Передвижная антивоенная выставка "НЕ МИР" в Москве: за что ее авторов и участников задержали? Как художники устроили пленэр у здания суда и документацию в его зале? Война с Украиной. Тотальная война в головах, в телевизорах, с соседями по дому и по земному шару. Война государства против граждан: угнетение социальных групп, несоблюдение прав человека, аресты и несправедливые суды. Милитаризация и пропаганда войны, бессилие и ненависть: что делать?
Традиции европейского и американского антивоенного искусства и политического активистского высказывания. Как говорить о войне в городском пространстве? Искусство на улице – что дальше? Антивоенные комиксы и плакаты, юмор и абсурд в борьбе с репрессиями. Современный российский акционизм и Петр Павленский. Выставочный проект "НЕ МИР" поддерживают молодежные движения "Единство равных" и "Огни Эйрены", Московская Хельсинкская группа, выпускники Открытой Школы Прав Человека. Участники выставки – художники из России (Москва, Санкт-Петербург, Мурманск, Краснодар, Сыктывкар), Украины (Киев, Луганск, Ивано-Франковск, Львов), Финляндии и Австрии.
Анна Боклер, куратор, активист; Никита Рассказов, искусствовед, художник; Павел Михайлов, актер; Михаил Аксарин, активист антивоенного движения "Огни Эйрены"; Александра Орлова, переводчик, художник.
Полная видеоверсия программы
Из обращения активистов проекта "НЕ МИР":
"Художники призывают высказаться по поводу той незаметной тотальной войны, в которую все глубже погружается наша страна – войны в головах, телевизорах, с соседями, против собственных граждан, которые для власти представляют сырьевой ресурс (угнетение социальных групп, несоблюдение элементарных прав человека, аресты, абсурдные судебные решения) – повальная милитаризация и пропаганда войны на всех уровнях, начиная с детства – отсутствие консолидации в нашем обществе, приученном к бессилию и ненависти – в том числе и среди художников и политических активистов".
Елена Фанайлова: "НЕ МИР" - передвижная антивоенная выставка работает в Москве. И в рамках ее несколько дискуссий и событий. Это дискуссии о том, как говорить о войне в городе, искусство на улице. Любопытно, что участники этого проекта уже стали объектами интереса правоохранительных органов, и это тоже, вероятно, одна из... если не стратегий акционизма, то неизбежная и неприятная его часть.
Наши гости - участники этого проекта Александра Орлова, переводчик, художник, участник передвижной выставки; Анна Боклер, сокуратор выставки; Павел Михайлов, актер; Михаил Аксарин, активист антивоенного движения "Огни Эйрены"; искусствовед и художник Никита Рассказов.
Предлагаю посмотреть, как это было, что было на улицах Москвы, и что из этого вышло. Репортаж Мумина Шакирова...
Анна, акционистка: Это наше слово о пропаганде сейчас. О том, как мы созависимы и идентифицируем себя с происходящим, повторяем эти словам.
Катрин Ненашева, акционистка: Здесь собрались активисты, художники из Москвы, из Петербурга, из разных городов. "НЕ МИР" - это коллективная выставка. У нас сегодня очень много работ из Украины, есть работы из Дании, из Австрии. На фоне социальной, культурной, политической апатии, тем более среди художников, мы пытаемся как-то объединиться и нести искусство в массы, так или иначе выступать против войны.
Никита Рассказов, акционист: Это границы. Любые границы государства - тюрьма, лагерь, а мы все пока что находимся в этой границе. Но когда-нибудь, я думаю, мы освободимся, неизвестно когда, поэтому - 201? год. Но люди сознательные есть везде, и не обязательно они стоят в строй вместе с остальными.
Дарья, куратор выставки: Я здесь представляю часть экспозиции "Государственная власть, пленэр". Группа художников выходила в течение двух месяцев на улицу, они вставали к госучреждениям - Минобр, Минкульт... Они все это нарисовали, а потом выставили тоже в госучреждении — в библиотеке. И в течение всех своих этих пленэр-сессий они имели дело с представителями государственной власти, которые выходили к ним на улицы и спрашивали, что они здесь делают, а они говорили: "Мы рисуем". А им говорили: "Ну, вообще-то, у нас фото и видеосъемка запрещены". Такой вот казус!
Олег Карпухин, майор полиции: Что это за спорт вы устроили, молодые люди? Кто организатор у вас незаконного шествия? Для чего вы несете работы?
Катрин Ненашева: Мы — художники, мы хотим показывать свои работы. Почему нет? Там же нет ничего политического.
Олег Карпухин: Давайте выясним это в отделе полиции. Давайте проедем и там во всех вопросах разберемся...
Мумин Шакиров: Полиция задержала 13 активистов, на 12 человек оформлены протоколы по статье "Нарушение порядка проведения публичной акции".
Елена Фанайлова: Я бы сказала, высокое искусство абсурдизма продемонстрировала Катрин Ненашева, одна из сокураторов этого волшебного процесса, да и остальные товарищи не оставались в долгу. Я предлагаю сразу вторую часть показать: что было через три часа.
Мумин Шакиров: Спустя три часа на Гоголевском бульваре собралась другая группа акционистов и волонтеров.
Александра, гражданский активист: Эта работа посвящена тому, что теперь главный враг - это современное искусство. Когда работы художников, призывающих к абстрактным ценностям, общечеловеческим, гуманистическим ценностям, считаются терроризмом.
София, гражданский активист: Цель этой выставки во многом - показать людям, что мы живем далеко не в мирное время, что та иллюзия, которую мы себе создали, это всего лишь иллюзия, а на самом деле идет война, и есть люди, которые сплотились, чтобы ее не было. Опять-таки это невозможная абсолютно цель, но надо к ней идти. Здесь представлены работы художников из разных стран, которые нашли друг друга, и такой способ, когда все рушится вокруг, создавать хоть что-нибудь.
Елена Фанайлова: Ну, и наконец, предлагаю обратиться к акции в суде, это такой апофеоз юмора и абсурда, который демонстрирует художественное сообщество, собравшееся за этим столом, и это вызывает, конечно, очень странную реакцию правоохранительных органов, представителей власти, но это, мне кажется, тоже часть вашего проекта.
Дарья Сиренко, куратор выставки "НЕ МИР": А здесь у меня проявляется блэкаут в том, что я просто взяла человека, на котором люди учатся обычно рисовать, и закрашиваю его черным цветом. Думаю, символика довольно прозрачная.
Саша Лаврова, искусствовед: Я рисую здание суда. Фасад Басманного районного суда я рисую в немного абстрактном стиле.
Лео Рейн, акционистка: Сейчас, в данный момент происходит суд над 12 художниками, которые просто вышли на улицу и несли свои работы, не флаги, не лозунги, не политические высказывания, а просто художественные работы. В знак протеста мы вышли на пленэр их поддержать.
Анна Боклер, акционистка: Мне сейчас очень сложно нервничать, потому что полный разброс, и я до сих пор не знаю статьи, поэтому в полной неосведомленности. Мне пока очень хорошо.
Саша Лаврова: Исход дела уже решен, и мы просто хотим получить свое наказание, и не важно, что это будет. Я понимаю, что мы не можем никак повлиять ни на размер штрафа, ни на количество дней ареста или что-то еще.
Елена Фанайлова: У меня ощущение, что вам там было, скорее, весело, чем страшно. И очень интересно наблюдать за судебными приставами, которые в этом тоже как-то участвуют.
Аня, вы закладывали в проект реакцию публики, публичный эффект был задуман? Или вы хотели нечто камерное, только для своих?
Анна Боклер: Нет, конечно, всегда ожидается какая-то рефлексия. И этот наш акт выхода с работами художников — это наша возможность найти коммуникацию с обществом, выйти на диалог таким способом, невербальный, выйти на диалог через наши работы, которые мы показываем прохожим, обществу. И здесь встает вопрос уже о художнике на улице, что он может сделать.
Анна Боклер
Елена Фанайлова: Видно в этой линейке репортажей, как эта коммуникация происходит. Миша, как для вас все это было? Вот приходят люди в полицейской форме, который сейчас вас арестовывать будет...
Михаил Аксарин: Да, на самом деле, это довольно увлекательно и неожиданно лично для меня, эти все процессы. И мне кажется, что это просвещение, в том числе, и для работников правоохранительных органов, в том числе для приставов в суде, для судей даже. Вот девочка Саша, которая говорила, что от нее ничего не зависит, она во время процесса рассказывала про художников-передвижников во главе с Репиным. Ее спросили: "А что такое передвижная выставка?" И они рассказала. Вовлечение людей неизбежно, и мне кажется, что это очень хороший способ привнести разговор о гуманистических ценностях и о войне в общественное пространство.
Елена Фанайлова: Пусть даже люди и раздражаются частично? Вы полагаете, что все равно у них в голове что-то останется?
Михаил Аксарин: Конечно, безусловно!
Елена Фанайлова: Никита, ваш прекрасный макет лагеря был продемонстрирован в репортаже, еще пару слов о нем. И о народной реакции.
Никита Рассказов: Я не называю это лагерем, я бы не хотел никак это называть. Это просто любая граница, внутри которой, как правило, люди склонны к маршированию вместе. Мне хотелось показать, что не всегда это так, и всегда есть кто-то, кто стоит не так, криво... Вот там гвозди, которые выбиваются, кому надоело, может быть, что-то делать, кто не хочет жить в этих границах, в головах у правительства, которое существует на бумаге, пытаются преодолеть это. Для сотрудников полиции было неожиданное столкновение с моей работой, поскольку они среагировали на плакаты, которые мы несли. Причем на плакатах надписей почти не было, и это тоже важный момент, что у нас не было никаких лозунгов, призывов. А когда меня пытались усадить в автозак, а девушке с чучелом Масленицы предложили уйти добровольно — у нее чучело, сегодня Масленица, все хорошо, я спросил: "А почему я с этой работой не могу уйти?" На что у сотрудника полиции просто какое-то замыкание произошло, и он начал так вот рукой водить по работе и ответил: "Ну, здесь непонятен замысел..." А уже в суде, когда у нас конфисковали работы, у ребят практически все работы остались в суде. Мне удалось вынести. Это как у Довлатова в одном рассказе герой выезжает на тракторе, угоняет трактор с завода, привязывая к нему бочку, и охранник спрашивает: "Куда ты тащишь бочку?" Тот ее отвязывает и уезжает. И вот я так же вышел с этой работой.
Никита Рассказов
Анна Боклер: А моя работа пока находится в ОВД, по всей видимости. Опись была составлена, но в суде мы даже не имели права говорить о работах, так как у нас не было подтверждения в наших документах.
Елена Фанайлова: Саша, ваше общение с довольно чужеродной, отчасти даже агрессивной средой как на вашу нежную девичью психику повлияло?
Александра Орлова: Я могу сказать, что мне с агрессивной средой непосредственно, как ребятам, столкнуться не довелось. Мы монтировали экспозицию на Гоголевском бульваре, и идея была в том, что выставка расцветает на нескольких площадках. Там, где сам город подсказывает появление некой художественной реакции. На Гоголевском бульваре стоят стенды, на которых полагается размещать произведения искусства. Они стоят неделями пустые, только на некоторых есть небольшие коммерческие экспозиции.
Елена Фанайлова: И вы решили использовать это естественное городское пространство, которое само вам все подсказало.
Александра Орлова: Да. И мы уже были знакомы с событиями, произошедшими с остальной группой, поэтому постарались все сделать быстро. К нам пришел Паша, героически прошествовав всю дорогу...
Елена Фанайлова: Пашу почему-то не задержали, даже вопросов не возникло.
Александра Орлова: И мы, конечно, постарались максимально быстро все смонтировать и дальше уже любовались на наши произведения. Но реакция последовала очень быстро. Я бы ожидала, скорее, что, может быть, подошли зрители, нарисовали рожки к тем иллюстрациям, которые им не понравились, или дворники пришли бы, убрали. Но почему-то появилась полиция.
Елена Фанайлова: Может быть, бдительные граждане вместо того, чтобы рисовать рожки, позвонили туда и сообщили, что какие-то безобразники и хулиганы существуют?
Александра Орлова: Да, я думаю, что это не просто курсировавшие там сотрудники полиции.
Елена Фанайлова: Саша, а вы какую работу представляли в этом проекте?
Александра Орлова: Я представляла художественную работу — на карте Москвы изображенный линиями портрет Петра Павленского.
Елена Фанайлова: То есть этот человек остается важной для вас фигурой в мире российского и европейского акционизма?
Елена Фанайлова
Александра Орлова: Да, он остается важной фигурой, в общем контексте находится, и мы находимся также в контексте того, что он делает, в определенной степени.
Павел Михайлов: А у меня так просто получилось, что я убрал работу, спрятал ее вообще. То есть я был с ней, но она была как бы запакована. И стоял фотограф рядом, и я говорю: "Игорь, поехали в одиночный пикет к Минобороны, и так по всему маршруту". И он: "Поехали". И с нами еще как раз Даша пошла с Масленицей, мы пошли втроем. До этого, когда мы хотели уйти, нас остановили и опять к автозаку. А тут все ушли, и мы идем. И тут рядом с нами останавливается машина, оттуда выходят люди, и их забирают. А я иду дальше. И я решил поехать на Музеон, сначала хотел нести ее закрытую и фотографировать закрытую, что вообще нельзя. Но потом решил, что можно вытаскивать. И почему я так за свою работу боялся, потому что это подлинник из Киева, это Егор Альцигин, у него просто пейзаж, и на нем английскими буквами в готическом стиле написано: "То, что вы здесь родились и выросли, еще ничего не значит". И мы когда шли, на самом деле, потом уже, с Сашей и еще с ребятами, обсуждали эту картину, она не совсем киевская, она интернациональная. Потому что мы родились здесь — и мы ничего не решаем, этот факт ничего не значит вообще!
Елена Фанайлова: Художественные традиции, на которые вы опираетесь? Для меня совершенно очевидно, что есть антивоенное искусство, и есть большая его традиция. Вы это как-то учитывали? Или для вас важнее практики акционизма, этого бодрого выхода в среду и отчасти даже провокации, акционизм это предполагает?
Анна Боклер: Нет, мы никоим образом не ограничиваем художников в выборе стиля. Когда мы замыслили вообще проект "НЕ МИР" в начале декабря и объявили о том, что вот можно как-то поучаствовать, выслать свои работы...
Елена Фанайлова: А это в интернете было сделано? У вас довольно широкое географическое представительство.
Анна Боклер: Естественно, у нас шла какая-то подготовка. Поэтому представлены совершенно разные техники, разные направления, жанры. В этот раз у нас можно было увидеть и стихи, и театральное исполнение планировалось. Планировались еще перформансы, но до них не дошли.
Елена Фанайлова: Ну, потому что правоохранительные органы устроили вам основной перформанс. Миша, ваше участие во всем этом?
Михаил Аксарин: Я еще хочу ответить на предыдущий вопрос, и рассказать про нас. Мы представляли в этой выставке и в Санкт-Петербурге, и в Москве антивоенное движение "Огни Эйрены". Оно еще очень маленькое, оно появилось год назад в ответ на войну в Украине, но мы очень мечтаем, чтобы существовало действительно широкое антивоенное движение, которое способно останавливать войны и изменять общественное мнение. И для этого, я думаю, нужно просто объединяться. Потому что многие люди понимают, что война — это очень плохо, это страшная трагедия, и вот мы ходили когда на улицу на своих акциях, люди даже на улицах, которые верят телевизору, они понимают, что происходит что-то не так. И мы с радостью откликнулись на призыв "НЕ МИРА" и захотели участвовать. И вот в Санкт-Петербурге мы представляли каверы антивоенных плакатов. То есть это не совсем антивоенная живопись, но это плакаты графические разных лет и разных стран, и мы их воспроизводили в Санкт-Петербурге, в Москве, делали такие же фотографии, и вот их штук девять.
Михаил Аксарин
Елена Фанайлова: Наверное, какие-то плакаты и американского антивоенного движения...
Павел Михайлов: Безусловно, и мы были в основном вдохновлены ими, а потом нашли и другие. Там даже есть кавер львовской фотографии, там такие хиппи 80-х годов легли в форме "пацифика", и мы воспроизвели это на Марсовом поле в Петербурге.
Елена Фанайлова: Это здорово. Вы так ложились на Марсовом поле, и к вам никто не подошел?
Павел Михайлов: Нет. Вообще, это первое задержание, в котором участвуют "Огни Эйрены". Мы проводили много акций, но вот это первое. Нас оказалось трое представителей в суде.
Елена Фанайлова: Раз мы заговорили о Питере, я предлагаю посмотреть не новый, но актуальный, мне кажется, для вашего проекта перформанс Катрин Ненашевой, репортаж о котором сделали наши коллеги несколько месяцев назад.
Андрей Королев: Кровь на военной форме как символ войны. Пластмассовые тазики ярко-красного цвета и хозяйственное мыло как метафора мира. Отмыть камуфляж от крови — задача трех питерских активисток, вышедших в центр города на большую стирку.
Катрин Ненашева: На этой форме кровь абсолютно разных людей, кровь людей с Западной Украины, кровь русских, кровь казахов, тех, которые не поддерживают военную политику, агрессивную, России.
Андрей Королев: Перед началом акции Кате Ненашевой и ее соратницам, Анне Боклер и Дарье Апохончич, предстоит спуститься к Неве, чтобы набрать воды для стирки. Прохожие не то что бы недоумевают, но реагируют на малочисленный марш с тазиками с ухмылками.
Катрин Ненашева: Действие, на самом деле, такое повседневное, и в этом, наверное, и фишка, что оно делается в центре города.
Андрей Королев: На Малом Конюшенном прямо на брусчатке активистки разворачивают прачечную, в несколько секунд собрав вокруг себя толпу зевак. Не выдвигая ни требований, ни лозунгов, они просто стирают солдатское обмундирование. Загадочный замысел девушек пытаются разгадать не только прохожие, но и полиция.
Полицейский: Вы в центре города разбрасываете белье, и это не есть хорошо. Будьте любезны собрать данное белье обратно и идти с ним, куда хотите!
Андрей Королев: Но идти "куда хотите" активисткам не приходится. Как и все ранние акции с участием питерского дизайнера Катрин Ненашевой, уик-энд в стиле милитари заканчивается задержанием. В полицейском участке 78, куда отвезли девушек, задержание комментировать отказываются.
Елена Фанайлова: А чем вообще закончилась эта история?
Анна Боклер: Задержанием на три часа и штрафом.
Елена Фанайлова: А какой-то резонанс в Питере был по поводу этой вашей акции? Она мне, кстати, напомнила знаменитый перформанс Марины Абрамович "Балканское барокко", когда она отмывала кости на Венецианской бьеннале и получила Гран-при в свое время?
Анна Боклер: Да, мы получили какой-то ответ от людей, которые смогли это увидеть. И наверное, в тот момент мы пришли к выводу, что действительно сейчас нужно расширяться. Мы общались со многими людьми, которые занимаются искусством в Петербурге, в Украине, которые тоже как-то пытались локально воплощать в жизнь такие проекты, подобные, и мы все вместе пришли к выводу, что, может быть, нужно сейчас проводить мероприятия, в которых смогут высказаться все желающие, смогут поучаствовать все прохожие.
Елена Фанайлова: Никита, вы, как искусствовед, что думаете об истории антивоенного искусства и о том, какой вклад вы ныне вносите?
Никита Рассказов: Вот вы упомянули перформанс Марины Абрамович, "Балканское барокко", и мне кажется, наше главное отличие от него — это то, что мы это делаем среди людей в городе. А бьеннале — это уже оформившаяся институция, куда люди приезжают, зная, что они увидят. Мы хотим поговорить обо всем этом с людьми, которых мы видим в метро каждый день, в автобусе... Потому что сейчас кажется, что уже пора говорить об очевидных ценностях, потому что они как-то для многих становятся неочевидными, перестают быть, — о недопустимости войны, насилия и так далее. И в Питере нам это удалось сделать, у нас была реакция прохожих, мы вступали с ними в контакт, общались. Не всегда это было спокойно, но это и была цель. Здесь же, к сожалению, у нас основная идея выставки не удалась из-за того, что нас задержали через 56 минут, как засек один участник, но сотрудники полиции нам очень помогли в ее развитии, в новых перформансах.
Елена Фанайлова: И в пиаре, по крайней мере.
Павел Михайлов: Вся война идет в информационном поле по большей части, пропаганда и все-все-все, эта выставка, это как бы так шло, что нас задержали, случилось это событие, и вот теперь мы участвуем в перформансе. Вот теперь. Вот то, что вы нас позвали, то, что говорят, что в Фейсбуке пишут, и вот уже начинается такой как бы вирус в этой пропаганде, распространяется. И это и есть новый вид акционистского перформанса — информационный перформанс.
Павел Михайлов
Анна Боклер: И под нашим антивоенным настроением мы подразумеваем и войны, которые ведет Россия, но и милитаризацию внутри страны. И войну в нашем обществе, когда мы раскалываемся как-то достаточно искусственно на две части и стоим друг против друга. И вот этот наш выход на улицу сейчас, который происходит второй раз, это попытка поговорить, попытка установить контакт, попытка все-таки на мирную связь друг с другом.
Никита Рассказов: Да, тут есть с передвижничеством какие-то искусствоведческие параллели, и передвижники известны своими очень повествовательными картинами. То есть это такой Сюжет Сюжетыч у них, который сейчас уже иногда трудно воспринимать. И что мне нравится в нашей выставке, это то, что мы заранее никакой текст не писали, то есть наша работа не содержит лозунгов, никаких прямых указаний, дидактизма. Когда мы с ними выходим в город и начинаем общаться в суде с приставами или с полицейскими, они как раз начинают писать этот текст прямо в реальном времени. Я не знал, к чему это все приведет, выходя в воскресенье утром из дома, а сейчас мне становится очень интересно это все читать.
Анна Боклер: Сам наш жанр, который мы сейчас ведем, "Искусство на улице", передвижничество, появился, откровенно говоря, вынужденно. Потому что, когда мы проводили выставку в Петербурге, очень долго пытались согласовать в разных местах города, но везде было отказано. И в последний момент мы стали двигаться так, как получается, пошли по улицу и решили показать эти работы на себе.
Елена Фанайлова: Мне нравятся названия ваших дискуссий в рамках московского проекта, например, "Как говорить о войне в городе". Вот вы и попытались поговорить о войне в городе. И как продолжать говорить о войне в городе? Потому что война не закончится сегодня, даже с выводом войск из Сирии она не закончится.
Александра Орлова: Это примечательная была последовательность событий, и мы оценили это на следующий день. Нет полных выводов, но какие-то подвижки происходят.
Александра Орлова
Елена Фанайлова: А не напугало это задержание ? Это был экстремальный опыт. Вы собираетесь продолжать такого рода акционизм?
Александра Орлова: Да, мы собираемся продолжать.
Михаил Аксарин: Вот работа, которая была представлена на выставке, она трансформировалась в результате вмешательства правоохранительных органов. Сейчас она распечатана на бланке документа, который нам дали в отделении полиции. У нас было много таких работ в суде, и против них там даже возмущался пристав, говорил, что не надо в суде устраивать акции.
Александра Орлова: Это была отличная серия фотографий! И я все пришила честно на стенд, который мы прикрепили на Гоголевском.
Елена Фанайлова: Мне это напоминает какой-то кадр из "Твин Пикса", честно говоря.
Михаил Аксарин: Это работы девушек из Сыктывкара, которые мы представляли на выставке в Москве. Это еще один дружественный проект, называется "Женщины против войны. Обнажая правду". Тут вот девушки наносят на разные части своего тела надписи антивоенные и фотографируются. Это тоже такой способ говорить о войне и способ привлечения внимания. То есть о сложных темах говорится так понятно даже людям, которые не склонны к большой рефлексии.
Елена Фанайлова: Отчасти это похоже на акции группы "Фемен", когда девушки используют свое тело для привлечения внимания к политическим проблемам.
Михаил Аксарин: Да. Ну, может быть, здесь меньше элемент провокации, безусловно.
Елена Фанайлова: Хочу попросить Павла Михайлова прочесть текст, который являются частью этого проекта, насколько я понимаю.
Павел Михайлов: Это дневник человека, который жил в Донецке. Это поэт. Вообще, была идея такая, что начинается перформанс, и наши все действия начались бы у Музеона, мы должны были там все читать, ходить, двигаться. Но у нас не получилось. Это декабрь 2014-го — январь 2015 года, Донецк, Игорь Бобырев:
"25 декабря. Продолжаются бои в аэропорту. Вечером слышны сильные взрывы. Был в спортзале, сильно устал. Читал Плутарха. Нешумова прислала 2500 рублей за Панова. Наличных денег практически нет. На работе у мамы просят 70 гривен на Новый год, но даже этих денег у нас нет. Ели новогоднюю икру и тушенку из гуманитарной помощи.
26 декабря. Был в магазине, купили немного. Работал с лекциями Панова о Есенине. Читал Плутарха и Стратановского.
17 января. Немного работал. Во время обстрела мама спряталась в подвале. Тем не менее, люди продолжали спокойно идти по улице, не обращая внимания, в течение всего дня. Немного успокоился. К вечеру отключили отопление.
18 января. Поздно вечером был сильно напуган двумя близкими взрывами. Всю ночь и весь день не прекращали стрелять. В результате обстрела разрушен угол 9-этажного дома в соседнем дворе. Оборваны троллейбусные провода. Долго стояли у входа в подъезд, не решаясь выйти из-за обстрела. Тем не менее, попытались пройти до "Амстора", но он оказался закрыт. Вечером разрушен Путиловский мост.
19 января. Сегодня был в магазине. После часа дня начали сильно стрелять, но длилось это недолго и с перерывами. Утром обстрелян Калининский район, "Текстильщик" и дом на пересечении проспекта Мира и улицы Щорса. В городе отменены занятия. В течение выходных убито 9 человек. В магазине потратил последние наличные деньги. Мама кормила во дворе бродячую собаку. В первой половине дня не было интернета и мобильной связи.
20 января. Вечером сидели в темноте, смотрел на ноутбуке фильм. Около 23:30 увидел яркую оранжевую вспышку, раздался сильный удар, и посыпались стекла. Схватив ноутбук, я выскочил в коридор, где сильно пахло порохом. Мама вышла из комнаты, и мы начали одеваться, чтобы спуститься в подвал. Долго не могли найти кота. Всю ночь стреляли, не могли уснуть.
21 января. Ночь прошла нервно и под обстрелом. Спали в зале, где остались частично целы окна. Утром сосед-ополченец фотографировал повреждения. Были из ЖЭКа, многие приходили посмотреть. Как оказалось, помимо выбитых окон и сломанных рам, на кухне от взрыва образовалась дыра, и с мясом сорвана батарея. Батареи треснули и в других комнатах. Подоконник на кухне был вырван. Другие забрызганы гарью, смешавшейся с талой водой. Приходили ополченцы из "Народного щита", два бандита с голосом и внешностью 90-х, которые согласились заделать стену".
И, собственно, так дальше. Он потом уезжает в Питер.
Елена Фанайлова: Да, надо сказать, что, к счастью, Игорь сейчас живет в Питере. То есть проблемы остаются, но они не такие ужасающие, как он таким достаточно повествовательным тоном рассказывает о совершенно антигуманных событиях.
Павел Михайлов: Да, это меня и привлекло, что он не плачется, а у него это все идет как такой экзистенциальный шум: это было, это было, это было, стреляли, читал Плутарха, сильно устал, убито 9 человек...
Елена Фанайлова: Я думаю, что для Игоря, как человека, который тоже знает традицию, важны и блокадные дневники Лидии Гинзбург, и дневники писательские времен Гражданской войны, в частности "Окаянные дни" и записки Гиппиус, и так далее, и чеченские дневники Полины Жеребцовой. Кажется, что человеческая психика не может справиться с этим ужасом, и единственный способ — просто попытаться описывать реальность.
Павел Михайлов: Да, и на Ютубе есть кусочки стихотворений его, которые она записывает под взрывы, говоря: "Видите, у нас тут стреляют... А через два месяца привыкаешь к этому и живешь". Но это же ужасно, когда привыкаешь к войне, и страшно.
Елена Фанайлова: Я думаю, что для публики здесь, в центре России, это могло бы быть информацией. Хорошо, что вы сейчас это прочли, если не удалось сделать это на улице. Я думаю, люди владеют той информацией, которую им предоставляют телевизионные каналы. А я тут недавно побыла несколько часов в этом пространстве, и это, конечно, феерическое пространство искаженной реальности. То, как подается информация, например, о деле Савченко или о том, что происходит на востоке Украины сейчас, а там продолжаются боевые действия. Я отчасти даже сочувствую зрителям этих каналов, которые не пользуются интернетом.
Павел Михайлов: Нужно не только пользоваться интернетом, а нужно еще хотеть пользоваться.
Елена Фанайлова: Итак, как говорить о войне в городе? У вас прошла уже эта конференция, этот круглый стол?
Анна Боклер: Из-за суда все немного отложено, но, конечно, мы завершим события, до 20 марта планируем еще сделать выставку, волонтерство с детьми беженцев и другие мероприятия.
Елена Фанайлова: Это тоже интересный ваш проект—- волонтерство в рамках Центра адаптации детей беженцев. Как вы предполагаете работать?
Анна Боклер: Сейчас пока больше в ознакомительном плане. Мы планируем провести мероприятия, к которым смогут присоединиться все желающие, чтобы побольше людей могли хотя бы увидеть, что происходит и чем можно помогать. И возможно в идеале превратить это в систему.
Михаил Аксарин: Мне кажется важным сказать, что недавно Центр лишили помещения. И общественности, которая пыталась подняться в их защиту, видимо, было недостаточно, недостаточно резонанса, и помещение отобрали. Так что это способ привлечь внимание еще и к проблемам Центра, единственного негосударственного центра, который помогает детям беженцев адаптироваться и который был закрыт московскими властями.
Елена Фанайлова: Я хотела еще поговорить о художественных объектах и проектах, которые были у вас представлены.
Анна Боклер: Я хочу общую реакцию как-то объяснить. Мы когда показывали работы в Петербурге, удалось все-таки это сделать полноценно, потому что мы прошли от самого начала до конца, и у нас, наверное, самым главным моментом было полное отсутствие каких-то прямых посланий к гражданам. Мы отошли стопроцентно от лозунгов, плакатов, и были очень разнообразные у нас форматы. Например, швейный кооператив "Швема" есть в Петербурге, это три девушки - Тоня Мельник, Ольга Лукьянова и Анна Тиражкина, и они шьют баннеры на разные политические события, как правило, и на "НЕ МИР" они прошли со своими платками. Они шьют баннеры, то есть делают именно вышивки, ткани, одежду на подобные мероприятия, а на "НЕ МИР" они пришли с платками, которые воплощали их работы, их замысел на антивоенную тему. И исполняли параллельно песни, втроем они пели. И очень многие на них смотрели как на каких-то уличных артистов. Была бабушка, которая подошла, дала монетки... А были люди, которые подходили, спрашивали: "Что это? Зачем?" И получалась такая рефлексия. Были работы с картинами просто, и некоторые люди спрашивали: "Зачем вы стоите? Вы бы написали, что здесь". В частности, с нами была группа "Родина", и у Леонида Цоя, участника, спросили: "Почему ты не напишешь, что это против Путина, это все это ради какой-то антивоенной темы?" И он сказал: "Вы ко мне тогда не подойдете, и не начнется у нас диалог через вербальное послание".
Михаил Аксарин: А я нес рогожку с работами художницы из Ивано-Франковска, и там еще была одна работа киевской художницы, которая выполнена в виде украинского флага, на котором по-украински написано: "Я люблю вас, русские люди!" Я когда увидел эту работу, понял, что ее надо обязательно взять и нести, у меня возникла очень сильная ответная эмоция. И вот это редкая работа, на которой действительно что-то написано словами. Мне кажется очень важным, чтобы люди по разные стороны границы получали отклик друг у друга. И я хочу еще немножко рассказать по солидарность. Мы в "Огнях Эйрены", как и многие инициативы, собираем пожелания антивоенные от жителей России жителям Украины. И когда мы были в ОВД "Басманный" все вместе, там ребята писали пожелания в эту прекрасную "Книжку мира". А когда мы были в суде, там люди писали и те, против кого процессы шли, и те, кто пришли поддержать, открытки жителям Донбасса, которые Варя Деревская скоро отвезет им. Она вообще сама из Москвы, учитель, но она много раз уже ездила туда. Она возит письма в Киев, в Ростов, в Луганск, в Донбасс, один человек пытается объединить людей, ведет миротворческую деятельность.
Елена Фанайлова: А можно прочесть пару пожеланий?
Михаил Аксарин: Там 200 пожеланий, мы собирали их осенью, а сейчас стало холодно, и на улицах стало неудобно их собирать... Мы собирали в Музеоне, в Парке Горького, в Александровском саду, на Арбате несколько раз. И во время сбора этих пожеланий я понял, что люди не поддерживают войну, и что люди понимают, что война — это невыносимая вещь, которая не должна происходить. Даже если они существуют в пространстве информационном, созданном федеральными СМИ. Даже это полностью не превращает людей в каких-то оболваненных существ, люди остаются людьми, и мне кажется, это очень важно. Мне кажется очень важным, чтобы гуманистические ценности служили ориентиром и создавали противовес милитаристской пропаганде, которая нас окружает. Прочитаю пожелание: "Миротворчество столпилось в заке. Дерзайте, господа! Мы не должны были туда умещаться". Это вот впечатление от нашего задержания.
Никита Рассказов: И мы никак не расстроились, что нас посадили в автозак, потому что мы тут же развернули все работы на решетках автозака. И есть фотографии в интернете: прямо из автозака мы вели как бы... не трансляцию, но, в общем, задокументировали нашу выставку, которая ехала. Она была передвижная, на колесах, и постепенно передвинулась в ОВД, где у сотрудников был, кажется, штатный искусствовед или кто-то, кто исполнял эту роль, которую вызвали, она посмотрела и не смогла дать никакой реакции вообще на это. Потому что она ожидала, видимо, увидеть какие-то слова, на которые она среагирует. И потом, важно сказать, вот Аня присутствовала при этом, когда у ребят конфисковали работы, сотрудники полиции позвали понятых, и понятыми были две очень пьяные женщины, которые не могли быть понятыми. То есть там было столько нарушений за этот день, мы сидели там больше трех часов без предъявления обвинения, мы слышали, как один сотрудник полиции при нас сказал другому: "Напиши на них побольше". Когда Кате стало плохо, у нее заболела голова от духоты, они отказались оказывать помощь и вызывать "скорую". Когда мы воду попросили, нас отвели в туалет и сказали пить из-под крана. В общем, у нас там набралось столько перлов и фраз! Один сотрудник сказал, что ученые доказали, что женщины — это другой вид... Ну, там уже такие крайности были просто.
Анна Боклер: И еще был интересный момент, когда пришел “штатный искусствовед”. Было интересно, что они попытались найти какие-то привычные себе штампы в работах, и именно на этом они остановились. Например, у нас у одного участника, Ивана Крамного, был с собой щит, наподобие омоновского, вернее, это и был омоновский щит, который продавался по некоторым обстоятельствам, и он сделал на нем свою работу, рефлексию на тему войны. И ему сказали, что переносить щит, похожий на омоновский, это преступление, и с этим мы будем разбираться. Их очень это разозлило в тот момент. Еще была работа с фотографиями, где так или иначе присутствовали люди в полицейской форме, и тоже очень это не понравилось. В такие моменты мы понимали, что потрясающая тактика — абстракция, когда ничего неясно, они не понимают и говорят: ну, это просто хулиганство у вас...
Александра Орлова: Я крепила вместе с Лизой Саволайнен, тоже участницей нашего проекта, очень много работ, почти всю экспозицию на Гоголевском бульваре, у меня были замечательные впечатления от большинства. Мне очень понравилась серия Алексея Степанова "Пленэр. Государственная власть". Мне понравилось много экспонатов. Вот хорошие у Константина Беньковича — "Эволюция восприятия. Изменение цвета усов Сталина". Это, как я поняла, его субъективное описание работы: сначала они были красные, как символ революции, борьбы, социализма, затем был критический период, когда они воспринимались как коричневые, как символ некой условной коричневой чумы, даже проводились аналогии с другими режимами, и вдруг образ меняется на удачного менеджера, и они розовые, можно сказать, белые и пушистые усы. И я бы хотела сказать, что в том формате, как нам удалось провести выставка на Гоголевском, очень интересно сочетались различные стратегии. То есть здесь вид шествия — это одно...
Анна Боклер: Да, мы должны были шествовать с определенной серией работ, а Саша с ребятами смогли на какое-то минимальное время развесить те же самые произведения на Гоголевском.
Александра Орлова: Немножко дополнив, да.
Анна Боклер: Когда мы только вышли из метро, нас уже ожидали несколько автозаков. И даже в метро уже мы столкнулись с некоторыми сотрудникам, которые немного наблюдали рядом. К счастью, мы смогли продолжить потом уже в суде пленэр, и еще присоединились люди, мы сидели на табуретках, и снаружи люди рефлексировали и рассылали это. Я думаю, что вышло все-таки продолжение.
Александра Орлова: Важен опыт того формата, который прошел на Гоголевском, во многом в нем поучаствовало движение "Единство равных", которое нам помогло, подсказало какие-то методы горизонтального объединения, горизонтальных связей, когда участники организуются как индивидуумы в непосредственную цепочку. И организатором является среда, которая подсказывает, поднимает, раскрывает. Но это не значит, что есть какой-то организатор.
Никита Рассказов: А мне очень понравилась Сашина работа. Это очень круто - вышить портрет Павленского, нарисовать его на карте города и делать передвижные выставки по линии брови или где глаз... Чтобы сверху можно было увидеть лицо Петра.
Михаил Аксарин: Я прочитаю еще одно пожелание, тоже из ОВД "Басманное", его написала Камарова Эля: "Мне стыдно, что моя страна развязала с вами войну. Я считаю вас гордым и свободным народом. Я поддерживаю вас в этой низкой и бесчеловечной войне. Вы сильные, вы герои! Спасибо вам". Хочу показать еще две работы, одна тоже из ОВД "Басманное". Их объединяет то, что в них авторы работают с пространством листа. Тут Даша Серенко нарисовала улитку и написала лесенкой: "Если мира не будет" — и большой, повисший в воздухе знак вопроса. И художник оставил пожелание в парке, в Бауманском саду, он написал: "Я хочу, чтобы вместо пуль летели птицы".