"Радио Свобода на этой неделе 20 лет назад" Архивный проект
Самое интересное и значительное из нашего эфира. Незавершенная история. Еще живые надежды. Могла ли Россия пойти другим путем?
К столетию газеты "Нью-Йорк Таймс"
Автор: Марина Ефимова.
Собеседники: праправнучка владельца газеты Сьюзен Дрейфус, профессор Иард Шип, сотрудник общественной Организации по наблюдению за правдивостью прессы Джозеф Голдман, профессор Гислер и писатель Александр Генис.
Первый раз в эфире: 2 июля 1996.
Марина Ефимова: Собственно говоря, юбилей "Нью-Йорк Таймс" – немножко липовый, поскольку газета существовала в Нью-Йорке с 1851 года, то есть на 45 лет дольше, и была, между прочим, уже тогда неплохой и серьезной газетой. Однако в 1896 году эта газета умирала, задушенная развлекательной и красочной желтой прессой, которая кормила неприхотливого читателя приблизительными новостями, непроверенными скандалами и сенсациями, высосанными из пальца. Тираж газеты "Нью-Йорк Таймс" упал до 9 тысяч экземпляров, а долг дорос до 300 тысяч долларов. Именно в этот момент, в июне 1896 года, 30-летний журналист из Теннесси Адольф Окс, уже известный в газетном мире тем, что поднял на ноги главную теннессийскую газету, был по делам в Нью-Йорке. В один прекрасный день его жена получила телеграмму следующего содержания: "Эффи, есть возможность купить "Нью-Йорк Таймс". Жена тут же ответила: "И Бруклинский мост". Дело в том, что денег у Адольфа Окса не было, только долги. Однако жене не удалось подрубить идею на корню. Через неделю Эффи Окс получила еще одно письмо. "Я начал переговоры. Дела в Нью-Йорке делаются не так, как в Теннесси. Тут никого нет на месте до 10 утра, а в 4 пополудни все уезжают на дачи. Нигде ничего не добиться. Но все же позавчера за один день мне удалось устроить восемь встреч до ланча и одиннадцать после". Не все встречи были удачными для Окса. Например, глава самой большой нью-йоркской страховой компании, которого он уговаривал войти в долю, сказал ему: "Молодой человек, послушайте совета опытного бизнесмена – сдерживайте свою тягу к невозможному". Адольф Окс не послушался этого совета. И вот сейчас четыре главных культурных центра Нью-Йорка – Музей Метрополитен, Музей Современного Искусства, Публичная Библиотека и Библиотека Пирпонт Морган (той самой финансовой фирмы, которая, в конце концов, и дала ссуду) торжественно отмечают юбилей этой покупки Адольфа Окса. Я беседую с историком газеты "Нью-Йорк Таймс" и праправнучкой Окса Сьюзен Дрейфус. Мисс Дрейфус, что конкретно сделал ваш прадедушка, чтобы спасти газету? Ведь, насколько мне известно, он не уволил ни одного журналиста?
Сьюзен Дрейфус: Он собрал журналистов и сказал: "С сегодняшнего дня мы отменяем прилагательные, останется лишь прямое, ясное и точное изложение фактов без лирических отступлений. Тогда у нас поместится гораздо больше новостей. А в остальном будем полагаться на сообразительность читателя". Он основал две новые секции газеты – "Книжное обозрение" и "Нью-Йорк Таймс Мэгазин" с аналитическими статьями. Но главное, на чем он сосредоточил свое внимание, были международные новости. Никто этого еще не делал в 1896 году. "Нью-Йорк Таймс" стала окном в мир. А через два года, как только дела у газеты немного поправились, он снизил цену газеты с трех центов до одного.
Марина Ефимова: Когда Адольф Окс умер, а это случилось в 1935 году, тираж газеты был уже 465 тысяч. Сейчас он достиг 1 200 000 по будням и 1 700 000 по выходным. Мисс Дрейфус, имел ли Адольф Окс в виду сделать газету органом какой-то политической партии?
Сьюзен Дрейфус: Нет, он никогда не имел этого в виду. Он считал, что ни правительство, ни партии, ни влиятельные общественные группы, вообще никто и ни при каких обстоятельствах не должны оказывать влияние на новостные репортажи. И газета должна представлять факты настолько объективно, насколько это вообще возможно.
Марина Ефимова: В первом же опубликованном номере новой "Нью-Йорк Таймс" Адольф Окс выразил свое кредо: излагать события кратко, ясно и беспристрастно, "without fear and favour", то есть без страха и без предпочтений, невзирая ни на какие сектантские или экономические интересы, которые могут быть вовлечены в дело.
После смерти Окса "Нью-Йорк Таймс" ведут его наследники, три поколения которых остаются верны реформаторским принципам своего, теперь уже прадеда. Я спросила профессора Колумбийского университета Иард Шип, которая 13 лет работала корреспондентом "Нью-Йорк Таймс", что значит в наши дни быть сотрудником этой газеты?
Иард Шип: Требования к корреспонденту – очень высокие. И не то что даже со стороны редакторов, а, скорее, из-за атмосферы самой газеты. Наличие такого числа высококвалифицированных журналистов создает дух соревнования. Сотрудники "Нью-Йорк Таймс" знают, что для всех американских журналистов они – номер один, образец, эталон. Это обязывает. Важно и другое. Все знают, насколько эта газета влиятельна. Крупнейший государственный деятель начинает день с прочтения "Нью-Йорк Таймс", особенно в Вашингтоне. Эта газета иногда формирует не только общественное мнение, но, отчасти, и внутреннюю политику. Конечно, ошибки случаются, но в целом, в том, что касается фактов, "Нью-Йорк Таймс" сейчас, как и сто лет назад, почти безукоризненна. До сих пор многие в Нью-Йорке говорят, что "Нью-Йорк Таймс" непогрешима как Библия, если об этом сообщила "Нью-Йорк Таймс", значит, этому можно верить.
Марина Ефимова: У "Нью-Йорк Таймс" было два прозвища. Ее называли "paper of records", то есть газета протокольной точности, а также "good gray lady" – добропорядочная серая леди. Вот как объясняют это последнее прозвище собеседники нашего корреспондента Раи Вайль, с которыми она беседует на улицах Нью-Йорка.
Слева направо: Марина Ефимова, Эмма Тополь, Юрий Гендлер, Владимир Морозов, Рая Вайль. Нью-Йорк, 1990
Рая Вайль: Таня Джонсон – молодая негритянка, работающая в одном из манхэттенских банков – предпочитает газету "Дэйли Ньюз".
Таня Джонсон: Эта газета больше ориентирована на простых людей, ее легче читать. Яркие заголовки, сенсационные сообщения, много развлекательных материалов, плюс все городские новости. Для человека без высшего образования, как я, этого достаточно. Меня больше волнует не то, что в мире происходит, а то, что происходит в моем районе, в моем квартиле. "Нью-Йорк Таймс" уж больно академическая, сухая газета, попросту говоря – скучная.
Рая Вайль: Здоровенный механик из Бруклина Билли Тейт – тоже не из поклонников "Нью-Йорк Таймс". Билли всю жизнь читает только одну газету – "Нью-Йорк Пост".
Билли Тейт: Потому что она подробнее всех описывает всякие кровавые события. Там знают, чем заинтересовать человека. Никто так смачно не описывает всякие убийства, пожары и всевозможные взрывы, как "Нью-Йорк Пост". А это как раз то, что меня больше всего интересует.
Марина Ефимова: Однако меняется состав читателей и у "Нью-Йорк Таймс". Об этом – профессор Шип.
Иард Шип: Сейчас телевидение вынудило серьезные газеты бороться за читателя, расширять его круг за счет некоторого упрощения. Иногда, впрочем, благодетельного. Статьи стали короче, суть дела излагается доступнее, но сразу появились и опасные новшества. Когда корреспонденту новостей разрешается делать статьи ярче, он часто это делает за счет проявления своего личного отношения к событию.
Марина Ефимова. 23 ноября 2007
Марина Ефимова: Идеологизация – вот чего всегда боялся основатель "Нью-Йорк Таймс". Мы описываем события, а разбираться будет читатель. Впрочем, нелегко упрекнуть статьи из "Нью-Йорк Таймс" в недостаточной яркости. Только создается она не лирическими отступлениями, а точно подобранными деталями. В архиве "Нью-Йорк Таймс", на газетном жаргоне – в "морге", который демонстрируется сейчас в Публичной Библиотеке – сотни эксклюзивных материалов, в которых корреспонденты "Нью-Йорк Таймс" описывали самые серьезные события 20-го века. Записи фрагментарных радиорепортажей редактора "Нью-Йорк Таймс" Ван Андейя с гибнущего "Титаника" в 1912 году, репортажи с фронтов Второй мировой войны Харрисона Солсбери, автора книги "900 дней" о ленинградской блокаде, корреспонденция Хоммера Биггарта из Вьетнама, Сиднея Шамберга из Пномпеня, когда его оккупировали красные кхмеры, статьи пулитцеровских лауреатов, знаменитого корреспондента времен Второй мировой войны, а позже – политического комментатора Джеймса Рестона, единственного журналиста, которого допускали к материалам об атомной бомбе, Уильяма Лоренса, автора книги о трагедии Южной Африки Джозефа Лоловела. Представлены на выставке и незабываемые репортажи 1952 года из Аушвица. Их вел корреспондент при ООН, ставший в 70-х главным редактором газеты, Эйп Розентал. Я спросила историка "Нью-Йорк Таймс" Сьюзен Дрейфус, какие моменты истории газеты можно считать вершиной журнализма, а какие – несомненным провалом?
Сьюзен Дрейфус: Самым славным моментом в истории "Нью-Йорк Таймс", во всяком случае, за последние пол века, считается публикация так называемых Пентагонских материалов – секретных архивов времени Вьетнамской войны. Правительство обратилось к владельцам газеты в требованием остановить подготовленную уже публикацию под угрозой закрыть газету. Но мы сказали: "Нет, американцы и люди во всем мире должны знать, как наше правительство себя ведет, о чем оно думало, и о чем оно говорило вслух во время войны во Вьетнаме". И мы опубликовали Пентагонские материалы. Этот момент, я считаю, стал гордостью американской журналистики.
Марина Ефимова: 13 июня 1971 года тогдашний редактор "Нью-Йорк Таймс" Эйп Розентал начал публиковать серию статей по материалам архивов Пентагона, тайно переданных в газету архивистом Дэниелем Элсбергом. Из них следовало, что в важных военных и политических решениях четыре правительства США время от времени вводили в заблуждение не только публику, но и Конгресс. После первой статьи Министерство юстиции послало в газету судебное постановление с требованием немедленно остановить публикацию в целях соблюдения государственной безопасности. Газета обратилась с апелляцией в Верховный суд. 30 июня 1971 года Верховный суд шестью голосами против трех решил дело в пользу "Нью-Йорк Таймс". Скорее, это была победа американской правовой системы. Суд оправдал и похитителя документов Дэниела Элсберга, которому поначалу были предъявлены обвинения в шпионаже. Однако, это был момент славы. А был ли момент позора "Нью-Йорк Таймс"?
Сьюзен Дрейфус: Я думаю, что самая ужасная ошибка, которую сделала газета, было то, как мы освещали Холокост. Во время войны сотрудники "Нью-Йорк Таймс" не сумели понять всего ужаса этой катастрофы, они пропустили ее, не обратили достаточного внимания. Сообщения о лагерях смерти, которые поступали в газету, не публиковались. Не только "Нью-Йорк Таймс", другие американские газеты тоже не поняли масштабов Холокоста. И я думаю, что это была худшая ошибка, которая была допущена западной журналистикой в 20-м веке.
Марина Ефимова: 30 июня 1942 года, не на первой, а на седьмой странице газеты, сбоку, было помещено сообщение под названием "Убит миллион евреев". И это все. Эта ошибка "Нью-Йорк Таймс" как бы является обратной стороной протокольной точности газеты, которая не публикует сообщений не подтвержденных прямыми доказательствами. Когда доказательства недоступны, газете остается или молчать, или руководствоваться симпатиями и антипатиями своих редакторов. Вот что говорит об этом Джозеф Голдман, сотрудник общественной Организации по наблюдению за правдивостью прессы.
Джозеф Голдман: У "Нью-Йорк Таймс" своя определенная политическая ориентация. Если вы придерживаетесь консервативных взглядов, газета вряд ли вам подойдет. Ее авторы любят поддеть консервативных американских политиков, любят выставить их в смешном свете. Газета позволяет себе, особенно по поводу мер безопасности, представить американскому народу полуправду как истину в последней инстанции. Например, в 50-х годах, когда Фидель Кастро еще партизанил в горах, в "Нью-Йорк Таймс" его сравнивали с Робин Гудом. В то время во многих американских газетах печатали карикатуры на Фиделя с подписью "Я нашел работу благодаря газете "Нью-Йорк Таймс". Много лет "Нью-Йорк Таймс" всячески восхваляла Фиделя Кастро, но я не помню, чтобы газета признала, что совершила тогда ошибку.
Марина Ефимова: У "Нью-Йорк Таймс" существовало бюро в Советском Союзе с 1921 года. Как освещала газета ситуацию там?
Джозеф Голдман: Здесь ошибки не менее известны, особенно в 30-х годах, когда аграрная политика Сталина вызвала голод на Украине. Миллионы людей умирали от голода, а корреспондент "Нью-Йорк Таймс" Уолтер Дюранти попросту игнорировал происходившее на Украине. Но, несмотря на явное и умышленное утаивание правды, он получил тогда высшую награду для американского журналиста – Пулитцеровскую премию. Наша организация потребовала от издателя Сульцбергера разъяснить позицию газеты и отобрать Пулитцеровскую премию у Дюранти, оказавшегося недобросовестным журналистом. Сульцбергер, после долгого молчания, написал в ответ, что лишить Дюранти премии невозможно, не дискредитировав ее самое. Тем не менее, "Нью-Йорк Таймс", публикуя теперь списки лауреатов Пулитцеровской премии, возле имени Уолтера Дюранти делает сноску: "Объективность его публикаций подвергается сомнению". Это было в начале 30-х годов, до того, как президент Рузвельт признал Советский Союз. Если бы информация вроде той, что давал Дюранти в "Нью-Йорк Таймс", не ввела в заблуждение общественность Америки, Сталину, думаю, пришлось бы вести себя приличнее, дабы быть признанным.
Марина Ефимова: Реформатор "Нью-Йорк Таймс" Адольф Окс замыслил газету, которая была бы вне партийных интересов. Но сейчас, насколько можно заметить, она явно тяготеет к либеральному крылу Демократической партии. Профессор Гислер, как же это согласуется с принципами газеты?
Профессор Гислер: Тут, скорее, вопрос философии, а не политики. Газета склоняется к идеям либерализма, причем, центра, а не крайностей, но при этом политически она совершенно независима от любой партии. Еще один момент. Если газета и представляет больше места демократам, чем республиканцам, то это происходит только на двух страницах – там, где помещаются мнения и редакторские комментарии. Идеологическое или философское направление газеты никак не отражается на презентации новостей ни внутренней, ни международной жизни. И очень важно помнить об этом разделении.
Марина Ефимова: Но если мне нужно узнать мнение либеральных кругов я ищу его в "Нью-Йорк Таймс", а если консервативных, то в "Уолл Стрит Джорнал".
Профессор Гислер: Вы выбрали удачный пример. "Уолл Стрит Джорнал" выражает так называемое консервативное мнение, но на ее новостных страницах царит полная объективность и принцип точного изложения фактов. Исторически многие газеты и появились как выразители позиции определенных партий, так они и были замыслены. Позже освобождение газет от давления и влияния партий произошло благодаря торговой рекламе, сделавшей газеты финансово независимыми. Кстати говоря, в Америке с давних пор шутили, что большинство репортеров из любых газет в дни выборов голосуют за Демократическую партию, а большинство издателей и владельцев, в том числе и либеральных газет, голосуют за Республиканскую партию.
Марина Ефимова: В ностальгических воспоминаниях о своих репортерских годах Гаррисон Солсбери так описал репортерскую комнату "Нью-Йорк Таймс" начала 70-х:
"Зал городских новостей газеты "Нью-Йорк Таймс" был одним из чудес света, во всяком случае, журналистского света. Длиной с городской квартал, от 43-й до 44-й Стрит, и шириной в полквартала, это помещение представляло собой индустриальный пейзаж, в котором уровень шума от пишущих машинок достигал заводского и создавал атмосферу наподобие цеховой, где каждый работал на расстоянии вытянутой руки от товарища. Кто-то из советских визитеров отметил, что это похоже на модель индустриальной коммуны и на монумент равенству, но я не помню другого рабочего места с таким высоким, как здесь, коэффициентом полезного действия".
Марина Ефимова: В 1978-79 годах это помещение было перестроено и поделено на так называемые "кубики". Тогда оно стало таким, как в фильме "Супермен", музыку из которого мы выбрали для сегодняшней передачи. Любопытно, конечно, что для Супермена, этого современного сказочного воплощения доброй силы, выбрана была на земле именно профессия газетчика, современное воплощение искателя правды.
Профессор Гислер: Я хочу отметить несколько особых заслуг "Нью-Йорк Таймс" за последние 30-40 лет. Газета сыграла огромную роль в улучшении управления Нью-Йорком. Она сделала все возможное для защиты гражданских прав в США, и она провела фантастическую работу по охране окружающей среды в Америке вообще, и в штате Нью-Йорк особенно. Газета в этом деле была в национальном масштабе главной лидирующей силой. Пока исключительность "Нью-Йорк Таймс" во многом определяется тем, что газета все еще не корпорация, а семейный бизнес. Им все еще владеет семья Адольфа Окса, для которой принцип качества важнее принципа наивысшей возможной прибыли. Но трудно сказать, насколько долго эта личная заинтересованность и традиция смогут удержать газету на том же уровне, посреди захватывающей все сферы корпоративной ментальности. Надеюсь, что "Нью-Йорк Таймс" справится и с этой проблемой. Я поздравляю газету с днем рождения.
Марина Ефимова: И еще одно поздравление или даже, по его собственному определению, панегирик, от нашего коллеги Александра Гениса.
Александр Генис: Традиционный нью-йоркский завтрак – это чашка кофе, бублик с лососиной и свежий выпуск "Нью-Йорк Таймс". Причем главное в этом наборе – его несъедобная часть. Почему? Да потому, что нью-йоркцы, с присущей им категоричностью, которую все остальные называют наглостью, считают свою главную газету лучшей в мире. По-моему, так оно и есть. Перечисляя стати "Нью-Йорк Таймс", стоит начать с ее старомодности. В век таблоидов, газет удобного журнального формата, "Нью-Йорк Таймс" выходит на огромных простынях, из-за чего читать ее в метро – мука. Мало что изменил в газете и расцвет полиграфии – шрифт, особая таймсовская гарнитура, – не меняется с первого выпуска. "Нью-Йорк Таймс" не гонится ни за конкурентами, ни за прогрессом, ей незачем меняться, ибо ее главное достоинство – стабильность. Читательское доверие – гарантированная достоверность и авторитет. Девиз газеты – "мы печатаем все, что подходит для печати" - обманчиво прост. В этом "мы", определяющем, что именно подходит для печати, и хранится капитал газеты. Главное в ней – первая полоса. Новости, попавшие на эту страницу – самые важные в мире. Бескомпромиссная в отношениях с читателем, газета печатает не то, что ему интересно, а то, что считают важным редакторы. Поэтому там, где таблоид попроще напечатает полицейский отчет, в "Нью-Йорк Таймс" может оказаться, скажем, сообщение об археологическом открытии. Вынося тот или иной материал на первую страницу, редакция, в сущности, формирует мировое общественное мнение, устанавливает иерархию приоритетов, лепит реальность сегодняшнего дня. О том, что ей это удается, можно судить по книге "Первая страница "Нью-Йорк Таймс", которая доказывает, что за целый век газета не попадала впросак, выбирая действительно судьбоносные новости. Представляете, если бы такую книгу выпустила "Правда"? Пропев гимн авторитетности и объективности "Нью-Йорк Таймс", хочу сказать и о другой ипостаси газеты, той, где, наоборот, царит субъективность. В разделе редакционных комментариев, колонок постоянных обозревателей, писем читателей и прочих случайных статей, газета устраивает интеллектуальный форум страны. Это банк идей, где дают советы мэрам и президентам, Сенату и Конгрессу, Белому Дому и Кремлю, Багдаду и Пекину. И к этим советам действительно прислушиваются во всех столицах мира. Как любая газета, "Нью-Йорк Таймс" живет всего один день, но она, одна из очень немногих, способна этот день реально изменить. Кажется, я уже достаточно горячо признался в любви "Нью-Йорк Таймс". Но это еще что! Есть у меня приятель-коллега, который отказался от роскошной работы в Лондоне только потому, что в Англию "Нью-Йорк Таймс" приходит с опозданием.