Радио Свобода продолжает серию очерков о россиянах, которые делают жизнь многих своих соотечественников хотя бы немного лучше. Депутат петербургского Заксобрания, археолог Алексей Ковалев – один из пионеров градозащитного движения в стране, интересоваться общественно-политической жизнью он начал еще в детском саду. В 1980-е годы защищал от сноса знаменитые ленинградские исторические здания, такие как дом Дельвига и гостиница "Англетер". В 1990-е стал одним из авторов федерального закона "Об объектах культурного наследия". Сейчас Алексей Ковалев продолжает работать над совершенствованием правовой системы защиты архитектурных памятников и участвует в борьбе за сохранение отдельных петербургских зданий.
Алексей Ковалев – автор полусотни научных работ по археологии стран Евразии и происхождению скифов, член президиума совета Петербургского городского отделения Всероссийской общественной организации "Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры" (ВООПИиК), заместитель председателя петербургского отделения Российского комитета Международного совета по памятникам и достопримечательным местам (РК ИКОМОС), депутат Законодательного собрания Петербурга. Впрочем, все перечисленные должности и регалии говорят о нем меньше, чем слова-пароли: "дом Дельвига" и "Англетер". Ведь именно Алексей Ковалев с группой энтузиастов в 1980-е годы защищал эти дома от сноса. Причем защищал с таким жаром и талантом, что эти акции собирали огромные толпы и стали началом не только градозащитного движения, но и вообще подъема гражданской активности в городе.
Демонстрации под видом экскурсий
Мы стали жертвами кагэбэшной провокации
Алексей Ковалев, по всей видимости, родился политиком: уже в детском саду он читал газеты и рассказывал другим детям о текущих событиях, например, о войне во Вьетнаме. А в школе думал, как бы получше устроить государство, и даже писал об этом – правда, для узкого круга. Одновременно увлекся археологией, а также состоял в литературном объединении Виктора Сосноры, которого до сих пор считает величайшим поэтом современности.
В студенческие годы Алексей Ковалев со своими товарищами поднял дискуссию о комсомоле: друзья заявили, что обюрократившаяся организация своим формализмом и скукой только развращает молодежь. Дело было перед очередным комсомольским съездом, шум поднялся на весь университет, так что в результате утихомиривать бурю прибыл "десант кагэбэшников".
– Мы стали жертвами кагэбэшной провокации, – рассказывает Алексей Ковалев. – Один из членов оргкомитета, по-видимому, был сексотом, он вывесил на наш стенд двусмысленную статью, за которую мы оказались в ответе: мы решили со стенда ничего не снимать, что было, конечно, неправильно. Придраться к нам было невозможно, на советскую власть мы не нападали, но фактически вели работу по ликвидации ВЛКСМ. Но интересно, что на нашу защиту стало партбюро факультета.
Одна из характерных черт нашей советской интеллигенции – это разговоры о том, что все равно ничего не сделаешь
Ковалев вспоминает, что после этого всем возмутителям спокойствия предложили посты в университетском комитете комсомола: "Но это были, в основном, уже взрослые ребята, пришедшие после армии, после рабфака, тертые калачи, поэтому они сразу поняли, что ничего хорошего из этого не выйдет, – в общем, мы все отказались". Алексей говорит, что он всегда понимал необходимость перемен, однако понимал и то, что изнутри номенклатуры ничего сделать нельзя – "просто превратишься в один из винтиков системы, надо, чтобы руки всегда оставались свободными для маневра".
И в то же время он не причисляет себя к диссидентам, признается в приверженности к социалистическим идеалам и в неприязни к "кухонной" интеллигентской среде.
– Одна из характерных черт нашей советской интеллигенции, для меня совершенно неприемлемая, это разговоры о том, что все равно ничего не сделаешь, и что ты высовываешься, и от нас ничего не зависит, надо от всего отгородиться и как-то пересидеть. А мне всегда казалось, что можно что-то сделать. И как только это стало возможно, я осуществил проект новой организации, занимающейся не политическими реформами, а охраной окружающей среды, культурного наследия.
В то время как раз вышло постановление, разрешающее создавать клубы по интересам и объединения таких клубов – центры, обладающие статусом юридического лица. Ковалев решил, что если создать организацию, которая будет защищать общественные интересы, то вряд ли ее решатся закрыть, а ее членов арестовать. В то же время такая организация сможет легализовать такие демократические формы общественного действия, как митинги, демонстрации и распространение информации, в том числе через СМИ. Одновременно стало известно, что дом Дельвига на Владимирской площади собираются сносить. Ковалев сразу решил собирать о нем сведения как представитель новой независимой общественной организации. Так появилась Группа спасения памятников истории и архитектуры Ленинграда. Ей удалось провести очень быструю и яркую кампанию по спасению дома Дельвига. Были публикации в газетах, радиопередачи и телепрограммы, а завершением стала масштабная акция на Владимирской площади.
Контраст между праздничным оформлением и самим домом с выбитыми стеклами действовал на людей очень сильно
– Мы связались со специалистами и выяснили, что дом можно спасти. Затем нашли Интерьерный театр Николая Беляка, который обеспечил оформление и концепцию наших акций. А еще нами заинтересовался сектор досуга горкома ВЛКСМ под руководством Сергея Пилатова, он нас тут же привлек к созданию Политцентра, позже переименованного в Центр творческих инициатив. Вместе с Бюро экологических разработок Юрия Шевчука мы стали одним из подразделений этого Центра, таким образом, легализовавшись. И наша акция у дома Дельвига была проведена под эгидой этого Центра в день лицейской годовщины. На доме висел портрет Дельвига со словами Пушкина: "Никто на свете не был мне дороже Дельвига". На балкон выходил будущий академик Панченко с факелом и читал стихи. Краеведы и литературоведы выступали, стоя в радиофицированном кузове грузовика. Контраст между праздничным оформлением и самим домом с выбитыми стеклами действовал на людей очень сильно. В черных окнах стояли зажженные свечи. На крыше были трубачи, и они перекликались из разных точек площади.
К нам пытались подъехать диссидентствующие группировки, они делали такие предложения: "Выйдите на первомайскую демонстрацию с таким-то лозунгом, вас заберут в кутузку, и на следующий день об этом расскажет радио "Свобода"
Кстати, когда комсомольское начальство узнало о сути мероприятия, оно запаниковало и хотело помешать, но организаторы уверили его, что все равно выйдут на площадь, и во избежание скандала решено было не мешать. Тысячи людей мгновенно узнавали о предстоящем событии (вместо интернета у них было знаменитое кафе "Сайгон" на углу Владимирского и Невского).
По словам Алексея Ковалева, судя по публикациям в СМИ, у властей была установка не представлять Группу спасения как реальное общественное движение.
– Егор Яковлев в "Московских новостях" всеми силами отпихивался от публикации о нас: не хотел показывать нас как движение с программой, определенными методами, хорошим активом и долговременными целями. Зато к нам пытались подъехать диссидентствующие группировки, они делали такие предложения: "Выйдите на первомайскую демонстрацию с таким-то лозунгом, вас заберут в кутузку, и на следующий день об этом расскажет радио "Свобода". Я говорю – ну, и какой смысл? Вы дискредитируете людей, получите дивиденды, а мы не сможем дальше работать? Между прочим, в наших рядах был Николай Журавский, закрытый член НТС. Но действовал он, как все мы, – ни в коем случае не позволяя нашему движению перейти в разряд диссидентских.
Затем были крупные акции в защиту домов Достоевского на Владимирском и Загородном проспектах. Это были демонстрации, устроенные под видом экскурсий, которые вел специалист по Достоевскому Сергей Белов. Шествие сотен "экскурсантов" было показано в "Ленинградской кинохронике". Еще одна акция была устроена в виде выставки группы художников "Митьки" во дворе соседнего дома. Были сборы подписей в защиту домов, проводились альтернативные экспертизы, и все это освещалось в прессе, по радио и телевидению. Правда, гостиницу "Англетер", несмотря на все усилия, спасти не удалось. Слух о предстоящем сносе распространился мгновенно, акция продолжалась трое суток, не прекращаясь ни днем, ни ночью. "Англетер" не спасли, но зато вскоре были пересмотрены списки зданий, обреченных на снос, и из них исключили не менее двух сотен исторических домов.
"Анархо-синдикалистский" подход
Защита исторических зданий принесла не только вещественные результаты в виде сохраненных стен, но и ясную картину того, как действуют общественные движения. Она оказалась не слишком утешительной. Ковалев вспоминает, что даже во время самых активных протестных выступлений по-настоящему работали человек десять активистов, остальные в лучшем случае были способны выполнять разовые поручения и время от времени участвовать в акциях. Но вместе с тем появилось понимание того, что общественные организации должны быть устроены по сетевому принципу. Ковалев считает, что организация, имеющая жесткую централизованную структуру, вряд ли переживет один-два года, а идеальная форма ― это союз отдельных небольших групп. В качестве примера он приводит Российский социально-экологический союз, Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИК) и "Мемориал".
– Мы в Группе спасения с самого начала взяли курс на создание и поддержку таких небольших организаций, и их появилось больше десятка, они были объединены в Совет по экологии и культуре при Ленинградском Фонде культуры. И мы им оказывали методическую помощь. Юридически мы были отделением Центра творческих инициатив при горкоме комсомола, это была наша "крыша". И мы разработали и зарегистрировали там наш устав. Я до сих пор считаю его идеальным для общественных организаций: там написано, что каждый берет ответственность за действия каждого, что функции руководителя определяются эмпирическим путем и что группа прекращает свое существование, когда последний ее член больше не чувствует себя таковым. Сегодня "Живой город" и другие объединения по этому принципу и живут – опираясь именно на людей, на их способности таланты.
По словам Ковалева, еще одной задачей Группы спасения было привлекать людей к общественной активности, показывать, что она, во-первых, не опасна, а во-вторых, приносит результаты. Он называет это воспитанием людей – на практике, на своем примере. "Хочешь воспитать милосердие – иди в больницы и хосписы, хочешь помогать детям – иди к тем, кто отстаивает их права на жилплощадь, борется с пьяными родителями, работает волонтерами в приютах". На исходе 1980-х Ковалев решил помочь созданию множества таких организаций по стране, разработал предложения к типовым уставам общероссийских организаций. Он гордится, что с его поправками в уставе удалось зарегистрировать три организации, первая из которых – "Мемориал": "Мы выдержали серьезную борьбу с господами из Москвы, известными юристами, которые старались не допустить нашего "анархо-синдикалистского" подхода, они хотели строгой иерархической структуры, сосредоточения всех финансов в Москве, и чтобы в каждом регионе – одно отделение".
Он считает себя причастным ни много ни мало к ликвидации комсомола
Но организаторам "Мемориала" удалось настоять на своем. В результате небольшая группа активистов получила право учреждать неограниченное число независимых отделений в любых регионах. Так сегодня и действует "Мемориал", именно поэтому, когда в последние годы начались гонения на правозащитные НКО, справиться с ним оказалось не так-то просто, ведь претензии, предъявленные к одному подразделению, не распространяются на другие. Ковалев до сих пор радуется, что именно этот принцип ему удалось отстоять в далеком 1989 году.
Кроме того, он считает себя причастным ни много ни мало к ликвидации комсомола, откуда он принципиально не уходил, чтобы "разваливать его изнутри". По его словам, комсомольское начальство мстило, сначала не дав добро на получение второго образования на восточном факультете университета, а потом чуть не добившись его незаконной отправки в армию, в Афганистан.
А потом было участие в "Ленинградском народном фронте" и кампания по выборам в Ленсовет, депутатом которого Алексей Ковалев стал в 1991 году при поддержке блока "Демократические выборы-90". Там он возглавил Комиссию по комплексному развитию и сохранению исторического центра города. Но сначала пришлось бороться за сохранение органов по охране памятников, при противодействии лоббистов из строительной отрасли, которые, по словам Ковалева, старались "выхолостить всю охранную тематику из этой системы, так что дело дошло даже до митингов сотрудников КГИОПа перед зданием Ленсовета". Главным достижением Ковалев считает то, что удалось передать органы охраны памятников и охраны природы в ведение Ленсовета, впрочем, после 1993 года они снова вернулись под крыло исполнительной власти, той самой, чью деятельность они должны контролировать.
От зданий к законам
В начале 1990-х Алексей Ковалев включился в работу над проектом Федерального закона "Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов РФ" и в итоге стал одним из его авторов.
– Нам удалось многое сделать, мы работали вместе с Юрием Александровичем Ведениным, будущим директором Института культурного и природного наследия имени Лихачева, потом создали филиал этого института под руководством Глеба Сергеевича Лебедева, я там был замдиректора и еще занимался охранными археологическими раскопками. Мы создали первую организацию, которая помимо официальных государственных организаций занималась охранными археологическими работами, но не как какой-то кооператив, а при Академии наук. Потом мы создали еще несколько таких структур, три из них я возглавлял, но потом у меня просто времени не стало на спасательную археологию, а мои товарищи занимаются этим до сих пор.
Главная задача была в том, чтобы создать правовую систему охраны культурного наследия, и Ковалев как человек науки стал изучать международный опыт, подготовил курсы для студентов, некоторые прочитал сам. Сегодня он жалуется на то, что профессора и доценты, не зная иностранных языков, при подготовке учебных пособий используют только российский или советский опыт и вообще охране памятников студентов практически не учат.
Я два года потратил на то, чтобы в положении об экспертизе сохранить слово "государственная", оно исчезало постоянно из уже согласованных документов путем вычеркивания, затирания резинкой
Что же касается закона "Об объектах культурного наследия", то Ковалев вспоминает, что все материалы к нему должны были сгореть в 1993 году в Белом доме, их спасло только то, что он держал их у себя дома, потому что все время ходил согласовывать их с разными думскими комитетами. А потом с 1996 по 2002-й выдержал шестилетнюю войну за этот закон: "От меня в Думе не могли никуда деться, по закону все изменения нужно было согласовывать со мной как с представителем субъекта законодательной инициативы". Один из принципиальных моментов, которые удалось решить, это охрана не отдельных зданий и памятников, а исторической среды в целом. А вот экспертизу отстоять не удалось – ее оставили на усмотрение правительства:
– В итоге мы имеем сегодня фактически частную лавочку под видом экспертизы, заказчиком выступают те, кому выгоден снос здания, и, естественно, эксперт за большие бабки все это подписывает… Сейчас нам впервые удалось внести в проект административного кодекса позицию об ответственности экспертов как должностных лиц, ведь эксперт нигде не отвечает за свою ложь. Я два года потратил на то, чтобы в положении об экспертизе сохранить слово "государственная", оно исчезало постоянно из уже согласованных документов путем вычеркивания, затирания резинкой.
Бывший министр финансов Московской области пытался вывезти культурных ценностей на 150 миллионов долларов, которые он здесь, в Питере, спрятал прошлым летом в ангары
В последние годы Алексею Ковалеву и его единомышленникам удалось добиться большого прогресса в охране археологического наследия, защитить его от "черных копателей", восстановить правила охранных археологических раскопок, упраздненные во время президентства Медведева, ввести запрет на оборот археологических находок. Сейчас главная задача для Ковалева – не допустить принятие федерального закона о свободном вывозе за границу культурных ценностей:
– Закон выгоден криминальным кругам, бандитам и коррупционерам: скупил здесь антиквариат, картины, иконы, продал за границей – и легализовал деньги. Хотят отменить запрет на вывоз ценностей старше 100 лет, который у нас действует. Против выступает только ФСБ! Все остальные структуры за, особенно министерство культуры, Михаил Пиотровский выступает тоже за это, чего я никогда ему не прощу. За этим стоят очень серьезные деньги. Вот пример: господин Королев, бывший министр финансов Московской области, со своей женой пытался вывезти культурных ценностей на 150 миллионов долларов, которые они здесь, в Питере, спрятали прошлым летом в ангары. Чего они ждали? Видимо, изменений в федеральном законе. Вопрос: а кто проплачивает эти инициативы минкульта и депутатов Госдумы? Только что произошло совещание, где все министерства и ведомства выступили за этот закон, и я боюсь, что скоро будет второе чтение и мы проиграем все.
Таким образом, путь Алексея Ковалева пролегал от защиты отдельно взятого дома Дельвига, "Англетера", домов Достоевского – до защиты всех исторических домов, памятников истории и культуры не только в Петербурге, но и в стране. Если первые свои дома он защищал на улице, можно сказать, заслонял собственным телом, то все последующие – путем создания законодательной базы, и вряд ли второе легче первого. Но вообще Алексей Ковалев считает для себя главным науку. А политику – необходимым довеском, от которого никуда не денешься: "Работа очень неблагодарная, успехов почти нет, эмоции – сугубо отрицательные".
Тем не менее, борьба продолжается. Правда, пейзаж вокруг сильно изменился. Если раньше градозащитное движение было так полно энергии и надежд, что стало застрельщиком политических перемен, то сегодня ясно, что на защиту своего "безнадежного дела" выходит горстка людей, не находящая вокруг никакой поддержки. Почему – разве люди так сильно переменились?
Нет никакой гарантии, что завтра не придет новый законодатель и не начнет бороться против достигнутого
– Нет, просто тогда они приходили к "Англетеру" не только защитить память Есенина или старинное здание, но еще и открыто высказать свой гнев в адрес исполкома, партийных властей. Сегодня таких возможностей много и без этого. Раньше не было другой формы выражения своей общественной позиции, а сегодня они есть, и вся эта компания отвалила. А оставшимся градозащитникам нужен серьезный организационно-финансовый стержень, фонд для финансирования общественных инициатив – митингов, публикаций, альтернативных экспертиз.
Алексей Ковалев считает, что российским градозащитникам нужно вступать в международные организации, например, в общеевропейскую федерацию ассоциаций Europa nostra или в ассоциацию городов – объектов Всемирного наследия. Он радуется, что удалось прописать охранные зоны у пригородов, не допустить уменьшения охранных зон в Петербурге, но досадует, что у всех этих достижений очень низкий КПД. Кроме того, нет никакой гарантии, что завтра не придет новый законодатель и не начнет бороться против достигнутого. Например, попытается отменить охрану археологических объектов, очень мешающую строителям разгуляться.
На днях Алексей Ковалев обратился к губернатору с просьбой вернуть блокадную подстанцию на Фонтанке "Горэлектротрансу", поскольку под крылом "Группы ЛСР", мечтающей построить на ее месте отель, в этом здании была сделала попытка подтопления подвала. Так что перенос основного вектора деятельности в область законодательства вовсе не означает, что Алексей Ковалев только парит "над схваткой" и не участвует в защите отдельных домов, памятников, скверов – всего того, что нуждается в защите. В последние годы он активно включался в защиту Аракчеевских казарм, Благовещенского кладбища, Военно-медицинской академии, дома Рогова, дома Рыжкина, дома Шагина, дома Абазы и многих других исторических построек и других объектов, которые становятся очередными жертвами аппетитов застройщиков.