менее счастливым концом. Спасибо кодексу Хейса: если бы не он, картина была бы менее однозначной и менее вечной. Это картина о невозможности любви, а картина Рязанова – о возможности любви. А потом картина Рязанова превратилась в картину о невозможности любви ("Ирония судьбы. Продолжение"). К счастью, убийство не удалось, но таким образом можно было убить, ведь это было главное.

Относительно блокбастеров… У Майи Туровской был такой термин "интегральный успех", то есть с какого-то момента это смотрит весь народ. Это происходит очень неожиданно.

Сергей Медведев: Невозможно просчитать этот момент?

Кирилл Разлогов: Сто процентов невозможно, иначе Голливуд давно бы его просчитал.

Зара Абдуллаева: У Майи Туровской, между прочим, был гениальный рассказ. Она подремывала на каком-то заседании Госкино и услышала, что "Есения" собрала колоссальное количество зрителей. А она даже не понимала, о чем идет речь. Это говорит о том, что некоторые женщины, ученые и красавицы, не были снобками. Она работала в институте, заказала этот фильм себе в кинозал, и, конечно, никто из умников не пришел. Она посмотрела "Есению" и не поняла, почему картина пользуется таким колоссальным успехом.

Но Майя же неумолимая, ее только пуля остановит, и она пошла в кинотеатр. Рядом сидела и рыдала женщина. Посмотрев фильм и опять ничего не поняв, Майя спросила: "Скажите, пожалуйста, почему вы плачете?" И женщина сказала гениальную фразу (вроде моей кассирши): "Ну, это же все про меня". Так что успех в таком массовом смысле просчитать невозможно – это вещи абсолютно иррациональные. И вдруг это замыкается, срабатывает, либо не срабатывает, хотя ты вроде бы сделал все по правилам, более того, ты так умно обошел и оспорил все эти правила… К сожалению или к счастью, это не поддается никакому объяснению.

Василий Сигарев: Стас Михайлов тоже попадает – и все, а я не могу понять чем.

Зара Абдуллаева: Может быть, тебе и не надо это понимать?

Кирилл Разлогов: Я думаю, это женская реакция на Стаса Михайлова.

Василий Сигарев: На "Есению" была точно такая же реакция.

Кирилл Разлогов: На "Есению" реакция была в известной мере универсальная, потому что за "Есенией" пришла "Рабыня Изаура", "Богатые тоже плачут" – пошел шлейф продолжения всего этого через сериалы. Тогда была большая мода на латиноамериканские теленовеллы, которые все были построены на этом, а потом им стали подражать в Болливуде и Голливуде.

Анатолий Голубовский: Тут, мне кажется, важны каналы коммуникации. На Стасе Михайлове тоже рыдают, происходит что-то невероятное, иррациональное. Очень грамотные и умелые люди создают ситуацию…

Зара Абдуллаева: Это иллюзия грамотных людей.

Кирилл Разлогов: Очень неграмотные и умелые…

Анатолий Голубовский: Умелые профессионалы. Зара сказала очень важную вещь: легкость и была главным фактором успеха этого фильма. И то, что говорил Василий: что можно присесть, посмотреть минут пять, совершенно не обжечься, отойти в сторонку и потом как-то еще войти в это пространство – например, вернуться через год, досмотреть. Это уникальная ткань…

Сергей Медведев: Я не большой поклонник "Мастера и Маргариты" Булгакова, но это одна из тех книг, которую, будучи уставшим, можно взять с полки, почитать какое-то место.

Анатолий Голубовский: У фильма "Страна ОЗ", мне кажется, тоже есть такое свойство. Я много раз его смотрел, я тоже могу смотреть его с любого места и прекратить этот процесс в любом месте – это роднит два этих новогодних фильма, если вообще можно говорить о новогоднем жанре. Мне кажется, это был последний легкий фильм Рязанова, во всех остальных легкости не было.

Иннокентий Смоктуновский в роли Деточкина в художественном фильме "Берегись автомобиля"

Мои любимые фильмы Рязанова – "Берегись автомобиля", "Зигзаг удачи", "Дайте жалобную книгу" – были сняты в 60-е годы, до 1968-го включительно. Это была новая волна: черно-белые фильмы, такое легкое дыхание, что я могу смотреть их бесконечно. 1975 год – "Ирония судьбы", а дальше пошли тяжелые попытки рассуждения о смысле бытия. Все говорят: вот "Гараж", какой замечательный фильм, он лежал на полке, так все здорово, все на него рвались… Но на самом деле такого успеха у него не было, смотреть его тяжело, скучно, хотя там все вроде бы остро, с точки зрения анализа каких-то социальных проблем и язв.

Сергей Медведев: Рязанов невероятно социологичен. Как он попал в новый городской класс, который обзавелся машиной, гаражом, квартирой! Он как бы дал этому классу мироощущение и самоосознание. Нет ли здесь такой социологичности – это такой советский средний класс, который полностью опознавал себя в тех инженерах, учителях, в первой купленной машине?

Кирилл Разлогов: Он попал в себя и в то, что было вокруг. Он просто очень тонко и точно ощущал особенности той среды, в которой существовал. Здесь, скорее, можно говорить об интуиции, чем о сознательной социологичности. Сознательная социологичность скучна и тяжела.

Сергей Медведев: Понятно, что он не планировал, но уже постфактум… Весь корпус его фильмов: что "Гараж", что "Служебный роман", что "Ирония судьбы", – это все одни и те же герои, переходящие из фильма в фильм, и вполне можно представить их территорию в постсоветский период.

Анатолий Голубовский: Мещане.

Сергей Медведев: Мещанин в чистом виде – Ипполит. Женя Лукашин – это романтический герой против филистера.

Андрей Голубовский: Они все – маргиналы.

Зара Абдуллаева: Какие же они маргиналы? Они представители обыденной жизни.

Василий Сигарев: По сравнению с фильмом "Коммунист", наверное, маргиналы.

Сергей Медведев: В этом, наверное, и был секрет – такое пространство частности, приватности…

Василий Сигарев

Василий Сигарев: Всем в какой-то момент надоело патриотическое кино, захотелось просто про человека – поэтому, наверное, это и попало в точку…

Кирилл Разлогов: Было много фильмов про человека.

Василий Сигарев: Даже "Судьба человека" – это все-таки кино не про человека, а про сверхчеловека и про подвиг.

Кирилл Разлогов: "Баллада о солдате" – это про человека.

Василий Сигарев: Это тоже не про человека. Это комикс.

Зара Абдуллаева: Разве кино, если оно хорошее, бывает не социальным? Вот социологическое – это, видимо, что-то особенное. Нормальное кино не может быть не социальным, не бывает такого, что оно не попадает в какой-то слой, прослойку, запах, чувство времени и так далее. Повседневность – это тоже социальность.

Кирилл Эмильевич сказал, что было много фильмов про человека – это не совсем так. Рязанов действительно потрясающе, гениально в силу своей психофизики, чувствовал повседневность во всех ее измерениях. И вот эта повседневность, мне кажется, и есть ток его социальности. Было не так много конкретной, точной повседневности, такой, как в фильмах Рязанова, включая "Гараж", который мне тоже не очень нравится, но там были угаданы конфликты, коллизии, просто течение повседневности в том или ином сюжете. Это вообще редкое свойство кино, в том числе советского, вроде бы преуспевшего.

Сергей Медведев: А ваши герои – частные, приватные?

Василий Сигарев: Конечно, это все частное. Живые люди…

Сергей Медведев: Для вас уже нет этой проблемы, вы из другого поколения, где не нужно зарабатывать себе право на частного человека.

Василий Сигарев: Оказывается, нужно. Ведь у нас, как только начинаешь говорить про человека, на тебя сразу навешивают ярлык "чернуха", потому что человек – не такой, как его показывают во многих фильмах, где просто схема, поэтому к ней и нет никаких претензий. Как только человек становится живым, у него сразу появляется все, от чего некоторых воротит. Мы, кстати, в тяжелое время вышли в прокат, потому что сейчас вообще нельзя критиковать. У нас сейчас просто обострение псевдопатриотизма, все прямо реально оскорбляются по любому поводу. Тот же "С легким паром!" – у меня ощущение, что не было фильмов, где так же пили – это, наверное, первое кино такое.

Эльдар Рязанов

Сергей Медведев: Есть два элемента, которые являются антисистемными. Первый – это баня, Высоцкий тогда тоже легитимизировал баню. "Баня – это для колхозника, а советскому человеку нужна ванная". А тут вдруг ритуальная баня: "растопи ты мне баньку по-черному". Ипполит не может понять, зачем нужна баня – что, ванной нет? И второе – это алкоголь. У меня здесь идет отсылка к "Москва-Петушки", потому что завязкой сюжета является алкогольное опьянение, и весь сюжет проходит под знаком пьянства.

Андрей Голубовский: Я думаю, если сейчас герой фильма будет столько времени находиться в алкогольном опьянении, то тебя просто обвинят в том, что "у нас в стране так не пьют".

Кирилл Разлогов: Прокатное удостоверение не дадут.

Андрей Голубовский: Там герой на протяжении целой серии находится в невменяемом состоянии.

Кирилл Разлогов: Предложить отнять у "Иронии судьбы" прокатное удостоверение…

Сергей Медведев: Кирилл, не подавайте такую идею! Надеюсь, нас не слушают люди, отвечающие за решение.

Кирилл Разлогов: У Рязанова почти в каждом фильме какое-то девиантное поведение. "Зигзаг удачи", например, – все эти махинации с облигациями, "Старики-разбойники" похищают картину. Когда это есть, фильм популярен, когда нет, видимо, возникают проблемы.

Зара Абдуллаева: Без этого не существует сюжета.

Сергей Медведев: У вас в фильме алкоголь играет какую-то роль?

Василий Сигарев: У нас пьют мало, но почему-то говорят, что все время пьют. У нас в кадре пьют шампанское, один глоток виски, чуть-чуть водки – и все.

Зара Абдуллаева: Может быть, твоя ошибка в том, что ты взял Баширова. Он гениальный, но как будто вечно пьяный, даже если и трезв.

Сергей Медведев: Василий, "Страна ОЗ" или "Страна 03"?

Василий Сигарев: "Страна ОЗ". Мы специально сделали так, потому что увидели, что имеется двойное прочтение.

Сергей Медведев: Конечно, там девочка Элли, собачка.

Василий Сигарев: Там вообще все есть.

Сергей Медведев: Идет очевидная отсылка к Фрэнку Бауму.

Василий Сигарев: Вы знаете, это не специально получилось, все вышло случайно, когда мы придумывали название.

Сергей Медведев: Это не закладывалось на уровне сценария?

Василий Сигарев: Нет, было сделано за нас как-то другими силами.

Сергей Медведев: Это некое странствие человека по галерее очень странных человеческих типажей.

Василий Сигарев: Почему они странные? Они просто расслабились в Новый год.

Кирилл Разлогов: Показали свою слабость.

Зара Абдуллаева: Героиня Чуриковой не расслабилась.

Сергей Медведев: Ощущение нарастающего абсурда от героя к герою…

Василий Сигарев: Я, честно сказать, делаю какую-то историю, а все мысли, которые там заложены, приходят сами собой. Нельзя строить историю на желании сообщить какие-то истины. Если ты сделаешь каркас: любовь – это хорошо, не любовь – это плохо, тогда у тебя будет дурацкая схема, из которой ничего не вырастет. Нужно, чтобы персонажи сами все делали.

Сергей Медведев: Жанр новогоднего кино – универсальный или специфически российский ("Карнавальная ночь", "Ирония судьбы"), заданный Рязановым?

Анатолий Голубовский

Анатолий Голубовский: Я думаю, не только новогодние фильмы – новогодние базары, рождественские фильмы… Кстати, Кира Муратова сделала антирождественский фильм. Это некие константы цивилизации. Ясно, что для Востока они будут другие, для Болливуда или для запрещенного в России "Исламского государства" будут какие-то другие точки отсчета, вокруг которых это будет вертеться. Но это всегда есть в культуре.

К тому же, Новый год – это самый период зрительской активности, когда зрители готовы идти в кино, покупать билеты наряду с подарками к празднику. Еще – последняя возможность влезть в премии, которые вручаются по итогам года. Так что здесь включается очень много всякого: и кинематографического, и социального, и коммерческого. Идет борьба за внимание зрителя. В какой-то момент у нас новогодними фильмами считались "Дозоры", картины совсем другого плана. Сейчас новогодними считаются мультфильмы про трех богатырей. Как бы ты к ним ни относился, они приняли эту эстафету и набирают на этом определенные очки.

Сергей Медведев: А для телевизионной аудитории? Это сугубо российская вещь – как было с "Иронией судьбы"? Помните, было еще несколько лет, когда на Новый год довольно успешно показывали фильм "Сирота казанская"?

Анатолий Голубовский: Я думаю, мы можем найти такие картины и в Голливуде, и во Франции, и в Германии, и как раз, скорее, телевизионные. Могут случайно попасться и картины, сделанные для кинотеатров, но, в общем, это уже телевизионный досуг. Тем более, что центр внимания сейчас переместился от кино к телевидению.

Василий Сигарев: У них, кстати, больше разнообразия в рождественском кино. "Крепкий орешек" начинался тоже как рождественский боевик. Были рождественские серии "Один дома". У них есть даже рождественские фильмы ужасов.

Сергей Медведев: А вы видите свой фильм в телевизионном прокате?

Василий Сигарев: Очень хотелось бы видеть.

Сергей Медведев: То есть вы представляете такой же ритуал семейного новогоднего просмотра под салат?

Василий Сигарев: Когда дети, которым сейчас лет по 8, вырастут, может быть, это и будет возможно. Сейчас – нет, конечно.

Кирилл Разлогов: Я не вижу этот фильм "салатным".

Василий Сигарев: Он больше похмельный – 2-3 января.

Кирилл Разлогов: Он фрагментарный, то есть его можно смотреть кусками. Но, мне кажется, он требует какого-то внимания.

Зара Абдуллаева: В этой картине есть одна особенность. Вы говорите, что это абсурд. Что такое абсурд? Это и есть реальность. Они немножко выпили или немножко Новый год, но ведь эта реальность очень узнаваема – это просто такой реализм, а никакой не абсурд. Он чуть-чуть гротесковый, но гротеск тоже является частью реальности.

Это, мне кажется, очень нежная картина. Эта нежность проникает сквозь весь сюжет. Героиня Яны Трояновой так ошалела от встреч с этими мертвыми или бессмертными душами ("мертвыми" – в гоголевском смысле, они же все прекрасные, обаятельные, чудесные, просто она пришла из второго тома "Мертвых душ")... Постоянное присутствие в кадре этой героини дает подсознательный эффект. От нее исходит такая нежность, которая может привлечь публику к телевизору. Все эти гротески и всякие другие легкости и тяжести совершенно легко пойдут, потому что она накрывает все это своим облаком.

Васе удалось сделать то, что не удалось Николаю Васильевичу Гоголю: Вася привел на российские экраны героиню из второго тома "Мертвых душ". И как не показать это по телевизору? Я считаю, надо объявить в телевизионной рекламе: Василий Сигарев, второй том "Мертвых душ".

Анатолий Голубовский: Я согласен. Прекрасный текст, выдающийся сценарий. Если людям будут правильно показывать этот фильм в кинотеатрах и по телевидению, то в язык войдет огромное количество формул. Из фильмов Гайдая и Рязанова очень многое вошло в обиходную речь.

Сергей Медведев: В том же смысле, в каком Рязанов был символом 70-х годов, "Страна ОЗ" может быть символом сегодняшней России и нынешнего состояния общества?

Анатолий Голубовский: Тогда общество было значительно более монолитным и не таким дифференцированным, не так разбитым на мелкие и крупные группы, как сейчас. Это даже не атомизация, а много субкультур, много групп, страт, – как угодно назови.

Кирилл Разлогов: Но зато какой идеологический монолит!

Анатолий Голубовский: На самом деле никакой не монолит, и мы все это прекрасно понимаем. Когда общество было более однородным, что-то типа "Иронии судьбы" могло стать символом. Для определенной группы, к которой принадлежат все присутствующие за этим столом, возможно, этот фильм Василия Сигарева станет символом десятых годов или их квинтэссенцией.

Сергей Медведев: По-вашему, если он и станет, то именно как демонстрация разъятости общества? Как у Гребенщикова – "попрятались в окошки отдельных квартир"…

Анатолий Голубовский: Нечто культовое не существует для всего общества. Оно, скорее, описывает одну из групп, для которой это все очень важно. Как в любом большом произведении искусства, в фильме "Страна ОЗ" очень много разных пластов, уровней восприятия. Он тем и хорош, он потому и заслуживает массовой аудитории, что кто-то найдет в нем одно, а кто-то – другое. Статус культовости он получит в очень узком круге.

Зара Абдуллаева: Так называемый "статус культовости" может прийти не сегодня, не завтра, а с течением времени. Только мне и моему товарищу Леше Медведеву понравился фильм "Жмурки" Балабанова. Мы боролись с публикой, писали всякие сочинения… Нам казалось, что он очень угадал 90-е годы, в частности, возбудимость и апатию. Это вроде бы антонимы, но там это было. Все, и даже довольно тонкие люди, говорили, что это жуткая, грубая картина. Прошло несколько лет – нам начали поступать телеграммы, что "да, мы тогда не поняли, что это грандиозная картина, которая, единственная, осмыслила 90-е годы".

Сергей Медведев: Даже больше, чем первый "Брат"?

Зара Абдуллаева: Первый "Брат" стал культовым, потому что была безумная тоска и была реализация нового героя. Там совершенно другая история. У Васи нет нового героя, Вася возродил русский характер.

Кирилл Разлогов: Есть вечная героиня.

Зара Абдуллаева: Нет, она разная.

Сергей Медведев: Я согласен, вечная женственность, такая Россия ходит от героя к герою со своей собачкой…

Зара Абдуллаева: Возможно. Этот фильм, даже если он завтра не станет культовым, станет таковым через несколько лет, потому что он отразил десятые годы, эту нечеловеческую агрессивность, а не только потому, что это новогодняя комедия: выпили и оттянулись. Вася угадал вот эту агрессивность и какое-то совершенно бесчеловечное (или, наоборот, очень человечное) самоутверждение, которое мы ощущаем в нашей повседневности. Он не специально так задумал – так вышло. Если это не почувствуется сейчас, то почувствуется потом.

Эта картина, конечно, очень угадывает настроения, сам пульсар, сам ритм, саму физиологию десятых годов: агрессивность, самоутверждение с проблесками уныния, которое в данном случае заливается по сюжету какими-то гротесками, но на самом деле все понятно. Эта картина – очень важная, она не останется только в 2015 году, не померкнет.

Кирилл Разлогов

Кирилл Разлогов: "Касабланка" тоже не сразу стала культовой, прошло 20-25 лет.

Сергей Медведев: Я спрашиваю даже не столько о культовости, сколько о том, насколько фильм отражает реальность как зеркало 2010-х.

Зара Абдуллаева: Очень даже отражает.

Анатолий Голубовский: Он отражает непонимание того, как изживать травму. Героиня говорит: "Жить не умею". Они все там живут с трудом.

Сергей Медведев: В фильме Крыжовникова "Нечаянно" – то же самое – агрессия и абсолютный инфантилизм, но уже тотальный, зашкаливающий. А у вас изначально задумывалось, что Яна Троянова будет играть женщину, немножко ополоумевшую от всего этого, но молча и стоически проходящую через все это "хождение по мукам"? Это она так сыграла, или вы изначально это закладывали?

Василий Сигарев: Это было прописано в сценарии. Она сначала не могла поверить, что сможет это сделать, долго его ковыряла, а в итоге даже бросила пить и до сих пор не пьет.

Сергей Медведев: Вот это сила искусства!

Василий Сигарев: Я постоянно встречаю таких девушек. Недавно мы были в Питере на премьере, я вышел из гостиницы покурить, и там ходила, раздавала листовки один в один такая же девушка. Ты наблюдаешь за такими людьми, запускаешь их в какую-то историю, и они потом все это делают.

Сергей Медведев: Почему в конце все вырулило на болливудский финал? Сари, песня, неожиданный корабль мечты…

Василий Сигарев: Это не болливудский финал. Вообще, корабль был в одном из рассказов Ильенкова: шел герой по пустыне и увидел корабль. Просто мне очень понравился этот образ, и я притащил этот корабль, очень хотелось, чтобы он выплыл между пятиэтажек. А сари возникло, когда мы прощались с собакой.

Сергей Медведев: Расскажите про собаку! Чудесная рождественская история от Василия Сигарева…

Василий Сигарев: У нас отнимали собаку.

Сергей Медведев: Собака Дюдя. Это ее реальное имя?

Василий Сигарев: Нет, по-настоящему ее звали Боня. Нам сперва сказали, что эту собаку бросили хозяева, уехали за границу, она перебивается по друзьям. Мы увезли ее в Екатеринбург, Троянова решила оставить ее себе. Она у нас жила три месяца. Потом приехали в Москву, чтобы доснять сцены в павильоне, и вдруг появился хозяин, забрал у нас собаку. Была просто болливудская драма, ревела вся группа... Собака уже запрыгнула в машину, потом выпрыгнула, подбежала к Трояновой, лизнула ее, снова убежала к хозяину и уехала. Завтра съемка, а я не знаю, в каком костюме Троянова должна быть на корабле. И я подумал, что она должна быть в индийском сари, потому что это какое-то болливудское кино.

Сергей Медведев: А другую собаку не взяли?

Василий Сигарев: Когда Яна в сари снималась в павильоне, мы с Геной Таракановым, вторым режиссером, купили и подарили ей щенка точно такой же породы.

Сергей Медведев: Это скотч?

Василий Сигарев: Это вест хайленд уайт терьер.

Сергей Медведев: Белая собачка, собственно, тоже из "Страны Оз" – там тоже был такой песик у Элли в классической иллюстрации.

Зара Абдуллаева: Ты мне как-то признался, что не читал "Анну Каренину", которой делал экранизацию, а теперь не знаешь о "Стране Оз"…

Василий Сигарев: Я читал, как ее делать, а до этого – нет.

Сергей Медведев: Это право художника. Наша программа подходит к концу, мы хотим всех поздравить с Новым годом, пожелать вам всем прекрасных фильмов в 2016 году, желаем посмотреть или пересмотреть "Иронию судьбы", а также "Страну ОЗ" Василия Сигарева как новое кино и продолжение традиции новогодних фильмов. А еще желаем вам, как в финале этих двух фильмов, пусть маленького, но какого-то вашего собственного, приватного чуда в 2016 году!