Один из важнейших европейских поэтов ХХ века, Пауль Целан, ответивший на вопрос философа Теодора Адорно, возможна ли поэзия после Освенцима, родился и половину жизни провел в украинском городе Черновцы. Целан перевел на немецкий Мандельштама и Цветаеву, так называемый “русский мир” обязан ему тем, что русская поэзия ХХ века признана великой в Европе. Целан был пленником фашистских трудовых лагерей и потерял родителей в Холокосте. В юности он придерживался коммунистических убеждений, пока не столкнулся с реальностью советского режима. Фестиваль Meridian Czernowitz, посвященный Целану, существует шесть лет. Каждый год Марк Белорусец, переводчик (вместе с Татьяной Баскаковой) русского издания Целана, читает его стихи во дворе дома, где прошло детство поэта.
– Что известно об этом доме, до какого времени он там жил? Кто были его родители?
– Начать надо с того, что это не тот дом, на котором висит мемориальная доска. Так уж получилось, что указан дом номер 5 по улице Василько-Гассе, как она тогда называлась, и все к этому номеру 5 направили свои стопы. Но нумерация во время войны сбилась: то, что было во времена Целана номером 5, стало номер 3. Дом, куда пришла мать Целана к его отцу, где они поселились и где Целан появился на свет. Его родители были буковинские евреи. Отец получил более жесткое религиозное воспитание, он из ортодоксальной семьи, где воспитывались дети очень строго, талмудические правила были приняты и считались незыблемым законом. А мать из более светской семьи, хотя вполне придерживающейся традиций. Ее отец, как говорится, воспринял дух времени, он обрезал полы своего кафтана, стал носить короткий пиджак и был негоциантом. Впрочем, дела пошли не очень хорошо, и у родителей Целана тоже дела были не блеск – это были недостаточно обеспеченные люди, такой средний слой, но не верхний этаж, а нижний. Это была трехкомнатная квартирка, полуподвальная, в которой, когда Пауль родился, жили, помимо его родителей, отец Лео, то есть дед Целана, и две незамужние сестры. То есть в трехкомнатной квартире жило пять человек. В таких условиях Пауль Целан прожил, думаю, лет до 12.
– Вы рассказывали, что приезжала недавно подруга его детства и сказала, что это совсем другая квартира?
– Приехала такая Эгид Зильмерман, подруга раннего детства Целана, лет с 5 до 8 она приходила к нему в гости, вместе играли. И когда ее привели к дому, где висит мемориальная доска, она сказала: “Это не тот дом”. Надо сказать, что те, кто ее привел, в том числе мой друг, замечательный профессор Черновицкого университета и переводчик Целана на украинский язык Петр Рыхло, подумали: женщине за 80, она может что-нибудь спутать, подзабыть. Она вошла в соседний двор и сказала: “Это вот этот дом. Потому что мы выходили через окно на улицу. А в том доме, который вы мне показывали раньше, через окно выйти на улицу нельзя”. Тогда все подумали, что есть вещи, которые не забываются. Она могла забыть все, что угодно, но как ты в детском возрасте выходил из окна на улицу – этого забыть невозможно. Пока доску мемориальную, к сожалению, не переставили.
– Это понятно, хочется ее оставить, она висит на довольно красивом доме, по которому видно, что он представляет эпоху модерна. Дом, в котором на самом деле Целан жил, совсем простой. Куда они переехали после того, как ему исполнилось 12 лет?
– Одна сестра вышла замуж, вторая уехала куда-то, и стало чуть свободнее. Когда ему исполнилось 15 лет, они переехали на другую квартиру, на улицу Масарик-Гассе, к сожалению, не помню ее современного названия. Там была побольше квартира, попросторнее, поудобнее, посветлее, туда Пауль уже мог приглашать своих друзей. В эту квартиру приглашать друзей было немыслимо.
– В мемориальном пространстве Черновцов и фестиваля Целана важное место занимает именно эта первая квартира. А что со второй квартирой? И я так понимаю, что только мемориальная доска на доме, а в квартирах живут обычные люди?
– И в той квартире, и в другой живут люди. Был когда-то проект выкупить квартиру, сделать музей. Не получилось. Люди понимают, что это очень важно для города, и заламывают несусветные деньги. Почему первая квартира? Так сложилось, потому что важно место рождения. Хотя на самом деле во второй квартире, если так подумать, он начал писать стихи. Как можно узнать, когда мальчик написал первое стихотворение? Мы никогда этого не узнаем. С 15 лет он читал стихи девочкам. А вот когда он начал их писать, никто не знает. Есть слова Поля Валери о том, что стихотворение – это место рождения языка. Если считать Пауля Целана воплощенным стихотворением, эта первая квартира – это место рождения языка.
– Можно сказать, что наверняка он писал стихи в студенческие годы. Мы с вами гуляли по огромному роскошному парку университета, этот комплекс был в конце XIX – начале ХХ века построен как резиденция митрополитов Буковины чешским архитектором Йозефом Главкой. И вы сказали, что можно легко представить здесь Целана, цитируя Ахматову: “Здесь лежала его треуголка и растрепанный том Парни”. Только не треуголка, а, видимо, какая-то фуражка, и не Парни, а допустим, кто-то из немецких экспрессионистов.
– Это правда, можно себе представить. Но в реальности это все-таки была резиденция митрополитов, вряд ли он мог туда войти. В другом месте был университет, недалеко, в центре города, но занимал другие дома. Неважно, все равно в этом парке, в Народном парке, в Шиллер-парке в Черновцах где-то лежала его треуголка. Тот парк, который сегодня считается университетским, он такой удивительно настоящий, и поэтому там хочется представить Целана.
– Он начинал писать по-румынски, по-немецки, что-нибудь известно об этом? Он ведь учился в венгерской гимназии.
– Своей подруге Рут Лакнер – это его первая любовь (по крайней мере, целановедами официально признанная первая любовь) – он кое-что говорил об этом. Что мы знаем о первой любви? Ровно столько же, сколько о первых стихах. Встречались они с Рут Лакнер, это чувство вспыхнуло уже в советских Черновцах в 1940 году, отношения сложились, ему было 20 лет – самое время для первой любви, даже чуть-чуть запоздало. Он ей сказал в беседе – это зафиксировано, где-то она об этом писала (об этом же говорили, что он знает ряд языков, он прекрасно знал французский, он изумительно знал румынский, он достаточно знал украинский, не говоря о родном немецком), что он сказал, что я никогда не буду писать стихи на другом языке, кроме как на родном, на этом языке я могу себя полностью выразить.
– Какой же язык он считал родным?
– По-немецки родной язык – это язык матери. Исходя из этого определения, его родным языком был немецкий. Дома говорили по-немецки, причем мать старалась, чтобы это был не “буковина-дойч”, а хороший немецкий язык. Мать была очень начитанная женщина, она вполне разделяла все книжные увлечения сына и его друзей. Они любили общаться с ней, она всегда разделяла их общество. Именно язык матери и первая книжка “Сказки братьев Гримм” – это совершенно определенно. Он в Бухаресте написал пару стихов на румынском, по-моему, они нигде не были опубликованы. Самое странное, что самое прославленное его произведение впервые увидело свет в румынском переводе Петера Соломона, а потом уже его опубликовали по-немецки.
– То есть мы не знаем, когда именно он начинает писать, и ничего точно маркированного Черновцами в его наследии нет?
– Есть так называемый манускрипт 1944 года, список 1944 года, и список 1944–45 годов. Есть стихи, написанные и подаренные черновицким девочкам. Впоследствии они сообщали об этих стихах его биографам. Поэтому какие-то стихотворения по датам можно приблизительно определить. Есть даже сборник, который называется “Ранние стихи”, конечно, эти даты будут неточными. По крайней мере, два этих списка достаточно достоверны, то есть это принято считать его ранними стихами.
– Когда и при каких обстоятельствах он впервые покидает Черновцы?
– В 1938 году уезжает во Францию учиться медицине. Там он проводит год, закончив первый курс, возвращается в Черновцы летом 1939 года. И больше не может уехать: начинается Вторая мировая война. Он поступает на романистику в Черновицкий университет, чтобы продолжить образование.
– Если я правильно помню, лето 1939 года – это еще и ввод советских войск на территорию Буковины.
– Нет, советские войска вошли на территорию Буковины год спустя – в июне 1940-го. Они вошли в 1939 году на территорию Западной Украины, на территорию Галиции, на территорию Польши. Они, собственно, разделили с Гитлером Польшу в 1939 году. А в 1940 году они отняли у Румынии Бессарабию и Северную Буковину.
– Как Целан в этот момент себя чувствует? Сохранились ли какие-то свидетельства, как он смену власти, переход в новое политическое пространство ощущает?
– Об этом сколько угодно информации, и она очень интересная. Дело в том, что Целан был довольно левым человеком, еще в гимназические годы он участвовал в марксистских кружках, они были вполне благосклонны к СССР, как к первой в мире стране социализма. Конечно, с оговорками, потому что они знали про эти процессы 1937–38 годов. Но они не понимали, о каких масштабах идет речь. Надо сказать, что в первые дни студенты, Целан в том числе, приветствовали Советскую армию, разговаривали с красноармейцами. На каком языке? На украинском. Конечно, было трудно красноармейцам понимать, украинский язык буковинский отличался от того языка, на котором говорили люди, приехавшие из Восточной Украины, но все-таки было возможно. Целану предложили поработать в качестве добровольца в какой-то жилищной комиссии, чтобы расселять по квартирам советских офицеров, в качестве переводчика, потому что люди в Черновцах говорили по-немецки, в крайнем случае по-румынски, но уж никак не по-русски. Он, благодаря своим знаниям украинского языка, почерпнутым, я полагаю, из воздуха, мог все-таки объясняться. Разумеется, те люди, к которым подселяли советских офицеров, были не в восторге от его миссии. К счастью, эта работа продлилась всего несколько дней, тем не менее он был активен, в какие-то библиотеки перевозил книги по просьбе новых властей. Но, конечно, разочарование наступило очень быстро.
– Как оно произошло, что историкам об этом известно?
– Во-первых, советские говорили, что “мы вас пришли спасти от капитализма, мы вам покажем, что такое советский рай для рабочих и крестьян”. Но через два дня в магазинах исчезло всякое даже упоминание о тканях или текстиле, все полки в магазинах были пусты. И потом само поведение, все эти прославления Сталина местным казались просто безвкусными. Более того, они видели, как себя вели эти советские бонзы, вообще эти советские люди, как у них было одно для лозунгов, а другое для практической жизни. Они видели всю двусмысленность этого советского мира. Вот, например, история с университетом. Университет вообще пережил три революции. Он был открыт в 1875 году как немецкий, университет имени императора Франца Иосифа, когда пришли румыны, он стал румынским, романизировался; когда пришли советы, он стал русско-украинским. Большинство преподавателей бежало, румынские профессора бежали в Румынию, их места заняли школьные учителя, преподаватели, присланные из Центральной Украины. Естественно, уровень стал очень низким. Студенты возмутились какой-то школьной учительницей, которая преподавала в гимназии латынь и стала в университете им читать курс французской литературы, пошли к декану, Целан возглавлял эту делегацию, кстати, и им сказали: что это за антисоветская вылазка, что вы себе позволяете? Для людей, которые ведут себя не по-пролетарски, есть Сибирь. Надо иметь в виду степень левизны Целана и его отношение к советской власти. Он встретил своих друзей на улице, когда перевозил книги из одной библиотеки в другую в тележке – это тоже были какие-то советские реквизиции, книжки, ему поручили что-то такое. Его спросили: ну, что ты теперь думаешь? – учитывая его прошлый опыт марксистских кружков и так далее. Он сказал: “Теперь я троцкист”.
– Целан был евреем. Вторая мировая война, румынская армия занимает Черновцы. История черновицкого еврейства довольно трагичная, как история всего восточноевропейского еврейства. Притом что известно, что румынские власти не использовали таких карательных мер, как немецкие. Существуют даже легенды о том, как румыны оправдывали свое недостаточное решение еврейского вопроса перед немецким руководством. Иосиф Зисельс (глава Ассоциации еврейских организаций и общин Украины. – Прим. ред.) рассказывал, что румынский мэр писал кому-то из приближенных Гитлера, что он не может решить еврейский вопрос, потому что большинство жителей в городе евреи, и если он решит его так, как хочет немецкое командование, то город просто встанет, канализация в городе не будет работать. Что происходит с семьей Целана в этот период и с ним самим?
– Румыны не были очень уж благородными. И до войны в Румынии процветал антисемитизм, он, правда, не был глобальным и абсолютным, как это происходило в Третьем рейхе, но он был достаточно силен. Убийство еврейского студента членом Железной гвардии, по-моему, в 1939 году, всколыхнуло город. Действительно, если все население Черновцов 110 тысяч, из них 50 тысяч евреев, то очень мудрено проводить глобальную антиеврейскую акцию, потому что есть электростанция, есть водоснабжение, есть канализация, есть хлебопечение. Город перестанет функционировать вообще, потому что всем этим занимались евреи, как обычно. Но были требования немецкого командования, а Румыния – союзница Германии, и происходили депортации. В Черновцах впервые за всю историю города было устроено гетто. Евреи жили свободно по всему городу, их согнали в один небольшой район ближе к Пруту, где они жили в стесненных условиях, и происходили депортации периодически. Часть евреев получили удостоверения, позволяющие им жить в городе, не попадать в гетто, не подвергаться депортации, потому что они нужны были для жизнеобеспечения города. Это действительно сделал мэр города по фамилии Попович. Но была разнарядка: определенное количество евреев должно было отправиться в концлагерь. Это не были лагеря смерти, но это были лагеря, где люди погибали от холода, голода, болезней и непосильного труда. От депортации надо было спрятаться, и до следующей депортации можно было жить, они шли волнами. Люди узнавали, когда будет следующая, потому что у румын не было большого порядка, они очень просто подкупались, все становилось так или иначе известно. И перед очередной депортацией Паулю Целану один фабрикант румынский предложил убежище на чердаке своей фабрики, куда могли пойти Пауль Целан и его родители. Родители отказались наотрез, они сказали, что им это надоело, что у них больше нет сил прятаться. Он пошел один. Когда он вернулся, то нашел квартиру запертой, его родителей депортировали. И всю жизнь он не мог себе этого простить, и всю жизнь по этому поводу были всякие домыслы и совершенно грязные слухи и сплетни. Вплоть до того, что говорили, что Целан оплакивает своих родителей, а они благоденствуют где-то под Кельном. Конечно, все это было для него страшным ударом. Их депортировали, через год он узнал о смерти матери, потом о смерти отца. Есть знаменитые стихи, которые говорят об этом:
“Выпал снег, сумрачно. Месяц уже
или два, как осень в монашеской рясе
мне тоже принесла весть,
листок с украинских склонов”.
Это о том, как ему доставили известие о смерти матери.
– И это 1942 или 1943 год, он в это время не учится, как он выживает?
– Всех еврейских мужчин отправляли на работу в так называемые трудовые лагеря, он был в таком трудовом лагере на территории нынешней Румынии, если мне не изменяет память, под Сучавой. Там они жили в бараках и выполняли тяжелую работу по ремонту дорог. Когда Пауля спрашивали, что он там делает, он отвечал одним словом: “Копаю”. Через какой-то промежуток времени, раз в 10 дней, раз в неделю их отпускали домой помыться. Это были ужасные условия для нормального человека, но это были не самые страшные условия, в которые попадали люди на этой войне, надо сказать правду. Тем не менее, для Пауля это было очень тяжело. Не говоря о том, что он был очень близок к природе, любил ходить в парки, а евреям и собакам вход в парк был запрещен.
– В 1944 году в Черновцы входит Красная армия, и он восстанавливается в университете.
– Да, в 1944 году весной – это называется “русская весна” – входит Красная армия, и Пауль Целан восстанавливается в университете, поступает уже не на французское отделение, а на английское, продолжает учиться. Мы забыли сказать о том, что, когда он учился в университете в 1940 году, он за лето 1940 года настолько изучил русский язык, что читал “Войну и мир” в оригинале. В анкете, которую он заполняет в советском университете второй раз, он пишет о том, что его языки – это немецкий, французский, румынский и украинский. Он еще подрабатывал, переводил материалы в газете “Советская Буковина” на немецкий язык, на румынский, очевидно.
– Он еще подрабатывал санитаром в психбольнице в том же году, правда, до возвращения в университет.
– Его устроили санитаром в психбольницу друзья, ссылаясь на то, что он год учился на медицинском факультете в Туре, он там не успел ничего изучить из специальных дисциплин, только общеобразовательные, естественно, но тем не менее это была какая-то возможность. В качестве санитара он даже был три дня в Киеве, сопровождал поезд с больными, отправленными в Киев на экспертизу. Вы себе можете представить, какая это экспертиза: это люди, которые подозреваются в том, что они прикидываются сумасшедшими для того, чтобы уклониться от армии.
– Наконец, самое интересное – это финал жизни Пауля Целана в Черновцах. Почему в 1945 году он решает покинуть город и куда он уезжает?
– В 1945 году, даже еще в 1944-м вспыхнула короткая и странная любовь между Советским Союзом и Румынией. Румыния вышла из войны, король объявил войну фашистской Германии. Известно, что Сталин вручил королю орден Победы. Правда, через два года тот же Сталин его сместил, но это уже другая история. И тогда было принято советско-румынское решение, что люди, которые имеют румынские паспорта, могут покинуть территорию Советского Союза и вернуться в Румынию, к себе на родину. А поскольку в Черновцах такие паспорта имели все, то вопрос этот решался кардинально – уезжали очень многие. Уезжали родственники Целана со стороны матери. Ему было очень тяжело оставаться в городе после смерти родителей. Он уехал, как уехали фактически все черновицкие румынские поэты, я буду говорить о поэтах, мне это ближе, они оказались в Бухаресте, в Германии, в Австрии. В Черновцах из его поколения не осталось почти никого.
Мы не знаем точно, в какой именно день Целан покинул Черновцы, но это было в апреле 1945 года. По некоторым сведениям, советские власти дали даже военный грузовик, чтобы они пересекли границу. Он попал в Бухарест, где жил бывший житель Буковины, известный немецкоязычный румынский поэт Альфред Маргул-Шпербер, который еще до войны много лет покровительствовал молодым талантам из Буковины, и он стал для Целана вторым отцом. Первые дни в Бухаресте он спал у него дома на столе.
– И он больше никогда не вернулся в Черновцы?
– В виде памятника, в 90-е годы.
– А кто был инициатором этого памятника?
– Хочется думать, что это был мой друг Петр Рыхло, а делал украинский скульптор. Российская сторона, учитывая ее неизменный сентимент к Буковине, наверное, поддержала этот проект. Тем не менее, не только памятник – есть улица Целана, что, конечно, и совершенно удивительно, и закономерно. Мне всегда казалось, что улица Целана будет где-то в воздухе, потому что у него есть стихотворение “Здесь в этом воздухе есть твои корни”, и все-таки она есть в Черновцах.
– Весь черновицкий период он еще не Целан, он Анчел. Когда он становится Целаном? Он уезжает из Черновцов и уходит от своей настоящей фамилии.
– Он становится Целаном в Бухаресте. Жена Альфреда Маргул-Шпербера, кажется, Генка ее звали, придумывает ему псевдоним. Она просто переставляет слоги в его фамилии: Анчел пишется по-румынски Ancel. Но другое забавно: вообще Целан очень любил то, что называл Пушкин, “странные сближения”. Например, его фамилия Целан, она возникла переставлением слогов. А в одном из своих программных стихотворений он говорит: “Истина слова того, кто говорит тенями”. Целан – цель, на иврите “тень”. Он учил иврит, была там такая школа, до гимназии три года, с 9 до 12 лет. 13 лет мальчика – это возраст, когда он по еврейскому закону становится взрослым мужчиной. До этого он ходил в эту школу, которая называется “Сафар иврия”. Он учил Талмуд и, соответственно, иврит. Его заставляли туда ходить, он школу ненавидел, заставлял его отец. Он был очень близок с матерью, с отцом не был. Я боюсь употребить слово “не любил” отца, но это были бесконечные споры и препирательства. Много лет спустя он возвращается к теме иврита, еврейства, но это потом. Еще я хотел бы сказать, что мы забываем, насколько важен черновицкий период. Целан в Черновцах прожил половину жизни. В Черновцах он сформировался как поэт. Он приехал в Бухарест уже совершенно состоявшимся поэтом, ему было 25 лет. Когда он в 1947 году попадает в Вену, Людвиг фон Фикер, душеприказчик Тракля, ведет его на могилу Тракля, он воспринимает Целана как наследника великой австрийской поэзии. Целан об этом пишет в письме: “Он привел меня на могилу Тракля. Упоминал еще других поэтов той эпохи так, как будто я один из них”.