Леонид Велехов: Здравствуйте, в эфире Свобода – радио, которое не только слышно, но и видно. В студии Леонид Велехов, и это новый выпуск программы "Культ личности". Она не про тиранов, она про настоящие личности, их судьбы, поступки, их взгляды на жизнь. Сегодня в гостях у нашей программы экономист и политик, общественный деятель Андрей Илларионов.
(Видеосюжет об Андрее Илларионове. Закадровый текст:
Андрей Илларионов – один из самых известных и знаменитых российских экономистов. Именно так: "известных и знаменитых", потому что эти слова все же не совсем синонимы. Илларионов известен своим неизменно острым анализом российской экономики; Илларионов знаменит смелостью и независимостью своих взглядов, экономических и политических, своим нонконформизмом, заставляющим его всегда держаться на особицу, вне каких бы то ни было "команд" и "группировок". Что, в свою очередь, придает особый вес его профессиональным суждениям и оценкам.
Его звезда взошла в начале 90-х, в эпоху радикальных экономических преобразований, вошедших в историю под названием "гайдаровских реформ", самым радикальным и, главное, самым убедительным критиком которых Илларионов впоследствии стал. Он был советником Черномырдина и одновременно резким критиком политики правительства и Центрального банка. В 1998 году он предсказал обвал рубля, обвинив финансовые власти в том, что они намеренно выпустили процесс неизбежной девальвации из-под контроля и усугубили его.
В апреле 2000 года Андрей Илларионов стал экономическим советником Путина, связав с новым президентом надежды на новый экономический и политический курс. Но и столь тесные объятия власти не укротили его принципиальность, не задушили в нем бунтаря и нонконформиста. Проработав в путинской администрации довольно долго, он ушел оттуда в декабре 2005 года, громко хлопнув дверью, заявив о "глубоком перерождении российского государства", о формировании в России модели государственного корпоративизма.
После этого Андрей Илларионов окончательно перешел в открытую оппозицию к Кремлю. В своем "Живом журнале" он по сути дела изобрел новый жанр мини-расследований лжи и преступлений российской власти. Так, с присущим ему педантизмом и дотошностью он раскрыл подноготную войны с Грузией в 2008 году, событий вокруг аннексии Крыма и войны на востоке Украины и многого другого.
Имея возможность спокойно работать за границей, в тиши кабинета академического института, Андрей Илларионов постоянно приезжает в Россию, демонстрируя, кроме всего прочего, бесстрашие и мужской характер.)
Студия
Леонид Велехов: Вы знаете, кого-то из моих гостей мне легко представить себе совсем юным, а кого-то нет. Вот вас при всей вашей серьезности и учености – легко. Хотя, может быть, я и ошибаюсь, но мне кажется, что вы и в детстве были мальчиком с таким, очень дисциплинированным умом, абсолютным нонконформистом, хорошо знающим, чего он хочет, но не в каком-то карьеристическом смысле, а человеком, во всем стремящимся дойти до сути. А вы, вообще, рано решили, кем быть? Потому что экономист – это не пограничник, не космонавт, это профессия, к которой сразу, в детстве, не придешь. Так как это произошло?
Андрей Илларионов: Прежде всего скажу, отвечая на ваши наблюдения или предположения, что…
Леонид Велехов: …все неправильно.
Андрей Илларионов: По крайней мере, хочу сказать, что по поведению мне с трудом давали "удовлетворительно". С трудом!
Леонид Велехов: Ну, этого моя характеристика не исключает.
Андрей Илларионов: Да. Это была другая сторона…
Леонид Велехов: …медали.
Андрей Илларионов: …отметок. Кстати говоря, именно по этой причине и не было медали.
Леонид Велехов: А пятерки были все?
Андрей Илларионов: Да, пятерки были все, но поведение с большим трудом дали удовлетворительное. Поэтому, естественно, о медали говорить было нечего. Да и надо сказать, что были случаи, когда и родителей в школу вызывали, и завуч разбирался, и даже педсовет не раз обсуждал "мой" вопрос. Был даже один случай, когда обсуждали вопрос о переводе в другую школу за плохое поведение. Так что, видите, не знаю, подтверждает это или опровергает эти предположения...
Леонид Велехов: Вполне подтверждает. Одно другому не мешает, как говорится.
Андрей Илларионов: Что же касается выбора пути... Я достаточно долго собирался заняться географией. Мне это очень нравилось, в частности, экономическая география. Я уже практически собирался поступать на географический факультет. Но... Мальчишки любят лазать по разным развалинам, приключения ищут. Естественно, я со своими приятелями тоже этим занимался. На развалинах одного дома, он еще не до конца был разрушен, подлежал сносу, но его уже жители покинули... Мы там бродили, смотрели, как люди жили и кто что нашел – кто подкову, кто-то еще что-то. Я нашел интересную вещь для себя. Это был учебник политической экономии.
Леонид Велехов: Однако!
Андрей Илларионов: 1952 года. Это, похоже, был первый и единственный сталинский учебник политэкономии. Толстый – страниц на 600-700. Я его подобрал, открыл, стал читать. А был я тогда, по-моему, в классе восьмом. И меня это затянуло. Картинок там не было, там были – труд, товар, прибавочная стоимость. Но мне это понравилось. И я, если не весь, то значительную часть его прочитал, еще будучи в 8-м классе.
Леонид Велехов: И во всем разобрался?
Андрей Илларионов: Не уверен, что во всем разобрался, но мне понравился подход. А подход мне понравился вот с какой точки зрения. Авторы этого учебника утверждали, что если не все, то многое – и точно, что самое главное, – в общественной жизни предопределяется экономической ситуацией. Поскольку время тогда, 1970-е годы, характерно было наличием большого количества дефицита практически по всем вопросам, мне показалось это очень подтверждающим то, что мы видели вокруг. (Смех в студии.) Это меня заинтересовало. И вот для того, чтобы разобраться в том, что же на самом деле происходит, в частности, и в нашей несчастной стране, я решил: а почему бы, действительно, этим не заняться и не поправить это дело? И хотя политэкономия тогда в основном занималась экономикой социализма, я пошел на экономический факультет. Но для себя четко знал, что буду заниматься политической экономией капитализма. Я буду заниматься экономикой капитализма и думать, как сделать так, чтобы перевести нашу экономику, которая тогда была, в капитализм. Для меня не было никаких сомнений, что этим стоит заняться. На 3-м курсе у нас происходила специализация. Надо было выбирать – заниматься политэкономией социализма или политэкономией капитализма. 90 процентов, по-моему, шло на социализм.
Леонид Велехов: Конъюнктура толкала, да?
Андрей Илларионов: Да, возможности в дальнейшем продвинуться по карьерной лестнице. А политэкономией капитализма занимались какие-то чудики, потому что у них никаких шансов, естественно, в этой стране не было. Может быть, они, в лучшем случае, могли бы стать где-нибудь преподавателями, но точно это было не основное направление развития. Но для меня вопроса не было, хотя меня отговаривали, говорили – ну, как же так, вроде у вас есть возможности неплохие, могли бы заняться реальным делом. (Смех в студии.)
Леонид Велехов: Реальной политэкономией...
Андрей Илларионов: Да. Но я, как я уже сказал, еще со старших классов школы решил, что какую-то часть своей жизни, а может быть, и всю жизнь, буду заниматься изучением того, как превратить то нелепое экономическое явление, которое нас окружало, в нечто более разумное, рыночное, капиталистическое, как тогда говорили. В общем, так и пошло.
Леонид Велехов: Все-таки с младых ногтей серьезный человек – при неудовлетворительном поведении и всем прочем. Человек с серьезным складом ума.
Андрей Илларионов: Тогда трудно было сказать – это было серьезно или слишком несерьезно. Некоторые считали, что это не очень серьезно.
Леонид Велехов: А вы ведь из семьи, насколько я знаю, преподавательской, с филологическим уклоном.
Андрей Илларионов: Совершенно верно. Оба моих родителя преподаватели. Отец – специалист по русскому языку, по стилистике. Он работал много лет методистом по преподаванию русского языка. Он вначале сам работал учителем, потом стал методистом и несколько десятилетий помогал учителям овладевать навыками, как преподавать русский язык для того, чтобы лучше им овладели ученики. Кроме этого, он был еще и ученым, написал четыре книги по различным вопросам методики преподавания русского языка, по стилистике. Для своего времени, в частности, его книга по стилистике 1975 года издания была абсолютно прорывной. Это было новое слово, тогда у нас никто ничего подобного не писал. И даже сейчас, по прошествии сорока лет, многие идеи, которые были им высказаны тогда, остаются абсолютно релевантными.
Леонид Велехов: Они переиздаются, его труды?
Андрей Илларионов: Мы сейчас готовим. Одну книгу мы переиздали уже. Сейчас мы готовим уточненное издание вот этой книги по стилистике. Я думаю, что для многих сегодня это будет очень важная книга.
Леонид Велехов: Интересно как!
Андрей Илларионов: Это отец. А мама у меня была преподаватель дошкольного воспитания – готовила воспитателей в детские сады. Она написала в свое время нерядовую книжку про загадки – как обучать детей загадкам, какую роль загадки играют в нашей жизни.
Леонид Велехов: Замечательно как!
Андрей Илларионов: Так что это мне передалось от мамы – интерес к отгадыванию разных загадок.
Леонид Велехов: Интерес к отгадыванию загадок от мамы, а от отца, между прочим, как я понимаю, – всегда очень точно стилистически выстроенная речь. Я не хочу осыпать вас комплиментами, но вы ведь настоящее сокровище для интервьюера: ваша речь абсолютно точно всегда выстроена, продумана, без лишних слов, без междометий, без неправильных склонений и падежей. Возможно, отцовское тут влияние сказалось.
Андрей Илларионов: Конечно, отцовская школа очень много дала мне, вне всякого сомнения. И он постоянно очень требовательно относился к тому, что и как говорится.
Леонид Велехов: То есть он и в обыденной жизни следил за этим?
Андрей Илларионов: Постоянно, да! Учителя, с кем он работал, и много десятилетий спустя вспоминали о тех уроках, которые он давал. У него, наверное, несколько десятков статей, посвященных как раз правилам хорошей, правильной, красивой, корректной русской речи.
Леонид Велехов: Безумно интересно! И безумно интересно раскрывает вас, вашу личность и ваш стиль жизненный и профессиональный, аналитический. Повторю, вы говорите, как пишете, а пишете, как говорите. Ваши расследования, чрезвычайно обстоятельные, наполненные фактурой, причем, фактурой очень непростой для восприятия, читать интересно, просто, как детектив бывает... Я так понял, что вы довольно рано разобрались в том, что путь, которым идет страна, тупиковый, да?
Андрей Илларионов: Я и тут бесконечно благодарен своему отцу, который довольно рано, когда я был еще подростком, дал мне самые первые и самые главные уроки понимания жизни.
Леонид Велехов: Отец тоже был критического направления ума, как кажется, у Добролюбова сказано, человеком?
Андрей Илларионов: Да. У людей, проживших ту эпоху, была возможность видеть все своими собственными глазами и все понять. Но далеко не все передавали это знание и критическое отношение своим детям.
Леонид Велехов: В том-то и дело.
Андрей Илларионов: Он, конечно, сыграл исключительную роль в моем воспитании и образовании. Он рассказывал мне о той жизни, которая была до меня, которую я не мог наблюдать, но о которой каждый, считающий себя сколько-нибудь образованным человеком, живущим в России, должен знать. Он говорил, конечно, о репрессиях. Он говорил о тоталитарном режиме, о массовых убийствах, о том, что происходило со страной, и о том, что происходит вокруг, на что надо обращать внимание. Поэтому я бесконечно благодарен ему за те уроки, которые он давал.
Леонид Велехов: А еще я знаю, хотя, может быть, мы несколько задержались на ваших школьных годах, что фашизм как тема вас особенно заинтересовал...
Андрей Илларионов: Было дело.
Леонид Велехов: И это обернулось для вас изрядными неприятностями...
Андрей Илларионов: Да, это интересная была история. В 10-м классе у нас объявили конкурс на лучшую работу по обществоведению, был такой предмет. И нам было предложено, по-моему, десятка три различных тем. Центральное место занимали темы, связанные с только что принятой новой Конституцией СССР. Это Конституция 1977 года.
Леонид Велехов: Брежневская.
Андрей Илларионов: Да. Там чуть ли не половина тем была связана с Конституцией, а также с построением коммунизма, социалистического общества и тому подобным. Я посмотрел этот список, как-то мне ни одна из этих тем не показалось интересной. Мне была интересна тема – почему фашизм оказался столь привлекательным для Германии, для германского общества. Собственно говоря, сейчас любой может посмотреть хронику на YouTube или в каких-то других местах. Тогда YouTube не было, но по телевизору шли передачи про то, как мы победили германский фашизм, а в них показывали картины Германии – сотни, тысячи людей, которые заходились в истерике восторга по отношению к Гитлеру, к фашистам. Невероятная была эмоциональная и моральная поддержка со стороны германского населения фашизму. И мне было очень интересно разобраться – почему фашизм оказался настолько популярным в стране, которую нельзя было назвать отсталой, неграмотной, нецивилизованной, – в стране Гейне, Гете, великих философов, великих писателей, художников, музыкантов... Я занялся этой темой, результатом стала работа под названием "Фашизм. Пять источников, пять составных частей". Видимо, знакомство с работами классиков марксизма-ленинизма не прошло даром. (Смех в студии.) Поскольку у отца была старая немецкая пишущая машинка "Калибри"...
Леонид Велехов: Помню, помню такую.
Андрей Илларионов: ...вместо того, чтобы писать от руки, чем занималось большинство моих сверстников, я взял эту машинку, заправил туда, как сейчас помню, четыре экземпляра с копиркой и отпечатал свою работу, по-моему, на 35 страницах. Довольно много для работы десятиклассника. И первый экземпляр отдал, естественно, преподавателю обществоведения. Она не нашла ничего лучшего, чем взять эту работу и отнести бывшему директору нашей школы, известному сталинисту, чтобы посоветоваться, что с этим делать. Он взял эту работу, почитал и прямиком отнес в районный отдел КГБ.
Пока там ее исследовали, в районном отделе КГБ, сам он проявил инициативу, позвонил на работу отцу, но не ему, а секретарю парткома, с вопросами о том, не замечен ли мой отец в антисоветской деятельности. То же самое он сделал, позвонив на мамину работу секретарю парткома педучилища, и тоже пытался узнать, в какой антисоветской деятельности замешана она. Не солоно хлебавши, он отправился в районную библиотеку, потребовал мой формуляр и внимательно исследовал, какие книжки, газеты, журналы я читаю, чтобы выяснить, так сказать, скрытое лицо подрастающего врага. Потом он пришел ко мне в школу, пригласил меня и так по-дружески сказал: "Ну, скажи мне, пожалуйста, ведь ты же читал антисоветские листовки? Вот недавно был тайник открыт, ты же там все это смотрел. Расскажи, с кем ты связан, кто тебе это нашептал?" Вот в таком духе. К счастью для меня, в том районном отделе КГБ люди, которые прочитали эту работу, не нашли в ней ничего антисоветского, и для меня никаких последствий не было. Но я-то надеялся, что моя работа пойдет на областной конкурс, на городской, республиканский! А она никуда не пошла. И я очень расстроился. Но так как у меня же оставались еще три экземпляра...
Леонид Велехов: Ну, вы и юный подпольщик!
Андрей Илларионов: ... а слухи по школе об этой работе пошли, то я своим приятелям по классу дал ее почитать. И они передавали ее из рук в руки. Понятно, запретный плод сладок. Если бы работа пошла на конкурс, кому бы это было интересно? А поскольку она не пошла, людям было интересно. Меня вызвали уже к завучу и сказали – зачем я даю читать эту самую работу?
Леонид Велехов: Конечно, это же самый настоящий самиздат был!
Андрей Илларионов: Да, самиздат получился. К счастью, хотя времена были не самые благоприятные, для меня и, главное, для моих родителей, это не имело никаких последствий. Произошло бы в другое время, в другом месте, могло бы кончиться для родителей очень печально.
Леонид Велехов: Уже к первой зрелости, ранней зрелости вашей профессиональной обращаюсь. На орбиту союзного, российского масштаба вас вывело время гайдаровских реформ. Вместе с тем, вы очень последовательный и, на мой взгляд, очень убедительный критик этих реформ. Нет ли тут какого-то противоречия? Или был момент переоценки ценностей? Что тут произошло? Или вы с самого начала были в этой компании чужим среди своих?
Андрей Илларионов: Если считать себя призванным каким-то событием, то все-таки, наверное, главное событие это то, что в истории у нас называется перестройкой.
Леонид Велехов: Конечно. Вы понимаете, что я провокационно сказал "время гайдаровских реформ", чтобы именно на этом сфокусировать внимание...
Андрей Илларионов: Да, понимаю. Но все-таки нужно сделать небольшой экскурс в историю. Главное это был приход Горбачева и попытки с его стороны начать реформы в стране – политические, экономические, идеологические и прочие. И вот на фоне быстрой либерализации общественной, а потом и политической жизни, возникло достаточно большое количество новых клубов, союзов, где люди стали встречаться, обсуждать вопросы – что делать с экономикой? что делать с обществом? что делать с политикой? Одним из таких клубов стал "Синтез", молодежный дискуссионный клуб, который был создан при Ленинградском Дворце молодежи в 1986 году. Его организовали два молодых человека, закончившие Финансово-экономический институт, Андрей Прокофьев и Борис Львин. Так получилось, что я попал на одно из первых заседаний этого клуба, с организаторами очень жестко поспорил. Мы там очень долго ругались. В общем, после этой долгой ругани они сказали: "Слушай, давай будешь третьим". И мы стали этим делом заниматься, обсуждали очень многие вопросы экономических реформ, политики, истории. Много чего обсуждалось. Через некоторое время эта группа молодых людей, которые задумывались о том, что происходит в стране, что можно сделать, встретилась с другой группой, там были люди немного старше, они уже обсуждали в прикладном плане проблемы экономических реформ. В этой группе был Анатолий Чубайс. А потом наша группа ленинградская встретилась и развила отношения с московской группой, лидером которой был Егор Гайдар.
И вот в течение нескольких лет, до 1991 года было несколько мероприятий, семинаров, которые проходили и в Питере, и под Питером, и в Москве, и на которых обсуждали прежде всего экономические вопросы. И вот тогда, уже тогда, хотя мне эти темы были очень близки, я в этом принимал активное участие, меня не то чтобы настораживала, но как-то обращала внимание намеренная концентрация внимания со стороны многих моих коллег исключительно на экономических вопросах и игнорирование политических, того, что называлось правами человека. Был такой подход – мы достаточно циничные ребята, занимаемся только экономическими вопросами, а политические, вопросы морали, права, прав человека нас не затрагивают. Я несколько раз пытался переубедить моих коллег, как бы проложить тропинку, мостик к тому движению правозащитников, диссидентов, которое хорошо было мне известно. Но со стороны как раз руководителей этого семинара, Гайдара и Чубайса, было очень жесткое неприятие этого подхода. И уже потом, когда 1991 год наступил и 1992-й, эти две линии шли параллельно, они не пересекались: очень мощное демократическое движение, в котором участвовали Сахаров, Афанасьев, Галина Старовойтова и многие другие, и технократический подход, который отстаивали мои коллеги. Помню, я неоднократно обращался к коллегам, говорил, что надо как раз объединить усилия, потому что предлагаемые нами реформы не только могут, они должны быть демократическими. Они должны быть направлены на то, чтобы появились возможности, ресурсы, права и свободы как раз у максимального количества людей. Но со стороны коллег я встречал жесткое неприятие. Тогда мне было это непонятно.
Разногласия с коллегами – и с Гайдаром, и с Чубайсом – у нас проявились и потом, в 1992 году, по ключевому вопросу денежной эмиссии Центробанка. Они настаивали на эмиссии, я выступал против. Другой ключевой вопрос, по которому мы спорили, – бюджетный дефицит. Я считал, что бюджетного дефицита не должно быть. Гайдар увеличил его до 23% ВВП. Цифры, которые трудно встретить даже во время войны. Даже во время Первой и Второй мировых войн можно было по пальцам пересчитать страны, в которых в отдельные годы наблюдались соответствующие бюджетные дефициты. И это в условиях смертельной войны, когда на кону стояло выживание нации, государства, людей. А тут, в общем, без всякой войны, на пустом месте раздут такой бюджетный дефицит! И этот дефицит финансировался прямой денежной эмиссией Центробанка по приказам и распоряжениям, исходившим из Правительства РФ. Под каждым из них стояла подпись Гайдара. Мне это было абсолютно непонятно, я неоднократно к нему обращался, спрашивал, зачем это делается, это же разрушительно. Для экономиста не было секретом, что с небольшим лагом в 3-4 месяца эта денежная масса выливается на рынок и приходит волна инфляции, гиперинфляции со всеми последствиями, экономическими и политическими. Результаты оказались как раз именно такими, о которых я говорил, и эта волна смела это правительство.
Было много других споров в 90-е годы по поводу валютного коридора, который, по моему убеждению, уничтожал российскую промышленность, экономику, наращивал нашу внешнюю задолженность. Но вот это чувство команды не позволяло мне выходить с этой критикой публично. Я считал это некорректным. Я пытался использовать все возможные ресурсы для того, чтобы убедить своих коллег в неправильности этого пути. Мне это не удалось сделать. И уже летом 1998 года наши разногласия по вопросу о дефолте стали публичными.
И уже потом, после смерти Гайдара, начиная с 2010 года, я стал гораздо более тщательнее анализировать те решения, которые он принимал в 1991-1992 годах, их мотивацию, причины и т. д. Обнаружил вещи, которые для меня оказались шокирующими. Я узнал о том, что в декабре 1991 года, в разгар нашего кризиса, Гайдар отправил 300 миллионов долларов на Кубу, на поддержку режима Фиделя Кастро... Это когда ежемесячный бюджет всей РФ составлял порядка 250 миллионов долларов, 300 миллионов было отправлено на поддержку Фиделя Кастро и на сохранение базы ГРУ Генштаба в Лурдесе, пригороде Гаваны! Базы, по поводу которой уже было принято политическое решение о ее закрытии.
Затем, так получилось просто случайно, раскрылась еще одна загадка. Это загадка 1993 года. В 1993 году я работал в рабочем центре экономических реформ при правительстве, а потом по приглашению премьера Черномырдина был его советником. И тогда у меня сложились очень хорошие отношения с Борисом Григорьевичем Федоровым, который был вице-премьером тогда и министром финансов. И вот он стал министром финансов, а через короткое время мы с ним встречаемся. Он меня спрашивает: "Андрей, скажи, пожалуйста, а где миллиард?" Я говорю: "Какой миллиард?" Он говорит: "Миллиард, который нам дал МВФ". Ну, конечно, мы все знали, что летом-осенью 1992 года МВФ дал нам резервный кредит стэнд-бай в размере одного миллиарда долларов. Я говорю: "Слушай, ты же министр финансов, не я. Он у тебя должен быть". Он говорит: "А его нет". Я говорю: "Как нет? Может быть, ты не там посмотрел?" Он говорит: "Нет, я всюду посмотрел. Его нет. Есть поступление миллиарда долларов из МВФ. И дальше он исчез". Я говорю: "Может быть, его уже потратили?" – "Нет, нет следов".
В общем, Борис так и не смог найти следов этого миллиарда долларов. А по тем временам миллиард долларов это примерно 1/10 или 1/12 часть бюджета РФ. Я не знаю, выяснил ли Борис до конца своей жизни судьбу этого миллиарда. Я это сделал уже после его смерти. Нашел документы и восстановил всю цепочку. Это было сделано в 2010 году. И выяснилось, что полученный миллиард долларов Егор Тимурович Гайдар отдал на спасение так называемого Евробанка. Это банк, который был приобретен Народным комиссариатом иностранных дел СССР в 1926 году в городе Париже и в течение последующих 65 лет использовался как финансовая крыша советских секретных операций в Европе. Через этот банк финансировалась подрывная деятельность против европейских стран. В недрах этого Евробанка исчез золотой запас Испании, который республиканцы во время Гражданской войны отдали на хранение Советскому Союзу. И вот поскольку этот Евробанк финансировался из отчислений от советского экспорта зерна, нефти, тракторов, чего угодно, то в 1991 году, когда по решению Горбачева произошла либерализация внешнеэкономической деятельности, то, естественно, советские внешнеторговые организации перестали отчислять средства на поддержку этой самой "крыши". И в течение короткого времени Евробанк оказался на грани банкротства. Несоответствие между его обязательствами и активами составило сумму порядка миллиарда долларов. Собственно говоря, в этой ситуации можно было пойти по вполне возможному и ожидаемому пути ликвидации организации, которая является банкротом, и к тому же занималась нелегальной деятельностью на территории других стран. Однако Егор Тимурович принял решение направить миллиард долларов на спасение этого Евробанка. И ни копейки, ни доллара, ни цента из этого миллиарда МВФ не осталось на территории России, не пошло ни на поддержку пенсионеров, ни на поддержку студентов, ни на экономические программы, ни на что другое. Причем, как выяснилось, это решение было секретным. И еще несколько такого рода примеров можно привести.
Чем руководствовался Гайдар? Я много об этом думал. Он был, с одной стороны, заинтересован в проведении экономических реформ, но реформ, нацеленных на определенную группу людей. Реформ для отдельной группы людей, а не для всех. Он однажды, по крайней мере, достаточно честно об этом сказал. Анатолий Борисович, его лучший друг, об этом несколько раз говорил. А сам Гайдар сказал об этом в своей лекции в Лондонской школе экономики, если не ошибаюсь, в 1994 году. Он там достаточно откровенно сказал, что его и его товарищей задача заключалась в том, чтобы дать собственность тем, кто был рядом с ней. И перечислил эти группы. В том варианте, который опубликован на английском языке, это МГБ, то есть сталинских времен название спецслужб, "красные" директора, бандиты. А потом, собственно, аналогичное соображение высказал Анатолий Борисович Чубайс, отвечая на вопрос, была ли наша приватизация справедливой. Конечно, нет, сказал он. И пояснил: самое главное, что мы сделали, это ломали через колено общество. Никакого права там, естественно, не было. И собственность дали тем, кто был рядом с ней. И тоже были названы "красные" директора, бандиты и еще кто-то.
Если посмотреть, кому выдавались кредиты ЦБ по распоряжению правительства Гайдара, кого финансировало правительство в 1992 году, то мы видим – это ВПК, агропромышленный комплекс, операции по финансированию спецслужб, открытые и закрытые. То есть на самом деле выясняется, что это целенаправленная, сознательная политика по перенаправлению имеющихся экономических ресурсов от всех других частей российского общества по вполне конкретным направлениям.
Более того, становится понятным, зачем была развязана гиперинфляция. Потому что экономической необходимости в той самой гиперинфляции, про которую мы с вами немножко говорили, в раздувании бюджетного дефицита, в колоссальной денежной эмиссии не было. Это было сделано для того, чтобы с помощью этой гиперинфляции уничтожить, обнулить сбережения у обычных граждан и у обычных предприятий гражданского сектора. В течение двух лет гиперинфляция 1992 и 1993 годов от тех сбережений, которые были накоплены до начала 1991 года, до начала этих самых реформ, оставила от 1,5% до 2%. Они были фактически все уничтожены, у всего общества. Но! Как только это было сделано, началась программа приватизации, в т. ч. и приватизации за деньги. У кого оказались деньги? У тех, кто смог перевести эти деньги либо за рубеж, либо, например, в Банк "Россия", как теперь мы знаем, либо у тех организаций, которым направлялись бюджетные субсидии по распоряжениям Гайдара или кредиты из ЦБ. Таким образом, получается, что в 1991-1994 годах произошла гигантская операция по искусственному уничтожению сбережений, которые находились у граждан и у предприятий гражданского сектора, и перераспределение ресурсов вначале в денежном виде, а потом и в виде реальных активов в пользу некоторых общественно-политических групп.
И возникает вопрос – это случайно получилось или неслучайно? Ответ на это содержится в замечательной статье Егора Гайдара 1989 года, написанной и опубликованной до того, как все это произошло. Он там четко говорит: самое главное в экономике – это не рыночные механизмы, это не свобода рыночного ценообразования. Самое главное – кто контролирует активы. Егор Тимурович был действительно выдающимся человеком, очень умным человеком. И он прекрасно понимал, что нужно делать. И эта операция по масштабу вовлеченных средств, наверное, не имеет себе равных в мире. За короткий срок вывести активы не просто на десятки, на сотни, на миллиарды долларов в реальном измерении, может быть, на триллионы долларов, из-под контроля т. н. общенародной или государственной собственности и передать их в руки относительно небольшой группы людей, выбранных по политической целесообразности, по идеологической близости, по близости к тому, чем занимался отец Гайдара, и к чему он сам, судя по всему, был ментально очень близок... Достаточно посмотреть его последнюю книгу "Смуты и институты", написанную в 2006 году. В ней он предупреждает власть, что у нее, у власти, всегда должен быть наготове "последний полк", готовый выполнить любой ее приказ. Если в 1989 году он писал, что самое главное – это не рыночные механизмы, а то, кто контролирует активы, то в 2006 году он беспокоится о другом: контроль активов это, конечно, хорошо, но удержать эти активы можно только тогда, когда у вас есть последний полк, который готов стрелять...
Леонид Велехов: В эфире Свобода – радио, которое не только слышно, но и видно, вы смотрели и слушали программу "Культ личности". Это первая часть ее нового выпуска, гостем которого был экономист Андрей Илларионов.
Во второй части, которая выйдет в эфир ровно через неделю, бывший советник Владимир Путина расскажет о своей работе в Кремле и впервые – о том, что побудило его порвать с Путиным и его администрацией и перейти в оппозицию к власти.