В пятницу в своём родном Монровилле, штат Алабама, умерла Харпер Ли - американская писательница, вошедшая в историю литературы одним романом, "Убить пересмешника".
А вскоре пришла новость ещё об одной смерти - в Милане скончался Умберто Эко, итальянский культуролог, писатель и публицист, автор "Имени розы" и "Маятника Фуко" (впрочем, не только - и об этом дальше!).
В течение суток нас покинули Харпер Ли и Умберто Эко. Похоже с планеты начали эвакуировать лучших...
А вообще, конечно, чтение особенно последнего - это на уровне пароля свой-чужой.
умер ли харпер ли и умбер-то эко
с -тало ли громче звучать в чис-том поле эхо
то ли эх то ли эх то ли эх то ли
эти оскол-ки слов таблет-ки от бо-ли
так распадается мир на горох звуков
где-то об этом писал умберто эко
Без Умберто Эко пусто и холодно. Знать, что где-то он одышливо живет было спасительно и со многим примиряло. Теперь сами.
Его "Имя розы" прочитал ещё в советском журнале "Иностранная литература". Любимой же стала его книга "Маятник Фуко".
Умберто Эко - символ второго издания европейского гуманизма, послевоенной эпохи.
Очень жаль
Мудрые, спокойные и многознающие. Живущие сразу в нескольких эпохах и тем сближающие их. Они не костенеют в своем знании и никогда не отрываются от сегодняшнего дня. Они готовы делиться и заставляют думать. Они очень талантливы - иначе их было бы скучно слушать. Их единицы и без них никуда. Умберто Эко был таким.
Для меня его романы - открытие новой литературы. Сложно - это интересно. Сложно - это красиво. Это слоисто как слюда: глубокие слои лишь угадываются и заставляют напрягать зрение. Еще читая, предвкушаешь: перечитывая в следующий раз, ты поймешь больше, потому что будешь больше знать. Ты теперь должен больше знать. И это тоже счастье. Спасибо.
Как родной человек ушел.
В конце 90х была на его лекции в РГГУ, зал не вмещал всех желающих его услышать. После лекции подписала «Имя розы», но книги его авторства были не у всех. Так люди и шли с чем было: «Дон Кихотом», шекспировскими сонетами. И Эко подписывал: «Сервантес», «Шекспир»...
"...когда времени не хватает, хуже всего — потерять спокойствие. Мы должны вести себя так, будто в запасе вечность."
Теперь у Умберто Эко точно в запасе вечность. А у нас - немного времени, чтобы насладиться его книгами.
У меня книги расставлены по рангам. НУ то есть вот стилаж с литературой 20-века. На этой полке - первый ряд: великие и любимый. На этой второй и так далее.
И для меня было на самом деле очень важно, что вот среди этих великих, на той самой полке, есть и живые люди. Те кто не просто в книгах. Но те кто ходят, дышат, могут еще чего-нибудь написать или хотя бы сказать.
То есть было важно. До сегодняшнего дня. А теперь уже нет таких. И это что-то неприятно меняет в моем мире.
Не могу назвать Эко своим любимым писателем, однако это была веха. Наступление постхристианской цивилизации он отразил очень точно.
Умберто Эко был одним из тех немногих, кто самим фактом своего существования рядом с нами оправдывал нашу эпоху. Он был одним из немногих, чье физическое пребывание в этом мире придавало этой эпохе и этому миру определенную осмысленность или по крайней мере давало надежду на осмысление и очеловечивание дикого сырого пространства.
И так было до сегодняшнего дня. Светлая память.
(в восхищении)
даже не жаль умершего этой ночью умберто эко. только благодарности.
физическая смерть человека, живущего внутри времени, совсем ничего не значит.
Умберто Эко умер. Его рассуждения в "Имени розы" о том, смеялся ли Христос, значительно сформировали мое восприятие христианства.
Мне было тринадцать, когда я читал Харпер Ли в "Роман-газете", и под сорок - Умберто Эко в "Иностранке". Оба романа ("Убить пересмешника" и "Имя розы") из тех, что "читал всю ночь и не мог оторваться". Таким, по моему скромному разумению, и должен был быть роман - остросюжетным и, извините, морализаторским.
Мало было авторов, у которых я осознанно стремился найти и прочесть все ими написанное. А среди живых их, почитай, и нет.
Сегодня умер еще один.
Думаю, важнейший писатель в моей жизни. Любимых много, но таких важных больше не было. И вряд ли будет.
"Имя розы" изменило меня совершенно. С него и с "Заметок на полях "Имени розы" началась для меня долгая, совершенно романтическая любовь к постмодернизму. В Средневековье я был влюблен с детства... Читал и не мог понять и поверить, как он угадал, что именно это было мне так необходимо: современный роман о Средних Веках, о важности книги, о сакральной роли юмора, о любви.
Он вообще постоянно угадывал. Меня всегда интересовала конспирология, одно время я был буквально одержим историей тамплиеров - и появился "Маятник Фуко", мой любимый его роман, зачитанный до дыр.
А потом я потратил год в институте, бесконечно читая литературу барокко (правда, не итальянского, а больше испанского и английского), тут и вышел "Остров накануне", где были и "Три мушкетера", и "Робинзон Крузо".
А потом "Баудолино" с его Граалем и Пресвитером Иоанном - боже, я читал и опять не верил, что такая книга существует, это казалось слишком невероятным, чтобы быть правдой.
Между прочим, все, что говорил Эко в последние годы про цифровую культуру и новые обстоятельства жизни букв и слов, попадало всегда в "десятку". В преклонном возрасте не впасть в унылое брюзжание и одновременно не потерять критической озабоченности - это редкое и счастливое свойство. Прощайте, синьор Умберто, станет скучнее без вас.
Уважение к личности и тврочеству Умберто Эко, что выразилось в выходе новости о его смерти в топ мировых новостей, это попытка образованных людей в Европе извиниться друг перед другом за господство пошлости и асоциальности в современной культуре.
Просто сравнить - Эко и Алексиевич. И с Нобелевками сразу все ясно. При том, что Эко отнюдь не наш, и даже не левый. Но умный.
Он терпеть не мог популизм и разоблачал манипуляции. Он был ученым, но исполнял свой гражданский долг, объясняя реальность, не запираясь в кабинете.
Он не любил футбол. Но ему это было простительно.
Он был способен увлечь тем, чем увлекался сам. Это редкое качество, говорящее о масштабе личности.
В переписке с кардиналом Карло Марией Мартини (также уже покойным) он ответил на главный вопрос о неверии. Как неверующему справиться с неизбежностью смерти? Что придает смысл его жизни, если за ней - ничего? Он писал, что главное - оставить другим послание в бутылке. Своей жизнью.
Он оставил.
В мире стало темнее. Мир поглупел.
Прощай, профессор Эко. В твоем последнем романе почти все кончается хорошо.
Эпохальный, конечно, человек. Все ежегодные "хитпарады влиятельных интеллектуалов" по сравнению с ним - детский сад.
О, боже! Как это так. Он был гением
В 1998 году он приезжал в РГГУ. Тогда наш вуз был местом, куда съезжались интеллектуалы со всего мира (а теперь туда присылают читать лекции николая старикова(().
Это был примерно май. А в марте у меня родилась Дуня. Но я же не могла не прийти на его лекцию! Поэтому мы слушали лекцию вместе с месячным младенцем в переноске. Дуня была чудо-ребенком и сладко проспала всю лекцию. А после лекции мы подошли к эко взять автограф. Эко погладил Дуню по голове. А на следующий день вышла заметка в Вечерней Москве с нашей огромной фотографией и подписью "Умберто Эко благославляет женщин и детей".
Иногда я думаю,что Дунин интерес к культуре, ее творческое начало вложил этим благословением Умберто Эко.
Из серии "преподавательские зверства".
Один курс историков был мною строго предупрежден, что тот, кто не прочитал "Баудолино" Умберто Эко, выше четверки на экзамене у меня не получит. А тот, кто поинтересуется, почему для историков поставлено такое условие поставлено именно по "Баудолино", а не по "Имени Розы", не получит ничего выше тройки.
Смайл.
Не надо, впрочем, думать, что этот поток славословий бесконечен. Его тоже можно разбавить.
Если и говорить об Умберто Эко и Харпер Ли, то мне, конечно, любезнее вторая, чем первый. Простыми словами о сложном - лучше, чем сложными словами о простом (или даже о сложно, или вообще непонятно, о чём)
многие вспоминают "имя розы" - наверное, нужно было жить в то время, в самом конце 80-х, когда в "Иностранке" выходил сокращенный перевод - или чуть позже, когда было книжное издание, с послесловием Лотмана - чтобы был такой след. я читал куда позже, уже к излету 90-х, в издании питерского Symposium'а - и, увы, это было интересно, любопытно - но не более того. а вот "отсутствующая структура" и "сказать почти то же самое" - это был восторг. но главной его книгой, как мне кажется, был "маятник фуко" - его он потом "переписывал" и в "пражском...", и в "нулевом номере" - там нет, мне кажется, игры - а "игра" лишь служит способом сказать о своем, настолько важном, что прямое высказывание невозможно.
С каким упоением читалось его Имя Розы... Казалось, он открыл что-то новое, хотя на самом деле переоткрыл известное. В Имени он сделал это блестяще, сдержанно и с глубоким чувством юмора, чувством меры, чувством формы. И несомненное влияние Борхеса казалось там естественным, органичным, плодотворным. А потом... потом стал доктором по общим вопросам с хорошо подвешенным языком... При этом, несомненно, ум, обаяние, чувство юмора никуда не делись — иногда прорывались через чудовищные нагромождения пустот, горы хлама, из которого и состояли все его последующие книги.<...>
Социальные сети плачут, прощаясь с «мудрецом и гением», которого даже Дэну Брауну не удалось переплюнуть. Итальянцев я отчасти понимаю, хотя ставить Эко выше Свево, Пиранделло, ди Лампедуза — это уж бред какой-то... впрочем, это эффект «смерти звезды». Когда умер Шукшин, говорили об этом как о закате солнца навсегда...
Скончавшийся Умберто Эко мне никогда не нравился. Типичный постмодернист со смеховой культурой, праволевым яйцом, воинствующей толерантностью и мультикультурализмом маскируемыми под умный интеллектуальный скептицизм.
Имя Розы роман очень даже неплохой, но убитый плохой экранизацией. Как хорошо, что я увидел ее много лет спустя.
Это был, пожалуй, образованнейший из современных писателей. Он блестяще умел пользоваться и своим, и чужим умом. Но, несмотря на профессорское звание и множество научных наград, Эко менее всего был кабинетным учёным, неспособным подняться над скучной правдой факта. Перо его легко преодолевало границы эпох и государств, но во всех странах и во всех временах он видел прежде всего современность. Он был ярчайшим, пламеннейшим борцом с мракобесием, в какие бы одежды оно не рядилось – будь то плащи культуры, тоги чести или гнилые овчины национальных, религиозных, гендерных и прочих предрассудков. Эко отважно срывал эти одеяния, обнажая скрывающуются под ними поповщину, национализм, антисемитизм и фашизм. Он был истинным левым интеллектуалом, отважным комиссаром в профессорской мантии.
С его смертью всё прогрессивное человечество – я имею в виду людей, достойных называться людьми, людей с честными глазами, хорошими лицами и доброкачественными генами – понесло утрату.
Хочется думать, тяжёлую.
Ждал, кстати, кто первым у меня в ленте начнет топтаться и глумиться насчет Эко. Хотел даже забиться с кем-нибудь, что это будет Константин Анатольевич Крылов, зря не забился, выиграл бы.
Как думаете, а почему сверхрусский мыслитель Крылов так обижен на Умберто Эко, покойного? Перечитал я "14 признаков фашизма", которые нынче всякий дождь перепостил - может из-за этого? Ну так Крылов и товарищи (Холмогоров, Просвирнин, Гиркин и т.д.) ведь ни под один признак не подпадают: ни героизма, ни аристократизма, ни мужественности. Так чего же тогда обижаться?
Кстати, о признаках фашизма! Этот, действительно важный для Эко текст, в последние дни репостили все, кому не лень.
Только что на панельной дискуссии Красноярского форума еще раз зачитал вслух эковские 14 признаков фашизма. Предложил людям загибать пальцы, когда они опознают что-то знакомое из окружающей жизни.
Не называя, что это такое, конечно. И никто, похоже, на слух не догадался.
Потом спросил, сколько насчиталось знакомого. Из публики выкрикивают - "Десять!", "Двенадцать!", "Тринадцать!"
Только тут сказал, что это.
Длинная пауза...
Сегодня только ленивый не вспомнил признаки фашизма по Умберто Эко. С посылом "Найдите десять отличий". Однако, откровенно говоря, большая часть этих признаков - просто описание традиционного общества, каким оно существовало везде вплоть до 20 века, а сегодня - почти везде. Вот они: культ традиции, страх перед прогрессом, неприятие модернизма, ксенофобия, слабость среднего класса, вера во всемирный заговор, культ войны и героической смерти, презрение к слабому, регламентация сексуальной нормы, популизм, внедрение новояза. Мне многое из этого совсем не по душе, но при чем здесь фашизм?
Вот странное дело: умер Умберто Эко и все перепощивают его неудачный текст про признаки фашизма, где есть гневная отповедь реакции, иррационализму и неприятию идей 1789 года (а также, конечно, 1776 года). Однако всё, за что помнят и любят писателя, это как раз и есть реакция, иррационализм и неприятие идей 1789 года, которые приобрели товарный вид и оказались упакованными в красивую обёртку "постомодернистского романа". В семиотической теории Эко прославился отповедью структурализму. В области критики отметился брюзжанием по поводу того, что суррогаты и современность суть близнецы-братья. В художественной литературе вершиной творчества Эко стал роман "Имя Розы" - фактически про то, что старое Средневековье лучше нового. При желании всё это легко разместить под рубрикой "гламурный фашизм", да и к тому, чтобы придумать саму рубрику, Эко тоже приложил свои руку и ручку. Однако признаваться в этом (прежде всего самому себе) писатель не хотел, отсюда и такое прописное левачество. По-видимому, главным страхом Эко было то, что его признают реакционером, случайно пригретым модой. Ну, а самое страшное в наших страхах - это, как известно, то, что они переживают нас самих...
Дело в том, что "это" - не столько "фашизм" (который вообще - давно уже бессмысленная обзывалка), сколько признаки коллективистской идеологии. Идеологии, стремящейся подчинить личность единым для всех правилам и заставить жертвовать собой или чем-то важным в себе.
А она вездесуща. "Культ смерти" присущ любому государству, которому случалось воевать; "культ мужественности" - неотъемлемый признак воинских и квази-воинских мужских сообществ; "презрение к слабым" - обратная сторона такой важной мотивации, как желание достигать и преодолевать... и так далее.
Считать все эти вещи абсолютным злом глупо. Это элементы цемента, скрепляющего общество.
Но, если уж чем-то жертвовать - то максимально сознательно и добровольно, четко понимая, что ты делаешь, почему и зачем это нужно _тебе_.
Поэтому наиболее важны первые признаки. Теории заговора вполне можно пережить (собственно, кто сказал, что заговоров не бывает?), культ смерти тоже. Но там, где тебе настоятельно предлагают не думать, не сомневаться, не задавать вопросов, "не рефлексировать - распространять"... - вот оттуда стоит бежать как можно быстрее и как можно дальше.
Смерть Умберто Эко заставила либералов с легкой руки Пархоменко вновь понести по сети "14 признаков фашизма".
Но увы им: они несут зеркало, а сами в него не смотрятся. А ведь это наиболее полное описание либеральной тусовки на день сегодняшний.
Итак.
"14 ПРИЗНАКОВ ВЕЧНОГО ФАШИЗМА":
1) Нет места развитию знания
Действительно, уж какое там знание? Кто у нас постоянно вешает Геббельсов, сжигает Коперников, образует Варшавские договоры раньше НАТО? Кто за это никогда не извиняется? Кто возвёл невежество в культ? Кичатся своими дипломами - этими пустыми бумажками, значение которых для них только в том, что они у них есть.
2) Неприятие модернизма, иррационализм
О, да. Прогрессоры (как и сам Эко, кстати) живут в эпоху постмодерна, который модерн отрицает. Кончился модернизм-то. Был, да весь вышел. Опора же на красивенькие "иррациональные афоризмы известных людей" - основа нашего либерализма. "Патриотизм - последнее прибежище негодяя" - вот на таких иррациональных штампах у них всё и построено.
3) Культ действия ради действия, подозрительность к интеллектуальному миру
Безусловно. Интеллигенция с огромным подозрением относится к интеллектуальному миру. Вспомним, как они призывали громить РАН, как они бились в припадках, протестуя против "зажравшихся академиков". Что до культа действия ради действия, то разве не их привычная фраза: "Мы хотя бы попытались"? Да что там думать, трясти надо, скакать и ходить на митинги.
4) Несогласие есть предательство
Точно. См. недавнюю историю с Норштейном.
5) Расизм
Ещё какой. "Русские - это генетические рабы". От кого слышим?
6) Опора на фрустрированные средние классы
Да-да, на тот самый "креативный класс", на лучших людей страны, офисный планктон, который фрустрирован курортами Египта и сыром с плесенью.
7) Национализм, одержимость идеей заговора,
Ага. Только надо заметить - любой национализм, кроме русского. Вот сейчас украинский. А уж теория заговора - основа основ. Все они знают не только то, что происходит в кабинете Путина, но и у него в голове.
8) Враги рисуются в одно и то же время как и чересчур сильные, и чересчур слабые
Постоянно. Ржавые русские танки угрожают всему человечеству. А беспощадный диктатор Путин панически боится веночков на мосту.
9) Пацифизм однозначен братанию с врагом, жизнь есть вечная борьба
Конечно. Какой там пацифизм, когда в России такой ужасный строй? Все на площадь!
10) Презрение к слабому
Особенно к нищебродам.
11) Культ смерти
Небесная сотня, Немцов - да много кто. Мемориальчики и пляски. Как на Украине, так и у нас.
12) Культ мужественности, то есть пренебрежение к женщине и беспощадное преследование любых неконформистских сексуальных привычек
Казалось бы, этот пункт отсутствует. Но это на первый взгляд. А потом вспоминаешь ярость Саши Сотника, бицепс Бабченко, бесконечные угрозы, драки Яшина. Гетеросексуалов при этом преследуют - только треск стоит.
13) Индивидуум прав личности не имеет, а народ предстаёт как монолитное единство, выражающее совокупную волю
Тот самый "креативный класс" никаких прав личности под патронатом вождей не имеет. "Не рефлексируйте, а распространяйте".
14) Новояз
Смузи таргетируют деконструкции. Что вам ещё?
Либерал-фашисты, в общем. Мы не ошибались. Смайл.
В связи со смертью Умберто Эко все вспоминают его 14 признаков фашизма, а я первым дело вспомнил его высказывание о мировом кризисе.
"Немалую роль в возникновении экономического кризиса сыграл кокаин — таково мое личное мнение. Все связанные с рынком люди, те, кто находятся на самом верху и принимает решения, слишком много нюхают кокаина.
Когда человек нюхает кокаин, он в известном смысле становится импотентом — берется за многие дела, не продумывая их и не в состоянии их осуществить. Отношение человека и его восприятие мира меняется радикальным образом".
Я часто думаю об этой его версии - применительно не ко всему мировому кризису, а к тому, что происходит сейчас в РФ. И мне часто кажется, что Эко был прав.
О феномене популярности Эко в России рассуждает в "Снобе" Александр Баунов:
Русский человек того времени, когда Эко выпустил свой первый роман «Имя розы» (1980), а Елена Костюкович его прекрасно перевела (1985), переживал свой отрыв от Европы и хотел назад в европейский дом. Как правило, он его никогда не видел, или видел очень мало, поэтому он его воображал.<...>
Русского человека силой оторвали одновременно и от Европы, и от христианской церкви, поэтому они оказались вместе: возвращаясь в одну, он возвращался и в другую. Церковь оказывалась остановкой на via Dolorosa в Европу, или наоборот.<...>
Эко написал роман, который западная интеллигенция могла прочесть как антицерковный и антиклерикальный. Там есть все, чтобы его прочесть именно так. Такое понимание подсказывал следующий роман Эко — «Маятник Фуко» — как раз про фальшивых мистиков, ложных хранителей древних знаний и ритуалов. А против них — груз на тросе, свисающий с купола собора, — непременный экспонат советских музеев атеизма в бывших церквях.
Поздний советский читатель увидел в «Имени розы» прежде всего не это, а близкую сердцу, свободную в поиске истины умную христианскую Европу — пускай представленную здесь как расследование частного детектива в рясе. Сами европейцы, прочтя книгу, с полным правом могли сетовать на то, что им все еще приходится жить в Европе Хорхе Бургонского, настоятеля Аббона и других сжигателей Аристотеля.
Однако современный, более молодой русский читатель, вполне вероятно, увидит в «Имени розы» то, что видел его европейский ровесник 35 лет назад: роман о злых священниках, которые прячут от свободной интеллектуальной дискуссии сочинение великого мудреца о смехе, потому что сами мрачные уроды — не смеются и другим не дают. Что, конечно, гораздо больше соответствует современным европейским новостям — от религиозных расстрелов в Париже до эры оскорбленных чувств в Москве.
Глядя на это исправление специфических советских искажений восприятия Эко, понимаешь, что Россия, по крайней мере в лице своих читателей, за 30 лет с момента выхода русского «Имени розы» действительно стала гораздо ближе к настоящей невоображаемой Европе.
Совершенно другое мнение - у Артёма Рондарева в "Актуальных комментариях":
Именно «Имя розы» научило наших людей, едва-едва начавших знакомиться с современным европейским интеллектуальным контекстом, тому, что книги бывают «сложными» и «интересными» одновременно; что они могут рассказывать о непонятном (об Аристотеле, архитектуре, о вопросах веры) и быть при том увлекательными, как обычный детектив. Именно с «Именем розы» в наше широкое культурное пространство вошло представление об искусстве как интеллектуальной игре.
Именно «Имя розы» показало нашему человеку удушающую надуманность культурных иерархий; именно эта книга научила его тому фантастическому смешению культурных модусов и контекстов, которое является наиболее притягательной, наиболее обаятельной характерной чертой ситуации постмодерна.
Эко принес нам (причем, практически в каждый дом) метод и инструменты для работы с культурой: он показал, что культура – не свод застывших правил, не способ мучить детей в школе, а большое живое тело, способное говорить, дышать и даже отправлять надобности; что иерархий в ней не больше, нежели в частях тела человеческого.
То, что метод этот вручил нам человек с академической репутацией, придавало происходящему особенную притягательность и силу.
Примерно об этом же - Галина Юзефович на "Медузе":
Интеллектуал высочайшей пробы, он в то же время стал иконой антиснобизма: его манера говорить с читателем всегда была одновременно и уважительной — без малейшего намека на снисходительность, и абсолютно комфортной. При всей сложности, глубине и очевидном интеллектуализме его книги имеют очень низкий порог вхождения — Эко не выставляет своему читателю никакого образовательного и культурного ценза. Сегодня мы считаем подобный высокий демократизм эталоном, к которому надлежит стремиться любому писателю, желающему быть прочитанным, но часто забываем, что у самой идеи такого демократизма есть вполне конкретный автор — профессор Умберто Эко.
У той же "Медузы" ещё и эссе Елены Костюкович - переводчицы Эко на русский язык:
Он оказался в России главным иностранным писателем, потому что был символом свободы в момент Перестройки. Я даю очень заземленное объяснение, банальное, если угодно, техничное, но правильное, поверьте мне. Он попал к нам в тот момент, когда это было очень нужно. Россия [по сравнению с другими странами] в этом смысле уникальна. Открылась Европа, открылась свобода, новое горбачевское мышление кто-то интерпретировал так: открывается новое пространство — с обрушением стены, и новая глубина — история всего мира становится и для нас познаваемой. Проводниками познания, комментаторами, мостостроителями становились крупные фигуры европейской культуры от Оруэлла и Толкиена до Грасса и вот как раз Эко.
Он умер без мучений, без болезней, он в этот день работал. Подобное счастье не каждому выпадает — из моих знакомых [Наталья] Горбаневская так умерла. Она легла и не проснулась. У Эко все было даже более сознательно: он утром работал, днем работал, вечером почувствовал себя как-то не так, а потом ушел. Это смерть праведника, сел в лодку и уплыл.
Сегодня всем, кто звонил, повторял одно и то же, как России повезло с посредницей с Эко - Лялей Костюкович, и вот подтверждение тем, кто недоумевал.
"Можно ли писать некролог на мифологическое существо", спрашивает Кира Долинина в свежем "Коммерсанте":
Можно ли вообще его достойно похоронить, ведь, как правило, они хоть частично, но бессмертны. Умберто Эко, при всей своей реальности, жизнелюбии, чисто итальянской разодетости, чадолюбии и галантности, был для этого мира существом иного порядка. То, что он где-то там жил, говорил, читал свои лекции, писал свои книги, создавало у его читателей ощущение правильного порядка вещей. Мыслитель, образы, фразы и идеи которого мы используем, даже не всегда осознавая их источник, раздвигал границы не столько географические, сколько временные. Он учил бесконечности культуры как таковой, чтению ее как гипертекста, постоянному диалогу с прошлым. И делал он это во всех своих ипостасях.