Отрывки из передачи.
Писатель Юрий Олеша писал в воспоминаниях: «В Одессе я научился считать себя близким к Западу. В детстве я жил как бы в Европе». Мои сегодняшние собеседники – одесситы. Все они, как и Олеша, имеют отношение к мифу Одессы: как персонажи этого мифа, как его критики, как его создатели.
Александр Ройтбурд (художник): «Есть у интеллигенции, особенно у старших товарищей, страх перед мифической украинизацией, которая придёт, и нам всем запретят говорить по-русски и читать русские книги. Они воспринимают приход нового этапа в истории Украины как нашествие варваров, которым они должны противостоять, и каждый из них чувствует себя последним бастионом защиты русской культуры. Это всё смешно. Нам предложили из Москвы пакет. Русский язык плюс к нему великая русская культура, плюс имперские смыслы. Я настаиваю, что это надо разделить: русский язык отдельно — это инструмент общения. Русская культура отдельно. Она нуждается в некоторой ревизии из-за имперских смыслов. А имперские смыслы — нагрузка, которую нужно выкинуть. Многих событий удалось бы избежать, если бы на русском языке формулировались антиимперские смыслы».
Баррикады на улицах Одессы, 1941 год
Борис Херсонский (поэт, эссеист): «У меня есть стихи, связанные с оккупацией. Для меня Одесса всегда была городом, из которого вывезли и в котором погибло более ста пятидесяти тысяч евреев. И город не поморщился. Он жил своей обычной жизнью. Это неправда, что одесситы страшно горевали и боролись против оккупантов. Университет работал, Оперный театр работал, светские приёмы были, лицей был открыт, книги издавались. У нас есть аллея праведников мира, около двадцати жалких деревьев стоят на аллее т.е. двадцать человек, которые — и это задокументировано—спасали в то время евреев. Я знаю одно: все мои оставшиеся здесь родственники погибли все до одного в лагерях Транснистрии».
Евгений Голубовский (краевед, журналист): «Протест одесских художников был эстетическим: они иначе мыслили, иначе рисовали, вроде бы к политике они не имели отношения. В Москве была «Бульдозерная выставка», а за несколько лет до неё в Одессе была «Заборная выставка». Двое молодых художников, Хрущ и Сычёв, на заборе вокруг Оперного театра повесили картинки. Всё это продолжалось 6-7 часов. Люди останавливались, стояли. В истории Одессы эта выставка осталась».
Елена Боришполец (поэтесса): «Одесса — город женщина, город с ярко-красной помадой, с нелепой чёлкой, у неё много лишних побрякушек, как у меня. Одесса всё время силится с себя что-нибудь снять: лишний бантик, лишнее ханжество. Ей не всегда это удаётся. В мою лирику впечаталось море, вода. Мне кажется, что мы все стоим на берегу. Или на косе. Лучше на косе, потому что вода должна быть позади и впереди, и уже за водой стоит город».
Пляж курорта "Аркадия", Одесса, июль 1973 года
Евгений Деменок (писатель, краевед, предприниматель): «Мы ходили с родителями на склоны. Брали биточки из тюльки, помидоры, лук и соль. Расстилали подстилки, ели, лежали, играли, спали, и так проводили целый день. Я ловлю себя на том, что я ностальгирую по 70-м годам. Сегодняшнюю Одессу я постоянно сравниваю с той Одессой, консервативной, в которой не было высоких домов, не было новостроек в центре города. Наверное, поэтому я стал собирать работы одесских художников, установил мемориальные доски художникам Кириаку Костанди, Михаилу Врубелю».
Людмила Херсонская (поэтесса):
ТАК ВСЕ ГОВОРЯТ В ОДЕССЕ
— Она меня прокляла, даром убила.
— Что ты деточка, что ты, выпей водички.
— Сказала мне, чтоб ты сдох. Прокляла дебила.
По привычке жалела, а теперь прокляла по привычке.
Утром сказала, чтоб ты сдох. Так и сказала.
Чтоб ты сдох, сказала. И вечером тоже.
Плачет. Ну на что это похоже?
— Что ты, деточка, что ты.
Так все говорят в Одессе.